Александр Балтин,
член Союза писателей Москвы
Музыкальный триптих
1
Смерть надиктовывала Шопену мазурки - или жизнь?
Жизнь вальсирует со смертью.
Рояль Шопена звучит особенно ярко, янтарные волны музыки переливаются и трепещут жизнью.
Смерть стоит за спиной у маэстро и улыбается одобрительно.
Париж в круговерти осенних бульваров; жемчужные фасады и чёрные решётки балконов; громада легендарного собора - застывший пламень готики.
Шопен, измождённый музыкой и жизнью, медленно идёт, впитывая парижский воздух. Он знает, как мало ему осталось, он понимает, что не успеет записать всю музыку, живущую в нём. Он хотел бы сам стать музыкой, его худое, усталое тело уже готово раствориться в звуках - окружающих, ярких, бурлящих в крови, бушующих в сознанье.
Первый концерт раскрывается сводом собора - бескупольно продолжаясь в небо.
Высоты второго концерта парят над миром.
Польша где-то далеко - маки её алеют ярко, как раны.
Тюльпаны - как раны воздуха.
Музыка врачует любые - если уметь её слышать…
По брусчатке громыхает карета. Кто в ней? Шопен? Быть может, он беседует со смертью, прося её об отсрочке?
Не могу, качает та головой, улыбаясь. Не могу - но ничего страшного: в небесных волнах ты будешь писать музыку, о которой не ведаешь ещё, не знаешь.
Карета минует маленькую площадь, огибает фонтан, медленно растворяется в перспективе улицы…
Разные пути ведут в вечность…
2
Он сумрачен, тяжёл лицом.
Впрочем, лицом он напоминает разгневанного ребёнка.
Он проходит кривыми улицами, и слышит музыку, музыку…
Она рокочет камнепадом - но звуки меняются, из хаоса их рождается то, что потрясает его самого.
Пока не слышит никто этой музыки, но она есть, есть…
Музыка силы, светогармония ещё неявленных миру звуков, музыка, прободающая его глухоту…
А потом иная - струящаяся с небес, нисходящая с них по серебряным дугам: начало Лунной… Ещё не Лунной даже, просто - Сонаты.
Он проходит угловатыми улицами жизни, и тени реальности смеются над ним…
Он не узнает бюргерского благополучья.
Не нужное, оно прячется в углу, заталкивая тощие, косые тени свои под комоды и серьёзные кровати с перинами.
Оно не нужно ему - проходящему такими улицами жизни, какими не ходил никто, никогда…
3
Семья, значит, уехала в Гаген.
Иоганн Себастьян один в большом доме, где на дубовых панелях вырезаны забавные пеликаны и обезьяны.
Он ходит по дому.
Музыка, живущая в нём, выше любого из домов, даже выше соборов.
Корневая система органов врастает в мир, делая его выше и лучше.
Медленное вызреванье чуда.
Тугие смысловые грозди звуков…
Половицы скрипят, и быт налажен, как верный инструмент.
Рояль раскрывает Баху свои тайны, также охотно, как скрипка, у которой много общего с органом.
Семья уехала в Гаген, но Бах не может быть одинок, как не был он одинок никогда, как пребудет всегда в мире такой высоты, какая нам чуть приоткрывается - когда слушаем его музыку…
Ваши комментарии к этой статье
№56 дата публикации: 03.12.2013