Рюкзаки набиты снедью,

Взят с собой магнитофон.

С колбасою, хлебом, сельдью

Быть без водки – не резон.

Пикничок вполне уютен,

Белым светит озерцо.

– Ути… погляди-ка, ути!

Проясняется лицо.

Хоть и пьяно – без эксцессов

Протекает пикничок.

Избавление от стрессов

Стрессом ловит на крючок.

Пыточная с дыбами, кнутами.

Дыбою надежды ты не раз

Пытан, и грядущего огнями,

Что сулили золотой рассказ.

Пыточную жизнь напоминает,

Мысли, разрывающие мозг.

Иногда – прозрением – бывает

К небесам увидишь пышный мост.

Лебедь, белая, как сад –

Сад всеобщности представлю,

Где добро, и каждый рад

Добрым быть. Его восславлю.

Восславляющий глядит

На чернеющий, красивый

Пруд.

А лебедь поразит

Белизной, как перспективой.

На закипающую воду

Глядеть, – рожденье пузырьков,

Слои, внутри как будто волны.

И всё не требует стихов.

Зачем тогда их сочиняешь?

Нет, сочиняются в мозгу.

Конструктор строчек собираешь,

Зачем? Ответить не смогу.

От церкви, где венчался Пушкин,

Сверни и двинься наугад,

И в переулках, что в опушке

Снежка, увидь чудесный сад.

А я не вижу больше сада,

Что в детстве силы мне дарил –

Стар.

Вероятно, и не надо.

Жаль, не могу сказать, что жил.

Блажен, кто на скрижалях мира

Оставил знак своей души.

Неважно – ноты или лира

Открыли чудо-рубежи.

Иль цифры, формулы открыли.

Скрижали мира велики.

Из нашей их не видно были,

Как часто не слышны стихи.

Как уродливы тела на пляже!

Будто над природою насмешка.

Жир весь, данный в золотом пейзаже,

Объяснит, насколько жили грешно.

Золотой песок блестит красиво,

И таинственно мерцает море.

Наша им, как будто перспектива,

Как наличье шарового горя.

Обойдутся без него чудесно.

А тела что ожидает? Бездна…

Сосед по коммуналке дядя Костя

Игрушечные подарил часы.

Украсили они твой детский космос –

Лицом казались, стрелки, как усы.

Ты мал, и собирались только дяди

И тёти – всё родителей друзья,

С детьми, конечно. Часто только ради

Того и жил я, ощущалось, дня.

Он перед Новым годом. И красива –

В шарах, гирляндах и богатырях –

Под потолок уходит ёлка: диво!

А двор так бел! Потёмкам ставит шах.

А мат мне возраст, верно, ныне ставит.

Я в зеркало, как в пустоту, гляжу.

Компании припомню, тему яви

Весёлой, пьяной, что теперь – как жуть.

Под 50 – какой там день рожденья?!

С утра навалит мёртвая тоска.

Почти полвека. И не ясно, мне – я,

Зачем же стал заложником стиха.

Троянский конь громоздок был и страшен,

И не было Цирцеи никогда.

История – нагроможденье башен,

Легенд, порой похожих, как слюда

Похожа на стекло… Ацтеки. Культы,

Все залитые кровью, тяжелы.

Средневековье бьёт и катапульты,

Камней кроша основы и углы.

Вся готика, как устремленье к небу,

И больно уж оно изощрено.

Горгульи, люди, ангелы… А репу

Большого Солнца не видать в окно.

Когда-то Рим, когортами грозящий

Всему, чему сумеет пригрозить.

Крестовые походы после… Ящер

Безумья в головах умеет жить.

О битве на Моравском поле мало

Известно нам – о битвах обо всех.

А всюду человеческое мясо

Щепой летело – мол, банальность – грех.

Протестантизм, и чёрные одежды.

Ликует католичество, пестро.

И всё же даст история надежды,

Хоть колет нас, естественно, остро.

История приводит постепенно

К сегодняшнему дню, где я смотрю,

Как Лимбурги сияют драгоценно,

И верю только их календарю.

Таблицу умножения все знаем,

Ну а публичных казней ныне нет.

И, значит, чуть духовно возрастаем,

Чуть-чуть. Такой замедленный сюжет.

Ночью кажется, что мистика реальна,

И без Бога – никаких дорог.

Утром – всё конкретно, матерьяльно,

И – в час пик в метро – какой тут Бог?

Днём, когда ясна несправедливость

Мира, что за мистика важна?

Эгоизм, жестокость, агрессивность –

Человеческие имена,

Или письмена.

И ночь приходит:

В мистику отворены врата.

Осознанья, жаль, не происходит,

Как живёт и дышит высота.

«Новослободская» с пареньем

Великолепных витражей!

В моей судьбе дана сплетеньем

Различных жизненных лучей.

Дом с коммуналками, в одной из

Я прожил первых десять лет.

Теперь – под 50 – изноюсь,

Что так стремителен сюжет.

Сюда, бывает, приезжаю,

И возле дома я брожу,

Как будто тень свою встречаю,

Но не охватывает жуть.

Неподалёку и больница,

Откуда папу хоронил.

Двор морга, золотые листья,

Я ничего не позабыл.

Ещё – издательство здесь рядом,

И в нём – мечтательный дурак –

Я книги издавал, и садом

Дышал поэзии.

Вот так.

«Новослободская» красива –

Полёт пестреет витражей.

Жаль, каждой жизни перспектива

Лишь путь в посмертный мир огней.

Всё к дому старому я езжу,

Сквозь муку нынешнего дня

Былое золотисто брезжит.

Как будто снова мне дана

Возможность видеть папу: вышел,

Очки поправил… Ну, а кто

С ним рядом? Он куста не выше,

Но улыбается зато.

Сижу во дворике уютном,

На окна, из каких глядел,

Смотрю – в неверье абсолютном,

Что век прошёл мой.

Пролетел.

Вот с гладиолусов букетом

Меня отводят в первый класс.

Но я растерянный при этом –

Чревато новое для нас.

И я встаю.

Да, со скамейки

Встаю и уезжаю в даль.

И брезжит прошлое. Сумей-ка

Сказать, что оного не жаль.