Татьяна Яруллина,
кандидат филологических наук,
Софийский университет,
Лесотехнический университет (София)
ЯЗЬІК „АГНИ-ЙОГИ”
(семантика и прагматика)
Доклад на Международной научной конференции «Живая Этика и Культура.
Идеи наследия семьи Рерихов в нашей жизни»,
Санкт-Петербургский Государственный Университет культуры и искусств, 10-11 февраля 2012г.
„Агни-Йога”, принятая Еленой Рерих на русском языке, - явление и философии, и искусства слова, т.е. это не только научное, но и художественное произведение. Его научное и духовное содержание так необъятно, что ещё ряд поколений учёных должны потрудиться, чтобы раскрыть его до конца. Кроме того, это йога в полном смысле этого слова, т.е. это путь посвящённого, путь практика, путь ученика, получившего через Учителя в мистическом акте откровения крещение Огнём и стремящегося к качественной трансформации своего физического тела, чьи новые характеристики отвечали бы „огненному зерну Духа”. Духовный контекст памятника исключительно богат - идейный фонд индийской классической философии с её сложнейшим концептуальным аппаратом, раннехристианский гностицизм, теоретическая физика ХХ - ХХІ века и, может быть, будущих веков, развивающая идеи о новом виде энергии (пси-энергии), восточная медицина, русская православная традиция, теософия, шаманизм и др., где ведущими всё же, на наш взгляд, являются индийская философская диалектическая традиция и христианская философия добра и зла. Вне контекста всего этого духовного богатства содержание памятника может остаться чуждым и просто непонятым, вопреки, казалось бы, доступности и образности языка.
Известнейший российский рериховед Л. В. Шапошникова даёт меткую характеристику прозы Н. К. Рериха, отмечая, что это уже новая литература, „где ощущается дыхание будущей эволюционной эпохи, будущих новых средств выражения и будущей эстетики”. О самой „Агни-Йоге” можно сказать, что она сама - „дыхание будущего”, а наверняка, и образец будущей эстетики синтеза, ёмкости, смысловой значимости, пророческого слова, ассоциативного символизма. Она трудна для восприятия людей уходящей расы.
В то же время этот духовный источник - текст, несущий огромную информацию о языке, об источнике информации и его адресате. Анализируя язык, мы можем приблизиться к глубинным пластам смысла произведения. Однако отметим, что исследователю сложно вычленить чисто языковую информацию из глыбы мыслеформ, и на первых порах необходимо своеобразное „раздвоение” сознания. Поэтому данное сообщение нужно воспринимать только как первоначальную попытку анализа языка памятника и его жанра.
Сам стиль произведения может быть охарактеризован как „поток сознания”, смежные элементы (параграфы) которого не имеют, на первый взгляд, строгой логической связи, но целостная мыслеформа получает метаязыковой, метаисторический, глубоко философский смысл. Сознание создателя источника исключительно диалектично: оно работает одновременно в поле истины, как сознание художника, и в то же время в поле вероятности, как сознание учёного. С этим связана и разноречивость выразительных языковых средств, и жанровое многоголосие.
Поле вероятности реализуется в тексте в виде семантики „возможных миров”, где отдельная мыслеформа в своём претворении проходит несколько этапов:
- до-бытие: семантика вопроса - это ещё не-реализованное, до-существующее:
„Где же родится чуткость подвижности? Где же закаляется самостоятельность? Где же строится одиночество познания?” Но сам вопрос ГДЕ? направляет мысль читающего к поиску точного локализатора, чьё имя открывается сразу же.
- возможность претворения:
„Звучность работы йога может расти от пространства”. Это пространство Духа и Огня.
- вероятность будущего, ещё не претворённого акта, данного в утверждении:
„Йог должен знать пространство и уметь принести народам пространственное слово” („Знаки Агни-Йоги”: 202).
Обыкновенно параграфы и оканчиваются утверждением, видимо, в соответствии с метаязыковым советом йогу: „Лишь в прямых утверждениях вырастает психическая энергия” („Знаки Агни-Йоги”: 448). Иногда его сопровождает сильнейшее „трижды - ДА! - Да!-да!-да!”, которое воспринимается как метакоммуникативный знак-аккорд важности мыслеформы в самом конце микротекста.
Мышление учёного отражается в своеобразной презумпции скромности („мы” и „Мы”, которое имеет и собирательный смысл - Иерархия), в разнообразной модальности „возможных миров”, в богатой семантике вопроса и даже в научных языковых клише, которые творчески пересозданы в тексте („уявляется” вместо „является”; „есть”, пассивные конструкции в псевдонаучной функции - „Знание духа постигается знанием духа” - „Листы Сада Мории. Озарение”: ІІІ, 4; различные научные рамки высказывания: „думаем, что..., но...” и др.).
Диалогичность, своеобразная полифония создают драматизм текста, но в то же время это результат научного приёма противопоставления тезиса и антитезиса, что имеет своим результатом синтез, хотя часто и в неявной форме:
„Существует превратное мнение, что йог пользуется несокрушимым здоровьем в обычном значении.” (Тезис).
„Разве делают чувствительный инструмент из толстого дерева? (Антитезис). Разве достоинство струн вины не заключается в их чуткости к тончайшим делениям тона?” (Антитезис, скрытое утверждение противоположной тезису идеи).
„Так же звучит и утончённый аппарат йога.” (Синтез в форме элегантной аналогии.)” („Знаки Агни-Йоги”: 201). В подобном построении микротекста отражается один из фундаментальных законов вселенной - закон спирального движения, о котором „Агни-Йога” говорит: „Несоединённые противоположения не дадут круга, без круга не будет системы вращения” („Знаки Агни-Йоги”: 501).
Текст в высшей степени афористичен, т. е. полностью лежит в поле истины, а структура афоризма как бы подпитывается строгостью формы научной дефинитивности:
„Понимание сроков является признаком просветления сознания” („Знаки Агни-Йоги”, 188);
„Высший опыт есть опыт над собой” („Знаки Агни-Йоги”, 501);
„Йог имеет немного вещей, но среди них нет ненужных” („Знаки Агни-Йоги”, 189).
На уровне грамматической семантики высказывания наибольшей экспрессией обладают предикаты, особенно в своей императивной модальности, которая имеет все оттенки желаемости материализации одного из „возможных миров” - мира будущей расы: „...двигайтесь, двигайтесь, двигайтесь, чем скорее, тем лучше” („Беспредельность”, 40). По этому семантическому модальному признаку текст объединяется, с одной стороны, с гимнографскими произведениями, с духовными поучениями из Притчей Соломоновых и „Бхагават Гиты” и под., а с другой стороны, с целиком перенесённую в будущее поэзией футуристов ХХ века, с лозунгами, призывами и слоганами недавного прошлого и современности.
Для оформления основных философских идей создаются специальные производные термины или терминосочетания с мотиваторами Психо- (психожизнь, Психокосмос и др.), Матерь, Магнит, Космос, Йога, Огонь, Камень и др. Но и сами мотиваторы в тексте чрезвычайно расширяют свои узуальные значения, для толкования которых, видимо, необходим свой специальный нетрадиционный философский аппарат, относящийся к духофизике (теория пространства, энергии, времени и движения в духознании), духохимии (теория цвета в духознании), ауристике и другим наукам будущего. Однако рассуждать о значении терминов здесь можно только в рамках теории релятивизма языкового знака: денотаты растворяются в сфере новых сигнификатов так, что их смысл может быть понят только на фоне других, не менее сложных и тоже очень неопределённых в своей конкретной индивидуальности понятий. Совсем не праздный вопрос: что сохранилось от „камня” в Камне? Только лишь интегральные схемы или и символическо-поэтические ассоциации, фольклорные аллюзии и научно-информационные следы тоже? Концепт „Камень” обладает сильным архетипным фондом, и в качестве одного из важнейших человеческих архетипов естественно вписывается в глубоко релятивистичную терминологию „Агни-Йоги”. Вообще архетипность духовной терминологии и фразеологии - характернейший признак данного текста.
Терминологическая система отличается высоким уровнем сложности и в то же время ёмкости, сравнимой с ёмкостью смысла в художественном тексте. Научная дефиниция может перерастать в молитву, подобное, например, мы наблюдаем при развёртывании концепта „материя”, „материализм”, которому „Агни-Йога” возвращает свою исконную внутреннюю форму:
„Слово „материализм” приняло чудовищное понятие. Вместе с тем материализм происходит от вездесущей сущности силы Беспредельности... Символ Матери Мира... увенчал нашу землю красотою.
Матерь Мира - великая творческая сила в нашей сущности. Ты, всему Дательница, Ты, всему откровение Дающая!.. Тебе появим мольбы вернуть нам нашу утерянную улыбку. Яви нам овладение священной Огненной силой!” („Беспредельность, І”, 38).
Духовные термины в написанном тексте выделяются заглавными буквами, что маркирует их инодименсионную сигнификативность (т.е. чьи сигнификаты в совсем другом измерении) и, как следствие, их принадлежность к собственной уникальной философской терминосистеме, ср.: „Скажем - Жизнь и Беспредельность ткут жизнь беспредельную!” („Беспредельность, І”, 54). Одновременно заглавные буквы - это своеобразные прагматические операторы концептов написанного текста (предикаты никогда не выделяются), они красноречиво свидетельствуют о специальном статусе концепта, пребывающего в Священном Пространстве духа. Ведь Камень, например, имеет с земным камнем сходство чисто формальное, а иначе его и назвать-то нельзя, но его воздействие - в поле астрохимии, психо- и духохимии, и для понимания его природы необходим целый инвентарь современной и будущей науки. Так, слова обыденного языка получают космическую перспективу, несравнимо обогащая привычное носителю языка означающее и трансформируя природу языкового знака. Так, создаются в „Агни-Йоге” „будущие новые средства выражения”. Так, язык „Агни-Йоги”, воздействуя на концептуальный фонд носителей языка, преобразует и сам язык в сторону его большей одухотворённости, глубинной интуитивности, эстетики краткости. (В скобках отметим, что суггестией заглавной буквы умело пользовались в целях лингвистического программирования, т.е. влияния на Коллективное Бессознательное в недавнем прошлом, ср.: Центральный комитет, Генеральный секретарь, Партия, Комиссия и т.п.).
В источнике рассматриваются важнейшие понятия и факторы феномена жизни, которые ещё не нашли своего места в конвенциональной земной науке: додекаэдрон (меркаба), металл Морий, литий (Л.), газ смерти и энтропии империл, жизненное Тео, терафим, Первичная Материя - Materia Matrix, Материя Люцида, Фохат - как эманация Первичной Материи на земном плане и мн. др. Все они входят в единую философскую терминосистему „Агни-Йоги” и являются смысловыми опорами этого гигантского духовного здания.
Если исследованию семантики и всех типов значений в памятнике помогает лингвистика и философия языка и текста, а также семиотика, то с прагматикой гораздо сложнее.
Во-первых, идейный фон памятника освещён явным и неизменным присутствием метапрагматического фактора, т.е. истинного источника информации с его футурологической направленностью и контролем течения мысли и её выражения. Конечно, всем известно, что это голос Учителя Мории. Но всё не так просто. Ведь Учитель чаще всего участвует как собирательная личность - Мы, т.е. Он говорит от имени Иерархии. „Мы” в тексте - это Мы космической солидарности. Его собственное Я обладает такой огромной суггестией, благодаря полному отсутствию эго и слиянию с Божественным, что только поэтическая форма смогла бы выдержать это воздействие. Поэтому Я, Мой, первое лицо глагола чаще всего встречается в поэтических „Листах Сада Мории. Зов и Озарение”:
„Рука Моя - среди явлений каждого дня.
Счастье видеть чудеса, щитами стоящие.
Я сурово Мои слова подтверждаю” („Листы Сада Мории. Зов”, Апрель 26).
Хотя оно выступает и в других книгах:
„Я поручаю говорить о назначении жизни на Земле. Я поручаю отвергать всё, что позорит общение с нами. Я поручаю утвердить Наше существование” („Знаки Агни-Йоги”, 183).
Во-вторых, на уровне той же метапрагматики стоит вопрос о характере получателя информации, т.е. адресате, и способе её получения, а также до какой степени „я” земного автора присутствует в тексте. Е. Рерих много раз упоминает о Чаше. Этим термином она называет теменную кость в человеческом черепе. [Это не так, автор работы ошибается. Чаша не имеет никакого отношения к теменной кости. Как указывала Е. И. Рерих, она помещается около сердца, среди нервных узлов и образует треугольник между центром сердца и солнечным сплетением. - Прим. ред.]. Поэтому из черепа ранее выделывали чаши и пили в специальных случаях: Оренда - сильная психическая энергия собственника передавалась пьющим из неё. В одном из своих писем она проводит границу между контактером, пишущим автоматически под диктовку, и учеником, получающим в Чашу целостную многоизмерную мыслеформу из Эйдоса и уже в последствии после ее осмысления передающим её в линейных формах языка. Во втором случае ученик неизбежно становится сотворцом Иерархии, и уже его собственное сознание накладывает неповторимый отпечаток на сотворённое в форме. Видимо, эстетическое оформление мыслеформ, выбор языковых средств, стилистика, многожанровость - всё это заслуга самой Е. Рерих. Подобно тому, как заслуга учёного или художника в передаче новой идеи или образа, поданного человеческому мозгу его Духом, обитающим в высших мирах. Е. Рерих заслуженно зовётся Матерью Агни-Йоги, ведь получив семя идеи, она родила и взрастила новое духовное учение. Поэтому можно утверждать, что само сознание автора Живой Этики тоже участвует в иерархическом Мы текста.
Именно эти два фактора - голос Учителя и Иерархии и оценка самого автора мыслеформ Учителя - создают очень своеобразное прагматическое напряжение текста, его ясно читающуюся адресативность - людям нового мира. Нам прагматическое продвижение по вертикали представляется в следующем виде: мыслеформы Иерархии - поток сознания на уровне Архетипов и Космического Сознания, куда входит и сознание автора - намерение точности передачи и чистоты восприятия внутри индивидуального сознания - постоянное присутствие модальности долженствования в тексте, отвечающей внутреннему долгу духовного адресата.
Прагматический фон ощущается в самом выборе языковых средств, а также в создании новых средств выражения оценки: столкновение положительного и отрицательного полюса семантического ряда, различные языковые формы одобрения или осуждения, запрещения и указания сделать, яркая стилистика абстрактных существительных, часто маркированных заглавной буквой, их переход в терминосистему духознания (Мощь, Учение, мышление, Беспредельность, Красота, Разум, Истина, Бытие, Дух, Единение и мн. др.), переход конкретных имён существительных в ряд абстрактных в квазитерминологическом смысле (Камень, Рука Дающая, Рука Водящая, Щит - Иерархия, Космический Магнит, Учитель, Звено Цепи, Лакмусова бумага, Центральный Аппарат и мн. др.) и под.
В целом исследование прагматики в духовных текстах неотделимо от метапрагматического фона, язык здесь скорее является инструментом, послушной глиной в руках искусного ваятеля. В то же время языковой анализ позволяет дать оценку степени изученности коммуникативного и информационного потенциала естественного языка в сфере духовной. На материале „Агни-Йоги” мы убеждаемся в том, что этот потенциал ещё далеко не изучен наукой, т.к. она только подходит к духовным источникам языка. Без духовного объяснения мы не можем ответить на такие вопросы, например, как слово „камень”, чей денотат лежит под ногами каждого, становится космическим символом огня Ориона и термином духознания. На примере „Агни-Йоги” мы также убеждаемся в том, что потенциал естественного языка в сфере проявления Духа неограничен. Языковые средства, используемые в духовных текстах, исключительно разнообразны и нуждаются в оценке лингвиста, обогащённого познанием науки будущего, знанием Живой Этики.
Ваши комментарии к этой статье
№50 дата публикации: 5.06.2012