Грани Эпохи

этико-философский журнал №82 / Лето 2020

Читателям Содержание Архив Выход

Владимир Калуцкий,

член Союза писателей России

 

Остров

 

Обычно мне есть, где в Москве остановиться на пару дней, а тут и знакомая квартира оказалась занятой, и денег в обрез. Пришлось листать записную книжку. И на букву "Ф" натолкнулся на полузабытую запись. Фёдор Корчеватых!

Набрал номер. На том конце долго не отвечали, потом отозвался женский голос, словно не русский, почти плачущий. Я переспросил – Фёдорова ли квартира? Его, отвечают. А можно приехать? Я с Фёдором в военном училище вместе учился. Можно, отвечают. Если не испугаетесь. Чего страшного, спрашиваю. Как, Вы не знаете? Он же с ума сошёл. Надумаете ехать – батареек купите.

Ничего себе. Крепыш, весельчак, поэт, Фёдор был лучшим в нашем выпуске. Мы с ним назначение получили в газету Туркестанского военного округа, так он в первый же год получил внеочередное воинское звание. А ещё через год его забрали в пресс-службу Министра обороны. Я уже тогда в Москве у него останавливался. Квартира холостяцкая, однокомнатная, но народ у него толкался постоянно. Казалось, что изнутри обиталище капитана Корчеватых было больше, чем снаружи.

Потом он связался с итальянской балериной из заезжего театра, и его выперли из армии. Свадьбы не случилось, и Фёдор уехал на Дальний Восток. Дальше я уже слабо знал о нём. Так, по слухам отслеживал, что он ушёл в торговый флот, и даже будто дослужился до капитана корабля. Конечно, биография богатая, но сходить от неё с ума?

Однако погода портилась, и ночевать было негде. И я рискнул. Ах, да, батареек купить! Собственно – зачем? Да полно! Уж в уме ли сама та женщина, что мне отвечал?

Не стану отнимать ваше время описанием поисков по адресу, дребезжащего лифта с огромной щелью в двери, запахов мусоропровода на площадке и кнопки звонка, не поддавшейся пальцу. Пришлось просто постучать.

Открыла женщина в халатике. Как японская куколка – с застывшей то ли полуулыбкой, то ли полуоскалом. Глаз не поднимая, пошла впереди по коридору. Молча пропустила перед собой в двустворчатую дверь, закрыла за мной, оставшись в коридоре.

А я попал в громадную комнату, похожую сразу на библиотеку и на штурманскую рубку. Можно – не буду её подробно описывать? Включите воображение и сами дорисуйте для себя кабинет морского капитана.

Сам он сидел в дальнем углу, в некоем кресле с колёсами. Это была не инвалидная каталка и не седалище в привычном понятии слова. Оно больше походило на мшистый валун, и колёса тут смотрелись явно лишними.

Я едва успел отметить, что Фёдор за годы нашей разлуки внешне превратился в рыжего беса с всколоченными, как на портрете Мусоргского, волосами, запущенной бородой и удивительно светлыми, лучистыми синими глазами. И он резко спросил:

– Батарейки привёз?!

Голос его походил на крик чайки. От неожиданности я присел на краешек стула у двери и ответил:

– Н-нет... Но у меня есть батареи в фотоаппарате.

Фёдор тронул что-то сбоку своего валуна и неожиданно подкатился прямо ко мне. Протянул узкую, как дощечка паркета, ладонь. Я снял с плеча ремешок, раскрыл камеру и судорожно высыпал ему в руку четыре микробатареи. Он резко отъехал к столу, где высилась некая конструкция с антеннами и динамиками.

На меня он не обращал никакого внимания. Виделось, как с трудом ему удалось подняться с валуна и заняться установкой батарей. Скоро комната наполнилась шорохом эфира. Фёдор опустился на валун и приставил палец к губам.

Так мы просидели долго, очень долго. Пока батареи не сели и шорох не затих. Фёдор заплакал. Он опять откатился в свой угол и оттуда рассказал мне такое, от чего я до сих пор не могу выйти из ступора. Опять же прошу вас силой воображения представить этот ночной разговор, как законченный сюжет, где женщина-куколка несколько раз появлялась то с чаем, то с лекарствами для Фёдора, где время от времени на стене били склянки часов, и где хозяин кабинета изредка раскуривал толстые сигары. Не буду отвлекать вас от сути рассказа.

Всё так же резко, как крик чайки, голос его летал по комнате, и это создавало картину бушующего моря. Он начал:

– Ты думаешь – я сумасшедший? А они все так думают. Я в Новосибирском отделении Академии наук им записи крутил, крестился-божился – а учёные не поверили! И в пароходстве не поверили! А прокуратура дело завела на меня о пропаже старпома. Спасибо – врачи справку дали, что я дурак – а то посадили бы.

А я не дурак.

Слушай, как оно было.

Ты ж помнишь, как меня за связь с иностранкой из армии уволили. Ну – я во Владивостоке подучился малость – и поступил в торговый флот. Там такой бардачерро, что при моей голове через год я уже капитаном сейнера был. "Огудай" назывался. Однажды в бурю шли мы в дюжину судов. И погнало всех на скалы у Кунашира. Всех в щепки! А я догадался парус поставить – спас сейнер. Ну – мне орден дали, квартиру во Владике. Не слышал? Обо мне ещё книгу написали.

Ладно. А тут как раз спустили на воду лесовоз "Боярин". Огромное судно, как плавучий остров. На нём автономно жить можно в океане годами. Там и огород, и ферма на борту, и библиотека, и кинозал, и чёрт его знает, что ещё. Я на нём одиннадцать лет оттрубил, а так до конца и не изучил.

Ну вот. А ходили мы на "Боярине" из Обской губы в Гамбург. Туда доставляли строевой лес, оттуда везли полосовое железо и так, барахлишко разное. Таможни у нас на северах условные, потому можно было и легковушку беспошлинно притаранить, и электронику всякую. Я прибарахлился основательно, вот эту квартиру в Москве купил.

Трассу изучил, как свой коридор. Судно у нас – ледового класса, всепогодное. Я без приборов знал и фарватеры, и океанские течения. Северные острова и земли научился по контурам у горизонта различать. Влюбился в север.

И команда подобралась, что надо. Текучки не было, убывали только на пенсию да по болезни. Что ты! К нам на "Боярина" конкурсный отбор устраивали. А у старпома на тот случай глаз-алмаз. Илья Головнин. Потомок знаменитого адмирала. Голубая кровь, благородный. Потому и не метил на моё место, не подсиживал.

Словом – ходили мы Севморпутём – и горя не знали. Нет, конечно, шероховатости случались. Однажды в Норвегии – мы и не знали – на обратном пути в легковушку забрался нелегал. Когда выгружали машину краном в Тикси – он проснулся, и чуть не вывалился на лету. Так портовое начальство шум подняло. И не столько из-за нелегала, сколько из-за незадекларированного "Фольксвагена".

А старпом пунктик имел. Он изучал эпос тундровых народов. И при этом на голубом глазу утверждал, что духи предков существуют, что вообще на Северах надо уважительно относиться к каждому камню, потому что камень там – живой.

И вот четыре года назад, в Гамбурге, наш консул подсадил на "Боярина" немецкого профессора-этнографа Кемпке с помощником и помощницей – студентами. Они ехали в Россию, в летнюю экспедицию. Утверждали, что на Новосибирских островах ещё можно найти остатки известной древним грекам страны Гипербореи.

Ты знаешь – я нарочно этой темой никогда не занимался. А тут, на переходе, вечерами в кают-компании заслушивался спорами моего старпома Головнина и профессора Кемпке. Нашла коса на камень. Однажды разнимать пришлось, когда они заспорили о слепом отце богатыря Святогора. Мой старпом утверждал, что имя его – Раман, а немец настаивал, что – Роман. Вот за это "аз" они чуть вдрызг не разругались. Помирил их Мякоша – младший брат Святогора. Тут они оба согласились, что Мякоша тот – учитель самого Бояна Вещего, а может – и скандинавского Фингала.

И вот, как сейчас помню – одиннадцатого мая наш "Боярин" прошёл Маточкиным Шаром. Были два встречных парохода, шли по открытой воде без ледоколов. На следующее утро обменялись гудками с научным судном "Академик Столетов", что стояло на якорях. Очевидно – изучали течение.

К обеду сделали обязательные замеры. Положение судна на карте, ветер, температура воздуха и забортной воды. Обычное дело.

А через полчаса вошли в полосу тумана. Туман был такой, что ткни перед собой пальцем – в белой кудели дырка останется. На "Боярине" объявили режим полной тишины, чтобы слышать возможное встречное судно.

Я уж думал вообще застопорить моторы, как туман развеялся. Словно кто-то его разорвал, растянул в стороны от корабля. Перед нами открылся чистый океан.

Но что-то в океане было не так. Да всё не так! Ну – сколько мы там прошли после последних замеров? Миль десять, не больше. По логике, картину перед нами не должны были закрывать ни берега, ни острова. Мы были посередине Карского моря, в сотне миль от всякой земли.

А тут, глядим – по правому борту, у горизонта, тянется в обе стороны бесконечный зелёный берег. Чёрт его знает – откуда тут берег?

Но когда мы глянули по левому борту – то вообще опешили. В каких-то двух сотнях кабельтовых перед нами лежал высокий остров. И под лучами южного солнца на острове высвечивался невиданный город, и сверкали золотом купола бесчисленных церквей. У меня фото есть – я тебе покажу.

Ну, глядим мы – оцепенели. Не может такого быть! Бред, галлюцинации, наваждение. Велю срочно делать замеры.

Сделали. Всё сходится – мы в той точке океана, в которой и должны быть. Но ведь отсюда невозможно увидеть сушу! Да и температура воды и воздуха необъяснима. Такое тепло может быть где-то на пятидесятой параллели!

У моего профессора глаза на лоб выкатились. Требует шлюпку, идти к острову. Старпом с ним заодно. Студенты туда же.

Я запросил Мурманск глянуть со спутника – виден ли из космоса "Боярин"? Отмечают: Виден. И наши координаты точные дают. Тогда я осторожно, чтобы за ненормального не сочли, опять спрашиваю: а не видно ли оттуда берегов и острова в таком то месте? Нет, говорят, не видно.

Получалась чертовщина какая-то. И мы со старпомом приняли решение. Он, профессор, двое моряков и студенты на шлюпке пойдут к острову. С радиосвязью, телекамерой и оружием. Я же разверну "Боярина" к точке прежнего замера, где всё было ещё в норме. И оттуда осторожно опять двинусь вперёд, сюда, к небываемому острову. Ну, чтобы разогнать эту чертовщину. А к этому времени наши исследователи тоже вернутся к кораблю. А связь будем держать постоянно.

Так и сделали. Поскрипев на тросах, шлюпка плюхнулась в воду. Осторожно, на подвесных лямках, опустили в неё членов экспедиции.

И разошлись. Через несколько минут мы вернулись в полосу тумана, а старпом по телефону рассказывал о своём плавании.

Собственно, когда мы вернулись к точке последнего замера, Головнин и компания высадились на острове. В рубке связи я настроил телеканал, и теперь видел, как наши путешественники идут по незнакомой земле.

Всё, что я видел на экране, мне объяснял в эфире старпом. Взахлёб, как пьяный, как помешанный. Я видел улицы бревенчатых домов с тесовыми крышами, мощёные дороги с деревянными тротуарами, яблони в цвету, торжище с обжорным и калашным рядами, лавки с хомутами и граблями, дворняг с завёрнутыми хвостами... горожан в роскошных кафтанах и ярких женщин в старорусском стиле. А старпом подходил к ним, и расспрашивал. И они полупевуче, почти речитативом отвечали, что здесь город Мангазей (не путать с Мангазеей), что год сейчас 6623 от Адама, что правит городом посадник Мокей, что торгуют они зубом морского зверя и пшеницей с Ганзой...

Я связался с пароходством. Просил, умолял их поверить мне, пытался переслать картинку, но оттуда сурово справились о моём здоровье и сохранности груза.

Замеры за бортом соответствовали всем условиям мая 2011 года. Я двинул "Боярина" к месту встречи со старпомом. Тумана уже не было, и через полчаса мы стояли в точке встречи.

Увы. Ни берега справа, ни острова слева мы не видели. Серое и бесконечное, мятое Карское море. А голос старпома из динамика тревожно спрашивал: "Где вы, капитан? Мы вернулись с богатейшим этнографическим материалом!"

Получилось так, что "Боярин" и шлюпка стояли в одной точке океана, но разнесенные во времени почти на семьсот лет! Я переговаривался с экспедицией, получал от них картинку. На их картинке были берег и остров, но не было "Боярина".

Я задержал корабль на месте на два дня. Долгие переговоры с Мурманском, пароходством и Москвой привели к тому, что меня признали сумасшедшим и отстранили от управления судном. Более того – вечером меня насильно пересадили на шедший нашим курсом китайский сухогруз "Вей Пин" почти под арест, и спустя месяц передали во Владивостоке на руки врачей-психиатров.

И долгое время я не мог связаться со старпомом. Лишь глубокой осенью, когда меня перевозили в другую клинику, я уговорил врача настроить радио на известную мне волну. Боясь самого себя, я запросил старпома Головнина. И он мне... ответил! Он рассказал, что приспосабливается к жизни в Мангазее, что профессор умер от неизвестной инфекции, и что у него самого кончается питание в батареях. Ну – понятно, всюду, где только можно, я стал требовать новые батареи. Я не знал, как передам их пропавшей экспедиции, но это был уже второй вопрос. Понятно, что такое поведение лишь прибавило мне славы помрачённого. А ведь все снимки, записи разговоров со старпомом остались на "Боярине". Без меня никто не найдет им применения.

Ну, и меня усиленно лечили. А прокуроры надеялись посадить. А тут ещё немцы шум подняли из-за исчезнувшего профессора. Словом – букет неприятностей. И я понял, что надо забыть о Мангазее. Словно его и не было. Иначе мне никогда не выбраться из сумасшедшего дома.

И два месяца назад меня выписали. Я вернулся не в ту однушку, где ты у меня бывал, а в эту роскошную квартиру, что принёс мне "Боярин". Но годы лечения инвалида из меня сделали, разжижели спиной мозг. Спасибо – ребята из экипажа не забыли, сделали коляску под валун. Ну, чтоб не забывал друзей и Север. А мой пример заставляет их держать языки за зубами. Вот так и живу. Да, и ещё. Ты мою хозяйку не узнал? А ведь вы встречались. Ну, вспомни вечеринку по случаю присвоения мне майора? Итальянскую балерину помнишь? Так это она. Но тут – отдельная история. Кстати – она тебе сейчас устроит на ночлег. Спокойной ночи и извини, что утомил, брат.

Я осторожно поднялся с краешка стула, где просидел все эти часы, не шевелясь, и осторожно спросил:

– Фёдор, как ты сам себя чувствуешь?

Он охотно ответил:

– Да вылечился я! Уже никому своей истории не рассказываю. Да и сам в неё не верю. И тебе зря рассказал. Ну, ступай спать, утро уж скоро.

Я поднялся и взялся за ручку двери. И уже в спину услышал крик чайки:

– Завтра, прежде чем уехать, не забудь купить мне новых батареек.

 

16.05.2015

 

 


№62 дата публикации: 01.06.2015

 

Комментарии: feedback

 

Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore

 

 

 

Редакция

Редакция этико-философского журнала «Грани эпохи» рада видеть Вас среди наших читателей и...

Приложения

Каталог картин Рерихов
Академия
Платон - Мыслитель

 

Материалы с пометкой рубрики и именем автора присылайте по адресу:
ethics@narod.ru или editors@yandex.ru

 

Subscribe.Ru

Этико-философский журнал
"Грани эпохи"

Подписаться письмом

 

Agni-Yoga Top Sites

copyright © грани эпохи 2000 - 2020