Грани Эпохи

этико-философский журнал №81 / Весна 2020

Читателям Содержание Архив Выход

Ангелика Шенк

 

Вильгельм Шенк

Мой отец Вильгельм Шенк родился в мае 1914 г. в Восточной Пруссии – в области, которая позже вошла в состав Польши. Когда ему было всего три месяца, русские войска разрушили его родной город Ортельсбург. После этого ему с родителями пришлось бежать в Берлин к бабушке и дедушке.

Восточная Пруссия, родина моего отца, в те годы погрузилась в огни сражений. Только к концу войны, когда Ортельсбург начали отстраивать заново, семье моего отца удалось вернуться домой. В городе с ними остался ещё один человек – русский солдат, у которого просто не было дома, в который он мог бы вернуться. Именно ему было суждено стать первым другом моего отца. В общении с ним отец сумел выучить русский язык. До конца своих дней он вспоминал игрушки, которые русский солдат вырезал для него из дерева. Помнил он и прогулки, на которые они ходили вместе, и игры, в которые им разрешали играть. К сожалению, я не успела расспросить отца о дальнейшей судьбе солдата. Я знаю лишь то, что в конце концов моему дедушке пришлось забрать семью в Берлин, где его назначили директором педагогического колледжа. Когда это произошло, моему отцу было всего 7 лет.

 

Мирная жизнь в Германии продолжалась недолго. Годы экономического спада и бесконечных жизненных тягот окончились восхождением Гитлера на пост канцлера. Важно отметить, что ни мой отец, ни его одноклассники не поддавались нацистской пропаганде. Вероятно, они были уже достаточно взрослыми – и слишком хорошо помнили исход Первой мировой войны, – чтобы новая догма смогла возыметь на них хоть какое-нибудь воздействие.

Однажды я спросила отца о соотношении энтузиазма и страха, царившего в те годы среди молодёжи. Он сказал, что сердца 95% знакомых ему людей были наполнены страхом и омерзением. Тем не менее, война была неизбежна. Уже очень скоро отца и его одноклассников увезли на боевые учения вне зависимости от того, хотелось им принимать в этом участие или нет.

В довоенные годы отец посвящал много времени изобразительному искусству. Пришествие Гитлера положило конец деятельности всех школ подобного профиля. Канцлер поручил им совсем иную работу, которая – даже если не напрямую – касалась подготовки к войне. Именно в эти годы, в Берлине, отец встретил свою первую любовь: русскую красавицу Катю. После помолвки они часто строили планы о совместной жизни. Увы, сбыться их мечтам не было суждено. Началась война, и отца назначили связистом, отправив его на восточный фронт.

Война вызывала у него глубокое отвращение. Он не хотел причинять кому-либо вред, особенно когда речь шла о русском народе, однако у него не было никакой возможности отказаться, если только он не хотел, чтобы его жизнь оборвалась здесь и сейчас. На войне ему довелось повидать множество русских городов, в большую часть которых он попадал ещё до того, как их разрушали немецкие войска. Уже позже, когда историку Гвидо Кноппу удалось собрать и опубликовать немецкие военные документы, отец узнал, что немцы делали с русскими деревнями и отступающими поселенцами. Когда результаты работы Кноппа показывали по телевизору, отец буквально кричал от ярости.

Сам он не был свидетелем большинства подобных событий. Опыт участия в войне закончился для него в Волгограде – тогда, разумеется, носившем название Сталинград.

К концу 1942 г., выполнив череду поручений военного штаба, отец присоединился к войскам, посланным на освобождение шестой армии генерала Ф. Паулюса из окружения, в которое его взяли в Бекетовке. Немецким солдатам было приказано обезвредить наступающие на них танки. Таким образом, моему отцу, практически не получившему никакого вооружения, предстояло вступить в схватку с танком.

Историю своего спасения он описал в дневнике. К концу боя ему довелось столкнуться с русским солдатом, выбравшимся из танка. У отца оставался лишь маленький пистолет, у русского – только штык. К этому моменту в теле отца засели уже три пули. Две из них застряли так близко к лёгким, что ему пришлось носить их в груди до конца своих дней. Несмотря на раны, отец отказался стрелять в солдата. Каким-то образом русскому удалось это понять. Они прекратили сражение. Отец страдал от сильнейшего кровотечения, в частности – из-за обилия ран, нанесённых в брюшную полость штыком. Русский солдат предложил отцу проводить его до немецкого лагеря. Тот ответил отказом, заметив, что уже очень скоро немецкое сопротивление будет сломлено. Кроме того, если бы русского заметили рядом с немцем, в лагере могли бы открыть огонь. Поэтому мой отец и русский солдат просто обняли друг друга, после чего разошлись в разные стороны.

Отец нашёл в себе достаточно сил, чтобы добраться до лагеря и найти врача. Доктор уже не видел никаких шансов на его спасение, а потому отказался его лечить. Отец поднял на врача пистолет и потребовал, чтобы тот перелил ему кровь. Врачу удалось найти подходящую кровь у местного фельдшера, которому также посчастливилось выжить и вернуться в Германию. Отец вспоминал его с благодарностью до конца своей жизни.

 

Когда раненый потерял сознание, врач уложил его в небольшой палатке практически в полной уверенности, что солдат погибнет. Произошло это 19 декабря 1942 г. Отец узнал эту дату, когда просмотрел документы, оставшиеся у него в кармане. Увиденное поразило его до глубины души: годом раньше одна русская женщина посмотрела на его ладонь и сказала, что 19 декабря ему предстоит умереть – и даже если он выживет, то ранения будут чудовищными.

Как бы то ни было, отцу удалось пережить эту ночь, хотя жизнь в нём буквально держалась на волоске. К тому моменту почтовая служба уже отправила родителям моего отца сообщение о его смерти. Прочитав письмо, дедушка сказал, что семья должна просто смириться с этим. В конце концов, большинство школьных товарищей, ушедших вместе с отцом на войну, к этому моменту были мертвы. Однако бабушка твёрдо ответила: “Нет. Мой сын ещё жив”. Увы, только очень нескоро она смогла сказать дедушке: “Видишь? Я была права!”

 

На следующее утро после описанных событий, 20 декабря 1942 г., отца подняли и перенесли в подвал, где его напоили тёплой водой и накормили капустными листьями. В сознание он практически не приходил. Ещё день спустя в лагере приземлился Ю-52 с вещами для немецких солдат. Экипажу был отдан приказ забрать раненых, имеющих хотя бы крохотный шанс на восстановление и способных в дальнейшем вернуться в строй. Поскольку отец всё ещё дышал, его сочли одним из таких солдат. С ним в самолёт положили ещё двух изувеченных парней.

С этим грузом на борту самолёт начал подниматься в воздух, однако практически сразу был сбит русскими войсками. Двое раненых, помещённых в самолёт вместе с моим отцом, выпали в образовавшееся отверстие ещё до того, как самолёт рухнул на землю. Та же судьба постигла и второй самолёт, в котором отец очнулся после падения первого. Кроме него, в этой аварии выжил только пилот.

Позже в лагере приземлился ещё один самолёт, и на этот раз ему удалось благополучно достичь Воронежа, практически не получив повреждений. В городе ожидал поезд, предназначенный для транспортировки раненых обратно в Германию. Путешествие проходило с чудовищными осложнениями: тем или иным образом, практически все раненые солдаты погибли по пути домой. Отцу удалось добраться до Польши, где он получил немного еды. По его словам, удержать пищу в желудке было невыразимо трудно. В конце концов, после длительного путешествия, он добрался до госпиталя в Германии. На тот момент он весил всего 35 кг. Это же можно сказать и про многих других солдат. По сравнению с некоторыми обитателями больницы, отец находился далеко не в худшей форме.

Только тогда его родителям удалось узнать, что их сын всё-таки жив. Таким образом, лишь через шесть недель после получения новости о его гибели моя бабушка наконец смогла выкрикнуть своё “Видишь?!”

 

Значительная часть души моего отца осталась там, на берегу Волги. Я помню, как он повторял: “Мне следовало остаться в России”. Когда к власти пришёл Горбачёв, отец начал рисовать для русских картины. Поскольку к тому моменту я переехала жить в Австралию, а отец трудился над своими картинами в Германии, мне даже не приходило в голову, что они посвящены русским. Я понимала лишь то, что он пишет картины на военную тематику и исполнены надежды на продолжительный мир между нашими странами. И только несколько лет назад я догадалась посмотреть на обратную сторону его картин. Там я нашла эти посвящения.

Мне довелось посетить Сталинград только в 2005 г. К несчастью, отец уже чувствовал себя слишком слабым – на тот момент ему исполнился девяносто один год, – а потому я не смогла взять его с собой. И всё же в последние годы, время от времени погружаясь в грёзы, отец возвращался в воспоминаниях на берега Волги. Ему всё виделась небольшая изба, которую он возвёл в своих мыслях у этой величественной реки. Он рассказывал, что живёт в ней мирно, не ведая страха.

Однажды ночью, когда отец навестил меня в Австралии, я услышала, как он издаёт какие-то страшные звуки. Ему стало трудно дышать, и казалось, что всё его тело пронзала боль. Каким-то образом я поняла, что ему снится, будто он снова борется за свою жизнь в окопах под Сталинградом. Я вбежала в спальню и подняла его за плечи, умоляя проснуться. Сердце его стучало в ужасающем темпе, а потому я положила руку ему на грудь и держала её до тех пор, пока он не пришёл в себя. Такое случалось не первый раз: в сущности, первые сорок лет жизни мне приходилось ходить по ночам на цыпочках, потому что даже малейший шум мог напугать моего отца, когда он спал. Я знаю, что до сих пор многие солдаты, побывавшие на войне, возвращаются по ночам на поля сражений.

На следующее утро я отвезла отца к доктору, чтобы узнать, в порядке ли его сердце. Когда мы вошли в приёмный покой, он неожиданно поприветствовал сидевших там людей на русском, пожелав всем доброго утра и поздравив их с прекрасной погодой. Хотя ночной кошмар был позади, он всё ещё чувствовал себя так, словно оказался в России.

 

Я искренне верю, что могу почтить любовь моего отца к России, поместив картины, которые он посвятил русскому народу, в этом священном месте на берегу Волги, в котором двое солдат, стоявших по разные стороны баррикад, смогли увидеть друг в друге братьев.

Мой отец никогда не хотел, чтобы ему отводили собственную могилу, поскольку верил, что путь человека не заканчивается смертью. Пусть он найдёт покой здесь, где всегда сможет поприветствовать человека, который остановится посмотреть на его картины.

 

Папа умер в 2010 г., в день авиакатастрофы под Смоленском. В тот же год умерла и мама. В её семье любовь к русскому народу и понимание его трагедии не теряли силы даже в те годы, когда русские приходили в их дом не как гости, а как солдаты враждебной армии.

С наилучшими пожеланиями и надеждой на прекрасное будущее всего русского народа – от старшего поколения моей семьи, отца Вильгельма, матери Рут, братьев Михаэля, Андреса и Томаса и от меня – Ангелики Шенк.

Возможно, когда-нибудь мы, наконец, станем одной семьёй, умеющей ценить мир на этой земле.

Июль 2013

 

Приложение:

«Картины для Музея “Сталинградская битва”»: http://www.stalingrad-battle.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1112:2013-07-15-10-18-51&catid=4:2009-04-21-06-28-00&Itemid=6

 

«Дочь солдата вермахта передала в дар музею-панораме «Сталинградская битва» картины отца»: http://www.stalingrad-battle.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1114&Itemid=30

 

 


№67 дата публикации: 01.09.2016

 

Оцените публикацию: feedback

 

Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore

 

 

 

Редакция

Редакция этико-философского журнала «Грани эпохи» рада видеть Вас среди наших читателей и...

Приложения

Каталог картин Рерихов
Академия
Платон - Мыслитель

 

Материалы с пометкой рубрики и именем автора присылайте по адресу:
ethics@narod.ru или editors@yandex.ru

 

Subscribe.Ru

Этико-философский журнал
"Грани эпохи"

Подписаться письмом

 

Agni-Yoga Top Sites

copyright © грани эпохи 2000 - 2020