№77 / Весна 2019
Грани Эпохи

 

 

Владимир Калуцкий,

член союза писателей РФ

 

Житие Семёна и Ксении Коровиных

Меняются юбилеи, гремят парадные шаги, не успевают увядать венки у постаментов. Нам уже внушили обойму имён героев и перечень всех наших побед. И, кажется, что о войне уже сказано всё.

Но всё о войне не будет сказано до конца никогда. В каждой нашей семье есть память и след той войны, как есть они и у внуков-правнуков Семёна и Ксении Коровиных, из бирюченского села Гредякино.

Об этих людях не написано в газетах, им не поставлен памятник на родине, но подвиг супругов Коровиных вписан в историю человечества среди всего 200 имён тех, кого официально называют Праведниками народов мира.

Коровины происходили из богатой обнодворческой фамилии. После революции они выдержали раскулачивание, ссылку, возвращение. В колхоз не вступили, и войну встретили в числе единоличников. Для армии нестроевой Семён был негоден, даже из запаса выписан. Семья откровенно нищенствовала. Как, впрочем, и всё Гредякино. И потому война здесь людей не то, чтобы испугала, а просто заставила туже затянуть пояса.

Но беда в семью Коровиных пришла раньше немцев. И они встретили её радушно, по-русски, как это было принято у сердобольных людей.

Беда носила фамилию Мойзельс и пришла с беженцами из польского города Замосць. Летом 1941 года Мойзельсы поселились в хате Коровиных. При том, что Семён был сам-семь, так теперь под одной крышей оказались ещё мать-еврейка и трое детей – семнадцати, пятнадцати и восьми лет… Поначалу Мойзельсы хотели идти дальше, но Коровины уговорили остаться. Немец вряд ли сюда дойдёт, а что там ждёт, во глубине России – никому не ведомо. В эти месяцы и супруги Коровины, и Ида Мойзельс с детьми записались в колхоз. Работали на победу не за страх, а за совесть.

А немец дошёл. И так внезапно, что никто толком спрятаться не успел.

Зато немцы успели сколотить свою администрацию, из местных. Местные и выдали евреев, что оказались в те дни в Гредякино.

Пришли и к Коровиным. Семён развёл руками:

– А нету! Ушли постояльцы вслед за красными бойцами.

Принялись искать. В сараюшке, под полатями, на печке.

На печке притихли ребятишки. Чумазые, перепуганные. Пойди их в полутьме сосчитай.

– Чьи? – спросил немец.

– Так наши.

Ушли немцы. На селе выловили семерых евреев – таких же беженцев, отвезли в Алексеевку и расстреляли.

А ночью из терновника выбралась Ида со старшим сыном, и сказала:

– Уходим. Иначе и вас за нас убьют.

Но Ксения Коровина рассудила так:

– Удерживать не станем. Но младших твоих, – Иосифа и Таню оставим с собой. Их уже немцы с полицаями видели и посчитали нашими. Бог даст – пронесёт.

Наскоро снарядили Иду и Энусиэля, завернули в рушник еду, и в самую полночь Семён вывел их на лесную тропку к Бирючу, в восточную сторону. И они пошли.

А утром в дом Коровиных вломились полицаи и немцы. Один полицай, кум, даже родственник, совал под нос Ксении рушник и орал:

– Твоя тряпка! Еврейку в засаде поймали, в рушник хлеб был завёрнут. Говори, сука, – ты прячешь жидов?

Семён Савельевич взял рушник, поднёс к свету и спокойно сказал:

– Не ори, кум. Ты глянь – тут на рушнике "А" и "М " вышиты. А такие буквы только твоя жена пишет.

Полицай – в раж.

– Да, моей жены работа. Ну, так её рукоделие на весь район известно. И твоей бабе она в рушнике на Троицу гостинец передавала. А потому признавайтесь.

Немцам перебранка неинтересна. Они взяли с собой обоих супругов, в комендатуру. Комендатура в бывшем сельсовете – огромной столетней однодворческой избе. Сюда же полицейские согнали всех взрослых, у кого в хатах нашли похожие рушники.

Били всех. Жестоко. Требовали сознаться в укрывательстве. Продержали ночь и следующие полдня. К вечеру из Алексеевки прибыл большой немецкий чин с конвоем. Избитых гредякинцев выстроили у плетня, конвой рассредоточился напротив. К ужасу Коровиных из грузовика выбросили и поставили перед селянам изувеченных Иду и Энусиэля Мойзельс. Немец, через переводчицу, велел им указать на тех, у кого они прятались:

– Если сознаетесь – погибнет один. Промолчите – постреляем всех.

Ида прохрипела, что они прятались в другом селе. Её и сына опять швырнули в грузовик. Немец распорядился:

– Будем возить по сёлам, пока не укажет на преступников. А вы сейчас все пойдёте по домам. Но если в Гредякино окажется хоть один еврей, пусть даже младенец – мы сожжём село и расстреляем всех, до последнего жителя. Прежде чем разойтись – подумайте хорошенько – оно вам нужно?

Люди разошлись.

Дома Семён Савельевич заглянул на печь и успокоил детей. Тане и Иосифу сказал:

– Запомните. Вы – Коровины. И никто никогда вас не обидит.

А хозяйка налила в бадью горячей воды, бросила туда связку травы, и вымыла мальчику и девочки головы. Через пару часов они стали такими же белобрысыми, как собственные дети.

Но от греха на день прятали несчастных на чердаке, у тёплой печной трубы.

Так и пережили оккупацию. Соседи подозревали, но не выдали. А уже осенью Таня пошли в школу. А Иосиф сбежал на фронт.

С войны Иосиф Коровин возвратился в Гредякино. Вступил в колхоз и честно трудился всю свою жизнь. Здесь же навсегда осталась и Татьяна Коровина.

Ныне в Гредякино уже не встретить авторов и свидетелей того подвига. Но в 1995 году были ещё живы почти все его свидетели и авторы. Тогда же Мемориальный комплекс истории Холокоста "Яд Вашем" и признал Семёна и Ксению Коровиных Праведниками народов мира.

...Я часто бываю в Гредякино. Школа, Свято-Михайловский храм, кладбище, перелески. Обычное русское село. Ну какие в моём отечестве могут быть праведники?

Могут.

Жаль только, что увидеть мы их способны, лишь когда на них укажут люди со стороны.

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№77 дата публикации: 01.03.2019