№75 / Осень 2018
Грани Эпохи

 

 

Александр Костюнин,

член Союза писателей РФ

 

Дагестан

Дневник поездки

 

Продолжение. Предыдущую часть см.: http://grani.agni-age.net/index.htm?issue=61&article=6114

Публикуется по материалам сайта автора: http://kostjunin.ru/

 

 

Чтоб не скучно

Хабар от Хадижат

 

Благородный останется благородным,

даже если его коснулась беда.

Арабская поговорка

 

Хадижат убрала прядь волос, дерзнувшую выбиться из-под платка:

– В ваших репортажах показывают: ребёнок орёт целыми сутками, молодая мамаша, близкая к помешательству, душит его подушкой. Мороз по коже… В Дагестане такого быть не может. Первые сорок дней всегда взрослый человек рядом: мама, старшие сёстры, тёти, бабушка… Это – закон! Закон гор, если хотите. Всегда кто-то предложит молодой маме: «Ты должна поспать». У нас юные мамочки не сталкиваются с проблемами, кому оставить ребёнка, чтоб сходить в магазин, кто заберёт сынишку-дочь из садика, кто научит пеленать, правильно ухаживать. У них хватает других проблем, но этих нет. Таскать воду ей нельзя, тяжести поднимать нельзя. В русских анекдотах частенько высмеивают тёщу. Возможно, потому, что молодая семья идёт жить к родителям жены, тогда, конечно, тёща – генерал. У нас жена идёт в дом мужа. У нас складывают байки про свекровь. Как бывает? Свекровь всегда считает, что сын её недокормленный, что зря лишний раз ведро поднял – помог жене. Новая хозяйка в доме чего-то по молодости не знает, а у свекрови терпения не достаёт: «Почему неправильно делает?» Конечно, кому невтерпёж, яйцо из курицы можно пальцем выковырять или прямо оттуда сосать. От русских постоянно слышу одну и ту же проблему: мусор кто будет выносить, носки стирать. Этой проблемы у нас тоже нет. Мусор, когда слишком тяжёлые вещи, мужчина выносит, остальное всё женщина. И носки, бесспорно, стирает она. Еду готовить – женское дело. Если на пикнике он решил шашлык пожарить, пожалуйста. Дома его к кастрюлям не подпускают. Не дай Бог, гости придут, увидят, что муж стоит у плиты – мне позор на всю жизнь. И моя дочка такое клеймо получит. Скажут: «Её мамаша мужа заставляла готовить, дочка, небось, такая же будет, нельзя её сватать. Не возьмём в жёны!»

У нас не женятся по любви. Разве прокормит любовь, если жена не умеет готовить? Если не может стирать, воспитывать детей? У нас считается: красивая жена пусть будет у соседа. Когда мой жених приходил, меня вообще в селении не было. Приезжаю, сообщают:

– Тебя засватали!

Я в ужасе!

Мне страшно спросить, за кого, потому что если человек неприятен, придётся уйти в себя на всю оставшуюся жизнь и терпеть, каждый час терпеть.

В основном, у нас семьи так и живут. Если человек чисто физически не противен, можно с ним создать семью, главное, чтоб надёжным был. Необязательно с ним в шуры-муры играть. Почему у нас семьи крепкие? У нас, когда развод, всем селом парочку мирят. Обязательно мирят. А семьи как создаются? Родители смотрят на тех родителей: если жизнь удачная, люди они уважаемые, стало быть, сын будет такой же. Когда семья живёт у всех на виду, проколов быть не может. Почему старейшины постоянно предостерегают, на мозги капают: «Не берите жён другой веры, другой национальности. Мы их не знаем с рождения». Это не национализм – глубокая житейская мудрость. Мои родители так же посчитали, его родители так же. Две стороны решили, что могут объединиться и создать третью. В итоге двадцать лет живём вместе. [1]

– Примерно то, о чём говорите, на Руси выражалось пословицей: «Хоть за курицу, но на свою улицу!»

– И ещё одна важная особенность: невеста на Кавказе невинна, чиста! В прямом смысле слова. Если девушка не выходит замуж до двадцати, считается, что у неё что-то ненормально. Тогда допускаются браки между двоюродными братом-сестрой. Сейчас девушек намного больше, чем парней, и всё настойчивей поднимается вопрос, чтобы разрешить мусульманам многожёнство.

– Как ты относишься к этому?

– Я бы не смогла. В исламских государствах, где девушки с пелёнок знают, что так, ещё может быть. Кто хочет делить своё собственное с кем-то? Не хотела бы. Хотя лично я не испытала, что такое любовь. Любить для горской женщины – запрет. Привыкание, привязанность к человеку заменяет всё. Вы никогда не увидите, чтобы целовались на улице или перед уходом на работу. Не бывает этого, нету. У нас эмоции, чувства в отношениях между мужчиной и женщиной сведены к минимуму. Их с успехом заменяет разум, долг, адаты.

У нас сильно при выборе смотрят на тухум – род. Происхождение играет решающую роль. Как раньше – голубая кровь, элита. Ей смешиваться не дают. Материальный достаток на втором месте. Из благородного рода человек никогда не осмелится украсть невесту. Предки из благородного рода занимали в общественном положении ключевую роль, их мнение было определяющим. На годекан, в «актив села», дети чабанов никогда не допускались. Эти сословные границы практически непреодолимы. В каждом селе есть свои трущобы-гетто, свои элитные районы, хотя в материальном положении, может, у них различия и не велики. Знатный род и низшее сословие зачастую живут, не сильно отличаясь внешне: те и другие могут топить печи кизяком, у тех и у других кухонная утварь глиняная. Но происхождение выдаёт с головой… В селе жители хорошо знают семьи, которые идут от ханского рода, от великих алимов, шейхов. И этот свет не может заглушить небесный отблеск глубины веков. Девушка из знатного рода не может выйти замуж за простолюдина. Ей этого не простят. Тухум жениха должен быть равноценным. Сейчас современность вносит причудливые коррективы: тухум секретаря обкома КПСС приравнивается к роду хана. Почему бы нет? Когда это условие обеспечить невозможно, девушка не выходит за границы тухума и становится женой троюродного, двоюродного брата. Если кражу совершил представитель благородного рода, то отец сам убьёт его, потому что вопросы чести рода выше семейных привязанностей. Девушка оступилась: подошла к парню. Девушку из благородного тухума обязательно убьют свои. В высоком роду это святая обязанность её брата, отца. А низкий тухум этого поступка не заметит, не осудит, не накажет. В простом тухуме на это глядят сквозь пальцы. Я всегда знала, что не имею права выйти замуж в другое село: брат, отец, дядя, папина, мамина родня – непременно осудят. Меня отпустили учиться в Прибалтику только потому, что жила под надзором маминой сестры (хотя я и так не посмела бы совершить предосудительное). Её муж оберегал меня: каждый день провожал, встречал на остановке, приводил домой, и больше я не выходила на улицу до следующего дня. Это нормальное поведение девушки из благородного дагестанского рода, из уважаемой семьи. Там я училась три года, потом перевелась в Дагестан.

– Некоторые дагестанские женщины мне признавались, что не испытывают никакого удовольствия от близости. Просто понятия не имеют, как по-другому можно развести детей, поэтому стоически терпят, исполняя адаты. Есть байка, о чём думает в постели немка, француженка и русская: первая мучается «заплатит-незаплатит»; вторая «удовлетворит-неудовлетворит»; русская «потолок белить-небелить». Дагестан входит в состав России.

– Мне бы не хотелось такое обсуждать, – смутилась Хадижат. – Почему наши мужчины, когда едут на курорт, набрасываются на всех русских женщин? Почему? Потому, что они оголены. В каждой горской женщине есть загадка, она скрыта от посторонних глаз. И мужчина не знает, что под одеждой, ему всегда интересно. Плюс к горячему темпераменту, подогревает запрет. Наши мужчины очень любвеобильные, но умные женщины не показывают вида: перебесятся. Дура будет та женщина, которая разошлась из-за любовницы. Её никто здесь не поймёт. Все терпят, и ты терпи. У нашей женщины с молоком матери заложено: надо терпеть – семья основное. Если узнаю, что у мужа любовница, я тихо в тряпочку промолчу. У меня взрослые дети, начну выступать, тень на них падёт, на дочь. Скажут: «Мамаша не могла обуздать свой характер, утаить конфликт, спрятать, значит, дочка такая же!» Здесь очень всё взаимосвязано. Здесь каждый шаг нужно просчитывать. Допустим, из-за семейных неурядиц женщины не режут себе вен – глупо! Да им и не дадут этого сделать. Любой скандал – сразу бегут к одной стороне конфликта и к другой. На эмоциях решать не дают. Старейшины прибегают, умные люди окружают. В Дагестане сплочённость людская сохранилась до сих пор. Если оставить людей самостоятельно решать свои проблемы, они ещё и не то натворят. Всем жарко станет. Дагестанцы горячие, импульсивные, взрывные по природе. Русские для того, чтобы разогреть кровь, побуянить пьют водку. Нашим греть ничего не нужно. Они и так всегда в состоянии аффекта. У нас водку пьют только для запаха, дури своей хватает.

– У людей разный темперамент, доказано: он наследуется. Бывают материалы «не горючие», «горючие» и «самовоспламеняющиеся».

– Мы «самовоспламеняющиеся»…

Воспитывают детей коллективно. Если ребёнок идёт по улице и видит, что его знакомые трудятся, он обязательно подключится к общей работе. Это воспитание коллективным трудом. Если младший при появлении взрослых не встанет, все знают, будет стыдно его отцу: «Сегодня твой сын не встал!» Нормальный отец за это сына выпорет. В России бить ребёнка нельзя, дитя может обидеться. Ювенальная юстиция!.. Ф! Но вековой опыт воспитания показывает: без этого не обойтись. У нас если ребёнок считает, что его родители не правы, он за такие мысли получит подзатыльник от дяди, от старшего брата… Авторитет взрослых расшатывать нельзя. Хотя, как раньше, дети не повинуются. Учитель был на недосягаемо высокой ступени. А теперь ученик может заявить: «Не имеете права бить!» А стóит. За дело – стóит. Мой дедушка считал: «Воспитание – ключ в рай!». У ребёнка на поводу идти нельзя, можно зайти слишком далеко. Один раз я отшлёпала хорошенько сына-шестиклассника, он выбежал, горланит со двора:

– Домой больше не приду!

– Иди, куда хочешь. Сдохнешь один. Иди!

Постоял, постоял возле ворот, вернулся.

– Чего ж ты не пошёл?

– Папу боюсь.

Наши сельские люди хорошо знают: один на свете не проживёшь. И поэтому не идут на такие поступки. Село тем и отличается от города: здесь одна национальность, одни требования, одни обычаи, здесь легче управлять людьми. В городах возможна вольность, там нет контроля. В Махачкале училась, вижу: бабушка несёт две тяжёлые сумки. Привыкла: у нас в селе старая женщина не может нести тяжести. Не принято! Я подошла:

– Давайте Вам помогу.

Она сначала не хотела отпускать сумку, видимо, боялась… Страх, что украдут, недоверие. Конечно, когда человека не знаешь, доверять сложно. Помню, мой дядя тогда предостерёг:

– Ты знаешь, тебя могут неправильно понять. Осторожно с этим.

Сейчас в городской жизни каждый боится другого: ну как за улыбкой скрыт злой умысел, подвох. Хотят кинуть, обокрасть. Чтобы человеку верить, его нужно знать на несколько поколений вглубь. Вот это, наверно, и есть наша сила. А в городе человек становится безликим, опасным. У нас любят вспоминать один случай: имам в мечети «пустил воздух». Он покинул селение, не смог там жить, смотреть людям в глаза. Через тридцать лет вернулся в надежде, что всё забыто. На окраине села у пробегающего ребёнка спрашивает:

– Сколько тебе лет?

– Точно не знаю, сколько, но говорят, я родился спустя двадцать пять лет, после того как имам «пустил воздух».

Имам понял, что ничто не забыто.

У нас считают, семь поколений будут помнить о хорошем или низком поступке человека, указывать пальцем на его наследников. Поэтому стараются поступать обдуманно, взвесив предварительно все за и против. На свадьбе, на похоронах, в быту, в гостях представители голубой крови ведут себя выше, достойней. Они образец поведения горцев. Они безукоризненно соблюдают адаты до сих пор.

В России ещё очень много пьют. Наверно, это трагедия русских. В Тверской области жила месяц, мне было за людей просто обидно. Там столько плодородных тучных земель, столько скотины можно держать, столько возможностей вести хозяйство, зарабатывать деньги. А люди в деревнях голодают и пьют. Я ходила в лес, и до слёз жалко: огромные крепкие деревья свалены, гниют там. Вы видели, какой у нас бедный, высохший травостой? Когда рассказывала в Твери, что моя корова даёт три литра молока, и я радуюсь, они не верили. Там с одной коровы надаивают до тридцати литров в день. Мой родственник надсмехается:

– Ради чего корову держишь?

– Магомед, забыл, что ты сам родом из Дагестана, как у нас держат скотину?

Там трава сочная, по пояс – бурёнка ест и отдыхает. А наши коровы, будто тверские телята, лазают по голым скалам в поисках съедобного клочка.

У нас ведь все помыслы о земле…

Горцам объявили: «Сколько отмерите, столько земли и выделим». Один пробежал немного, остановился, там ему и отрезали. Другой скакал, пока лошадь не стомилась, потом ещё бежал, сколько хватило сил, там поставили границы его участку. Третий скакал, пока не загнал жеребца, затем бросился бежать, чувствует: силы уходят, запнулся, упал. Папаху с головы сорвал и кинул вперёд: «Там отрезайте!»

Но это – мечта, сладкий сон… сказка!

В реальности иначе: «Горец пошёл на своё поле. По дороге устал, решил прилечь. Снял бурку, расстелил на землю, лёг. Отдохнул, поднялся. Осматривается кругом: «Где же моя земля. Вроде уж должен дойти». Поднимает бурку, а его поле оказывается под ней». Такие участки у дагестанцев. Дороже земли у нас нет ничего. Цена её в старину определялась так:

– Землю продаёшь?

– Да.

– Сколько стоит.

– Загоняй сюда овец… Плотнее давай. Вот та земля, которую закрыла отара, – твоя.

Дагестанцы бесконечно любят и ценят свою землю.

А то, что горцы вспыльчивы, так не могут все быть одинаковыми.

Скучно будет.

 

P. S.

 

Всё могут короли, всё могут короли,

И судьбы всей Земли вершат они порой.

Но что ни говори, жениться по любви

Не может ни один, ни один король,

Не может ни один, ни один король. [2]

 

Неправда, будто бы в Дагестане никто не женится по любви!

Солнцеликий имам Шамиль – избранный духовный правитель – не стал в угоду своему тухуму жениться на сестре, на тёте, на бабушке…

Лишь бы сэкономить калым.

Нет.

Шамиль пренебрёг древними адатами, указаниями шариата, законами гор и женился по любви! Женился на обворожительной красавице. Женился на девушке другой веры! Женился на христианке, прожив с ней в согласии и счастье до конца своих дней.

 

Примечания:

[1] По данным Росстата в 2009 году в России в среднем на 100 браков приходилось 58 разводов (в Дагестане на 100 браков 18 разводов).

[2] «Всё могут короли», песня 1976 года из репертуара Аллы Пугачёвой.

 

 

 

Праздник первой борозды

Отпусти рыбу назад в море, она не оценит. Бог оценит.

 

Дагестанцы знают толк в ударном труде, уважают труд.

В пословицах, поговорках отразился житейский опыт народа: «Сделанное при пахоте – найдёшь при молотьбе». «У кого летом не кипел мозг, у того зимой не кипит котёл». «Землю уважай, да будет урожай».

Есть и праздники, прославляющие труд на земле.

«Праздник первой борозды» является символом победы жизни, тепла, света над злыми чарами зимы. Для бежтинцев он – ботоз, для азербайджанцев, рутульцев, агульцев – наврус, для аварцев – оц-бай (запряжка быка), для нагайцев – сабантуй, для даргинцев – кIубахруми… Къурдаккаву – у лакцев и кьуьгъвер сувар – у лезгин. Каково?! К концу праздника весь именной ряд не в состоянии вспомнить уже никто. Да это и неважно, ведь суть одна: под всеобщее ликование горцы верят в лучшее, светлое. В том и заключается вековая народная мудрость: уметь радоваться солнцу, весне, радоваться жизни, самим ценить каждый её миг и помогать оценить другим. В старину в Ретлобе весной сперва проводили сохой борозду и сажали на землю пленника, спустив портки. Если он скажет, что земля потеплела, все сельчане выходили на пахоту [1]. Земля поспела.

 

Шамсудин рассказал мне, как ботоз проходил в Бежтинском районе в этом году:

– Уже за год выбирается гибиль – тухум (род), который берёт организацию праздника на себя. Во всех семьях, начиная с зимы, готовят для стола лучшие куски сушёного мяса, домашнюю колбасу, всяческие сладости, накануне праздника режут барана или хотя бы птицу. С вечера устраивается семейное угощение с приглашением близких родственников, соседей. Гибиль-организатор готовит на убой быка.

А начинается праздник первой борозды так…

 

Фотография редакции газеты Дахадаевского района

 

Первую борозду проводит зажиточный пахарь с баракатом в руках, который слывёт человеком порядочным, благородным, везучим. Он должен иметь хорошее здоровье, крепкое телосложение, иметь много детей и жить в ладу с женой. Бывало, из года в год, первую борозду проводит один и тот же человек: ему доверяют односельчане, он пользуется у них уважением, почётом, общепризнанным авторитетом. Избранный горец особо ухаживает за быками: чистит их, кормит сытно, порой даёт, как лошадям, овёс, смазывает жиром рога, готовит соху, плуг. Не каждый крестьянин соглашается прокладывать первую борозду – некоторые побаиваются обвинений со стороны односельчан в случае недорода поля, неурожайного года. В пути на пашню остерегаются человека с плохой репутацией либо рыжего. Считается хорошей приметой, если встретится односельчанин с полным кувшином воды. Зная это, жена пахаря, другие женщины выходят из дому навстречу с полными кувшинами.

Крестьянин одевает шубу мехом наружу: сколь густо шерсти на шубе, так же много поднимется колосьев на поле. Мулла читает молитву:

 

Пусть будет плуг счастливым,

Пусть год будет урожайным,

Пусть лето будет полным,

С неба дождь да будет проливным,

Из земли урожай обильным,

Дождь и солнце живут в согласии,

Так сделай землю плодородной, Аллах!

 

Когда пахарь начинает борозду, его обрызгивают водой и все хором произносят: «Да будет богатым урожай, да пойдут дожди так!» Жертвенное запахивание каши, хлеба, яиц обещает щедрый урожай зерна. Вслед за ритуальной бороздой идёт сеятель. И его обрызгивают водой, приговаривая: «Да будет хорошая погода, да будут тёплые дожди, мягкое солнце, да будет обильным урожай!» В некоторых сёлах перед ритуальной вспашкой пахарь после молитвы пьёт из рога брагу…

– Это уже интересней!

– …Затем выливает её в ведро, поит запряжённых быков со словами:

 

Да будет большой урожай у всех,

Да будут быки и вся скотина здоровыми!

 

Праздник сопровождается танцами, исполняется песня сева:

 

Ранней весной зерно

Меряли мы гирдами,

Пусть возвратится оно

Осень к нам возами.

Сколько борозд на поле

Столько же возов пшеницы

Пусть в наших полях уродится!

 

Дальше – бой быков.

Загодя, когда водят на водопой, за ними наблюдают: как бьются между собой, кто верх берёт. Быки сами подбирают себе соперника. А люди смотрят, подмечают. Затем проводят бои в «убани», – на бежтинском языке «отдельный квартал села». Бывает, десять, бывает, двадцать быков в убани. Определяют среди них чемпиона, после этого – бои между разными убани. Финальный поединок на празднике Первой борозды. За верёвку, привязанную к рогам, приводят пять-шесть бугаёв и устраивают бои попарно, пока не останутся два – самых могучих. Им лет по пять… Пять лет – матёрый зверь. Весь джамаат села высыпает на поле и с гиканьем, окриками заводит себя и быков-гладиаторов. Быки чувствуют, для чего их привели: народ собрался, все подбадривают, подталкивают, гикают. Быки чувствуют: придётся драться всё одно. Так не отпустят… Их загоняют в круг, люди стоят цепью, чтобы звери не убежали. Наклонив голову, бугаи сопят, раздувают ноздри, показывают ярость – силу демонстрируют, свирепость. Бывает, не вступив в бой, один из быков убегает до схватки, признав своё поражение. Главный бой, конечно, так не кончается. Там такие бычары подбираются… Настолько у них огромные шеи, холки… Их специально выкармливают для боя: усиленно дают зерновые. Чистят. Моют.

 

Фотография редакции газеты Дахадаевского района

 

Бой быков – зрелище грозное…

Прежде чем сцепиться, быки роют копытами землю, долго свирепо рассматривают соперника, изучают, морально давят на него. Затем медленно сходятся, упираются рогами, широкими лобешниками и – туда-назад, туда-назад. Никаких ударов, болевых приёмов, ничего нет. Новичкам сперва может показаться: очень гуманный бой у них. Они долго так стоят, толкаются, разошлись вроде, опять сходятся. Обнюхались, снова сцепились. В этом году Мозора, с белой отметиной на лбу, с разбегу как прыгнет на Оцеру… тот чуть боком повернулся – Мозора сразу его рогами под живот как подденет, как подбросит! У того копыта в небо – метров сорок летел, потом кувыркался по мёрзлому склону до самой реки. Сам подняться на ноги уже не смог. Ребята быстро вниз с кинжалами, прирезали.

Бывает, быки дерутся часами. Побеждает тот, кто умеет рогами хорошо орудовать, кровь пустить. Эта всегда победа явная. Тот бык, который проиграл, с рёвом убегает с поля. Люди – врассыпную из-под копыт. Победитель какое-то время соперника преследует, не долго… Потом останавливается, гордо задирает голову, молча презрительно смотрит на всех. Чистая победа! Хозяина быка-победителя качают на руках, награждают денежным призом. Ему особый почёт, как будто он отец быка. Такой почёт до следующего года, пока другой зверь не выйдет победителем. Бой быков – лишь один из элементов программы. Ещё собачьи бои, скачки, национальная борьба, наподобие греко-римской, кидание камня... Берут гладкий булыжник в форме лаваша и метают в длину, кто дальше. Совсем мелкие пацаны проводят свои конкурсы: сжимают голой рукой трут, скрученный из сухой травы, поджигают и с горящим факелом бегут, кто дольше вытерпит…

 

Фотография редакции газеты Кумторкалинского района

 

Противоборство.

Не человек его выдумал, лишь подсмотрел у природы, у Бога.

Даже материки трутся друг о друга. С чередой в миллионы лет…

Жмут, колют, бо-да-ются, давят… давят друг друга. Трутся монолитными лбами упёрто: «Кто – кого?!» Слабые – крошатся. Осыпаются мягкими породами. Уступают. Отступают.

Сильные на время занимают места слабых и… всё по-новой.

 

P.S.

Однако цивилизация потихоньку дотягивается и до горных районов.

И не всегда она приходит с добром.

Хамид из Хивского района посетовал: «Раньше на праздник «Первой борозды» съезжалось молодёжи-ии… дружно было, всю ночь веселились, на каждой улице жгли костёр. Сейчас редко где горит. А то ещё кто-нибудь обломает всем настрой:

– Пойду домой, в «аське» посижу.

 

Примечания:

[1] А. К. Абдулаев, И. К. Абдулаев. Дидойский (цезский) фольклор.

 

 

 

Настоятель храма

– Правда выше любого закона. А справедливость выше правды, но выше справедливости милосердие.

– Высоко задрал!

– И ещё выше есть…

– Что же может быть выше милосердия?

– Любовь.

Фильм «Апостол»

 

Город Кизляр, Кизлярский, Тарумовский районы – это места компактного проживания русскоязычного населения в Дагестане. Между тем русские уезжают. По информации администрации Кизляра, за последние десять лет доля русского населения в городе сократилась с 70% до 40%.

Настоятель Свято-Георгиевского храма Кизляра игумен Юрий (Пальчиков), встретился со мной:

– Говорить о том, как нам здесь живётся… Могу сказать так: всё, что происходит с нами, вокруг нас, не бывает случайным. Господь благословил меня здесь жить, здесь трудиться. Слава Богу! Имя Бога можно славить везде и всюду. Почему? Потому, что православные храмы открыты даже в Иране, и, если правильно понял, строится в Арабских Эмиратах. Это тоже о чём-то свидетельствует. В советские годы в Дагестане действовало пять православных церквей, сегодня – пятнадцать. Все пятнадцать русских православных церквей и монастырь входят в Бакинскую и Прикаспийскую Епархию Русской Православной Церкви Московского патриархата.

Поэтому как нам? Мы есть, мы трудимся, мы служим, мы молимся, мы окормляем тех людей, что здесь живут… А говорить о том, легко или нет, кому сейчас легко?! Где сейчас легко? Из глубинки России, из центра, из той же Москвы, Рязанской области довольно-таки часто доносится: «убили священника», «ограбили храм». У нас таких происшествий не было. И верю, не будет! Я думаю, люди, которые придерживаются традиционного ислама, прикладывают максимум усилий, чтобы баланс поддержать.

Когда общение на бытовом уровне, мы же не задаём вопрос «А кто ты по национальности?», «Во что ты веришь?», «Как молишься?». Мы общаемся. И обычно у нас складывается успешно общение с кем? С людьми порядочными, доброжелательными. Хам не нужен никому. Кем бы он ни был, каким бы он ни был. У нас на местном телеканале каждую пятницу выходит православная передача «Духовное наследие». Передачу показывают синхронно с трансляцией из мечети города Кизляра. Наши проповеди об одном: Бог есть любовь; Бог ждёт от нас послушания, смирения, кротости, терпения. У каждого народа много добрых хороших традиций. Беда в том, что мы утратили много традиций русского народа. В моём детстве на стене у бабушки висели портреты, и я знал, кто это. Теперь молодёжь едва ли знает, кем был его прадедушка по отцовской, по материнской линии, где и когда родился, чем занимался. Это печально. Народ, который не чтит свою историю – пропащий. Забыли, что мы православные. Стали увлекаться иными религиями. Вот если наш народ сможет вернуться к своим истокам…

 

О, Русь! в предвиденье высоком

Ты мыслью гордой занята;

Каким же хочешь быть Востоком:

Востоком Ксеркса иль Христа? [1]

 

Нам, русским людям, побольше бы рожать детей, создавать семьи, передавать им православные ценности, не вывозить детей учиться за пределы России. Благоустраивать жизнь здесь. Я родился в Махачкале. Вспоминаю своё детство, юность. К нам очень много приезжало родственников, знакомых из Белоруссии, из Ставрополья, из Ленинграда. Они всегда восхищались тем, насколько здесь добрый, гостеприимный, хлебосольный народ. Они всегда поражались, что в общественном транспорте мужчина или юноша, совсем мальчик обязательно уступит место женщине, не говоря о пожилых людях. Чтобы в присутствии взрослого человека прозвучала бранная речь? Никогда. Люди из России садятся в автобус, платят за себя. В Дагестане по-другому. Мы встретились с Вами – я хочу, и я заплачу. Здесь не ходит в обороте мелочь, а в России каждую копейку сдачи пересчитают. Когда гости приезжают, начинаю возить их по благочинью, по Кизлярскому округу: там что-то строится, здесь к детишкам пришли, в дом престарелых заехали… Самое сложное вытащить их сюда, но коли удаётся, на прощанье, все твердят одно и тоже: «А мы слышали другую историю. Открыли для себя совсем другой Дагестан».

Благодарю Бога, что я монашествующий священник, смело, не переживая, не думая ни о чём, могу носить духовные одежды – не переодеваться в гражданскую, светскую. Чувствую удовлетворение: я тот, кто я есть. Это немаловажно в жизни человека. В молодости, как и всем, мне хотелось перебраться поближе к центру… Сейчас нет. Я патриот Дагестана, люблю этот народ. И бывает больно, обидно, когда ты, будучи православным священником, начинаешь испытывать неприязнь, ущемления со стороны вроде бы православных людей. Помимо службы в соборном храме, окормляю кизлярских казаков – я у них окружной священник. Недавно был в Волгодонске, Ростовской области в командировке. Возвращался на служебной машине. Естественно, на номере регион какой? Ноль-пятый. Попался участок хорошей дороги, и мой водитель превысил скорость: вместо девяноста ехал сто десять. Нас останавливает гаишник… Понимаю, нарушать правила дорожного движения не допускается никому… В рясе тоже… Но существуют разные методы воздействия на нарушителей, да и сами нарушения разные: можно выписать штраф, можно сделать предупреждение… Так нет, встал вопрос об изъятии прав.

Я не смолчал, сказал милиционеру такие слова:

– Никогда не думал, что меня, православного священника, лишат возможности передвигаться на машине, произведут изъятие водительских прав у водителя на территории Всевеликого Войска Донского.

На что гаишник отвечает:

– Из-за таких, как вы, и нам живётся здесь неспокойно.

У самого ворот распахнут, на шее золотая цепь. Мой крест настоятеля, пожалуй, размерами скромней.

– «Из-за таких» – это каких?

– С «ноль-пятым»!

В России для многих мы чужие, хотя и русские. Таков имидж дагестанца…

Образ врага нужно менять.

 

* * *

 

Согласен с игуменом, образ врага надо менять…

Пора прекратить вживление в сознание губительной идеи о размежевании славянских и кавказских народов. Государственный деятель России Пётр Столыпин предупреждал: «Отсекая нашему русскому орлу одну голову, обращённую на Восток, вы не превратите его в одноглавого орла, вы заставите его только истечь кровью».

За последние два десятилетия ни один человек в повседневной беседе при мне ни разу! даже случайно не произнёс «Россия», подразумевая, в том числе, Дагестан. Ни здесь, ни там… Горько сознавать это. Да и неправильно. Мы – единое целое. Вчитайтесь… Перечитайте мои газетные заметки. Вдумайтесь! И вы непременно согласитесь со мной. Пора открывать двустороннее движение: узнавать, уважать, открывать друг друга. И своей книгой я хотел дать старт этому взаимовыгодному процессу.

 

Примечания:

[1] Владимир Соловьёв «Ex oriente lux», Свет с Востока (лат.).

 

 

 

Бег

Жаркий хабар Светланы Русь

 

Мы промолчали, когда он вошёл, так он и осла ввёл.

Арабская поговорка

 

Чечня, город Аргун.

Собирались мы тихонько, ночью. Из вещей – один узелок. В нём деньги, документы, фотографии… черепашка. Не могла оставить Марусю: завязала её в платок, она голову убрала в панцирь – свой домик – шипит… Наш дом в Чечне перестал быть крепостью, защитой… Минимальной защитой. Зажав рот, разрыдалась…

Мама обняла, прижала:

– Нельзя, Света.

Плач мой продолжался, не могла никак успокоиться, но звук отключила… Отец крадучись, ходил по квартире, при свете фонарика последний раз проверял то ящики комода, то прятку, устроенную в подоконнике. (Это была моя идея её оборудовать, выручила не раз).

– Присядем на дорогу! – отец устало сел за круглый семейный стол, опустил голову.

Сперва мама, потом я присели к столу, сынишку посадила себе на колени.

За окном длинная автоматная очередь разрезала тишину. Отец встал, мы – следом. Сыну я повязала платок, (он у меня беленький) и вышли. Квартира, гараж, все вещи остались. С одним узелком… На «Москвиче» до Гудермеса. Сынишку (отец настоял) прятали на полу. До Гудермеса добрались спокойно. На окраине «Москвич» бросили, пересели на другую машину, чужую, к знакомому отца. Границу пересекли под утро, всё обошлось спокойно. Сын на полу лежал тихонько, не плакал, ничего не просил. И в – Хасавюрт, оттуда в Тарумовку.

Через два месяца началась вторая война…

 

* * *

 

Между первой и второй чеченской войной я жила в Ленинграде. После окончания университета осталась там по распределению, к родителям приезжала в гости. Они рассказывали: «У нас по телевизору выступает Дудаев, говорит, что скоро на нас будут нападать российские войска, скоро будет война». Русскоязычное население смеялось: лучше бы на нас Франция напала, лучше им сдаться и разом очутиться в Европе. Всё принимали в шутку. Но потом чаще, чаще, чаще стали транслировать по местному телевидению выступления-страшилки Дудаева: «Россия ущемляет права наши, не даёт развиваться республике…», распространялись листовки: «Не покупайте дома у русских! Они скоро уедут, дома достанутся нам бесплатно».

Первыми стали выезжать армяне и евреи. Потом потянулась из республики интеллигенция, чеченская тоже уезжала. А навстречу другая волна: с гор спускались люди, покупали дома у русских за бесценок. Отец уже давно убеждал мать:

– Давай уедем!

– Не-ее, это просто так.

– Не просто!..

– В России нет ничего, помидоры нужно в валенках выращивать. Это политики войну затеяли, здесь люди хорошие.

Прессинг потихоньку нарастал: «Вы русские, такие-сякие!» Сталина вспоминали, советскую власть проклятьями… Русским девчатам по улицам ходить стало опасно. Сигналили, приставали, силком затаскивали в машину, увозили в Джалку – зону отдыха на берегу одноимённой речки, правого притока реки Аргун. Всем стало опасно. Когда в Аргуне началась война, родители и артобстрел, и бомбёжки испытали на себе. Мама вспоминала: «До такой степени надоели эти бомбёжки, что просто сидела и шила: будь, что будет, не спускалась в подвал. Надоела постоянная беготня!» В школе русский не преподавали, занятия шли на чеченском. Но мать свято верила: «Утрясётся, утрясётся». В 92-м действительно ввели русские войска. Они шли через Шалинский район, через наш город Аргун… Прошло ещё лет шесть. Я вышла замуж, родила двух сыновей, и тут мама звонит: «Приезжай в гости, у нас спокойно». Я с детишками туда. У нас никогда не закрывались двери: пятиэтажка, верхний этаж, под крышей жарко, и всегда сквозняк напрямую. Однажды сын вышел гулять, забегает соседка:

– Света, вашего сына камнями забивают.

Выбегаю, смотрю точно: мальчишек восемь местных – на него одного.

 

Но это происшествие я опять не восприняла всерьёз…

Летом семьёй мы поехали погостить к тёте в Тарумовку, и старшего сына оставила у неё, а с младшим, с родителями вернулись в Аргун. Отец погнал машину в гараж, мы стали подниматься к себе. Приходит из гаража отец. Приходит не один, с ним четыре вооружённых чеченца. Оказывается, в гараже ждала засада, отца арестовали, предъявили удостоверения… Как наш КГБ в Союзе, только тут в Ичкерии. Стали квартиру обыскивать. К тому времени заводы не работали, отец с матерью, чтоб выжить, занимались пошивом трикотиновых женских халатов. Лекала имелись, мать у меня – швея. Они постоянно ездили по соседним регионам – в Дагестан, Азербайджан – торговать. Машина у нас, старенький «Москвич», куплен ещё в советские времена у сотрудника КГБ. (Всё это они пробили, знали.) И спецслужба Дудаева всё связала: ненавистное им КГБ, «Москвич», поездки… И отцу – обвинение:

– Ты работаешь на российскую разведку, ездишь по нашим стратегическим объектам, собираешь данные…

«Разведчик» – смешно сказать. Отец простой работяга всю жизнь.

– Собирайся с нами в Грозный!

Соседи увидели, что его арестовали, подняли шум. Мать отца не отдала:

– Поеду с ним.

Я осталась с маленьким сыном на руках, без родителей. Вот тебе и «тихо-спокойно».

Мне соседка вдруг:

– Света, выйди на улицу.

Я спустилась – полный двор народу. Люди из нашего, из соседних домов. Многих не знала, они заселились недавно, но старые соседи тоже были. Они-то хорошо знали меня и родителей, что никогда никому плохого не делали.

– Света, прости, что так получилось! Мы его найдём.

Пригласили мэра города. Он сразу приехал, разузнал, как? что? Потом с кем-то созванивался. В итоге выяснил: отец находится в организации какой-то… независимости. В спецслужбах, их допрашивают, сейчас отпустят. Соседи решили не расходиться. Пока родители не вернулись, сидели на лавочках во дворе, ждали. Ближе к вечеру приехали отец с матерью.

Соседи обступили их:

– Извините… Никто не хочет вас выгонять. Недоразумение вышло.

Домой зашли, отец впервые закрыл дверь на ключ, и слово за словом восстановил весь допрос: Сказали: «Или даёшь шесть тысяч долларов, или мы на тебя заводим дело об измене Республике Ичкерия». Говорю: «У меня денег нету». – «Тогда мы временно тебя отпускаем, а завтра приезжай сюда заново, к двенадцати… и привези дочку».

– Зачем? – встрепенулась я.

– …«Зачем?» – спрашиваю. – «Мы знаем у неё муж – военный лётчик, хотим пообщаться, нам надо кое-какие данные разузнать».

– Я никуда не поеду.

– Нужно всем сегодня же ночью бежать.

Мы – в Дагестан, в Тарумовку. Бросили всё, прям пожар. Это был не выезд – бегство. Отец с матерью стали присматривать для покупки дом. Я не соглашаюсь:

– Давайте уедем дальше, в Россию. Мы не местные, настанет время, сызнова придётся с одним узелком убегать от смерти.

Мама мне:

– В Дагестане нефти нет, республика дотационная, никому не нужна!..

А нынче, похоже, и здесь события раскручиваются по тому же сценарию, тишком-ползком – листовки стали появляться, обходят вечерами дома: «Не собираетесь ли продавать?» Цены на недвижимость, думаю, здесь тоже скоро упадут. Всё начинается точь-в-точь, как тогда в Чечне, перед второй войной. Поднимают вопрос, чтобы в школах носили косынки, отвели время для намаза, хотя это светское учебное заведение.

Отец у меня теперь учёный:

– Когда отсюда начнут уезжать армяне и евреи, тогда и нам нужно следом.

Русские, кто может, потихоньку уже сматываются. Отток пошёл. У меня сын в девятом классе. Из двадцати восьми человек только трое русских осталось. А ведь Тарумовский район когда-то весь считался русским. Ситуация постепенно нагнетается: сигналить стали, цеплять… Проезжают мимо – выкрикнуть нужно что-то обидное. Неспокойно стало ходить в вечернее время. Вчера от матери иду в сарафане, плечи открытые… раньше сроду никто не трогал, дела до этого не было… А тут… Появилось много переселенцев с гор, вроде как «спустились за солью», сначала молчком присматривались, а сейчас, по мере увеличения их доли, начинают диктовать своё. И в форме категоричной, ультимативной. Они не приемлют наш быт, веками устроенный. У них свой уклад, традиции, религия.

Войны нет. Пока нет. Идёт тихая паучья возня.

Господи, неужели и отсюда придётся бежать?

 

P.S

Русские, действительно продолжают уезжать из Дагестана, в горных районах русских почти не осталось. В этом отношении я даже представлял собой некую диковинку, невидаль. В Казбековском районе горянка, преодолев заметное смущение, обратилась ко мне с необычной просьбой:

– Вы, правда, из России?

– Да.

– Можно Вас потрогать.

Один и тот же пограничный наряд в горах дважды перепроверял мои документы:

– Товарищ старший лейтенант, что-то не так?

– Если б сейчас видели себя со стороны, Вы ж как Дед Мороз летом.

 

 

 

Чёрная королева

Хабар о прекрасной шахматистке

 

Два горца режутся в шахматы. Один ходит королевой:

Мат.

Другой берёт короля и с треском грохает на доску:

Атэц!

 

– Познакомить тебя с шахматной королевой? – спросил Мухтар Гереев.

– Как это?

– Ну, девушка у нас есть, Бика, международный шахматный призёр и всё такое…

– Она участвует в заочных турнирах, не видя партнера?.. По переписке?

– Нет. Обычно.

– Хочешь сказать, сидит за шахматной доской под светом юпитеров, в присутствии прессы, судей, зрителей?.. с откры-ыытым лицом?! Передвигает фигуры своими руками?

– Да.

– А что, Казбековский район вышел из состава Дагестана?

– С чего ты взял?..

– Не знаю, как-то неожиданно…

– Понял тебя! Сейчас поедем, сам убедишься.

– Будем с ней общаться через ширму?

Мухтар согнулся в хохоте, а мне было не до смеха.

Я ехал на встречу с юной шахматисткой, не в силах представить себе нашу беседу. Всё-таки Восток – и вдруг такая вольность: девушка покусилась на мужскую привилегию. Скорее всего, лица не покажут, от силы – младенческое фото. Переговоры от её имени будет вести мулла…

 

* * *

 

Мне по личному опыту знакомо магическое очарование этой царской игры, однако до сих пор не случалось встречаться с шахматистами выдающимися – гениями особого рода, коим полёт фантазии, стремительная мысль логики, упорство, изящество, точность свойственны не менее, чем математикам, поэтам и композиторам. Шахматам присуща внутренняя красота, тонкий, странный на первый взгляд манёвр, дарующий «сверхъестественное» спасение во внешне безнадёжной ситуации. Сладость шахматной победы и отчаянная горечь поражения были известны посвящённым задолго до того, как научились разрабатывать эффектные комбинации, глубоко-стратегические дебютные схемы или умышленно жертвовать фигуры, разыгрывая гамбит [1]. Одолеть соперника в интеллектуальном единоборстве, в режиме жёсткого цейтнота [2], силой разума – заветная цель мастера. Утверждают, что во время шахматного соревнования «гроссмейстер – тигр на охоте и монах одновременно» [3].

Здесь слабые духом побед не имут!

У благодарной публики блестящий ход неизменно вызывает эмоции, подобные отклику чуткого сердца на выдающееся произведение искусства.

Не существует игры более величественной, загадочной, обманчиво-статичной. Она всегда под рукой для желающих просто развеять скуку, будто послушная, верная, нетребовательная наложница. Но рабыня превращается в сказочную принцессу для тех, кто к аристократической утехе относится, как к священнодействию… Кто способен проникнуть в мысли и чувства деревянных безликих фигурок. Кто научается видеть скрытые обычному глазу кровавые драмы сильных мира сего – вершителей наших судеб. Предугадывать коварные интриги чужеземного королевского двора, распутывать нити заговора своих придворных. Кто может шагнуть в неведомое тихое зазеркалье и… до предела!!! Сжав время! покорить бесконечность космоса…

Тому открывается целый волшебный мир!

Никому не известно имя божества, подарившего Земле эту единственную в своём роде, гениальную головоломку. По воле какого рока люди, допущенные к таинству, делаются сопричастными участи тридцати двух бессловесных символов?

Слово «шахматы», как известно, произошло от персидского «шах мат», что значит «властитель умер»… Властитель умер – шахматы бессмертны! Нет игры более древней. Существует гипотеза, что шахматы возникли пятнадцать веков назад в Северной Индии. Но чем больше обыватели стараются понять касту людей, именующих себя шахматистами, тем непостижимей кажется эта особенность человеческого мозга всецело сосредотачиваться на пространстве доски, сжатой до размера вселенской чёрной дыры, разлинованной на шестьдесят четыре чёрно-белых квадрата. Как бы там ни было, идея создания могла прийти в голову лишь горцу, владеющему стеснёнными земельными наделами (навроде террасных участков, которые я видел в Дагестане), когда случайно, буркой можно накрыть и свой клочок, и соседский. Изобретатель шахмат – человек, никогда даже одним глазком не видавший просторов России-матушки, понятия о такой роскоши не имеющий! О России с её бескрайними полями, степями, перелесками и пашнями, где, сколь ни трясись в дорожной карете – самой быстрой для своего времени, – за окнами одно и то же… Всё поля, степь да перелески до самого горизонта. Поэтому я недоверчиво отношусь к заявлению учёных: «Шахматы придумали русские, поскольку мат не только венчает – сопровождает игру».

 

Бике семнадцать лет, но она уже чемпион! – среди девушек, женщин и юношей Дагестана, обладатель кубка республики среди мужчин, член сборной России! Эту информацию я получил заранее, а каким будет знакомство?

Дом у Булатхановых просторный. И хлебосольный, как все дома Дагестана, где принимали. Нас встречал хозяин, отец Бики, – Абакар.

– Салям алейкум! – находчиво (так мне показалось) произнёс я, сразу истратив весь запас общедагестанских слов.

– Ваалейкум ассалам! Мы ждём, – Абакар проводил нас в гостиную.

Я огляделся: в комнате, устланной коврами, почётное место занимал сервант с призовыми кубками, медалями, дипломами, грамотами; на журнальном столике застыли в недоигранной партии шахматные воины, рядом книжки по теории.

Шахматы, шахматы…

Все великие народы приняли посильное участие в вашей судьбе: [4] арабы, следуя заветам шариата, отрубали головы верным и неверным за попытку «очеловечить» ваш лик – и в результате фигуры приобрели отвлечённую, символическую форму; католические и православные священники запрещали вас под угрозой отлучения от церкви, называя шахматы «измышлением дьявола», занятием непристойным, сродни пьянству; лишь евреи, как всегда, пошли другим путём: Моше Сфарди [5] включил шахматное искусство в семь наук, рекомендуемых рыцарству.

От крупных белых и чёрных деревянных фигур, покрытых лаком, исходило тепло. Я бережно взял в руки чёрную королеву… Казалось, она многое могла поведать.

Послышались отдалённые шаги. «Она?! Живьём! Очевидно, первичные мои сведения о Кавказе сильно искажены», – мелькнуло в голове. Стройная восточная дева с умным пронзительным взором больших карих глаз зашла в гостиную. Нас познакомили. За обедом разговор шёл, безусловно, о шахматах.

– Бика, испокон веков на Востоке принято считать, что женщина не способна высоко мыслить. Переноска грузов и продолжение рода – вот её участь. Но шахматисткой!?. Помоги развеять этот миф.

Отец сверлил её глазами, Бика сидела прямо, напряжённо смотрела в стол. Пауза затягивалась, наконец, взгляд отца одобрительно смягчился, и она заговорила:

– В садике я научилась играть в шашки, а в шесть лет меня посадили за шахматную доску. Показали в последний момент, как перетащить королевскую пешку с е2 на е4…

Отец нетерпеливо провёл рукой по ёжику волос:

– Я работал завучем. На районную спартакиаду выставляли команду от школы, а шахматистки у нас не было. Думаю: пусть наша девочка формально примет участие, чтобы команда не получила штрафные очки. (К тому же в возрасте пяти лет дочь одержала верх по шашкам в районе среди женщин всех возрастов.) Бика заняла место участника, я не успел отойти, слышу – зовёт: «А чего она играть не хочет? “Мат” какой-то говорит». Оказывается, ей в три хода поставили «детский мат»: e4 e5, Фh5 h6, Сс4 с5, Фf7! Дочка тогда не знала, что такое «проигрыш». Вечером достаёт из шкафа старые семейные шахматы: «Папа, покажи, как задний ряд ходит». С этого всё началось. Я расставил фигуры: «Ну, смотри: сражаются два войска “белое” и “чёрное”…»

Абакар встал, подошёл к журнальному столику и перенёс на обеденный шахматную доску.

– Вы позицию не нарушите? – поинтересовался я.

– Ходы записаны. Итак, в каждом войске по восемь пешек, две ладьи по краям – вот эти, как сторожевые каменные башни в горных аулах, два слона, два коня и ферзь. Во главе рати – король. Дочь разглядывает доску: «Где же королева?»

Бика смущённо улыбнулась.

– А королевы, – говорю ей, – не бывает. Рядом с королём всегда «ферзь» – самый влиятельный первый министр. Визирь! Война – не женское дело. Дочка у меня с характером: «Вот и неправда! Мама рассказывала про девушку, которая надела боевой шлем, кольчугу, обнажила острую саблю и встала во главе джигитов, когда полчища Тимура напали на Дагестан». И правда, была в Дагестане такая народная героиня. Звали её Парту Патима! [6] Мы даже стихи о ней в школе учили наизусть.

Абакар на секунду оставил нас и вернулся с томиком в руках:

 

Герои на битву сбирались в Кумухе.

Глядели им вслед старики и старухи.

Невесты и жены подарки несли

Защитникам смелым отцовской земли.

 

В доспехах военных, в кольчуге и шлеме

Парту Патима появилась пред всеми.

Она прилетела быстрее огня,

Плясать под собой заставляя коня.

 

«Привет вам, джигиты, идущие биться,

Чтоб землю отцов защищать от врагов!» –

«Привет и тебе, наша смелая львица,

Геройством ты всех превзошла смельчаков!»

 

За соколом реет орлиная стая,

За девушкой-воином скачет отряд.

Скакун под ней пляшет, гордится, считая,

Что вслед ему с завистью кони глядят.

 

– Пришлось книгу раздобыть! – он усмехнулся. – Действительно, это ведь наша история. Только в шахматах всё же королев не бывает… Но Бика, упрямица такая: «Всё равно буду называть королевой!»

– И что же дальше, Бика?

– Сначала папа учил, затем дядя – у него первый разряд. Потом записали в шахматную школу… Девчонки из сборной жалуются: по шесть-семь часов тренируются ежедневно. А я не могу подолгу. Обычно час в день. Иногда со старшим братом сыграю, других охотников дома нет. Брат всегда проигрывает.

– Но ведь ему неинтересно так.

– Каждый раз думает: «Сегодня точно повезёт!»

– А первые шаги? – пытался я развить успех беседы.

Отец всем телом подался вперёд:

– Да она, наверно, и не помнит. Я старался объяснить дочери доступно, как эти кукольные солдаты сражаются. Тут для них открыты перевалы, проложены дороги, тропы, как у нас в горах. Только называются иначе: прямые ряды, в которых чередуются разные клетки, то тёмная, то светлая, – линии, а цепочки одного цвета, уголок к уголку – диагонали. Безымянные пешки первыми поднимаются в атаку, в самых горячих точках битвы рубят врагов направо-налево. Им дан приказ: «Вперёд, ни шагу назад!» Почти все они гибнут во славу короля и навеки исчезают с «лица доски». Лишь самой бесстрашной и везучей пешке иной раз удаётся преодолеть всё поле и ворваться во вражеский редут. За такой подвиг ей присваивают звание «ферзя». Шахматы на доске живут и воюют по-настоящему, но ни одна фигура не в силах шага ступить, пока закрыт проход. Ни одна, кроме коня. Если оседлал его настоящий джигит, конь птицей перелетает военный строй. Ходит вот так: на одно поле прямо и наискосок, в любую сторону…

Я невзначай вспомнил, что дед мой тоже боготворил эту фигуру и частенько поучал: «Сы-ышк, ты про лошадь-то не забывай! Чай, не жерёбая кобыла. Боевой конь! Не гляди, что круп мелковат. Вынесет из любой переделки».

– И что дальше, Бика?

– …Шахматная группа открылась, – не унимался счастливый отец. – Из-за дочери, чтобы выезжать с ней на соревнования, пришлось место работы поменять, перешёл в спортшколу.

– Бика, расскажи о первых крупных соревнованиях.

Девушка, сжав губы, посмотрела на отца, тот обречённо вздохнул.

– Поехали с папой в Махачкалу на первенство Дагестана. Возрастная группа «до 12 лет». Мне было одиннадцать. Играла за район, получила первое место. Оттуда направили в Южный Федеральный округ. Шахматы – игра сложная. На каждый ход найдётся пять-шесть вариантов ответа, на любой вариант – свои пять-шесть. Правила жёсткие: «тронул – ходи», «руку отнял – ход сделан». Нужно в уме вперёд на несколько шагов тщательно продумывать, взвешивать.

– Тебе помогает это в жизни?

– Её жизненные ходы определены волей родителей, – с гордостью ответил глава семьи.

– Так?

Бика кивнула, и опять в гостиной надолго повисла тягостная пауза.

– Ну, пускай тогда папа скажет, что чувствует дочь. Ему виднее: о чём волнуется? Переживает ли?

Абакар радостно оживился:

– Ещё как переживает! До истерик доходит.

– Посуда летит?

– Не, не… Замыкается в себе. Начинает плакать. Особенно, когда ситуация в миттельшпиле [7] выигрышная, но то ли времени не хватило, то ли опасный ход пропустила… Тогда и я психую. Когда Бика выступает за команду, ответственность увеличивается, и она больше очков набирает, чем на личных турнирах. Партия иногда идёт по пять часов. И там, кроме всего прочего, нужно крепкое здоровье. Высокий уровень с возрастом стало поддерживать тяжело. Сейчас она выигрывает, но с трудом: нет должной подготовки физической, не хватает теоретической – на сборах не бываем. Шахматы в Дагестане на остаточном принципе: Москва требует олимпийских чемпионов, и все деньги уходят на борьбу, на бокс. На шахматы – что останется. После того как она вышла на Европу, с деньгами стало полегче: её финансирует Москва, я себе сам ищу. В прошлом году в Избербаше выиграла мужской кубок Дагестана. Участвовало около ста мужчин.

– И что кричали джигиты, когда она снимала с них скальпы?

– По-разному. Не всем мужчинам легко пережить такое. Есть те, кто скандалят: «Почему пустили женщину в мужской турнир!!!» Хотя правила ФИДЕ это допускают. Наоборот – нет.

– Выходит, Бика перевернула вековые представления аксакалов о горянке?

– Пророк Мухаммед, мир ему и благословение, в своих суннах [8], хадисах [9] наказывал «не давать власть женщинам, поскольку они живут чувствами, а не разумом».

– А, может, он заявил так, потому что не играл в шахматы с Бикой? Разве не сам Аллах, отдавая девушке пальму первенства на мужском турнире Дагестана, посылает мусульманам знак?

– ?.. Московский международный турнир выигрывает три года подряд.

На полке мерцали позолотой кубки с надписью: «Московский шахматный фестиваль MOSKOW OPEN 1 место», пожалованные Бике богиней-покровительницей, музой шахмат Каиссой.

– Ей было лет девять, когда мы поехали на чемпионат России в Ессентуки. За два часа до матча вывесили результаты жеребьёвки: кто с кем играет. Мы стоим с дочерью у списка, подходит девочка, маленькая такая, с тренером. Тот её спрашивает: «Посмотри, с кем играешь? Я очки не взял» – «Бу-лэт-ха-нова Бика. А… баран из Дагестана. Устрою ей блицкриг» [10], – и ускакала на одной ноге, довольная такая…

«Ты когда превратилась в ферзя, о пешка?» [مَتَى فَرْزَنْتَ يا بَيْدَقُ‏؟‏ ‏ (араб.)]

Бика начала закипать, я осаживаю:

– Через два часа первый тур. Возьми себя в руки, там докажи, что она не права.

Игра закончилась. Та девочка понуро выходит из зала, плачет. Следом Бика… По её лицу никогда не понять: победа или поражение. Гляжу, Бика догоняет соперницу, шипит ей в лицо: «Дагестанская овца умнее, чем костромская свинья».

Потом они подружились, часто вспоминают этот случай, смеются. И девочка стала взрослей, изменила мнение о Стране гор.

 

В прошлом году в Сербии, в Суботице, разыгрывался кубок Европы по быстрым шахматам и блицу. Участвовало сто двадцать три страны. Одновременно состязались полторы сотни спортсменок одного возраста. Восемьдесят столов! Обстановка, прямо скажем, боевая. Болельщиков, тренеров в зал не пускали, но в холле через монитор можно было посмотреть любую партию. Тут же именитый мастер поединок комментирует, разбирает по косточкам.

Одна красивая итальянка просит:

– Show me a table eleventh, please! [Покажите, пожалуйста, одиннадцатый стол! (англ.)]

Я замер: за этим столом – моя дочь. Играет, оказывается, с воспитанницей этой дамы. Выводят картинку на монитор. Сидит наша девочка. На табличке надпись: «Beka, RUS». (За границей для них – мы все русские.) Судья комментирует:

– У русских проигрышная позиция. Игру продолжать бессмысленно.

Эндшпиль [11]. Партия. Бика выиграла.

Второй день. Точно такая же ситуация. Опять на мониторе – «Beka, RUS». Гроссмейстер:

– Такое впечатление, что русская до этого в шахматы не играла. Теорию абсолютно не знает. Проиграет.

Партия. Бика выиграла.

Третий день. Комментатор там один. Его просят: «Такой-то стол включите». Опять – «Beka, RUS». Он сделал паузу и уже неуверенно:

– Русская играть не умеет, но… всё равно выиграет.

В шахматном мире все друг друга знают. Редко бывают сюрпризы.

Мне долго никто не верил, что у неё нет собственного тренера. Сюда в село специально приехал международный гроссмейстер, Виктор Варавин. Его направила шахматная федерация, чтобы хоть чуть-чуть позанимался с Бикой теорией. Жил у нас несколько дней, поставил ей дебют [12] чёрными. Обычно чёрными не идёт речь, чтобы выиграть, главная задача – сделать ничью или, если сыграл пять партий, хотя бы 2,5 – 3 очка набрать. Виктор уехал, а она с помощью домашней заготовки стала подряд все партии выигрывать. С тех пор её любимая фигура – чёрная королева. Она приносила ей победу, как легендарная горянка ополчению Дагестана:

 

Две рати столкнулись, порядки построив,

Как будто упала на гору скала.

Усеялся дол головами героев,

Горячая кровь по земле потекла.

 

Вкруг шлема обвив свои косы густые,

По локоть свои засучив рукава,

Туда, где противники самые злые,

Летит она с гордым бесстрашием льва.

 

Направо взмахнет – и врага обезглавит,

Налево взмахнет – и коня рассечёт,

«Ура!» закричит – и джигитов направит,

«Ура!» закричит – и помчится вперёд.

 

А время проходит, а время уходит,

Монгольское полчище хлынуло вспять.

Своих седоков скакуны не находят,

Спасается бегством Тимурова рать.

 

– Но так бывает только в эпосе. А в жизни и шахматах главный – король.

«С той лишь существенной разницей, что в жизни одного мата недостаточно для отставки непопулярного короля, – взгрустнулось мне».

– Бика, можно я тебя сфотографирую рядом с наградами?

Девушка замерла.

– Встань там, – повелел отец.

Бика послушно встала.

Я щёлкал фотоаппаратом, а сам размышлял вслух:

– Интересно, как бы сложилась судьба горянки, шахматистки от Бога, если бы она родилась в Дагестане лет сто назад. Если б осмелилась посягнуть на забаву шейхов, нуцалов [13], сардаров [14], уцмиев [15]… мужиков, одним словом?

– Да уж… – растерянно произнёс Абакар. – За эти десять лет мы с дочерью объездили всю Россию, Европу. Её сверстницы в селении не имеют такой возможности и, наверное, никогда ничего подобного не увидят. Много зависит от взаимного доверия. У меня доверие к дочери есть.

– А ежели доверие есть, могу ли я с ней поговорить наедине?

– ? ?.. ?!. Да… м-мможете, разумеется, – Абакар как-то весь осунулся, постарел разом лет на пять и, не оглядываясь, медленно вышел.

– Папа прав. Если б не он, ничего бы я не достигла. Другие члены сборной России, девочки, которые из Москвы, конечно, живут не так. Меня контролирует брат: делает распечатки телефонных разговоров, проверяет, кому звонила, сколько минут болтала. А им родители позволяют всё: в Интернете лазить по любым сайтам, открыто курить, свободно выпивать, самим выбирать парней. Ну и что?.. Разве этим они лучше, счастливее?

Скоро будет чемпионат мира в Греции. Я член сборной России. Мне оплатят поездку из Москвы. Если папа найдёт для себя деньги спонсоров, чтобы тоже поехать, я буду участвовать. А так – нет. Дома останусь. Одну не отпустят. И заменить меня некому – из Дагестана никто не включён.

А всё же… Настоящая королева есть и в жизни, и в шахматах. Бывает, когда всё зависит именно от неё. И король без королевы – полукороль!..

 

* * *

 

Утро туманное, мглистое пронзил первый златой луч солнца…

Заиграл, заблистал на жемчужных горных вершинах, на заточенных пиках копий, на чешуйчатых кольчугах и ратных шлемах. Две армии плотными рядами выстроились на краю альпийской долины друг против друга: конница, боевые слоны, пешие войска, лучники сторожевых каменных башен и даже короли противоборствующих государств – чёрный и белый – Их Величества собственными персонами. Нетерпеливое ржание, храп боевых коней, лязг стальных доспехов, короткие приказы юзбаши [16] медленно, но верно закручивали тугую пружину предстоящей баталии…

Белые должны нападать первыми.

Над вражьими полками парили, словно птичьи боги, горные орлы. Гортанный клёкот их разгонял в испуге вороньё.

Рядом с чёрным королём – его королева в кольчуге. Тугие косы, цвета ночи, едва вмещались под боевым шлемом. На поясе Её Величества позванивал кинжал, маленькая изящная рука блуждала по червлёной оправе. Жгучие глаза молодой серны торжествующе блистали, вглядываясь в сторону неприятеля, гибкий стан её завораживал взоры аскеров… [17] Казалось, вся она слита из тьмы и луны, из рая и земли. Нукер [18] держал горячего гнедого коня амазонки под уздцы, поправляя чёрную бурку, притороченную к вышитому седлу. Конь нетерпеливо пританцовывал на месте, натужно раздувал ноздри и косил кровавым глазом на королеву: «Пора!»

Едва дрогнули ряды врагов, сделали первый шаг к битве, королева, коснувшись серебряного стремени, вскочила на верного коня, подняла его на дыбы, оголила саблю и властно скомандовала:

– В бой!

И хлынуло войско её неукротимой лавиной, прикипев к сёдлам…

Лишь огненные брызги из-под копыт да сполохи сабель в пыли…

 

* * *

 

С Бикой я полностью согласен: есть в жизни королевы.

Без них какой смысл?

Говорят, Восток и Запад никогда не сойдутся. Но ведь Россия – это и есть Восток и Запад. Когда Бика выступала в Казбековском районе, она защищала престиж родной школы. Когда участвовала в турнирах в Махачкале – представляла на уровне республики свой район. В Южном Федеральном округе и Москве играла за Дагестан. А на чемпионате Европы она уже отстаивала честь всей нашей великой страны.

Отстаивала честь России!

И гимн Российской Федерации звучал как неоспоримое признание миром её королевских заслуг.

 

Казбековский район, селение Дылым, 2010 год

 

Примечания:

[1] Гамбит (из ит. Выражения dare il gambetto – подставить ножку) – начало шахматной партии, в котором жертвуют фигурой или пешкой ради получения скорейшей возможности перейти в атаку.

[2] Цейтнот (от нем. Zeit) – время и (нем. Not) – нужда.

[3] «Гроссмейстер – тигр на охоте и монах одновременно» – фраза чемпиона мира по шахматам с 1927 по 1946 годы Александра Александровича Алехина.

[4] Католическая церковь время от времени запрещала шахматы (например, Парижский собор 1200 г.; Людовик IX Святой подтвердил этот запрет). В 1061 году кардинал Дамиани издал указ о запрете игры в шахматы среди духовенства. В своём письме к папе Александру II он назвал шахматы «измышлением дьявола», «игрой непристойной, неприемлемой».

На Руси православная церковь также запретила игру в шахматы под угрозой отлучения от церкви, что было официально закреплено в кормчей книге 1262 года. В Новгородской кормчей книге 1280 года говорится: «Шахматы имети да ся останеши». Софийский сборник XIV века стоит на том же: «Аще поп играет шахы да извержется сана своего». В Домострое, который датируется XV–XVI веками, тоже имеется порицание шахмат: «Возрадуются беси и вся угодная творится им да такоже бесчиньствуют и зернью и шахматы, и всякими играми бесовскими тешатся». В 1551 году запрет был подтверждён Стоглавым собором: «Святаго вселенского шестого собора правило 50 и 51 запрещает всякое играние. Пятьдесятное убо правило собора сего возбраняет играти всем и причетником, и мирским человеком зернью и шахматы, и тавлеями, и влириями, рекше костьми, и прочими таковыми играми. 51 правило всякое играние возбраняет и отметает и причетникам, и простым людем. Такоже и упивание в пьянство».

[5] Моше Сфарди (после крещения – Пётр Альфонси, 1062–1106) в своей книге «Disciplina clericalis» включил шахматное искусство в семь рекомендуемых рыцарству наук.

[6] «Парту Патима» – народный эпос Дагестана, перевод с лакского С. Липкина.

[7] Миттельшпиль – середина игры.

[8] Сунна (араб.‎‎) в переводе с арабского означает путь, дорога. В исламе под Сунной понимают действия пророка Мухаммада.

[9] Хадис (араб.) – высказывания пророка Мухаммада.

[10] Блиц криг (нем. Blitz – молниеносно, krieg – война) – молниеносное сражение.

[11] Эндшпиль – заключительная стадия игры.

[12] Дебют – начальная стадия партии, продолжающаяся первые 10-15 ходов.

[13] Нуцал – титул аварских ханов.

[14] Сардар – наместник, главнокомандующий.

[15] Уцмий – титул даргинского феодального правителя.

[16] Юзбаши (турецк.) – офицер, сотник.

[17] Аскеры (турецк.) – солдаты, воины.

[18] Нукер – слуга, телохранитель при дворе горского феодала.

 

«Гумбетовский шах». Начальник культуры Гумбетовского района Магомед Мирзаевич Умардибиров поведал мне об этой местной традиции, неразрывно связанной с шахматами: «Бывает, перебрали! Давай за тебя, за брата (а их десяток), за меня, если уважаешь! Бывает же так. “Гумбетовский шах” – кто не хочет больше пить, переворачивает рюмку и надевает на горлышко графина».

 

 

 

Кавказские пленницы

Спрячь за высоким забором девчонку,

выкраду вместе с забором.

Песня из фильма «Неуловимые мстители»

 

Магомед Кебедов – член совета старейшин села Кахабросо – явился по первому зову:

– Решил, что приглашают на примирение. Думал, снова девушку украли, – Магомед присел к столу. – Когда в горской семье рождается девочка, все рады. Мы их одеваем, кормим, балуем, растим, даём образование… любим. И нежданно, вах! – нету. Куда пропала? Не знаем!.. Жива-нежива? Аллах знает. Проходит неделя, две, иногда месяц, обращаются ко мне, как члену совета старейшин посредники: «Ваша девочка полюбилась нашему джигиту. Он похитил её». Кому понравится? Будь хоть даргинец, хоть русский, хоть кумык, хоть еврей, хоть аварец… Кто бы ни был? Это же нехорошо.

– А я-то думал, про кавказскую пленницу лишь в кинокомедии…

– Если бы… Веками эти традиции складывались. Украдут и потом думают: что дальше делать? Уважаемых стариков берут, аксакалов, авторитетных горцев и начинают:

– О! давайте помиримся.

Одни родители соглашаются, другие нет:

– Дайте возможность увидеть дочку.

Одно дело, когда похищение произошло с согласия, тогда это спектакль-маскарад. А если без согласия, насильно? Отец ведь не знает. Никто не знает. Когда примирение не удаётся, молодые вообще исчезают из села. Оба. На юг, на восток. Навсегда. У одних семнадцать лет прошло, уже свои дети взрослые, дочка замуж вышла, а родители так и не простили непокорную дочь: «Без согласия братьев, без нашего благословения ушла с ним. Нет у нас дочери, мертва для нас. Она обесчестила наш род». А другие смирились: «На всё воля Аллаха, что делать?» Заключили мир и живут счастливо. Раньше воровали на конях. Сейчас на машине, сейчас легче. Дверку открыл, запихал, словно овцу. Бывает, уже сосватаны, но мать-отец откладывают свадьбу, затягивают, приданое копят, мебель покупают, дом строят. Это не нравится молодым. Пять, шесть, семь лет… Разве будут ждать? Тогда они вместе полюбовно договариваются и представляют дело так, будто её украли. Начинается шум, гам:

– Похитили!

– А вы что хотите? Ведь живые люди.

Мулла делает магари (аварск. – венчание), тогда хорошо получается у них дело. Мирно. И пусть девочка живёт, как жена, как другие живут. Но близость без магари – считается «зина» – прелюбодеяние, изнасилование. Очень сурово карается, смертью… Если жених и невеста согласились на зину, то накажут обоих: хят – палками – самое мягкое из предусмотренных наказаний по закону шариата… Догола его раздевают, кладут на спину и – большой палкой. Сто раз. Никакого смягчения не дают. Если девушка забеременела без магари в семье настоящих горцев отец или брат по адатам должны убить её. Такой позор можно смыть с тухума только кровью. У нас в угол не ставят! После этого убийства никто уже не упрекнёт отца, что его семью обесчестили. Честные, настоящие мужчины специально во время похищения берут с невестой в заложники ещё другую женщину, свидетелем.

 

После беседы со старейшиной я непременно решил найти джигита, лично укравшего свою невесту. Долго искать не пришлось – начальник Управления культуры Акушинского района Мурад Магомедгаджиев:

– Сыновей у нас стараются вырастить настоящими мужчинами. Наш класс был хулиганистый чуть-чуть. Учителя с нами не связывались, ребята вообще слова поперёк не говорили. Набеги делали на школы. Вечера если, банкеты, мы туда припрёмся, приглашают – не приглашают. С женой мы ещё в школе познакомились. Затем работали вместе в Управлении соцзащиты, учились заочно, нам по двадцать лет было. Когда речь зашла жениться, мои родители упёрлись. У нас в первую очередь смотрят на тухум, как раньше дворяне. У лакцев было Кази-кумукское ханство, у аварцев – Хунзахское и своё у кумыков, остальные – принеси-подай. И здесь все знают, кто из какого рода, из какой семьи. Узден – это как бы дворянин, аристократ, истинный горец. Он никогда ни на кого не работал, не батрачил. У него в достатке было живности и земли. Даже Советская власть не смогла этому воспрепятствовать. «Она не из нашего круга, нам по крови не подходит», – такие слова мне родители тоже бросили. У нас обычно женятся на сёстрах двоюродных, троюродных… Надоело. Взял и украл её…

– Расскажи подробней, Мурад. Мы с тобой колесим по Акушинскому району, собираем какие-то истории, а ты сам – человек-событие, сам история. С её согласия или нет?

– Согласие у девушек обычно, когда крадут, не спрашивают. Согласна она, не согласна… Ну, отношения чуть-чуть такие были. Она тогда в отпуске, на работу не ходила, дома сидела. Я ей позвонил, сказал, нужно для отчёта на работе поднять информацию. Она только нос на улицу высунула, мы подлетаем с друзьями на машине:

– Здравствуй.

– Здравствуй.

– Что там нужно?..

Толкнул её в машину, и ходу.

У меня заранее всё было готово: ключи от свободной квартиры в Махачкале одолжил у знакомого, продуктов запас на две недели, чтоб по магазинам не шастать. Друзья нас отвезли, высадили, сами поехали регулировать отношения с родителями.

– Она сопротивлялась?

– Раз удалось вывезти девушку из селения – всё! Дальше сопротивление бывает чисто формальным.

– Ну, что говорила?

– Удивилась: «Зачем так? Неужели нельзя нормально?» У всех девушек бывает… такие разговоры тоже. Некоторые плачут, визжат. Она не плакала, по крайней мере, зная меня. Паника бывает, когда незнакомый или не нравится.

– Нравится, не нравится, спи моя красавица?

– Я штук десять украл… вернее помогал, соучаствовал. У нас из пятнадцати одноклассников лишь три человека свадьбу играли светскую, остальные крали, получается. И везде я – кунаком. Обычно сначала идут официально сватать, и только если отказ… Тогда все настороже, знают, что невесту могут похитить, пытаются как-то спрятать, человека приставляют. Однажды мы месяц готовились. Каждый день караулили на разных машинах. Поджидали, пока уйдут родители – им не нравилось, что молодой человек пьёт, хулиганистый сильно. Мы долго следили. Когда точно убедились, что она дома одна, через стенку перепрыгнули, ворота открыли, машину загнали во двор. Начали по очереди комнаты обыскивать, проверять двери. Услышали щелчок, когда она закрылась изнутри, узнали где. Тогда не было телефонов. Дверь одним ударом выбили. Жених взвалил её на плечо, мы главное следили… страховали, чтоб не ударилась головой никуда. Вот она-то орала… На весь аул: «Мама!!! Помогите!» Соседи выскочили. Харай-курай! Но пока сообразили, что к чему – мы на машину и газу. А сейчас прекрасно живут, трое детей.

– Стерпится – слюбится?

– Да. И ещё важно, чтобы в момент похищения, непосредственный контакт с ней имел только жених. Если жених не справляется с девушкой, спрашивается, зачем туда идти. Значит, недостоин. Орёл унесёт, а ворона ест? Другой раз парень девушку украл, родители её никак не успокаиваются. Затребовали денег: триста тысяч. Он говорит:

– Лады! – и заплатил.

Прошло десять лет, он так родителям не показал ни её, ни внуков.

– Я у вас её купил? Купил.

И ей тоже это стало обидным, что родители её продали как вещь, получается. Сама тоже к ним не идёт. За нами целые погони устраивали. У некоторых родственников есть личные связи с шестым отделом (борьба с терроризмом, похищением людей), с ФСБ. Бывало, отбивали девушку с боем. Чтобы таких вещей не происходило, от погони неделями бегали. По разным селения, по разным районам. ФСБ по звонку вычисляет, где она, мы ныряем в другую норку. Номера машин узнают, мы номера меняем, машины меняем. Главное неделю продержаться, не попасть им в руки. Потом родители соглашаются. Неделю девушка находится с парнем, даже если вернётся, кому она нужна? Молва по селу будет идти плохая: «Её украли, она нечистая». С такой репутацией всё равно замуж не возьмут. Что собака откусила – ей принадлежит.

Риск, конечно, существует. Ты похищаешь живого взрослого человека. У неё отец, братья, дяди, тухум. Готов должен быть ко всему! От того, какое у джигита сердце, какой ум, насколько горячая кровь, зависит успех дела. Не от кунаков. Смалодушничаешь – подведёшь всех: друзей, родню. Хоть град, хоть потоп, хоть милиция, хоть пуля, хоть целая армия придёт, нужно взять в руки оружие и стоять до конца. И ему, и друзьям, раз уже пошли с ним. Пусть введут смертную казнь… Заднюю скорость на ходу включать нельзя!

Некоторые маменькины сынки:

– Там кто-то украл, и я украду… Я тоже мужчина.

– Говорят, нет такого осла, который, созерцая отражение в реке, не обнаружил у себя черты скакуна.

– Точно! Я не я, ишак не моя… «У кляч с аргамаками – разная стать» [1].

Когда с той стороны с оружием приезжают люди, он мямлит: «Не думал, что так серьёзно будет…» Как ещё, если не серьёзно?! Их девочку украли, люди идут на всё. Эмоции перехлёстывают разум. Они сначала сделают, потом будут думать. Городских, парниковых пацанов хватает. Уж коли взял своё, действуй до конца…

К русским девушкам выше сказанное не относится. У русских вольные порядки: «Захочу – выйду замуж, не захочу – не выйду. Захочу – за этого, захочу – за другого». Например, тебе понравилась русская девушка – ты её крадёшь, по их меркам это считается воровством человека, больше никак. Русская девушка никогда не скажет: «Раз украли, теперь замуж не возьмут!» Они на это и не смотрят. Особенно в городах. Она может свободно через месяц уйти, написать заявление: «Меня украли, насильно держали там-то и там-то». И человека будут преследовать по светским законам. А у нас горянка подумает: «Нужно выходить замуж, меня все знают, село маленькое». С одной стороны, конечно, нехорошо, если девушка любит другого, вроде бы жизнь ей портят. Но на деле, всегда потом живут душа в душу. Из троих одноклассников, кто женился традиционно, один уже развёлся. А там, где украли, друг другом довольные. Так поступали ещё наши прадеды – настоящие джигиты. С этим ничего не поделаешь.

– Мурад, как ты будешь реагировать, если украдут твою дочь?

– Честно говоря, трудный вопрос. Очень трудный…

– И всё-таки.

– Любой отец это воспринимает в штыки. Как события пойдут… Если он сможет неделю не попадаться мне на глаза… Страсти поутихнут. Придут взрослые, мудрые люди – имамы, алимы, скажут: «Не с тебя начиналось, ни на тебе кончится. Значит, судьба такая».

Мне вспомнилась старая быль:

Дагестанец решил гостя-москвича покатать по Махачкале.

– На светофоре – красный, а ты на газ давишь?! – удивляется русский.

– Я – джигит!

– Теперь на светофоре зеленый, а ты тормозишь. Почему?

– Сейчас из-за угла вылетит другой джигит!

В Дагестане не меньше порядка…

Там просто порядок другой, свой, особый… Иные, самобытные, из века в век трепетно хранимые традиции отцов, дедов. И, если мы не станем, как лиса и журавль из басни Крылова, навязывать другим свои вкусы, дружба между нашими народами будет радостной, вечной.

 

 

В голове крутится реплика разобиженного товарища Саахова [2]:

– Ничего не сделал… только вошёл!..

До меня вдруг дошло, почему мы гогочем, в этом месте, как угорелые.

Себя узнаём!.. В быту, в большой политике…

 

Примечания:

[1] Поэт Ирчи Казак.

[2] Фильм «Кавказская пленница».

 

 

 

Воля народа

Хабар Магди Омарова,

Председателя общественного совета с. Новочуртах, Новолакский район

 

БалкIандаллаз фена – ламраллаз хтана. (лезг.)

На коне приехать – на осле вернуться.

 

Фотография Камиля Дандамаева

 

Фотография Шамиля Муртазалиева

 

 

 

Фотографии Хаджимурада Зургалова

 

 

 

– Хочу рассказать, как мы встретили первый день войны. Девяносто девятый год – момент истины для Дагестана, для России. Оружие у нас было: я всегда с пистолетом, у сына пулемёт, автоматы, всё, как в нормальной правоверной семье мусульман. Да ещё руководство республики обратилось к дагестанскому народу с призывом: «Продайте корову, купите автомат!» Для поднятия боевого духа в газете опубликовали горскую легенду Лермонтова «Беглец».

…Семь часов утра. Я уже давно на ногах, жена спит, прибегает запыхавшийся сосед:

– Боевики! Свою семью на «Газели» отправляю, может, и твои поедут?

– Конечно, поедут. Щас, подожди.

К жене:

– Вставай, война началась. Срочно собирай девочку, сама… Уезжайте!

– Какая война? – думала, шучу.

Встала:

– А сыновья?

Не хочет садиться в машину. Плачет:

– Пусть сыновья поедут с нами в Махачкалу.

– Как… Как могу, слушай? Если они уедут, мужчины, как на нас люди будут смотреть?

– Ты хоть одного пошли…

– Сама им скажи, да…

Конечно, разве сыновья поедут? Нет, конечно. «Нельзя, сражаясь лёжа, побеждать!» [1]

Она села на сумку:

– Ну, тогда и я не поеду. Должен вам кто-то хинкал варить.

Когда чёрное крыло войны в 1999 году коснулось нас, Степашин в Москве доложил: «Мы потеряли Кавказ». Москва три дня молчала, сообщала только, что в Дагестане конфликт, хотя здесь уже три дня полным ходом шла война. Народ сам поднялся, чего ждать. Промедлением, уступками врага не сделаешь другом, а только увеличишь его притязания. Позже подошли наши войска. Прямо в селе разместился штаб генерала Казанцева. Я – в его сопровождении. Мы выехали на окраину села, в бинокли смотрим: бородатые окопы роют. Полковник расстелил на капоте карту, показывает карандашом командующему обстановку. Боевики, видимо, засекли нас, начали миномётный обстрел. Две мины, одна за другой, разорвались рядом – осколки застрекотали по машине, у полковника рука с карандашом задрожала. Казанцев как гаркнет:

– Товарищ полковник, что у вас с руками?.. – и матом!!!

В декабре тогда сильные холода были, мороз по тридцать градусов. К нам прибыли солдаты буйнакской бригады, около тысячи человек на БМД, БТРах… Бойцы костров не разжигали, в технике спали. Утром мы проснулись, увидели их: босоногие, в рваных сапогах, в обмотках… Штатного обмундирования почти не было. У кого какая цветастая куртка, фуфайка, техника старая. Что могли сделать полураздетые, необученные, голодные солдаты – армия тавошнего времени. Помогали им, чем могли. Одна женщина принесла в палатку три пары носков, а там четыре солдата. Четвёртый просит:

– А мне, тётушка?

Она сняла с себя носки:

– На, сынок!

Кто хлебом помогал, кто варёную картошку тащил, кто мясо сушёное. У них – свои сухпайки, но ведь зимой на снегу нужно горячее. Однажды вечером сидим дома, кто-то скребётся в дверь. К каждому стуку уже настороженно… Заходят двое – русские солдатики. Надо было видеть… Лица вымазаны в мазуте, одежда в мазуте, рваная – голое тело видно. А на улице мороз. Как будто не воины Армии Российской – бомжи. Через плечи висят кирзовые сапоги, не новые, но крепкие ещё:

– Купите, хозяин…

– Проходите.

Они давай в коридоре снимать обувь: босые ноги… Зимой! Без портянок, без ничего. Жена быстро-быстро их на кухню, плов наварен, целый казанок.

– Садись, покушайте.

– Нет. Нам надо идти. Мы сапоги продаём.

А сапоги у самих рваные, каши просят.

– Зачем продаёте?

– Деньги нужны.

– Сколько надо?

– Сто рублей.

Мы усадили их, накормили, налили коньяком…

Тот, кто постарше, назвался:

– Меня Алексеем зовут, из Костромы.

Когда уходили, мы им назад сапоги всучили, продуктов надавали: печенья, конфет, солёных огурцов, каждому по шерстяному свитеру, по паре толстых носков. К свадьбе сына мы купили продуктов, вещей – раздавать садака. Пачки сахара, носки, носовые платки. Думаю, зачем ждать свадьбу – отдали всё русским солдатам. Аллах ведь для этого и создал человека, чтобы творить добро. Какой бы религии, какой бы национальности ни были. Раньше в коммунистической газете «Правда» печатали, из номера в номер, призыв: «Пролетарии всех стран соединяйтесь!» В исламской газете «Истина» лозунг «Ассалам алейкум». А я думаю, у каждого на видном месте должен висеть другой девиз «Спешите людям делать добро». Дагестанские мудрецы днём рождения человека считают день, когда он совершил первое в жизни доброе дело.

Не люблю!.. не люблю войну вспоминать… Кровь, гарь, взрывы, стоны, раненые, погибшие… В тех боях погибло тридцать шесть жителей Новолакского района. Младший мой сын награждён медалью: «За отвагу», старший – «За боевые заслуги».

Да, войну я не люблю вспоминать, но про подвиг Хаджимурада Нурахмаева из селения Ансалта рассказать должен… В семье, кроме него, пять сестёр, он единственный сын. Боевики, когда начали рыть окопы, заявили: местным лучше покинуть село. Хаджимурад помог родителям, сёстрам погрузить вещи, но покидать отчий дом отказался. Имам Шамиль учил: «Кто думает о последствиях, храбрым не станет». Очевидцы потом рассказали отцу: Хаджимурад общался с боевиками, балагурил с ними, свёл знакомство с Басаевым и, улучив момент, поинтересовался:

– Зачем сюда пришли?

– Будем устраивать шариат, вырезать русских…

– Вы же видите, здесь их нет. Я что, русский? Чего ждёте, убейте меня… Иначе я должен отомстить за разрушенный отцовский дом.

В ответ – всеобщий хохот, никто всерьёз не принял этого щупленького, худощавого парня. А Хаджимурад дождался своего часа. Во время очередного налета авиации, боевики бросились в укрытие, один из них, сражённый осколком, уткнулся в кизяки, выронив автомат. Хаджимурад овладел оружием и пустил по бегущим ваххабитам очередь.

Боевик выскочил из окопа, пошёл на Хаджимурада:

– Дай сюда!

– Смердящий шакал, возьми, если можешь, – Хаджимурад сразил его.

На него кинулись, он дал очередь, ещё трое замертво упали на землю. Опомнившиеся бандиты в упор расстреляли парня… Случилось это 11 августа 1999 года.

Весть о подвиге Хаджимурада Ансалтинского облетела всю страну. Ему посмертно присвоили звание «Герой Российской Федерации». Хаджимурад защищал свой дом, который сильно любил, ведь в нём родился, вырос. А защитил от врага весь Дагестан, всю Россию – свою Родину. Вечная ему память.

– Вечная память!

 

* * *

 

Всякое повидал Дагестан…

Летопись его народов слагалась не в тишине аульских саклей под мелодичные звуки зурны. Она выбита на камне подковами боевых коней, остриями сабель и кинжалов, прицельным огнём винтовок и пушек. Не раз чужеземцы пытались лишить Дагестан свободы. Тогда разноплеменная, многоязыкая, маленькая страна собиралась в кулак для отпора. Чингисхан со своими полчищами как пришёл, так и ушёл. Надир-шах с многотысячным войском в панике бежал из Дагестана, разбитый наголову, забыв свою саблю с лезвием «языка гадюки». На коне приехал – на осле вернулся. И лишь Россия ужилась с вольнолюбивыми народами Дагестана навсегда.

Владимир Путин высоко оценил мужество, стойкость дагестанцев: «Вы проявили настоящий кавказский характер, мужество, самообладание, волю и показали настоящую силу. Россия никогда не забудет, что вы сделали сегодня. Вы должны знать, что Дагестан был, есть и будет составной частью Российской Федерации. А это значит, что Россия всегда придёт к вам на помощь».

И теперь Россия – это все мы вместе.

 

Примечания:

[1] Поэт Ирчи Казак.

 

 

 

Рейд

Если разбить голову, хвост сам успокоится.

Даргинская пословица

 

Вчера две сестры из селения Новолакское ходили по ежевику, наткнулись в лесу на вещмешки, побросали корзинки, убежали.

По оперативной информации боевики регулярно появляются у родника за водой. Решено было двумя группами провести оперативно-поисковые мероприятия. Наутро два взвода сотрудников милиции отправились в рейд по маршруту: край села – лесной массив – горный перевал – с тем, чтобы описав широкую дугу километров в десять-пятнадцать, выйти к районному центру с другой стороны. Начальник милиции полковник Абдул Равданов согласился взять меня с собой. У каждого бойца на себе «жук» – упрощённый вариант разгрузки, афганский вариант, куда входят боекомплект, гранаты, медицинский пакет первой помощи. На всех один ручной пулемёт Калашникова «ПК» – или «красавчик», как ласково назвал его на военном сленге командир взвода спецогневой группы Дауд. У меня с собой лишь фотоаппарат-мыльница да в рюкзаке фляга. Мне бы хоть налегке не отстать от бойцов. Тяжело бегать в горах с моим «курдюком». Привык, знаете ли, «кабынэт, кабынэт».

Сизое прохладное утро, первые лучи коснулись верхушек деревьев на голубых горных склонах. На улицах безлюдно, село просыпалось. По забору, расхаживал на страже людского покоя «золотой петушок»:

 

«Коль кругом всё будет мирно,

Так сидеть он будет смирно;

Но лишь чуть со стороны

Ожидать тебе войны,

Иль набега силы бранной,

Иль другой беды незваной,

Вмиг тогда мой петушок

Приподымет гребешок,

Закричит и встрепенётся

И в то место обернётся».

 

 

 

 

 

 

 

Больше часа дорога шла в гору. Взвод перебежками, быстрым шагом… опять бегом! Фу!..

Я для себя твёрдо решил: «Если эта физкультминутка продолжится ещё полчаса, придётся умолять, пусть меня бросят тут, одного…» Нет… Смотрю: у родника – короткий привал.

«Тум! Тум! Тум!» – громко стучало моё сердце, как у медведя Балу.

– Подъём закончился, – успокоил начальник милиции. – Дальше будет полегче.

– Ну, слава Богу!

Вчера, чтобы поглубже ознакомиться с ситуацией, просмотрел документ «Анализ состояния преступности и результатов оперативно-служебной деятельности ОВД по Новолакскому району за июнь 2010 г.» (с начала года):

 

«Особенностями приграничной полосы являются наличие большого количества лесных массивов, зарослей кустарников, как в окрестностях приграничных сёл, так и по периметру границы. В последнее время на территории Республики Дагестан резко активизировалась противоправная деятельность членов незаконных вооружённых формирований, участились с их сторон посягательства на жизнь сотрудников правоохранительных органов, военнослужащих и мирных граждан. В целях недопущения проникновения бандгрупп на территорию РД через Новолакский район, в населённых пунктах района и на административной границе с ЧР с участием сил Огневой группы «Восточная граница», и личным составом по «Хасавюртовской зоне» проводятся оперативно-профилактические, заградительно-специальные мероприятия, направленные на выявление и задержание организаторов и исполнителей целенаправленных преступных акций против сотрудников правоохранительных органов. В лесных массивах на административной границе выставляются дополнительные скрытые наряды (засады, секреты, совместные заслоны), заградительные посты и оперативно-поисковые группы.

Одним из основных факторов, влияющих на обстановку, является активизация приверженцев религиозного течения «ваххабизм», в которое вовлекается в основном политически и религиозно неграмотная молодёжь».

 

И т.д. и т.п.

Во времена Советской власти в РОВД Новолакского района числилось семнадцать сотрудников, отдел возглавлял майор, и был полный порядок. Сейчас списочный состав насчитывает 360 сотрудников РОВД. (В двадцать раз больше!) Криминальные происшествия идут друг за другом, конца не видать. Только с начала этого года, за семь месяцев, в районе убили четырёх старших офицеров: начальника криминальной милиции, начальника следственного отдела, начальника ГИБДД, старшего опера. И в лесу никакие не мусульмане – обычные бандиты... Шейх Джамалуддин Газ-Кумухский, учитель трёх имамов, включая Шамиля, был убеждён: «Недобрый человек не может быть правоверным».

– На днях сына обстреляли из засады, – понизив голос, произнёс начальник УГРО. – Поджидали, чудом остался в живых. Мой родной Дагестан кровоточит сегодня. Постоянно жена пилит меня: «Убери сына из милиции! Убери сына из милиции!» Лермонтов в своё время сказанул: «Для Кавказа война – тоже мир». Так и есть. Участковые меняются, не успеют толком свой участок на раз обойти. Несколько месяцев послужат – на повышение. А если бы он контракт лет на десять подписал, да интерес ему создать, вот тогда… Преступники, которые родом отсюда, никуда не денутся, тут будут. Участковый свой участок к концу третьего года знал бы весь… до очка включительно, – для наглядности майор показал мне на пальцах.

До сих пор я наивно думал, что американцы используют этот жест, чтобы продемонстрировать, мол, у них всё «ОК!» (Отлично! Англ.) Оказывается, в обратном смысле: «…опа! полная ...опа!!!»

 

Рейд прошёл без применения оружия.

У двух парней в лесу проверили документы и тем довольствовались. Что им предъявишь? Бродят по лесу с религиозной литературой – обычные грибники. По рации вызвали бортовой «Урал», начальник милиции настоял, чтоб я занял его место в бронированной кабине, сам сел к бойцам в кузов. Пулемётчик на крыше дослал патрон в патронник, поставил «красавчика» на предохранитель, и машина с мощным гулом двинулась по трассе в Новолак.

 

И с грустью тайной и сердечной

Я думал: жалкий человек.

Чего он хочет!.. небо ясно,

Под небом места много всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он – зачем? [1]

 

Примечания:

[1] Михаил Лермонтов. Валерик.

 

 

 

Нет у революции конца!

Ты первым пришёл

И людьми нас назвал.

Поэт Абуталиб Гафуров,

«Песня о Ленине»

 

Так исторически сложилось, революционеров уважают в Дагестане.

А уж Владимира Ильича Ленина, основателя первого в мире пролетарского государства, помнят и чтят в Стране Гор наравне с исламскими пророками. Из уст в уста передают аксакалы, как ходоки были у Ленина, с челобитной: вождь подписал решение о выделении материальной помощи и, по просьбе горцев, подарил свой портрет с надписью: «Красному Дагестану». Не найти здесь аула, где не давил бы на джамаат своим гранитным авторитетом памятник разжигателю мирового пожара, где не носила бы площадь либо улица его бессмертного имени: «Ленин – кент» – село в Карабудахкентском районе Дагестана. В Махачкале Ленин с пьедестала всем приезжим, с первых шагов, указывает на обратный путь… То же мне, «друг»!

 

 

 

Помнится, дедушка Ленин выступал против мягкотелости, «поощряя энергию и массовидность террора» [1]. Где-то я уже это слышал… От старика-ваххабита в Хасавюрте.

Однако пиететом по отношению к основоположникам марксизма-ленинизма дело не ограничивается. Отдают горцы дань уважения и своим землякам, посвятившим жизнь свержению традиционного кавказского миропорядка, заменившим зелёное знамя ислама на алый стяг с серпом и молотом. Посетить Карабудахкентский район и не побывать в музее революционера Улубия Буйнакского невозможно.

 

 

 

Директор музея Зайнудин Магомедов, подводя меня к скульптуре в бронзе, с гордостью поведал:

– Наш земляк – организатор, создатель и первый руководитель подпольного обкома компартии Дагестана. Улубий из дворянской семьи, родственники отказались от него. Его подпольная ячейка интернациональная: сам Улубий кумык, а ещё входил аварец, лезгин, русский, лакец и даргинец. Горское правительство совместно с деникинцами решением шариатского суда постановило: расстрелять пятерых товарищей за то, что сеяли смуту, а его отпустить. Камеру оставили открытой, не ушёл, не стал спасаться в одиночку. Найди мне сейчас такого! Не найти. Ему было двадцать девять лет. Не видел он радости, всего себя отдал борьбе за счастье трудового народа. На суде Улубий выкрикнул: «Я вырос в ущельях Дагестана, хорошо изучил тяжесть положения горского крестьянина. Вы убьёте меня, ещё тысячу таких, как я, но идею, которая живёт в нашем народе, вам не расстрелять».

– А сегодня идёт расслоение между богатыми и бедными? – заслушавшись, спросил я. – Может так получится, что современникам вновь придётся уходить в подполье и всю борьбу за справедливость начинать заново? «Искра», бомбометатели, «конспиация», маёвки…

Зайнудин долго соображал, как политкорректно ответить, несколько раз менялся в лице, передёргивал плечами и, наконец, выдавил:

– Богатые люди – рабы рубля. В 17-м году буржуи тоже считали, их не коснётся… Ошиблись. И сейчас верхи сами поймут, либо опять низам придётся объяснять, «что такое хорошо, что такое плохо». В Кизилюрте возвышается над городом дворец: его построили три брата, занимались нефтедобычей. Двух братьев убили, третий боится в нём жить – скрывается за границей. Дворец как символ. У нас в народе есть мудрая притча:

Умирает старый бай, оставляя на земле несметные богатства. Наказывает сыновьям:

– Когда я умру, и вы будете заворачивать меня в саван, оставьте руки открытыми.

– Зачем?

– Чтобы люди видели, что с собой ничего не забрал.

Жалко, не все помнят народные предания.

 

А что ещё мог ответить мне Зайнудин?

Зря прицепился к мужику. Сам знаю кучерявую историю своей бедоносной страны, сам свято верил в лозунги «Бей богатых! Грабь награбленное! Мир хижинам! Война дворцам!» Сам вижу итог, вижу последствия…

Уважение к старшим – залог спокойного будущего. Каждый человек, по убеждению аксакалов, должен назубок знать семь поколений своих предков. Родословная Дагестанских народов испокон веков старательно велась в родовых книгах, хранившихся в мечетях. В них на арабском указывалось: кто, когда родился, кто хозяин дома, сколько штук у него женщин (имена женщин не писали), сколько в ауле баранов, ослов, быков. В мечети же многие учёные-алимы отдавали свои библиоколлекции в собственность – вакфа. В 37-м энкэвэдэшники-арабисты почти все книги уничтожили. Малую толику удалось спасти, спрятав. Рассказывают, целую неделю горели библиотеки с древними манускриптами. Советская власть пыталась таким образом вычеркнуть святое, стереть, обнулить память людей, перезагрузить мозг и туго набить его красными лозунгами. Лишь на седых дагестанских камнях сохранились следы Кавказской Албании, римские надписи, иудейские заветы на иврите и арамейском языке.

Но это – лирика…

Одно меня занимает крайне, мучает, не даёт покоя: вся Российская империя была страной глубоко религиозной; в центральной части, на севере и много ещё где, – православие; здесь, в Дагестане, – ислам. Вопрос, который терзает и до сих пор рвёт мою душу на части, я бы сформулировал так: «Почему вера православная и мусульманская оказались не в силах остановить кровавую вакханалию БРАТОУБИЙСТВЕННОЙ войны, а сама страна в итоге… накрылась?» Значит ли, что и сейчас религиозные институты, будучи восстановленными в полном объёме, никакой гарантии не дают от суицида страны, от вандализма?! Вот бы у кого спросить… Люди охотно спорят из-за религии, сражаются, погибают за неё, – но только не живут по ней.

 

А ещё, выясняется, настоящее не бывает без прошлого.

Глава администрации с. Улубиаул, желая упорядочить размер колыма, вверенной ему джамаатом властью издал декрет: «Сумма выплаты в пользу семьи девушки, не должна превышать 100 000 рублей; подарки к 8 марта и другие упраздняются». Цель благая – равенство жителей села. Опять «равенство».

Революционные традиции, словно сорняки сквозь асфальт, пробиваются по мере сил. Пока в Карабудахкентском районе они сохраняются. Улубий погиб, но дело его живёт. Экскурсия в музее подошла к концу, дальше по программе посещение мятежного, вечно революционного села Губден. Как в песне поётся: «Есть у революции начало, нет у революции конца!»

К великому сожалению…

 

Рассеялся в горах туман,

Путь ясен впереди.

Своих баранов, о чабан,

Ты в коммунизм веди [2].

 

Примечания:

[1] Председатель Совета народных комиссаров РСФСР Владимир Ленин в своём письме Г. Зиновьеву 26 июня 1918 года.

[2] Расул Гамзатов. Мой Дагестан.

 

 

 

Кубачи

Подними любой придорожный камень

и под ним найдёшь кубачинца с верстаком.

 

В знаменитом ауле Кубачи, где трудятся всемирно известные мастера-златокузнецы, Ибрагим, заведующий музеем, любезно согласился показать нам уникальные экспонаты:

– Это сабля XVII века. Она принадлежала иранскому завоевателю Надир-шаху. Клинок по форме – змеиное жало. При ударе вырезает мясо куском, рана не заживает. Уникальная сабля! Когда Надир-шах на коне скакал, сабля наголо, между лезвиями ветер гудел-свистел, как будто всемогущий шайтан летит, не человек. Лезвие можно согнуть вокруг пояса воина. Золочёный эфес. Даже внутри, смотрите, какая тонкая работа… Рисунки, червлёные золотом, по всему лезвию змея тиснением. Дагестанские пацаны отобрали у него эту саблю…

Я с умным видом взял клинок в руки, изумлённо поцокал.

– Вот здесь изображены шатёр и лев с саблей – личный знак Надир-шаха. Надписи на фарси. Учёные историки приезжали из Москвы, пытались расшифровать, но не смогли. Жалко. Наверняка, написано что-то значимое.

– «Здесь был Вася!» – предположил я.

– Возможно. Надир-шах во время нашествия побоялся заходить в село Кубачи. Отправил вперёд дозорных. А кубачинцы – искусные мастера-оружейники, изготовили огромную деревянную пушку. Когда к селу приблизились разведчики, они выкатили её на крышу дома, забили порохом, подожгли фитиль… Пушку разорвало вместе с саклей, взрывной волной повалило вражеских лазутчиков. Те в ужасе: «Если здесь всё разнесло, представляем, что стало с войском правителя». Побросав оружие, они бежали. Следом в панике удирал от стен села и Надир-шах, бешеный пёс.

– При случае обязательно поделюсь этим военным секретом с министром обороны России.

– Про Кубачи рассказывают ещё одну легенду. В Персии в старину прослышали, что есть искусные кубачинские мастера, и прислали сюда тонкую, точно волос, золотую проволоку:

– Покажите, что сможете сделать из неё.

Кубачинцы просверлили золотой волосок насквозь и отправили назад, со словами:

– Мы из таких заготовок трубы делаем.

Ибрагим перешёл к следующему стенду:

– А это шашка. Настоящая кубачинская шашка. У неё лезвие прямее, чем у сабли. Сталь из соседнего селения Амузги. Амузгинские клинки не уступали дамасским. На рукоятке надрез такой. Многие спрашивают, для чего? В музей приезжал начальник электросетей нашего района, высказал смелое предположение: «Пиво открывать!» Но историки из Москвы не приняли нашу версию: «Раньше кремниевые ружья заряжали через ствол: из пороховницы насыпали порох. Так вот, чтоб открыть пороховницу, использовали разрез на рукояти шашки».

Больше часа мы переходили от шашки к сабле, от сабли к кинжалу, от кинжала к пистолету, от пистолета к винтовке, от винтовки к пушке… В заключение Ибрагим сообщил:

– Как Вы знаете, дагестанцы – не воинственный народ. И потому мастера-кубачинцы изготавливали и мирную продукцию. Вот медные кувшины для переноски воды – мучалы.

– «Мучал» – это по-даргински?

– По-кубачински, у нас язык кубачинский. Раньше в паспорте так и писали «кубачинец». Я числюсь даргинцем, но язык их не понимаю.

– Я тоже. Оказывается, не один такой.

– Мучалы разные: на десять литров, совсем маленькие на два. У горянки получается изящней нести большой кувшин по козьей тропе, когда в качестве противовеса они несут впереди этот маленький. И заодно, вторая рука не пустует, чтоб лишний раз за водой не ходить. Всё – для удобства женщин…

 

 

А этот кувшин называется «стоячий». С эротическим носиком. Специально такой носик делали, чтобы струя под давлением била сильней, и жена, когда поливала воду на руки мужу – могла стоять подальше, чтоб даже случайно не коснуться тела. Если женщина коснётся мужчины, осквернит тем самым и его.

– Как это?! – оторопел я. – Почему жене нельзя касаться собственного мужа? Как же у кубачинцев появляются дети?

– О-оо! Это таинство… – Ибрагим сладострастно зажмурился.

 

 

 

Знахари

Когда в ауле все здоровы, знахарь болеет.

 

Нетрадиционная медицина – это как раз то, к чему все присматриваются на Востоке.

Профессор медицины, бывший главврач ЦРБ Гуниба Абдурахман меня заинтриговал:

– Двадцать лет назад была у меня необычная пациентка Мариам из села Кородах, у неё злокачественная опухоль правой руки. Я изучил результаты гистологических анализов, их для достоверности делали дважды – сначала в Махачкале, потом отправляли в Ростов-на-Дону. Уже на первом этапе требовалась, по всем показаниям, немедленная ампутация руки вместе с лопаткой. А та упрямо твердит своё:

– Куда я без руки? Муж слепой, дочь – инвалид.

– Но, всё может кончиться совсем плохо…

– Сколько проживу, столько проживу, – и написала расписку.

Через год – к тому времени я уж подзабыл про неё – встречаю на улице в Гунибе: марширует, такая бодрая, в такт шагам руками размахивает, и… больная рука на месте. Вылечилась народными средствами. Как и что – не интересовался.

 

Почему профессору медицины такие загадки безынтересны, один Бог ведает. Я-то встрепенулся сразу, как легавая, едва поведя носом «сделал стойку». Решил разыскать эту Мариам, во что бы то ни стало.

Я её искал и… нашёл.

Мариам с вилами в поте лица трудилась по хозяйству. Июль – страда деревенская.

Узнав, зачем пожаловал, отложила работу, проводила в дом. Рядом копошились внучата, Мариам поглаживала их, изредка нюхала табак и вспоминала подробности своего чудесного исцеления.

– Обратилась к Муртузали – наш целитель известный. У его предков лечился весь Дагестан.

Я настроился на долгую беседу с Мариам, угнездился поудобней на диване и скорее машинально, чем из интереса, уточнил:

– Где этот Муртузали живёт?

– По соседству, – невозмутимо ответила Мариам.

– …Как? – не может так подфартить. – Уехал куда-нибудь? – всё ещё не веря удаче, предположил я.

– Дома. Сейчас ему дочка позвонит.

И через полчаса я уже сидел в гостях у Муртузали, внимал ему, открыв рот, не забывая записывать.

– Мой прапрадед Кебедгаджиев Кебедгаджи был лечащим врачом имама Шамиля.

– !

– Мой отец в 1914 году закончил в Буйнакске медицинскую гимназию, но после революции работать врачом ему не разрешили. Пациенты к нему на лечение приезжали тайком. Мой сын после окончания мединститута работает врачом в Махачкале. Получается целая династия.

Как тут не открыть рот в изумлении: предо мной потомок личного лекаря Шамиля!..

– Каждый день человек десять-пятнадцать приезжает. Лечу опухоли, любые. Эпилепсию. Экзему. Не просто лечу. Вылечиваю. Не всем, конечно, помогает одинаково. Бывает, обращаются слишком поздно. На всё воля Аллаха. Медицина официальная у нас на человека смотрит поверхностно, без души. Да и мало знают дипломированные эскулапы. Хотя, зачастую, цвету белого халата люди доверяют, а династию знахарей считают шарлатанами.

Мне вспомнилась чья-то восторженная реплика: «У нас в психиатрии, кто первый надел халат – тот и врач!»

– Был случай, – продолжал Муртузали. – Русский офицер, родственник командующего генерала Воронцова, получил сильное ранение в ногу. Врач Пирогов заключил: «Придётся ампутировать, других вариантов не существует». Офицер отказался. Аварец, который служил в царской армии, посоветовал обратиться к моему прапрадеду. Он вылечил. Пирогов встречался с прапрадедом и подарил ему, в знак уважения, медицинские инструменты. Сейчас они хранятся в музее Гуниба, – Муртузали с небес гордо поглядывал на меня…

Мы беседовали больше часа и, при случае, я обязательно продолжу заметки в своём дневнике.

 

А ещё меня поразил рассказ офицера ФСБ:

– На скорости 180 километров улетел в кювет: компрессионный перелом трёх позвонков. Помогли выбраться из машины, повесили на турник за кисти, чтобы нагрузки не было на ноги, и тело выровнять. Провисел около часа, затем в больницу, сделали снимок, сразу к лекарю-костоправу. Он поначалу дал отлежаться, укрыл курткой, я дрожал от холода, дал деревяшку в рот:

– Больно, кричи!

Диски вылетели вовнутрь, и он полчаса вправлял, затем обвязал меня плотно простынёй.

– Смотри не шевелись.

Часа два я отлежался и сам ушёл от него. Ноги уже не болели, слушались, осталась только боль в спине. Сделал второй снимок, врачу подаю оба.

– А где больной?

– Вот он я.

Врач не поверил.

Случилось это в селе Муцалаух, Хасавюртовского района. Тот Гаджи-костоправ умер, его сын лечит.

 

И в каждом районе у своих провожатых я интересовался талантливыми знахарями. Со многими удалось встретиться, обстоятельно побеседовать. Так, в Ногайском районе я записал старинный рецепт лечения малярии: «Родственникам нужно неожиданно сбросить больного в водоём». Испытав сильнейший шок, искупавшись, пациенту не оставалось ничего иного, как выздороветь [1]. Народная молва утверждает, что страждущие в Дагестан прибывают на костылях, а уходят своими ногами. (Интересно, бывает наоборот?)

– Как можно не верить в знахарей! – возмутился Солтан из Бабаюрта. – Я сегодня утром вылечил человека.

– Что с ним? – приготовился стенографировать я.

– Он умирал! Правда.

– ..?

– Принёс ему бутылку холодного пива. Считается, это «знахарство» или нет?

– Думаю, считается…

 

* * *

 

Русский мыслитель девятнадцатого века Пётр Чаадаев призывал современников и потомков: «Изучайте Восток, этот великий музей традиций человечества». И наметившаяся в последнее время тенденция внимательного отношения к восточной культуре, к медицине не случайна. Ведь Восток – это колыбель мировой цивилизации, в недрах которой зарождались не только нравственно-эстетические каноны общества. И сейчас, после поездки, я с гордостью называю себя «лицом кавказской национальности».

 

Примечания:

[1] М. Б. Гимбатова. Народная медицина ногайцев.

 

 

 

Заимка

Рутульский район, горы, село Микить, свадьба, банный котёл на костре, бравый горец перемешивает совхозными вилами булькающие куски баранины, дурманящий аппетитный аромат мясного бульона, тосты…

Всё это, конечно, да! Интересно… Но увиденное начинало повторяться. Это мероприятия массовые, «общий план». А мне хотелось «наехать планом крупным» на конкретных горцев, неспешно потереть с ними, расспросить о том, о сём, заглянуть в глаза, насладиться говором… Господь услышал мои чаяния. И послал в высокогорную заимку гостей из Махачкалы.

А вот начиная с этого момента, внимание! Убеждён, такое бывает лишь в Дагестане: Насир и Байрамбек, сопровождавшие меня, сочли возможным добраться до укромной горной сакли и заявиться туда незваными. (Баркалла им, до неба!) По канатному мосту мы перебрались на правый берег горной реки и пошли вверх по течению, где долинами, где взгорьями. Оказалось, легче всего подниматься в гору, сцепив руки за спиной, на пояснице. (Я вспомнил добрым словом своего деда Лёшу, это он научил.) И вот когда до цели оставалось меньше километра (вон она, серая саманная сакля на южном склоне, залитая солнцем), тропка неожиданно вынырнула на крутой обрыв: вверху, почти отвесно, высоченная скала; далеко внизу грозный рокот полноводной бешеной реки; склон в постоянном движении, гравий, крупные камни, сдвинутые ветром, сползают медленной упрямой лавиной в буйный грохочущий поток цвета какао… Да и тропка… Громко сказано. Кто по ней может пройти? Ну, если только горные козы, у которых с рождения не четыре, а лишь два левых или правых копыта. В таком случае, по одной ниточке, след в след, шаг за шагом – поверю. Насир, не останавливаясь, не сбавляя темпа, склонился на бок, повторяя рельеф склона и, едва касаясь одной рукой сыпучего гравия, другой балансируя в воздухе, стал пробираться над обрывом.

Байрамбек осторожно приблизился к краю пропасти, опасливо глянул вниз, тут же отпрянул, скомкался:

– Я что, совсем ненормальный? – Красный, испуганный он присел на корточки. – Здесь вас подожду. Буду я ещё из-за шашлыка шею ломать…

Насир, преодолев опасный участок горной тропы, улыбался и призывно махал нам рукой:

– Байрамбек, ты-то чего боишься? Не позорь нас перед гостем. Ты же горец!

– Нет. Нет и нет, – угрюмо твердил себе под нос бледный Байрамбек.

А что делать мне? Ведь добираться до заимки моя прихоть. «Была – ни была!»

Точно повторяя телодвижения Насира, я изогнулся боком, и, почти касаясь левым плечом склона, стараясь не глядеть в пропасть, стал продвигаться по тропке…

– Так! Молодец, молодец… – подбадривал Насир, глядя мне в глаза, кистями рук ритмично подгребая на себя воздух. – Помаленьку, давай на меня…

Холодный пот выступил у меня меж лопаток. Ещё двадцать метров, пятнадцать… Из-под ноги шурша струился гравий, устремляясь к реке, увлекая по пути со стуком, грохотом камни.

– Не останавливайся!

…Пять метров осталось. Последний шаг…

 

Всё! Ух-х!!!

Я – на ровном каменном балконе.

Перед глазами восторженный простор… Дыхание перехватывает от этой Божьей красоты!

Вокруг – величественные горы. Горы, лучше которых, могут быть только горцы. Полной грудью вдыхаю чистейший воздух, наполненный ароматами альпийских трав, не могу надышаться, наглядеться и понимаю, что стоило преодолеть долгий путь, собственный страх и добраться сюда ради этого глотка восторга.

 

– Ты не чабан! – гневно кричал Насир, наблюдая, как скрываясь и выныривая, удалялась спина Байрамбека. – Ты сын чабана!!! Александр, про него тоже напиши: давать одну слащавую информацию – значит, искажать реальную картинку. Пером Дагестан не очернить, из песни слова не выкинешь. В отаре обязательно должна быть хоть одна чёрная овца, тогда легче сохранить весь гурт.

 

Солнце тем временем жарило под сорок, на «четвёрку» включилось.

«Скорей бы в тень! – мучительно думал я. – И воды глотнуть!.. Ледяной воды…»

 

Рядом с саклей костёр, на огне большущий таган, вокруг хозяйничают раздетые по пояс мужики: кто колдует над варевом, кто подкладывает дрова в костёр, кто предусмотрительно передёргивает затвор «Калашникова», отсылая патрон в патронник…

Узнали Насира, мирно отложили автомат в сторону.

– Не стреляйте в музыканта! Он играет, как умеет.

– Салам алейкум! Хочу познакомить вас с писателем из России: Александр – собирает легенды, тосты…

– Тосты? Это Вы удачно зашли, проходите в дом, в тень, присаживайтесь к столу…

В махонькой сакле меня охолонула стынь. На улице – ад, пекло, а тут...

– Откуда здесь холод такой? Дверь открыта настежь, а внутри, словно холодильник.

Насир довольно улыбнулся:

– Саман. Уникальный материал для постройки жилья. Зимой держит тепло, летом – холод. В бетоне, в любом бетоне, имеется хоть небольшой, но фон радиации. В земле его нет. Земля – источник долголетия. Когда человек обрабатывает землю, негатив уходит из организма, положительная аура нарастает.

Не давая угаснуть, мысль подхватил крепкий горец с густой флорой на торсе:

– Про благотворное действие земли... Безнадёжному больному врач советует: «Займитесь огородом» – «Заче-еем?» – «Чтоб к земле привыкнуть».

– Сейчас каждый из нас по очереди расскажет что-нибудь о нашем любимом Дагестане: кто притчу, кто анекдот, кто предложит тост… А ты записывай, дело важное! Для начала, чтобы наглядно показать тебе интернациональный Дагестан, я обозначу национальную принадлежность каждого: вот, рядом с тобой Тимур, это рутулец, дальше два брата цахурцы, я кумык, Али Ахмедович – даргинец. После развала СССР землю сотрясали нескончаемые конфликты, где представлены лишь две титульные национальности. Совсем другое дело Дагестан: более тридцати языков, тридцать семь национальностей. Две армии друг с другом могут воевать, а тридцать семь армий? То-то и оно… Хрен разберёшься, кого мочить. Поэтому первый тост – за мир в Дагестане. Александр, давай чокнемся… Кстати, знаешь, откуда пошла традиция «чокаться»? Из гостеприимного Востока. Когда бокалы, заполненные до краёв, ударяли друг о друга, хмельной напиток плескался из бокала в бокал, и если вино отравленное, то смерть угрожала не только гостю, но и хозяину дома.

– Профилактика отравления?

– Да. Пусть ваш приезд принёс барракт всем!

 

– Ну, теперь по старшинству, наверно, я, – взял слово седовласый горец. – Однако у нас не лекция – застольная беседа. Поэтому разговор мы будем вести под шашлык. И первая порция – гостю, гостю… с диким укропчиком.

– «Дикий укроп» – это что, злят домашний?

– Нет, просто в горах растёт. Я в Москве в аспирантуру поступал, захотелось мяса. Повариха в столовой отвечает: «Мяса нет, одна баранина!». Александр, прошу тебя, не повторяй её слова. Лучше мяса, чем молодой барашек, не бывает. Особенно, когда запиваешь наваристым бульоном. Врача Пирогова во время Кавказской войны угостили хинкалом: тесто варёное, мясо. Он не стал отказываться, отведал угощения и всё-таки не утерпел: «Такая тяжёлая еда. Вы сами себя калечите! Это же яд». И тут хозяйка приносит горячий бульон. Он отпил: «…У вас оказывается и противоядие наготове». Гасан, вместе работаем, – большой любитель хинкала. Живёт сейчас один, жена с детьми на лето переезжают в Махачкалу. Он в шесть часов встаёт, замешивает тесто, нарезает варёное мясо… За пять минут может себе хинкал приготовить. На завтрак уплетает хинкал, на обед – хинкал, на ужин – хинкал, в гостях – только хинкал.

У него свой круг друзей, один мне рассказывает:

– Я Гасану вот так сделал! – показывает руку, согнутую в локте, увенчанную кулаком.

– Подколол?

– Да!

– Как?

– Пригласил в гости, сказал: «хинкал».

Он приходит такой счастливый, в предвкушении… А я ему борщ подсунул.

 

Вид смачных румяных кусков на шампуре отключил меня от беседы…

Пищевые анализаторы блокировали на миг все другие органы чувств. Зажмурившись, урча в душе, я с несказанным блаженством доедал второй кусок, когда вновь обрёл слух…

 

– …Абдулкадыр у нас. Вон, полюбуйся на Гаджи: если ты думаешь, он волосатый, так он лысый рядом с ним.

Гаджи грустно кивнул.

– Приехали к Абдулкадыру из Москвы профессора-академики: «Поведи нас на охоту на крупного зверя». А он страстный охотник: знает повадки, места, пустым из леса не возвращается. Согласился, но предупредил московских гостей: «Там в одном месте по отвесной скале нужно подняться. Я иду первый, вы следом. Наверху встречаемся». Вышли по холодку, но пока Абдулкадыр на верхотуру забирался, вспотел, снял с себя всё и сел отдохнуть лицом к солнышку, к тропе спиной. Ждёт москвичей час, ждёт два. Нет. Начинает проклинать: «Мне, вообще, это на хрен не нужно. Все дела бросил, припёрся на гору, их нет!» Психанул, стал спускаться, сидят у подножия мрачные. «Вы чего здесь?» Выяснилось: московский профессор поднимался, как сказали, по отвесной тропе и вдруг впереди… сидит! большое, косматое, шевелится. Решил: снежный человек. Тихо-тихо назад… «Вай, бараны, это же был я! Орёл горный, грубошёрстный!!!» Всё закончилось тогда мирно, никто из животных не пострадал.

Давайте, чтоб и впредь!

 

– Махмуд, теперь ты!

– После брата не знаю, как говорить. После него говорить нелепо. Вдруг скажу лучше… Мало кто имеет такого брата.

– Мы все имеем.

– …Ницше считал, миром правят секс, страх и голод. Не согласен.

– Ты не принимай его слова близко к сердцу, Махмуд. Он не из нашего села, он аварец.

– Так вот, я считаю, мир держится на человеческих отношениях. Не быть равнодушным к близкому, поддержать младшего, уважить старшего. Это важно. Это в Дагестане на первом месте. У меня сосед Камил – старику восемьдесят четыре года, у него руки сильно трясутся. Здоровье ни к чёрту. Жалуется моему отцу: «Тагир, слюшай, руки трясутся, не знаю, что дэлать? Пока один раз писаю, два раза кончаю». Его зять каким-то образом узнал, что кокаин на время эту трясучку снимает. Взял и посадил тестя на наркотик. У старика не только руки стали впадать в затишье, он ещё временами кайф ловит. Аллязат! [1] В итоге, этот зять из пяти стал самым любимым. Я-то, не разобравшись, влез:

– Ты чё из деда наркомана делаешь?

А он мне популярно:

– Сам подумай: ему так и так жить мало осталось. Он что пойдёт в поисках дозы воровать, убивать? Жизнь была тяжёлая, пусть хоть остаток дней покайфует.

Зять ещё про него рассказывает:

– Руки трясутся, почти не видит, еле ходит, а джигит ещё хоть куда. Три раза женат. Халимат, тёща, – его третья жена. Она на двадцать четыре года младше. Мой сын, школьник, решил над ним подшутить. Надел платье, повязал платок. Усов ещё нет. Подсел к деду, начал с ним хохмить: «Мне тридцать лет, развелась я, пришла к тебе. Ты мне давно нравишься». Мы с женой наблюдаем из дальней комнаты, что будет. Дед на кресле выпрямился, приосанился, положил руку на колено внуку. Восемьдесят четыре года! Начинает гладить… Смех на меня как накатил, молча давлюсь. У жены от натуги слёзы катятся, сучит ногами, шуршит. Зрение у деда плохое, а слух хороший. Насторожился. Мы затаились. Опять тишина, он подуспокоился. Рука на грудь к внуку пошла.

– Руку убери, говорю. Я порядочная. Без свадьбы нельзя.

Дед помаленьку распаляется. Зовёт тёщу, приказывает:

– Халимат, ей со мной постели, сама ложись в другую комнату.

Во какой дух!

Этой осенью старику сделалось совсем плохо. Умирает. Родня собралась, скорбят. Он приподнимает голову над подушкой, командует:

– Уходите, Халимат пусть останется…

Тёща заупрямилась. Старик так и умер. Все единодушно: от обиды умер.

 

– Али, давай! С тебя – быль.

– Я расскажу про Великого Расула. Мы жили в Махачкале в угловом доме на улице Советской – Чернышевской. Через забор перемахнёшь и сразу оказываешься в саду Расула Гамзатова. А жена Расула – Патимат, тётя Патя мы звали, женщина суровая, властная. У неё всегда были заготовлены коротенькие чурки – для шашлыков в самый раз. Держала она их под каждым деревом, чтобы в любой момент под рукой оказались, нас сбивать. В кого-то попадёт, в кого-то промажет. Мы для неё были своеобразными кеглями боулинга. Начинала за нами гоняться, мы кричим, уворачиваемся… Ей весело, думаю, и нам весело. А Расул выходил на крыльцо и добродушно произносил:

– Я-аа, Патымат, оставь, да, слюшай! Это ж дэ-ээти.

Такой добряк был, да.

Помню, к нам гости приехали, а отец у него. Мать мне поручает:

– Иди, позови отца, «гости» скажи.

Знает, если не позвать, может у Расула до утра просидеть. У него каждое слово на месте, каждая фраза – афоризм. Вот его можно подряд записывать, какой-то самородок был.

Я иду туда:

– Тётя Патимат, папу можно позвать?

– Ну, зайди сам, их не так легко поднять.

Захожу в комнату, со всеми поздоровался, на ухо отцу: «Пап, гости пришли».

Он мне:

– Хорошо, здесь подожди, – видимо, чтобы не забыть, что нужно-таки идти.

Я стою у двери, жду. Все какие-то тосты говорят, а я гляжу только на Расула. Он встаёт, протягивает бокал собеседнику:

– Налей мне сюда.

Налили ему коньяк, он коньяк любил. А один из гостей, его лечащий врач:

– Расул Гамзатович, Вам же нельзя. Нельзя! У Вас давление.

– Лучше давление, чем томление.

Вот такой человек был.

Помню ещё, я студентом был, завтракаю на кухне. Смотрю: мимо тринадцатой школы идёт Расул. Не знаю, откуда возвращался. Улыбка на всё лицо, розовый такой румянец. И когда он шёл… Там достаточно оживлённая улица (Советская – одна из главных артерий Махачкалы), все машины останавливались. Его же все знали. А он как шёл, так и шёл. Ни налево, ни направо. У меня сердце ёкнуло: «Не дай Бог, сейчас какой-нибудь м… попадётся, собьёт». Он как шёл, так идёт. Ему по-барабану, какой свет горит. Идёт своей дорогой, точно святой. Никто не сигналит, никто не спешит, никто не бузит. Вот Расул прошёл, и тогда все спокойно поехали.

До последних дней хохмил. Рассказывают, в кафе гостиницы «Россия» все заходят и заказывают:

– Одно кофе.

Приходит Расул и буфетчице:

– Дайте мне, пожалуйста, один кофе…

Та, радостная:

– Наконец-то появился хоть один грамотный человек. Правильно сказал…

– …и один булька.

Мы, когда отправлялись в Москву по делам, решить серьёзный вопрос, представлялись:

– Племянник Расула Гамзатова.

Никто не знал, что такое Дагестан, где это? А Расула знал весь Советский Союз. Частенько и мне, и другим его землякам приходилось выступать в роли детей лейтенанта Шмидта. Расула Гамзатова не стало – потеря для нас невосполнимая. Но жизнь не останавливается, бросает новые вызовы. Не скажешь: «Остановите планету, я сойду!» Нужно идти дальше, вперёд. Напишите о Дагестане, какой есть: не приукрашивайте и не принижайте. Женщину красят не напомаженные губы – внутренний свет души. Замолвите за нас чистое слово. А теперь, Александр, отведай изысканный деликатес – баранью голову, любимое лакомство Расула. Тебе уступаем исключительно, как гостю и писателю.

Он поставил предо мной чеканное блюдо с парящей башкой. Выпученный бараний глаз смотрел на нас с нескрываемым интересом.

 

P. S.

 

Расул Гамзатов. Фотография Хаджимурада Зургалова

 

Мне не удалось по жизни встретиться с Великим Расулом, потому я слушал и помалкивал.

Хотя буквально распирало от чувств к великому аварцу, поэту России. Помню, в восьмидесятые годы достал на ночь книгу Расула Гамзатова «Мой Дагестан». Думаю: как осилить, не заснуть? Утром книгу нужно отдавать. Взял шёлковую нитку, один конец привязал к книге, другой сверху к дощечке, на дощечку стакан воды: как засну, книга выпадет из рук, стакан с водой упадёт на голову и разбудит. В Хунзахском районе я первым делом посетил отчий дом Расула Гамзатовича и не упустил случая посидеть в его личном кресле у рабочего стола: если не получается через сердце, разум, может вот так… через… кресло, хоть малая толика таланта передастся мне. (Хочется ведь!) А в Махачкале мне удалось познакомиться с Салихат Расуловной – дочерью поэта. Она пригласила меня в гости, мы много о чём переговорили.

Я боготворю Великого Расула, этого мастера ладного крылатого слова.

 

с. Микить, Рутульский район, 17.06 – 21.06.2010

 

Примечания:

[1] Аллязат (арабск.) – самый кайф.

 

 

 

Магомед-легенда

Если можешь быть орлом, не стремись стать первым среди галок.

Пифагор

 

С начальником РОВД Кизилюрта Магомедом Алиевичем Магомедовым мне хотелось познакомиться уже несколько районов назад:

– Магомед, коллеги называют Вас «легендой».

– У нас в Дагестане, что ни горец – легенда. Просто я два года – 2008-й, 2009-й – был командиром республиканского СОБРа – самая мужская должность МВД.

– Девять часов вечера, а Вы на службе…

– Раз обстановка такая... Рабочий день для начальника милиции начинается с семи утра. В семь приходишь, докладываешь министру, что раскрыто, что нет, что планируешь сделать за день… Ну, и домой в девять-десять. Иначе, как эту ситуацию контролировать? Там подрыв, здесь обстрел: Хасавюрт, Хасавюртовский район, Кизилюрт, Новолакский район, Казбековский, Карабудахкентский – передовая. В этом месяце нашли три взрывных устройства перед магазинами. Предварительно владельцы магазинов получили предупреждение: не продавать спиртные напитки. Но почему-то не привели в действие… Тоже интересно. В Кизилюрте создали объединённый РОВД: город и район, но все остальные структуры остались самостоятельными. Налоговые инспекции разные, всё разное… Главы районов – у каждого своя политика, а должна быть одна. В Дагестане так, здесь детдомовских нету. За кем-то кто-то стоит. Круг такой.

– Магомед, почему люди зачастую радуются: «Вчера опять мента убили!»

– Теперь самое опасное в Дагестане – сесть в милицейский УАЗик и прокатиться по Махачкале. Страшнее этого ничего нету. Да ещё вдобавок форму напялить. Проверяющие из Москвы задают вопросы: «Почему не видать патрульно-постовых служб? пеших? конных нарядов?» Прежде, чем задавать такие вопросы, прокатились бы сами в милицейском «бобике» от края до края по Махачкале. Почему?.. Хы. Потому, что милиция сейчас по родному населённому пункту передвигается короткими перебежками. Убивают за то, что носишь форму. Что сделал кому-то хорошо, кому-то плохо – мало волнует. Никто подсчитывать не собирается. Милиция – буфер, сдерживающий фактор между уличным беспределом и властью. Не будет милиции, они пойдут наверх. Меня спрашивают: «Почему человек из вашего города в лес ушёл?» Что могу? Какие у меня права? Разве могу ему работу дать? Машину? Денег? Вот когда он ушёл в лес и взял в руки автомат, я знаю, его нужно ликвидировать, а до того… С ним кто должен работать – родители, садик, школа, администрация, исламское сообщество, джамаат. Однако, все по сторонам, остаётся одна милиция. Так же не бывает. Милиция не для этого создана.

Пока на уровне Президента России не поставят вопрос, как в Чечне или в Ингушетии, – не будет порядка. Как в шахматах: или туда иди, или тебе поставят мат. Там обязали глав администраций городов-районов лично отвечать за ситуацию. А то половина глав работают на лес, их поручения выполняют. Ведь не секрет. На это закрывают глаза. «Лишь бы меня не коснулось», – каждый думает. Хотя полностью, как в Чечне, в Дагестане не сделать. Там один хозяин – Президент. Как сказал, так и будет. Там одна нация, а здесь более тридцати. И никогда одна народность не ходила в подчинении у другой. Каждый тухум считается самостоятельным, самодостаточным. В Чечне Президент может вызвать любого главу района и заявить: «Ты не справляешься. Пшёл вон!» Здесь, в Дагестане, так сделать не может. А 131-й закон ещё долго будет икаться.

Сегодня в Махачкале было заседание, проводил зам. Ген прокурора России. Повестка совещания: «Как стабилизировать обстановку?» В течение трёх часов перечисляли, сколько бандитов уничтожено и до чего восхитительно красиво налажено взаимодействие между разными службами. Но почему всё-таки люди уходят в лес нарастающими темпами, и как сделать, чтоб не уходили… Я попытался вернуть собравших к обсуждению намеченного вопроса, кричу с места: «А как всё-таки стабилизировать обстановку?» Не услышали. В этом победном гуле не услышали меня. В эйфории отошли от главной темы и забыли, зачем собственно собрались. Как будто не собственный народ уничтожаем… словно над другим государством победу одерживаем – немцев под Сталинградом громим.

Нет нормальной идеологии, патриотического воспитания нету, контрагитации нету. Поэтому бандиты выигрывают по всем фронтам: и в плане агитации, и в плане вербовки, и в глазах народа становятся героями. Вот что здесь происходит. Кроме прокуратуры, ФСБ, милиции – всем до лампочки. Никто палец о палец не ударит.

Даже сотрудники милиции. Говорю:

– Э! Надевай бронежилет, каску. Тебя же могут убить!

Стоит в рубашке, лыбится. Думает, его не коснётся. Рядом товарища замочить могут, его – нет. А когда ранят-убивают, возмущается: «Куда начальник милиции смотрел?» На совещании привели пример. В Америке существует порядок для военнослужащих в горячих точках: Ирак, Афганистан, любых… Если боец получает ранение при снятой каске, бронежилете, то денежную компенсацию не выплачивают. На боевой операции обязан быть в полной экипировке! А у нас хоть в трусах стой, разницы нет. «Жарко…», – ноют. В Афганистане разве не жарко? Жарко. Не снимают же они. Трудно объяснить нашему милиционеру, в ответ отговорки: «Только снял, вон сейчас только снял…» Детский лепет. А что происходит, когда убивают сотрудника милиции? У каждого милиционера есть близкие: отец, мать, жена, сестра, брат… Они все наутро выстраиваются перед РОВД, начинают требовать: «Квартиру давай! орден давай! деньги давай!» Едет милиционер на машине, взорвали машину: «Орден дай!» За что?! Ордена дают за выдающиеся заслуги, за героизм, за подвиг. Он что этот взрыв предотвратил? А отец строчит по всем инстанциям, вплоть до Президента России. Администрация Президента и МВД России поддержали старика. Добрые… Я своему начальнику штаба приказал:

– У нас 17 погибших товарищей и 25 раненых: кто царапину получил, наступал ли, в панике бежал, в грудь ли, в задницу ранили – неважно: на всех подготовь наградные листы и отправь. Всех представить к ордену Мужества! Оптом отправьте.

Не народ на милицию должен работать, милиция – на народ. Но на каждом шагу сотрудники личным примером пятнают образ. Вчера иду через площадь: два милиционера стоят с автоматами перед бабушкой, та сидит, семечки продаёт. Ногами – кошёлку:

– Убери отсюда. Нельзя, сказали!

– Кто сказал?

– Начальник.

Подключаюсь к беседе с населением и сержанту:

– Сюда иди. Разве тебе такое сказал: ногами женщину отсюда прогонять? Мать, я начальник милиции. Я никогда ему такого не приказывал. Это наглец, негодяй. Иди вон туда, где люди дерутся, стреляют. Оставь её, не трогай.

О каком авторитете можно мечтать? Эта старушка будет молиться:

– Хоть бы вас разорвало!

А страстные молитвы исполняются…

Он не помогает бабушке перейти дорогу – ногой пинает, а «лесной» вроде как защищает. Потому одни их называют «Робингудами», другие героями-подпольщиками. Я часто бываю на встречах в школах. Дети задают непростые вопросы: «Почему вас убивают? Почему бандиты свободно перемещаются по Дагестану с оружием?» Как им ответить? Неправду скажешь – смеяться будут. Приходится отвечать честно:

– У нас в МВД Дагестана 17 000 сотрудников. Из них не все честные. Одни приходят работать, другие наживаться, дома строить. У нас какой народ, такая и милиция. Милиция ведь народная? Так же? В КВН задают вопрос:

– Где самые богатые гаишники?

– В Гумбете.

– Почему?

– Там взяток не берут [1].

Я там работал: действительно, взяток не берут. И до меня не брали, и сейчас. Воспитание соответствующее должно быть у человека. Мне подчинённые в Кизилюрте не верят, что у меня был такой отдел. Здесь так и не смог добиться, чтоб сотрудники не брали «на лапу» и гражданские сообщали. Не сумел. Восемь раз выступал по телевизору, давал номер телефона: «Если у вас будут вымогать деньги…» Ни один не позвонил. Звонят в пьяном состоянии, когда за рулём поймали, чтобы отпустили. Я им – открытым текстом:

– На месте с сотрудником ДПС решайте вопрос. Сколько стоит, решайте…

– Он не подписывает.

– Правильно. Я запретил.

Своим гаишникам, когда не смог отучить от взяток, я дал два совета:

– Первое: никогда не прощайте пьяницам. Пьяный за рулём – потенциальный убийца. Второй совет: никогда не вымогайте. Дали вам 100 рублей, скажи спасибо, поставь в карман и дальше работай. 150 не требуй! И тот жаловаться не будет, и у тебя служба пойдёт. Хоть так держитесь. На первом этапе хотя бы так научить. Первая ступенька. Подготовительный класс. По-другому не получается. Народ такой.

Случай был: участковый, двадцать лет стаж, машину задержал:

– 1000 руб. давай.

– Только 500 с собой.

– Нет, давай тысячу.

– Хорошо, завтра принесу.

Водитель идёт в УСБ, с опером приходят, 1000 рублей отдаёт, участкового там же с поличным задерживают. Не посадили, но из Органов попёрли. Этот пример тоже привожу. Говорю им:

– Решили вымогать, берите тогда 200 тысяч, разрешаю. Поймают: сто туда отдадите, сто судье. Хоть на воле останетесь. Приходится учить молодёжь.

Откуда в милиции взятки? Учили платить и брать, начиная со школы милиции в Ленинкенте [2]. Затачивали под коррупцию с первых шагов. Я это заведение называл «школой террористов». Два года там баклуши бьют, в отдел приходят, получают боевой пистолет с патронами, служебную машину, мандат и вперёд… на заработки. Через Гумбет, где работал, дорога в пять районов: я еду вниз, в Хасавюрт. Впереди маршрутное такси. По рации слышу, дежурный на пост сообщает: «Останови маршрутку, скажи водителю, чтобы передал ведро с черешней матери, на остановке к нему подойдут, заберут». Гаишник останавливает жезлом, водитель на ходу по пояс вылазит в окно, орёт:

– Чё, меня не узнаёшь? Каждый день здесь езжу.

Не остановился. Я его обогнал, жду на следующем посту, а это уже другой район. Подъезжает. Гаишник не останавливает, он сам подходит к нему, суёт деньги.

Я водителю говорю:

– Сюда иди!

Подходит.

– Ты почему тормознул? Тебя же не останавливали.

– Здесь один раз не заплатишь, больше не проедешь.

– Значит, ты боишься их?

– Боюсь.

– Правильно боишься. А мои, гумбетовские, тебя по-человечески попросили передать ведро с черешней матери-старухе, не захотел…

Получается, если не брать, в страхе не держать, уважения тоже не бывает. Есть такой контингент: «Не угрожает, власть не проявляет, значит, слабак!» Когда КАМАЗами возят абрикосы продавать, они ящики ставят в самый последний ряд, на ящике пишут: пост ГАИ… Моего поста там нет, Гумбетовского. Начиная с Казбека, и дальше, ящики ставят, потому что не пропустят. По-любому не пропустят. Население испытывает потребность не в уважении, в страхе животном. Другой случай. Останавливают водителя с нарушением на Гумбетовском посту, составляют на него протокол. Тот кидает деньги, гаишник их назад:

– Мне твои деньги не нужны.

Водила руки к небу простирает:

– Вай-аллах! Что за люди? Хоть взяли бы деньги и нормально пропустили.

Водителям проще регулярно платить, но зато, даже если нарушат, проезжать свободно. Населению, на поверку, некоррумпированная милиция не нужна. Населению невыгодно жить по закону. Поэтому никто из граждан и не позвонил мне, не дал информацию о случаях вымогательства. Будут издалека завидовать порядку в Азербайджане, в Арабских Эмиратах, лично нарушая закон на каждом шагу. Все будут с восхищением рассказывать, какая в Чечне на улицах чистота, и сами мусор выбрасывать с балкона…

– Как Карлсон!

– …В Чечне кто? Сами жители порядок и навели. На субботниках, своими силами. Здесь попробуй выгнать. Начнут возмущаться: «Только нам что ли надо? Пусть убирает, кто первый бросил». И будут из двух с половиной миллионов искать «первого», вместо того чтобы убрать мусор у себя под носом. В отделе люди курящие. В первый день выхожу во двор: там бычки, здесь бычки. Я им:

– Мужики, некрасиво. Ведь урна есть.

– Гражданские накидали.

– Этим негодяям тоже скажите: для курения у нас отведено специальное место – вон там.

– Всё, хорошо. Поняли.

Прошла неделя, две. Количество окурков выросло. Уборщица не успевает – как гильзы на полигоне… Начальнику штаба даю указание:

– Сделай мне список курящих по каждому подразделению.

Приносит: человек 60. Дал указание:

– За несоблюдение внутреннего распорядка весь состав по списку лишить квартальной премии.

Объявил приказ и пояснил:

– Кто теперь закурит, тоже не мужчина.

Прошло три-четыре месяца, снова кое-где бычки стали появляться. Подзабыли. Придётся по итогам третьего квартала опять напомнить. Может, ещё на полгода хватит. Если сотрудники милиции, офицеры, сознательные люди не понимают, простому народу о чём сказать?

Но на одной жёсткости далеко не уедешь. Нужна сознательность, нужна вера… Мне вера помогает. Как без веры? Не зря учат: «Если ты состояние потерял, ничего не потерял; если честь потерял, своими делами можешь восстановить её; если веру потерял – всё потерял». Сейчас уразу соблюдаю. Человек после сорока начинает поглядывать на небо. Каждую пятницу я выборочно еду в населённый пункт района. Вместе с джамаатом делаю намаз, после пятничной молитвы – сход. Собираю всех. Даю им расклад по населённому пункту: правонарушения какие зафиксированы, о ваххабизме веду разговор, прошу задавать мне проблемные вопросы, касающиеся милиции… У них одна проблема:

– Магомед, почему как ты, другие начальники отделов, служб, к нам на встречу не ходят?

И вот так каждую пятницу делаю круг по району. Знаешь, сколько узнаю? Из кабинета столько не разглядишь, сидя в кресле. Подчинённые мне докладывают избирательно то, что считают нужным. «Ненужного» не доложат. А теперь, услышав, что собираюсь в населённый пункт, заранее там стоят, участковый за месяц готовится. Подворный обход, все дела, чтобы не получилось, что он знает меньше, чем я. Практикую заходить выборочно в дома, спрашивать:

– У вас участковый кто?

Есть, которые знают. Есть, кто понятия не имеет, «что такое участковый». Нашёл сёла, где, последний раз начальник милиции заезжал двадцать лет назад. Хочется что-то поменять, поднять авторитет милиции в глазах народа. Если министр будет выезжать в районы, встречаться с людьми – тоже плюс. Народ жаждет видеть чиновников, хочет глянуть им в глаза, вопрос задать. А знаешь, почему хакимы не едут? У них лица нет. Рыльце в пушку: «страшно далеки они от народа». Нахапали, кто что мог, и стыдно на глаза показаться. «Сержант милиции виноват!» Простой милиционер что знает? Ему сказали «стой!» – он стоит. Сказали «сесть» – сядет. Вся бала (аварск. – беда) – сверху идёт. Э-хе-хе…

Магомед тяжело вздохнул.

– А я в глаза могу прямо любому смотреть. Меня никто в двурушничестве не упрекнёт: ни у кого ничего не брал, не беру и не буду брать. Совесть не позволяет, намус. Дослужился до полковника, и ни один рубль к рукам не прилип: у меня машины нет, дома нет, дачи нет. Но зато перед Всевышним чист, совесть моя чиста. Зато могу выйти перед народом и сказать в глаза правду. И убеждён: это правильно.

 

Примечания:

[1] Гумбет – уникальное место не только в Дагестане, возможно, в России. Там действительно сотрудники ГАИ взяток не берут. Всему причиной глубокая набожность населения, искренняя вера, что такие действия – грех. Недопустимый грех. Четыре муфтия Дагестана вышли из Гумбета.

[2] «Права человека в Российской Федерации» – Сборник докладов о событиях 2007 года, «Московская хельсинская группа»: «Продается всё: офицерские должности, звания. Без денег не решить ни один вопрос. Заплатив семь-восемь тысяч долларов, можно устроиться в школу милиции в Ленинкенте. Именно поэтому в ряды милиции попадают люди, склонные к преступлениям. Например, в ОМОН-1 выявлено восемь сторонников ваххабитов».

 

 

 

Новые ориентиры

Новый йогурт «Дагестанский» – теперь с кусочками хинкала...

NN

 

Река течёт себе и течёт в одном направлении. Она не может пойти вспять.

Только люди кардинально изменяют свой собственный уклад, свою жизнь.

И в Дагестане это заметней, чем где-нибудь…

Дагестан – машина времени, где можно посмотреть на достижения цивилизации в Махачкале, и, спустя несколько часов, попасть в самую глубину веков, в глинобитно-общинный строй. В Дагестане ничто никогда не происходило по команде, одномоментно, бесповоротно. Горные аулы, сёла только на карте производят впечатление сообщающихся сосудов, первичных административных единиц. Это крепости. Пожелезней Великой Китайской стены! Неприступные бастионы, готовые на вековую осаду и автономное существование. Бастионы со своим языком, культурой, традициями, укладом, адатами, стилем одежды, пищей… У нас лишь староверы Лыковы рискнули бросить вызов цивилизации, любой ценой сохранить истоки… В Дагестане – в каждом ауле есть свои Лыковы! В Губдене женщины, молодые девушки, как ходили в широких платьях триста лет назад, в них и ходят. И в платках больших... Косынка их не берёт, мода не берёт. Для писателя, исследователя Дагестан – Клондайк. Действующее школьное пособие по истории… в натуральную величину. Говорю, и как будто снова там…

Итак, новые ориентиры Дагестана, какие они?

 

Гаджибуба Рустамов – один из самых уникальных людей в Магарамкентском районе. Он строит для односельчан мечеть. Да ещё какую! Одновременно в ней смогут совершать намаз тысяча человек.

 

 

– В прежние времена на Коране каждый сын записывал имя отца, деда. Вот так память о них и сохранялась в наших семьях. Я знаю семь своих отцов: пра-пра-пра… Шестеро из них покоятся на нашем кладбище. Если считать продолжительность жизни по пятьдесят лет, то всё равно получается триста лет. Триста лет вглубь веков… В годы Советской власти история каждого рода была под запретом. В девяностые годы Президент России Борис Ельцин позволил россиянам исповедовать родную религию. Мой пра-пра-прадед Магомед-Эфенди Ярагский – Великий человек! Захотелось поставить мечеть в память о нём.

Мы обошли всю стройку: помещения для мужчин, для женщин, для будущей библиотеки.

– Надеюсь, эта мечеть в Юждаге послужит тем маленьким фундаментом, где найдётся место для богатых и бедных, для скупых и щедрых. Думаю, здесь найдут приют умные, порядочные, честные люди, которые станут служить своему народу. Хочу, чтобы у них было больше богатства в уме, чем в кармане. И ещё молю, пусть кто-нибудь рядом, наконец, построит новую школу, – грустно сказал Гаджибуба. – Пойдём, покажу, какая сейчас.

 

 

Да, раньше храм знаний строили в первую очередь.

И, по рассказам, не брезговали использовать при строительстве даже надгробные камни…

Дагестан – край контрастов. И новых ориентиров. Жизнь требует перемен. Живут дагестанцы не в безвоздушном пространстве. В частности, идёт, как и повсюду в стране, переименование улиц.

 

«Kieгiла» (кяла – минаретная)

 

Коммунистическая вера уступила место исламской религии, которая на всех парах возвращает былое влияние, силу: свято место пусто не бывает. В селе Губден, например, на 11600 человек жителей 42 мечети!

 

Фотография Багаутдина Гасанова

 

Гаджигиши из Кизилюрта вспоминает:

– Летом, на школьных каникулах, гостил у деда в Новочеркее, и он сделал мне обрезание. А кто-то – сигнальчик в райком. К нам на дом заявляется главврач ЦРБ, мне трусы спустил, лично убедился, подтвердил информацию. Отец тогда, в пятидесятые годы работал вторым секретарём райкома партии. За исполнение религиозного обряда его уволили с работы и занесли выговор в учётную карточку.

Сегодня за такое не наказывают, наоборот. Но есть и другие новшества…

Магди Омарову из села Новочуртах не все они по душе:

– Раньше свадьбы играли в сёлах, во дворе. Красиво играли: аксакалы участвовали, дети, женщины. Всё село веселилось. Гуляли несколько дней, у всех праздничное настроение. Сейчас отмечают в Махачкале, в банкетных залах: по списку собирают деньги с присутствующих, пару часов кормят и – по домам. Мой сын, баран, тоже упёрся: «Хочу играть свадьбу в банкетном зале, в Махачкале, как все!». А там плата 180 тысяч рублей за вечер. Стали заказывать: ни одного дня нет свободного… Ха-ха-ха! Слава Аллаху! «Видишь!» – говорю. Что ты думаешь, он нашёл другой банкетный зал. Молодёжь отвернулась от гор. В город едут радоваться, – Магди сделал длинную паузу, и его густые брови, словно заросли тёмного колючего кустарника, с гневом поднялись и разом поникли. – В Дагестане принято покойников привозить на родное кладбище, где бы они ни умерли. Теперь в родной аул приезжают лишь хоронить. Больше не слышен бой барабанов… зурны не слышно. Бубен молчит. Не катится по дворам смех, потерялась в закоулках песня. Только плач, причитания и траур на много дней. Плач и причитания. Умирают горы. А в селении обязательно должна звучать музыка, у людей должно быть настроение. Плач доносится, песня – нет. Плохо! Значит, мы неправильно живём.

С каждым днём увеличивается разрыв, и, похоже, старым традициям уже не догнать молодую жизнь.

 

 

Раньше приезжал в село аварский театр, шапке некуда упасть. Тут сперва ещё набралось полклуба, потом и они стали утекать. Билеты давно никто не покупает, от делать нечего заходят. Все смотрят секс-каналы, боевики, ужасы.

А для кого-то на первое место вышли деньги. В некоторых семьях, если мать, отец денег не дадут – детям не нужны. Родители уже не воспитывают детей – финансируют. С каждым часом таких семей в Дагестане становится больше. Пройдёт пару поколений, и всё изменится до неузнаваемости. Идёт резкое расслоение в джамаате: ворота богача по стоимости дороже всех домов села. На всё воля Аллаха!

 

* * *

 

Передо мной на письменном столе нэцкэ: счастливый купец тащит на горбу тяжёлый мешок добра. Но радость его преждевременная, от незнания: мешок тот прогрызли огромные, жирные, наглые крысы, они уничтожили уже часть припасов, открыто лазят по мешковине снаружи, выглядывают через прорехи – поклажа тяжела от них.

Не хочу, чтоб мои дети походили на этого купца…

Нынче повсеместно прививают молодёжи западные ценности: «Молодое поколение выбирает пепси». (Свои идеалы к началу девяностых мы утратили.) Идёт смена формаций, декораций, идеологии – смутное время. В садоводстве существует «прививка» – приращивание части одного растения (глазка, черенка) на другое. Растение, на котором производится прививка, называется подвоем, та часть, которая прививается, – привоем. Так вот, даже там не каждый черенок прививается к подвою. А здесь живые люди… Безопасность в сфере культуры. Убеждён, она существует. И сейчас идёт ожесточённое противостояние с культурой западной, с чуждыми нам идеалами.

Да, река не может повернуть вспять, но взрываясь по весне, она выходит из берегов и крушит всё на пути, прокладывая себе новое русло.

И тогда мост больше не соединяет два берега.

 

 

Беда, коли мудрый годекан уступит место ток-шоу, алимы и аксакалы – покемонам и ксениям, если бездуховная западная культура, построенная на фундаменте денежных знаков, вытеснит искренность, теплоту, столь характерную для горцев. Каждый народ с большой неохотой, с горечью расстаётся со своими традициями. Держится за них, отстаивает, защищает. Когда целому народу не удаётся, отдельный род, семья покидают цивилизацию и, укрывшись, изолировав себя от общества, пытаются сохранить хотя бы что-то. Староверы Лыковы ушли в глухую тайгу, но цивилизация достала их и там. Не получилось им укрыться в изоляции… Да и мало кому удалось.

Лишь в труднодоступных горных районах Дагестана традиции отцов пока живы.

Я свидетель тому.

 

P. S.

Дописываю строки под композицию Billy Joel…

«A Matter Of Trust» – врубил на полную…

У-ау!

 

Some love is just a lie of the heart

The cold remains of what began with a passionate start

And they may not want it to end

But it will it's just a question of when

 

I've lived long enough to have learned

The closer you get to the fire the more you get burned

But that won't happen to us

Because it's always been a matter of trust

 

У-аа!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Вибрируют стол, стены…

На классной аппаратуре. Советую…

 

Так! Стоп.

Словно тяжёлая сушина свалилась на голову…

– Это же американцы… Я ж сам только что… про загнивающий Запад… Как же?

«Подумаю об этом завтра…» – решила Скарлетт.

А я могу ответить прямо сейчас: музыка Билли Джойла, романы Марка Твена, Эрнеста Хемингуэя, Джека Лондона, Маргарет Митчелл – чистые родники мировой величины. Культурный уровень любого человека не снизится – вырастет, соприкоснувшись с ними. «Нет необходимости ненавидеть другие народы, потому что ты патриот. Между патриотизмом и национализмом глубокое различие. В первом – любовь к своей стране, во втором – ненависть ко всем другим» – убеждал великий гуманист Дмитрий Лихачёв.

Я бы сюда ещё добавил «нет необходимости ненавидеть другую культуру».

Однако, при этом, свою культуру надо обогащать.

Свою культуру нужно трепетно беречь!

 

Она – стержень…

Родовой столб нашего духа!

 

 

Окончание следует

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№62 дата публикации: 01.06.2015