№71 / Осень 2017
Грани Эпохи

 

 

ДИАЛОГ ЧЕРЕЗ ОКЕАН

Переписка Зинаиды Григорьевны Фосдик и Павла Фёдоровича Беликова

1966–1968

 

Переписка Зинаиды Григорьевны Фосдик и Павла Фёдоровича Беликова 1961–1965

Переписка Зинаиды Григорьевны Фосдик и Павла Фёдоровича Беликова 1969–1973

 

 

 

 

92. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 26.01.1966

26-ое Января, 1966

Дорогой Павел Фёдорович,

Очень обрадовалась Вашему письму от 25-го Декабря, но, как видите, не могла доныне ответить на него. Была очень нагружена неотложными делами к концу года, а затем праздниками – пришлось отложить ответ Вам.

Мы также подготовляли выставку 11-ти картин Н. К., недавно подаренных нашему музею – она открылась 16-го января. Картины эти замечательны по замыслу, глубине и силе духа. Открытие прошло при большом стечении публики и картины вызвали восторг в посетителях.

Прилагаю выпущенную музеем листовку для прессы, а также ревью о выставке В. Завалишина, известного русского художественного критика. Он очень любит и высоко ценит искусство Н. К., а также и искусство Святослава Ник-а, о котором он уже написал несколько статей.

Была рада узнать о предстоящем выходе однотомника избранных произведений Н. К. – именно его сочинения теперь необходимы как никогда. Как было бы своевременно и желательно, если бы его книга «Листы Дневника» – о 5-тилетней экспедиции по Средней Азии могла выйти! На английском она называется «Алтай – Гималаи» и её уже не достать, ибо она стала редкостью.

Листы журнала с главой из книги Бердника, которые Вы мне послали, я получила и прочла. Прочитав эту главу, я была уверена, что автор именно приводит цитаты из книги Н. К. об экспедиции. У меня составилось мнение, что в предыдущих главах он, вероятно, указывает на Дневник Н. К. Иначе получается нелепость – ведь повсюду пишется от собственного имени, т.е. Н. К-ем, да и сам Бердник никогда в тех местах не бывал! Затем, сверив текст книги Н. К. с главой Бердника, я увидела, что он дословно цитирует Н. К. по Дневнику – правда, не по порядку, а из разных параграфов.

Недавно Бердник и его жена написали мне сердечное письмо, поделившись со мною их мыслями. Он также прислал мне свою книгу «Дети Бессмертия» на украинском языке, но боюсь, я её не одолею. Он также прислал этот же журнал с главой, который Вы мне послали. Но наиболее интересным является следующее место из его письма: «Книга о Н. К. Рерихе, которая сейчас готовится – это лишь первый вариант. Это пересказ от его имени с использованием материалов дневников и рассказов очевидцев, в легендарном ключе. Замысел немного шире. Мы готовимся к созданию большой трилогии о жизни РЕРИХОВ, где большое значение я хочу уделить освещения Величественного Облика Елены Ивановны. Именно читатель должен воспринять Её и Его, как удивительное слияние Дальних Миров».

Как видите, он говорит также, что это «пересказ от его /Н. К./ имени...», плагиатом это назвать нельзя. Да и в общем он пишет для молодёжи, и пользуясь научной фантастикой, зовёт молодые сердца к дальним мирам и к высшим достижениям духа человеческого. Он, судя по тому, что я читала, в области научной фантастики приобрёл много читателей из молодёжи и теперь осуществляет свою мечту – привести увлекательным языком их к научным основам психической жизни человека в реальном мире. Его тяготение к Н. К. и Е. И. мне понятно, вся их жизнь есть ни что иное как великий подвиг и достижения во многих областях науки, искусства и служения Общему Благу. Н. К. и Е. И. всю жизнь трудились для родины и возглавляли её дух и величие на всех путях – вот это проникновение в великие жизни Бердник хочет дать молодым читателям. Мне думается, что в этом ему надо помочь сердцем – ведь он не писатель интеллектуальный! Он горячо любит родину и верит, что «именно Руси подлежит повести народы к Свету».

Что же касается того, что он не даёт точные указания на источники, из которых цитирует /Подвиг Вайасваты/, то, возможно, что он не может это сделать по многим причинам. Зная Н. К. и Е. И. и работая много лет под их руководством, могу сказать, что они приветствовали и поощряли всякую искорку таланта. Такой же широкой терпимостью отличается Святослав Николаевич – великий сын своих родителей и большой дух, по огромным достижениям в своём творчестве.

У нас много посетителей из Сов[етского] Союза, и они очень ценят картины Н. К.

С сердечным приветом и лучшими пожеланиями, в духе с Вами. З. Г. Фосдик.

Большое спасибо за присылку прекрасного календаря.

 

 

93. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 31.01.1966

31 января 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

давно не имел от Вас известий. Моё последнее письмо от 25 декабря с вырезкой из журнала /публикация Бердника/, вероятно, до Вас дошло? Я не знал, что Бер[дник] писал Вам, иначе своевременно информировал бы Вас о некоторых подробностях. Сегодня получил письмо из Киева от одной знакомой Ю. Н., которая в своё время ознакомила Бер[дника] с Этикой и Станцами Дзиан. Теперь она сокрушается, что «выпустила джина из бутылки». Дело в том, что Б[ердник] оказался явным маньяком, что нетрудно заметить и из его писем, в которых совершенно отсутствуют собственные мысли. У меня богатый и печальный опыт отношений с ним. Когда он обратился ко мне за помощью, я пришёл ему всячески навстречу, и снабдил его материалами, о чём теперь искренне сожалею. Как писатель, он оказался ниже всякой критики. Я несколько поопасался, что подошёл к его «Подвигу Вайвасваты» слишком строго. Такая строгость была вызвана тем, что готовилась книга о Н. К., в которой нельзя было допускать философские ляпсусы и пошлость опубликованного романа. Поэтому я попросил отзыв у одного профессора, преподавателя литературы в Ленинградском университете, который хорошо знаком со Станцами и книгами Этики и очень высоко их ставит. Отзыв был предельно краток: литературный и идеологический уровень произведения таков, что прочесть его до конца и дать на него серьёзную критику – вообще не представляется возможным. Все мои попытки как-то воздействовать на Бер[дника] остались без последствий. Если, конечно, не считать града проклятий, обрушившихся в мой адрес. Меня и многих других возмутили его манипулирования с текстами Н. К. и Этики. Однако он сам считает такие заимствования вполне законными. Нарушенная психика внушила ему, что он единственный достойный наследник всего, написанного Н. К., и пророк грядущей Новой Эры. При личных разговорах малейшее противоречие выводит его из себя и он, теряя над собой всякий контроль, договаривается до такого абсурда, что волосы становятся дыбом, т.к. явная одержимость сквозит во всём. Его письма ко мне сначала были переполнены панегириками в мой адрес. Я был и его лучшим другом, и лучшим учителем и т.д., и т.п. Но стоило мне только указать на его промахи и слабые места его литературных произведений, указать на необходимость учиться и утончать своё сознание, как на меня посыпались такие бешеные проклятия, что их и повторять не хочется. Достаточно сказать, что с одним из его писем мне пришлось ознакомить Валентину Павловну. Прочитав это письмо, она ответила: «Письмо Б[ердника] настолько мерзкое по своему содержанию и стилю, что у меня до сих пор такое чувство, как будто бы держала в руках что-то грязное и это грязное не отмывается». Хуже всего, что убеждать его в чём-то – совершенно бесполезно. Н. К. в своей статье «Подражания» писал: «Иногда грубый дикарь, просто, хочет сделать то же самое, что ему понравилось, даже не отдавая себе отчёта, что именно он этим нарушает. То, что увидел, то и считает своим. И таких примеров прискорбного опошления очень много». В данном случае это положение усугубляется манией величия. Свою книгу о Н. К. он предполагал начать, примерно, так: Ему /автору/ в пустыне «является» Н. К. и возлагает на него миссию поведать миру о своей жизни. Дабы он /т.е. Берд[ник]/ не допустил ошибок, Н. К. рассказывает ему свою жизнь сам и поручает вести своё повествование от первого имени, т.е. от лица самого Н. К. Я указал Берд[нику] на недопустимость такого начала. Ставить самого себя на пьедестал миссии – по меньшей мере, не скромно, а перемешивать дальнейшем тексты из книг Н. К. со своими домыслами – уже и совсем никуда не годится. Но вся беда в том, что он действительно считает себя Вайвасватой, которому полностью открыта вся Истина. Когда я указывал ему на совершенно конкретные его ошибки и промахи, то он заявлял, что на этом земном плане судить о нём и указывать ему никто не в праве. Он знает свои прошлые инкорнации, знает свою миссию и получает указания из «пространства». Каковы эти указания, можете судить по нескольким строчкам из его писем. Привожу их буквально: «Я взрослею молниеносно. Предыдущие встречи со «знающими» /имеется в виду Борис Николаевич, который ранее меня причислен Бердн[иком] к лику «служителей тьмы»/ помогли этому. Ваша атака ускоряет процесс... Что касается работы – пусть судит Он... Что касается книги о Н. К., то решать могу лишь я сам, своим духом – по силе это мне или нет... Не хочу быть марионеткой» и т.д. Меня он честит и Иудой, и фарисеем, и книжником. В последнем письме ко мне пишет: «И волны будут смывать дом его, и даже пёс не придёт на зов его. Быть может, ещё страшный удар урагана пробудит Вас»...и прочие проклятия из прочитанных им книг. Но письма – письмами. О его действиях приведу только один факт. Он взялся помочь издать подготовленные мною афоризмы Н. К. Я согласился с условием, что предисловие к изданию и содержание, поскольку оно будет дополнено, должно быть согласовано полностью со мной, официальным составителем может фигурировать он. В Москве всю идею с афоризмами он выдал за свою. Когда после неоднократных требований он послал мне написанное им предисловие, я указал, что с таким предисловием книга не может и не будет издана. Он согласился предисловие переделать. Переделал или нет – осталось для меня неизвестным, содержание он переделал и послал всё это в издательство без моего ведома. Как я потом узнал, издательство вернуло ему все материалы с отказом принять книгу. Аналогичных действий за новоявленным «пророком» числится немало, отсюда и его бесцеремонное отношение к текстам Н. К.

Всё это настолько малоприятная тема, что я не хотел касаться её подробностей. Теперь я информировал уже обо всём С. Н. и считаю необходимым сообщить и Вам. Дело в том, что в Киеве Бер[дник] говорит, что ВЫ очень хвалили его «Подвиг Вайвасваты» и являетесь его истинным другом, понимающим и одобряющим его писания и действия. Все другие, как-то: я, Рая, Борис Николаевич, Валентина Павловна и многие знакомые Ю. Н., пытавшиеся воздействовать на его расстроенную фантазиями психику, давно уже фигурируем как «служители тьмы». Я уверен, что вскоре можно ожидать его эксцессов и против С. Н., т.к. С. Н. воспротивится такому использованию текстов Н. К., к каким Берд[ник] прибегает, а Бер[дник] не захочет стать «марионеткой» С. Н., и получит очередное указание из «пространства».

Очень сожалею, что пришлось заполнить всё письмо таким негативным содержанием. Много сейчас делается и позитивного. В компетентных и решающих инстанциях Москвы рассматривается предложенный мною сборник избранных сочинений Н. К. Жду благоприятного исхода. Готовится альбом большого формата. Всего Вам светлого. Душевно, Ваш П. Беликов.

 

 

94. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 10.02.1966

10 февраля 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

очень рад был получить Ваше письмо от 26 января. Отрадно слышать о пополнении музея такими замечательными картинами. У нас тоже уже приступили к работе над репродукциями для альбома. Также идёт рассмотрение вопроса об издании однотомника избранных сочинений. Окончательного ответа ещё нет. Это очень сложный вопрос. Около двух лет он обсуждался в Ленинграде, но там к решению не пришли. Теперь мною составлен новый вариант. Пишут, что он встретил благоприятное отношение. Но вопрос будет решаться коллегиально.

В своём прошлом письме я много уделил места Берднику. Думаю, что мне надо было уже раньше ознакомить Вас с некоторыми подробностями. Святославу Николаевичу я кое-что посылал.

Дело в том, что даже его лучшие друзья и знакомые, когда он обратился ко мне за помощью, предупредили меня о некоторых его неблаговидных действиях. Тем не менее, я проявил к нему дружеское отношение и оказал очень большую помощь. И июня месяца прошлого года я отложил все свои другие дела и подготовлял для него материалы. Он засыпал меня самыми тёплыми и сердечными письмами. Писал, что без меня вообще не мог бы приступить к работе, что получает от меня всё самое нужное, что я лучше всех чувствую его внутреннюю устремлённость и т.д. Два раза он приезжал ко мне. Мы много беседовали. Эти беседы меня несколько насторожили, тем не менее, я продолжал ему помогать и отвечал на все его вопросы. В процессе переписки у нас возникали некоторые противоречия, но я только указывал ему на своё отношение к некоторым проблемам книги, оставляя за ним последнее слово. В частности, я не мог приветствовать повествования от первого лица. Это самый трудный жанр. Прибегнуть к нему может только сильный и очень опытный писатель. Говорить от имени Н. К. – громадная ответственность. Ведь каждая непродуманная фраза – будет искажением облика. В опубликованном отрывке, который Вы получили, имеется только один фрагмент, написаны Бердн[иком] самостоятельно, а не списанный с текстов Н. К. Обратили ли Вы внимание – как он рознится от стиля Н. К.? Этот фрагмент – сон Н. К. Весь он написан в ключе эмоциональной неуравновешенности, близкой к истерическому бреду. Какое отсутствие такта в обращении дятла к Н. К. со словами: «Чего нос повесил?» и т.д. Во всём отрывке чувствуется психическая возбудимость самого автора, но никак не облик Н. К. Такие срывы – неизбежны на протяжении всей повести. Первоначально Бердник не думал писать от первого лица. Эта мысль у него появилась только тогда, когда он получил от меня материалы. Относительно плана и жанра своей повести сам Бердник пишет: «В предисловии указывается, что я лишь пересказчик событий, что мне принадлежат лишь ошибки, если таковые есть. И что в книге использованы тексты дневников Н. К. и рассказы очевидцев»... /имеются в виду С. Н. и Вы/.

Так, с одной стороны, делается упор на достоверность, даже документальность изложения. Но, с другой стороны, всё намечается дать в ключе «легенды» /между прочим, помещённый в журнале отрывок дан в разделе фантастики, никаких ссылок на документальность и источники – нет, называется отрывок «из повести» Бер[дника]/. Знакомя меня с планами повести, Берд[ник] писал: «Фигуры Учителей не надземные, а реальные. Встречи не в надземных сферах». Вы, конечно, понимаете, сколько такт и чувства меры должно быть при таких намерениях. Сколько его имеется на самом деле, я сообщу несколько ниже. Сейчас закончу об общем плане. Как мне кажется, он Бердником совершенно не продуман. Если это достоверная повесть, то она должна описаться на факты. Если есть претензия на документальность, то, безусловно, тексты самого Н. К. могут фигурировать исключительно в кавычках. Ведь иначе нельзя будет отличить «возможные ошибки» автора от истинных слов и мыслей Н. К. Если же вся повесть даётся в ключе легенды, то она должна быть и соответствующим образом написанной. Но легенда – это жанр, требующий безукоризненного художественного вкуса, которым, к сожалению, автор не обладает. Я неоднократно просил его уделять больше внимания качеству работы, указывал, как к вопросам качества относился сам Н. К. Но – всё напрасно. О возможном качестве повести можно судить по тому, что начата она была в конце июля и закончена – осенью. Метод писания – на письменном столе книги Н. К., мои выписки и письма и пишущая машинка, из которой выходит сразу же готовая повесть. В июне, когда Бердн[ик] посетил меня в первый раз, не было ни материала, ни плана, ни продуманных образов, а через несколько месяцев появляется повесть о Н. К. Причём в это же самое время пишутся и рассказы для журналов. Можно ли здесь ждать качества? О качестве работ Бердника уже неоднократно поднимался вопрос в нашей печати. Указывалось на бедность и ходульность его языка, на пошлость и убожество фабульных ситуаций, на нежелание учиться. Раздавались даже голоса, что печатают его только потому, что он состоит членом Союза писателей и по традиции его вещи издательствами принимаются. Ведь Берд[ник] далеко не так молод. Если бы действительно в нём были признаки таланта, им надо было бы давно развиться или, по меньшей мере, развиваться. Но скорее наблюдается деградация. Он, конечно, не интеллектуалист. Опирается он полностью на эмоции. Отсюда и сердечность его писем, и изощрённость его проклятий. Отсюда и те постоянные срывы, которыми изобилуют его произведения. Я прочёл их уже достаточно. И поэтому я особо опасаюсь за книгу о Н. К. В книгах Бер[дника] слишком смакуются тёмные стороны, хотя он, как будто бы, стремится к показу Позитивного. И здесь у него совершенно теряется чувство меры. В «Подвиге Вайвасваты» у него совершенно нет образов. Все герои, начиная с правителя и главного жреца и кончая рабами и служанками, говорят одним языком – языком автора. А автор позволяет себя рядом с цитатами /правда, без кавычек/ из Этики и Станцев Дзиан делать экскурсы в самую дешёвую порнографию и играть на низменных чувствах. Такие тенденции проявляются и в других его произведениях. Но полное отсутствие чувства соизмеримости больше всего проявляется в самой жизни автора. Приведу только один факт. Если бы я не слышал его лично из уст Бердника, то не поверил бы. В своём бумажнике он постоянно носит Изобр[ажение] Уч[ителя] /так называемое «Синтетическое»/ и использует Его иногда, как свою визитную карточку. Он рассказывал мне, как отправился с первым визитом, чтобы познакомиться лично и наладить контакты, к одному известному академику-востоковеду, с которым, между прочим, имел научное сотрудничество и Ю. Н. Первым, что счёл нужным сделать Берд[ник], – это предъявить ему Из[ображение], чтобы рекомендовать себя поборником Прогресса. Не знаю, как на это реагировал академик, знаю только, что Берд[ник] отнёс его к «стану тёмных». И вот этот стан тёмных фигурирует у Бер[дника] слишком часто. В личных разговорах с ним это обстоятельство насторожило меня больше всего. Ведь Бердн[ик] был очень близок к Борису Николаевичу. Именно последний объяснял ему философию Этики. Бердник пригласил его даже к себе в Киев, чтобы устроить там жить и тесно с ним сотрудничать. Теперь Б[орис] Н[иколаевич] превратился в «служителя тьмы». Без упоминаний о «служителях тьмы», о которых он узнаёт из «пространства», у Бердника не обходится ни одного разговора. К этой теме он возвращается поминутно. Только эта тема даёт подъём его чувствам. «Рычание тьмы» – одно из его любимейших выражений. Это «рычание» он усматривает везде. Я не слышал из его уст ещё ни одного положительного отзыва в чей-либо адрес. Себя он считает разоблачителем «тьмы», поэтому любую критику своих произведений расценивает как «нападки тёмных». Его неуравновешенность в разговорах и письмах – поражающая. Самая ярая нетерпимость вырывается при малейшем несогласии с его взглядами. В беседах по некоторым темам я указывал ему, что он противоречит тем самым положениям Этики, на которые сам опирается. Причём, когда я указал на конкретное противоречие, то ответом было: «Если даже в Этике и так, то всё-таки я убеждён в своём. У меня своё внутреннее знание». К каким выводам он способен приходить, можете судить по следующему: Он ознакомился с Вашим докладом о Е. И., который кончается выпиской из Этики. Выписку эту он понял так: «М. Мира отказалась от миров проявленных...» /его буквальные слова/. Шамбалу, о Которой он всё время упоминает, представляет он столь же примитивно. Для него самое главное – битва в буквальном смысле этого слова. Каждому воину дано будет непобедимое оружие /так, как в его «Подвиге Вайвасваты»/. Всё это, вместе взятое, производит впечатление психически расстроенного человека. Между прочим, из Киева мне сообщали, что он болел шизофренией. Этим, конечно, многое можно объяснить. Но это ещё больше настораживает. Мне иногда бывает его очень жаль. Ведь я не отказывал ему в помощи. После всех его проклятий в мой адрес за критику «Вайвасваты», я обращался к нему «дорогой Александр Павлович», просил его только об одном: не подходить легкомысленно к теме Н. К., не искажать облика непродуманными репликами, советоваться с другими. Писал, что если он считает меня не объективным, то пусть обращается к другим, кто вполне способен указать на ляпсусы и изъять их. Ответом на это была поза всеведущего пророка, получающего Сведения и Предупреждения с большой буквы. Всё это в самых высокопарных и не своих, а заимствованных фразах. Когда я указал ему на некоторые конкретные ошибки мировоззренческого характера в «Вайвасвате», то получил дикие ответы, которые перемежались такими фразами в мой адрес: «философское невежество», «Ваше замечание не к делу, надо лучше вчитываться в текст», «Ваша рецензия готовилась в злобности», «любой мой шаг, даже самый удачный, будет встречен злобой и воем», «Вместо Майтрейи Вы увидели собаку», «Вы выступаете на стороне Сатаны», «Распинатели Христа тоже были начитаны в законе», «Меня надо принимать таким, какой я есть» и т.д., и т.п. Надо сказать, что с таким арсеналом проклятий, каким обладает Бердник, мне встречаться не приходись. И расточает он его далеко не только в мой адрес /последнее можно было бы объяснить простым авторским самолюбием/. Безответственность его поражает не меньше. Когда выяснилось, что он самым неприглядным образом обманул меня с афоризмами и сорвал всё дело, я ему об этом прямо написал, что так действовать нельзя, ведь и так он уже потерял общее доверие. На это ответом было: «Видя разные платформы наших сердец и интеллектов, я иначе не могу поступать. Ибо тогда я окажусь не бойцом, а марионеткой в чужих руках». К этому надо прибавить, что вся операция с афоризмами была проведена задолго до моей критики его «Вайвасваты», т.е. тогда, когда в своих письмах он называл меня лучшим своим другом, когда они были столь же сердечны, как и письма к Вам. Это далеко не полный перечень того, что выяснилось в моих отношениях с ним. Повторять всё это крайне неприятно. За тридцать лет тесного сотрудничества с очень многими лицами, в том числе, и литераторами, такое двуличие мне пришлось встречать только однажды. Это небезызвестный Вам Гущик. Но последний отличался больше безалаберностью. В нём отсутствовала тенденция «бороться с сатаной» в среде ближайшего окружения. А так они многим похожи друг на друга.

Дорогая Зинаида Григорьевна, Вы, конечно, понимаете, как все эти факты должны были со всей остротой поднять передо мной некоторые вопросы. Когда Берд[ник] первый раз обратился ко мне, люди, знавшие его лучше меня, написали мне: «грязными руками нельзя касаться темы Н. К.» Но Бердник пришёл с «открытым сердцем», просил помочь, писал письма к С. Н., обещал, что будет обсуждать все детали. Я попытался сделать всё, что было в моих силах. Но теперь должен серьёзно спросить сам себя: Может ли написать хорошую книгу о Н. К. тот, кто видит вокруг себя только плохое и у кого слова проклятий не сходят с уст? По-моему – нет. И вот ещё последнее подтверждение. Вместе с Вашим пришло письмо из Киева. Оказывается, что повесть уже давно сдана Бердником в издательство. На днях приступят к её рецензированию. Это значит, что у Бердника была уже полная возможность ознакомить с ней Св. Ник., как он обещал. Однако этого до сих пор не сделано. Бердник торопится выпустить украинский вариант до того, как с текстом повести С. Н. или кто-либо иной из компетентных лиц может ознакомиться.

Появление под именем Бердника текстов, принадлежащих Н. К., по вполне понятным причинам возмутило очень многих. Обо всём я сообщил С. Н. Я противник крайних мер. В Москве хотели официально поднять вопрос о плагиате, т.к. в том виде, как этот отрывок напечатан /без всяких ссылок/ – он является прямым плагиатом. Решительно никто не ждёт от работы Бердника ничего хорошего. Появление плохого произведения о Н. К., которое может вызвать появление на страницах нашей печати таких фельетонов, как это было вызвано «Вайвасватой» – крайне не желательно. Для того, чтобы серьёзно поставить дело публикаций литературного наследия Н. К. и работ о нём, необходима серьёзная, вдумчивая и углублённая работа. Появление дилетантской книги, опирающейся на эмоции сомнительного качества – пользы не принесёт. Такое использование текстов Н. К., к какому прибегает Бердник, может завести очень далеко и кончится очень плохо. После многочисленных и всесторонних обсуждений этого вопроса в Москве и Ленинграде, было решено обратиться в издательство и Союз писателей с письмом, в котором указывается на возможную неполноценность произведения и неправильное использование первоисточников. Письмо заканчивается просьбой: до сдачи книги в печать подвергнуть её самому строгому контролю и оценке. Я послал уже копию этого письма С. Н. С. Н. был обеспокоен за тексты Н. К. и сообщил, что не хотел бы видеть их использованными таким образом. Письмо подписали: Рая, Князева, Зелинский, Ефремов, Лебедева и я. Всё наше желание – избежать появления неполноценной книги. Бердника мне от души жалко. Думаю, что если он лично обратится ко мне, то, несмотря на всё, я всё-таки попытаюсь ему помочь. Но, конечно, не ценою искажения и профанации облика Н. К. Пусть его книгу рассмотрят и оценят компетентные в делах литературы люди и дадут ей объективную, но строгую оценку. Имя Н. К. слишком дорого, чтобы допускать появления вокруг него халтурных произведений и, неизбежно следующих за ними, хлёстких и глумливых фельетонов, как это уже имело место. Так обстоят сейчас дела, о которых мне следовало, вероятно, сообщить Вам раньше. Но уж очень тема не по сердцу. Не хотелось и Вам приносить огорчений. С. Н. я писал, т.к. знал, что Бер[дник] ему пишет. Надеюсь, что следующее моё письмо будет только позитивным.

Всего самого светлого. Духом с Вами, П. Беликов.

 

 

95. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 13.02.1966

13-ое Февраля, 1966

Дорогой Павел Фёдорович,

С грустью признаюсь в моей запоздалости с ответом на Ваших два последних письма. Не могу и сказать Вам, насколько возросла здесь работа по музею и обществу. Всё то, что Вы пишете о Берднике, меня очень удручает, и я понимаю все возникшие у Вас тягости. Я от него получила за это время два письма /ещё до Ваших сообщений/, на которые ответила в духе его направления. Письма его были содержательными и в них было много хороших мыслей, главным образом, о возможности жизни на дальних мирах /что теперь открыто подтверждается наукою/ и об интересе молодёжи к этим знаниям. Ведь я его считаю писателем в области научной фантастики, именно для молодёжи. Поэтому я и писала Вам в прошлом, что не совсем уверена в том, что он сможет написать о Н. К. роман в том духе, как Вы этого ожидали.

Кончено, теперь положение ещё больше осложнилось в виду того, что Вы его снабдили материалами о Н. К., оказывая ему этим полное доверие.

Я ему послала две книги – монографию о Микеланджело, а также роман об этом великом художнике, под названием «Агония и Экстаз». Роман этот широко известен и написан крупным писателем. Мне думалось, что он поможет Берд[ник]у в его книге, ибо давая ценные сведения о жизни и эпохе художника, он также указывает на все его широко известные картины и скульптуру. Иными словами, он является биографическим, ценным в художественном значении и прекрасным по стилю и языку. Если Берд[ник] достаточно знаком с английским языком, этот роман явился бы для него значительным пособием. Опять таки, зная о Вашей тесной связи с Берд[ником], которому Вы дали большие материалы для его книги, я также поощряла его мысли. Он писал, что «читатель» должен воспринять Е. И. и Н. К. как удивительное сияние дальних миров. На это я ему ответила следующее: «Вы пишете книгу о Ник. Конст. и Елене Ив. – я, признаться, много думаю о ней. Как будете Вы её писать?.. Я близко знала обоих, работала много лет под их руководством и знаю, как нужны книги о них. Вы пишете, что будете создавать их облик в «ключе легенды» – это прекрасно и так именно они должны быть представлены. Но Вам нужны многие факты из их жизней, из раннего детства, из насыщенности чудесных явлений вокруг них. Именно эти две жизни переплетены с легендарным прошлым и подвигом настоящего, такими я их знала. Поразительна была их несломимая устремлённость к вершинам знания и тайн духа… Такая книга должна быть написана, но найти тональность и величие ритма этих двух жизней не легко…»

На его 3-тье письмо, недавно полученное, я не ответила. Его книгу «Дети Бессмертия» на украинском языке я не прочла /он мне её послал/, но дала прочесть известному здесь художественному критику, который часто пишет о Н. К. и высоко понимает его искусство. Он мне сказал, что книга Берд[ника] именно для молодёжи и хорошо написана.

Теперь мне не совсем ясно – пишет ли он книгу о Н. К. по заказу какого-то Издательства, которое с ним в отношениях, или же он решил её писать по собственному желанию, а затем предложить её этому Издательству. Если первое моё предположение правильно, как можно остановить всё это?

Ваше устремление охранить великое имя Н. К. от неправильного подхода и толкования, что Вы нашли в книге Берд[ник]а, также непонимание его великой миссии гуманиста и величайшего русского художника, оказавшего столь огромное влияние на искусство, мне понятно. Ведь, как Вы мне писали, готовится к выпуску однотомник избранных сочинений Н. К. и, возможно, в него войдут Листы Дневника – «Алтай – Гималаи». А в этой, уже появившейся в журнале, главе из романа Берд[ником] именно приводятся полностью выписки оттуда. Где же он их достал? Ведь книга эта, насколько мне известно, ещё не печаталась у вас! Всё это крайне грустно. Я списалась с Св. Ник. обо всём этом и, конечно, вполне согласна с тем, что он пишет. Прежде всего, нужно достойно охранить имя Н. К. как художника и мыслителя. Я лично полагаю, что нужно как-то спокойно повлиять на Берд[ника], не создавая полемики и обоюдных обвинений в печати – последнее очень важно теперь. Конечно, Вам на месте виднее, как действовать.

Судя по Вашему письму, ведь и друзья были вначале в дружеском контакте с ним. Вспоминаю замечательное поучение Н. К-а: «Не будьте слишком очарованными, чтобы позже не быть разочарованными». Очень буду надеяться, что всё завершится благополучно – буду ждать Ваших вестей.

Прилагаю газетный снимок с одной из подаренных нашему музею картин Н. К. – снимок не очень удачный, но в газете не может быть лучше. Также прилагаю заметку о выставке этих 11-ти картин в нашем музее. Шлю лучшие пожелания, в духе с Вами.

Недавно группа в 40 советских женщин посетила музей.

З. Г. Фосдик.

 

 

96. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 3.03.1966

3 марта 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

получил Ваше письмо от 13 февраля. Почти одновременно я написал Вам письмо, в котором подробно изложил некоторые факты о Берднике. Когда он первый раз явился ко мне, то имел некоторые рекомендации, сослался на переписку с С. Н. и сказал, что договор с издательством у него уже заключён. В последнем я теперь сомневаюсь. Во всяком случае, первый вариант его повести, отрывок из которого появился в журнале, пошёл только на рецензию и договора на эту повесть не заключено. Ещё до знакомства со мной Бердник имел на руках серию Этики, два тома писем Е. И. и некоторые книги Н. К. Но при поверхностном чтении он не умел извлечь из них нужные для своей книги материалы. Я указал ему на те места, которые имеют автобиографическое значение и будут нужны для книги. Несколько книг, которые у него отсутствовали, я ему дал и он, сделав оттуда выдержки, вернул их мне. Кроме того, я посылал ему выдержки из Ваших воспоминаний и отвечал на его вопросы. Всё это делалось при наличии строгой договорённости – без моего просмотра не печатать ни одной строчки. Когда появилась в журнале его повесть «Подвиг Вайвасваты», я очень обеспокоился. Допускать в книге о Н. К. такие ошибки, профанацию и убожество стиля и мысли – нельзя. Я об этом ему написал и дал довольно подробную критику «Вайвасваты», чтобы он учёл все свои слабые места. Его реакция на мою критику раскрыла его истинный лик. Чтобы не ошибиться, я стал собирать о нём более подробные сведения, которые подтвердили худшие мои опасения. Но ведь всегда, первым долгом, хочется видеть в человеке хорошее и хочется помочь ему. Тем более, что ко мне обращался за помощью, при работе над темами Н. К., далеко не один он, и его обращение я принял как возможность оказать очередную пользу. Безусловно, то обстоятельство, что он знаком с очень многими материалами, до известной степени ещё больше стимулировало моё стремление помочь. Для меня сразу было ясно, что такая помощь должна выразиться в объяснении материалов и направлении, которое должно быть у книги. Вначале он очень прислушивался к моим указаниям или, по меньшей мере, делал вид, что прислушивается. Из Киева мне сообщили, что он считает меня авторитетным помощником и намерен следовать моим указаниям. Но потом всё резко изменилось. Он скрыл от меня, что начал переписываться с Вами. Как и всем недалёким натурам, пара одобряющих писем более высокого авторитета, чем мой, – вскружила ему голову. Ваши ободрения он принял как признание своих заслуг. Отсюда последовал близорукий вывод – со мной ему считаться уже незачем. Поэтому все мои указания были объявлены «рыком тьмы». Такое поведение очень характерно для ограниченных людей. В своих письмах ко мне он уже ссылается на то, что он опирается на более высокие авторитеты, но, не зная о Ваших письмах, я сразу не догадался, что он имеет в виду Вас. Потом мне написали из Киева, что моей критике «Вайвасваты» он не придал значения и, в разговорах, упоминал о Вашей высокой оценке этой вещи. Правда, когда его просили показать мою критику и Ваши оценки, то этого он не сделал, хотя я сам просил, чтобы мои замечания он обсудил со своими друзьями или редакторами книги.

Я посылаю Вам копию письма, которое направляется в издательство. Кроме того, посылаю выдержку из журнала, где критикуется одно его произведение. Из этой выдержки видно, как убого преломляются в его произведениях передовые научные идеи. Он опошляет их шаблонными фабульными ситуациями и профанирует грубейшими ошибками мировоззренческого порядка. Если такие ошибки появляются в фантастической литературе для молодёжи, то это ещё поправимая беда. Пусть учится писать хотя бы на ошибках. В прошлом году у нас вышла книга «Фантастика 1964 года». В этой книге Бердник подвергся сильнейшей критике за пошлость своего стиля, несоответствие затрагиваемых тем и литературных средств изображения. Указывалось, что без строжайшей редакции его вообще печатать нельзя. Три серьёзных негативных рецензии должны были бы поставить перед самим Бердником вопрос – имеет ли он вообще право писать о Н. К. до того, как несколько поднимет свой авторитет писателя. Но мне кажется, что он сейчас как раз пытается поднять свой авторитет приближением к этой теме, совершенно не заботясь о тех последствиях, которые из-за таких безответственных действий могут возникнуть.

Если Вы будете отвечать Берднику, то хорошо было бы упомянуть именно об ответственности, о необходимости многостороннего контроля и высокого литературного качества. Восславлять Н. К., сказавшего «Осознание Красоты спасёт мир», пошлыми, произведениями – величайшая несоизмеримость. Но Бер[дник] понять этого не хочет. Необходимо также внушить ему, что все тексты Н. К. принадлежат именно только ему. Перемешивать эти тексты со своими – это и не творческий и не уважительный подход к написанному Н. К. и Е. И. Именно они показывали пример того, как следует относиться к текстам и даже каждую фразу из Этики брали в кавычки. Я ему на эти темы уже много писал, но – безрезультатно. Он приводит самые абсурдные возражения. Интересно – как он воспримет Ваши указания.

Я написал в Киев, чтобы друзья Берд[ника] отнюдь не отворачивались от него, а попытались на него воздействовать. Правда, сами они сообщают, что никаких указаний он не принимает. Тем не менее, в каждом человеке хочется жалеть именно человека. Ни на какие добрые уговоры он не поддался. Может быть, «лечение холодом» хоть немного его исправит. Мне он теперь не пишет. После его последнего безобразного письма ко мне, я не имею возможности и повода что-то писать ему, тем более, что писал я ему уже очень много и сказал всё, что мог сказать. Но, конечно, если он захочет возобновить со мной переписку, то я пойду на это. Но сейчас я могу ему посоветовать только учиться писать на более простой тематике. Пусть пишет фантастику для молодёжи, пусть осваивает и более углублённо интерпретирует передовые научные идеи. На этом поприще он может быть полезен. Но без соответствующей подготовки и знаний писать о Н. К. – это значит приносить вред. Во всяком случае, Бердник сам уже доказал, что к этой теме ему нужно готовиться годами. Если же он по-прежнему своих знаний углублять не думает, то и годы не помогут. До переписки со мной никто из друзей не проверил его понимание Этики. Говорили о его поверхности, пробойной изворотливости, неблаговидности некоторых поступков, но при этом подчёркивали «преданность». Но если «преданность» – это только ограниченный фанатизм? Кажется, что это одна из самых неподдающихся лечению болезней. Тем более, что фанатизм всегда искренен и, в желании пойти этой искренности навстречу, делаешь иногда поблажки там, где они для улучшения здоровья противопоказаны.

Наше общее выступление и отношение к нему С. Н. и Ваше – явится для него настоящим испытанием, в котором он должен будет показать своё настоящее лицо. Очевидно, в зависимости от этого разрешится вопрос о дальнейшем с ним сотрудничестве.

Шлю Вам лучшие пожелания, душевно Ваш П. Беликов.

 

 

Копия

Главному редактору издательства «Молодь»

Тов[арищу] Гримичу Вилю Григорьевичу

 

В журнале «Знаня та Праця» № 12 за 1966 год [так в тексте, правильно 1965, – сост.] был опубликован отрывок из повести А. Бердника «Стрела Майтри», которая готовится к печати Вашим издательством. Основой повести служит биография известного русского художника и учёного академика Николая Константиновича Рериха.

Данная публикация вызвала у нас недоумение и самые серьёзные возражения. Автор повести прибёг к совершенно недопустимым приёмам пользования первоисточников. Более половины опубликованного текста дословно списано А. Бердником из книг Н. К. Рериха «Держава Света», «Сердце Азии» и «Пути благословения». Всё остальное, за исключением эпизода со сном, является чисто механической перетасовкой текста, взятого из тех же книг Н. К. Рериха. Эпизод со сном, принадлежащий перу самого А. Бердника, поражает полным отсутствием уважения к имени Н. К. Рериха. Только этим можно объяснить, например, появление в роли наставника дятла, поучающего Н. К. Рериха в таких выражениях: «Чего нос повесил?» и т.д.

В конце 1964 года в нашей стране широко отмечалась дата 90-летия со дня рождения Н. К. Рериха. В Москве, Ленинграде и Киеве состоялись юбилейные выставки его работ, в институте Народов Азии АН СССР и в Ленинградском Университете проводились научные заседания; многочисленные выступления на телевидении, радио и в печати отличались серьёзным подходом к этой сложной и ответственной теме. В настоящее время ведётся подготовка к печати избранных произведений Н. К. Рериха и ряда работ о нём. Таким образом, изучению сложного пути Н. К. Рериха положено солидное научное начало.

В связи с вышесказанным мы считаем, что писатель А. Бердник совершенно неспособен дать широкому читателю правдивый облик Н. К. Рериха, и выражаем решительный протест против выхода в свет такого несерьёзного и антихудожественного произведения, где замечательный образ великого русского художника, учёного, путешественника и гуманиста, каким был Н. К. Рерих, может быть совершенно искажён.

К письму прилагаем выдержки из книг Н. К. Рериха, из которых А. Бердником была составлена компиляция для публикации в журнале «Знаня та Праця».

 

Хранитель архива Н. К. Рериха,
Приёмная дочь Н. К. Рериха,

И. М. Богданова.     

составитель библиографии и
однотомника избранных сочинений
Н. К. Рериха

П. Ф. Беликов.     

действительный член ВГО СССР,
писатель-географ, автор статьи
«Рерих и география»

Ю. К. Ефремов.     

кандидат искусствоведения, автор
монографии «Н. К. Рерих»,

В. П. Князева.     

действительный член ВГО СССР,
историк археолог, автор статьи
«Памяти Ю. Н. Рериха»

А. Н. Зелинский.     

Художник, ученик Н. К. Рериха,
автор статьи «Индия в творчестве
Н. К. Рериха»

В. А. Смирнов.     

кандидат географических наук
геолог

Н. А. Лебедева.     

 

 

 

 

 

 

 

97. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 8.03.1966

8-ое Марта, 1966.

Дорогой Павел Фёдорович,

Не удивляйтесь моему долгому молчанию – нагружена неотложной работой – выставки, концерты, лекции, помимо самого насущного – редактирование 2-го тома «Писем» Е. И. для печатания в ближайшем времени. Конечно, не обходится без всяких затруднений и препятствий. Приходится с таковыми искусно действовать – ведь врагов легко нажить!

У нас уже заполнен весь 1966-ой год на выставки и другие выявления – пришлось знакомиться с новыми художниками, выслушивать музыкантов и т.д.

Очень нас радует выставка 11-ти картин Н. К., недавно подаренных нашему музею. Она привлекает многих посетителей все эти месяцы. В связи с этой выставкой посылаю здесь статью «В Мире Рериха», недавно напечатанную в здешней русской газете.

Недавно мы засняли некоторые картины для репродукций в красках – вероятно, будут делаться в Швейцарии, где в настоящее время находится председательница нашего музея.

Очень бы хотелось узнать или В[алентина] П[авловна] будет писать большую монографию о Н. К., как это предполагалось в прошлом? Кстати, знакомы ли Вы с Алексеем Михайловым, который написал текст к Монографии о П. Д. Корине? Это большая прекрасная книга, выпущенная с отличными репродукциями, является значительным художественным изданием. Я очень верю в знание и талант В[алентины] П[авловны], хотелось бы, чтобы именно она написала о Н. К. как о великом художнике – она могла бы дать ему должную оценку. Вы пишете, что у вас уже приступили к работе над репродукциями для альбома – как скоро выйдет этот альбом?

Теперь относительно Бердника – не скрою, что Ваши последние письма о нём произвели на меня очень тягостное впечатление. Он лично мне не писал ничего о его отношениях с Вами; о всё растущем недоброжелательстве между Вами и им, и, наконец, о чуть ли не полном разрыве с Вами. Я узнала от Вас и Св. Ник. обо всём этом. Я же ему ответила на его письма нормально-дружески, ибо не имела повода его в чём-либо винить. Я ведь знаю лишь одну часть его предполагаемой книги о Н. К., да и ту на украинском языке. Мне казалось, что он цитирует из книг Н. К., т.е. тексты самого Н.К. Ведь он-то в 5-ти летней экспедиции никогда не был. Но, как Вы пишете, он выдавал тесты Н. К-а за свои, что, конечно, недопустимо. Затем он не захотел сотрудничать серьёзно ни с Вами, ни со Св. Ник., т.е. такого рода книга явилась бы просто нежелательной.

Его последнее письмо ко мне довольно неожиданно по содержанию /пишу конфиденциально только для Вас и Св. Ник./. Он хочет приехать сюда, чтобы деятельно со мной работать над книгой, пользуясь материалами, находящимися у нас. Для этого он советует, чтобы Музей пригласил его приехать официальным порядком. Весь этот план абсолютно невыполним, о чём я ему написала недавно. У меня совершенно нет свободного времени для работы с ним – моя работа строго распределена и занимает всё моё время, а остальное время /вернее, вечерами/ всецело идёт на редактирование 2-го тома «Писем» Е. И., ибо эта книга должна выйти в скором времени. Наш состав директоров решительно отказался нагрузить меня новым заданием и поэтому не согласился выписать его сюда для работы со мною. Конечно, это главная причина, но существуют ещё и другие. Не знаю, как он на это посмотрит, но это есть факт и нужно считаться с реальностью.

Всё это очень грустно и наводит на многие мысли – неужто нельзя добиться единения и терпимости, приближаясь к такой великой личности как Н. К.?! Конечно, надо охранить мировое имя и подвиг жизни Н. К.

Буду ждать Ваших дальнейших новостей, как всё это окончится.

С лучшим приветом, в духе с Вами, З. Фосдик.

 

 

98. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 30.03.1966

30-ое Марта, 1966

Дорогой Павел Фёдорович,

Ваше письмо от 8-го Марта, с приложенным письмом в Издательство и отрывком из журнала «Наука и религия» № 8, 1965, я получила. За несколько дней до этого я Вам написала письмо /3 Марта/ и наши письма скрестились.

Многое в моём письме явилось ответом на Ваше письмо, так что повторять эти пункты я не буду. Но должна добавить, что ответ на моё последнее письмо к Берднику я от него не получила. Вообще за время нашей короткой корреспонденции он мне не писал никаких подробностей о своём романе и не спрашивал никаких советов, касающихся содержания его. Поэтому у меня не было повода давать ему какие бы то ни было указания.

Меня очень интересует знать, каков будет ответ на Ваше письмо в издательство, и я буду признательна, если Вы мне об этом сообщите. Конечно, я надеюсь, что вся эта история закончится вполне благополучно и роман этот не выйдет. Моё чувство не обмануло меня в самом начале – роман о Жизни Н. К. и его великом подвиге, идеалах и творчестве может быть написан большим писателем, обладающим широтой мысли и чувством красоты, прежде всего. Оценить Н. К. можно и должно в книгах, монографиях, статьях, но писать роман о нём – это дело другое. Я хорошо знакома с Вашей литературой, но пока ещё не вижу такого писателя, который мог бы написать роман такого размера. Будем надеяться, что в будущем это осуществится.

Я вполне понимаю Ваше желание и друзей в устремлении к охране великой личности Н. К. как человека и художника – в этом я с Вами объединена, ибо всегда стремилась к этому же.

У Акбара было замечательное изречение – великий человек отбрасывает большую тень, а она есть ни что иное, как его враги. Мне часто приходилось считаться с мудростью этого изречения, и поэтому я могу лишь добавить, что зная наших врагов, нужно особенно умело применять к ним закон распознавания.

Как идёт работа с выходом однотомника сочинений Н. К.? Будут ли также включены в него репродукции? Последнее меня очень озабочивает – ведь процесс репродукций в красках ещё очень плох и у нас, и у вас; поэтому наш музей заказывает репродукции в красках в Швейцарии, где они прекрасно выполняются. А теперь наша председательница музея пытается заказать репродукции бóльшего размера в Голландии – она видела там прекрасную работу и мы надеемся, что выйдут несколько новых репродукций в недалёком будущем. Одна беда – они обойдутся очень дорого.

У нас идёт всё время усиленная деятельность – выставка 11-ти картин Н. К., недавно подаренных нашему музею, прошла с большим успехом. Теперь картины вошли в музей и наш куратор их прекрасно развесил.

На днях открывается у нас выставка одной американской художницы из другого Штата, а позже будет лекция здешнего индийского консула на тему «Индия – Старая и Новая». Позже состоится концерт камерной музыки – также много новых интересных контактов.

Пишите о себе и Вашей работе в настоящее время – буду рада Вашим вестям.

Шлю лучшие пожелания, в духе с Вами, З. Фосдик.

 

 

99. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 2.04.1966

2 апреля 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

благодарю Вас за Ваше письмо от 8 марта. Хорошо понимаю Вашу большую нагрузку по работе в Музее и над 2 томом писем Е. И. Я для Вас достал один экземпляр 2 тома и надеюсь достать первый, но, как антикварные издания, они не принимаются к почтовой пересылке.

Валентина Павловна, конечно, будет работать над созданием большой монографии, но она также очень загружена работой по Музею. У неё были планы оставить музейную работу на несколько лет, чтобы заняться исключительно творческой. До того, как приступить к большой монографии, она собиралась серьёзно исследовать архивы, поработать с пару месяцев над моими и рижскими материалами и тогда уже серьёзно заняться монографией. Всё это с музейной работой не совместить. В этом году она закончила одну книгу о советском искусстве двадцатых годов. Это укрепит её положение как искусствоведа-писателя. Её уже знают в издательствах, обращаются к ней с заказами; всё это будет ей полезно при переходе на творческую работу.

Альбом репродукций с вводной статьёй, о котором я Вам писал, очевидно, будет включён в план изданий 1967 года. На этих днях я получил письмо от авторов текста. Они пользовались для своей вводной статьи моей работой «Рерих – мыслитель». У меня нет твёрдых перспектив сдать её в издательство в скором времени. Прежде всего надо решать вопрос об издании избранных сочинении самого Н. К. Для альбома текст уже готов и в издательство сдан, но издательство заказывало 3 печ[атных] листа, а у авторов получилось 4. Теперь будут решать – увеличивать ли утверждённый объём книги или сокращать вводную статью. Наши издательства чрезвычайно загружены работой. Поэтому, как правило, издательство, выпускающее книги по искусству, старается книги об одном художнике издавать, примерно, с трёхлетним интервалом. Сейчас в издательстве утверждённый к выходу альбом и, кроме того, составленный мною сборник избранных произведений Н. К. за последнее время в периодических изданиях и книгах по искусству имя Н. К. упоминается всё чаще и чаще. Издание избранных сочинений даст в руки искусствоведов и писателей богатейший материал для развития тем, близких Н. К. Но ввиду того, что до сих пор Н. К. у нас ещё не издавался, издательство связывает первое издание с проведением научно–исследовательской работы с оценками этических и эстетических взглядов Н. К. Как первый этап такой работы, мною была составлена библиография Н. К., которую я Вам послал. Издательство предложило завершить и научно оформить эту работу совместно с сотрудниками института Истории Искусств. В последнее своё посещение Москвы я обсуждал этот вопрос с людьми, которые в курсе институтских дел. Выяснилось, что эта новая для института тема возьмёт несколько лет. Это очень задержало бы выход избранных сочинений, и я обратился в более высокие инстанции издательства с новым вариантом сборника, судьба которого вскоре должна выясниться. Всё это требует серьёзной систематической работы и налаженного сотрудничества с научными и издательскими сотрудниками. На этом фоне «деятельность» Бердника выглядит особенно неприглядной. Я нисколько не удивлён его письмом к Вам. Его «сотрудничество» с Борисом Николаевичем, с московскими и рижскими сотрудниками, мною и некоторыми организациями и издательствами приводило к одному и тому же результату – его переставали принимать всерьёз или вообще закрывали перед ним двери. Дело в том, что он крайне невежественен, с научной литературой знакомиться не считает нужным, систематической работой над изучением темы не занимается, читает только популярные журналы и брошюры, откуда и черпает темы для своих писаний. Точно такой же подход у него образовался и к книгам Н. К. и Этики. Его письмо к Вам говорит только о его полной безответственности. Я вчера получил сообщение из Киева, что редакционная коллегия разбирала наше письмо. Официального ответа на руки ещё не имею, но мне сообщили, что имеется решение – без согласия С. Н. книги не издавать. Это, конечно, очень хорошо. Таким образом, никакой открытой полемики, которая могла бы появиться в результате появления книги – не будет. Но плохо, что сам Бер[дник] совершенно не хочет или не умеет осознать безответственность своих действий. Он «возмущается», что его заподозрили в плагиате, т.к. в предисловии к книге /о котором не было ни пол-слова в журнальной публикации/ им сказано, что он является только «пересказчиком» книг самого Н. К. Разницу между «пересказом» и «списыванием» хорошо понимают даже ученики начальных классов, но он или не понимает, или понять не хочет. Между прочим, он делал попытки попасть и в Кулу, но, как и многие другие, попытка эта закончилась, конечно, полным фиаско. Если к этому прибавить, что он и английским в нужной мере не владеет, и самостоятельно разбираться в материалах на иностранных языках не может, то станет ясным, как к нему относятся люди, которым приходится с ним сталкиваться ближе. Вот что мне пишут в последнем письме киевляне, хорошо его знающие: «Возможно, что критика повести после выхода её в свет, меньше интересует Бер[дника], чем полагающийся за книгу гонорар» /имеется ввиду книга о Н. К., украинский вариант которой Бер[дник] пытался форсировать/.

Поскольку теперь русский перевод послан к С. Н. на отзыв и без отзыва издательство решило книги не издавать, я думаю, что на данной стадии этот инцидент исчерпан. На мою голову посыплется град проклятий и клеветы, но в письмах Бер[дника] ко мне их уже так много, что это ровно никакого значения не имеет.

Наряду с работой над четвёртой главой «Рерих – мыслитель» работаю сейчас и над темой «Жанровая живопись Святослава Рериха». Эта тема меня очень заинтересовала, но она мне не легко даётся. Некоторые намётки я уже послал С. Н., а когда будет готова, то вышлю и Вам. Для меня очень ценны Ваши конкретные замечания.

Прилагаю фото плаката у Картинной галереи Новосибирска и одно стихотворение, появившееся в нашем молодёжном журнале. Автор ещё молод и с формой у него далеко не всё благополучно. Но чувствуется большая искренность и оригинальное развитие взятой темы.

Шлю Вам, Зинаида Григорьевна, свои лучшие мысли и желаю хорошего здоровья и бодрости.

Душевно Ваш, П. Беликов.

 

 

ВЛАДИМИР БРИТАНИШСКИЙ

РЕРИХ

«Да будет мир».

Надпись на его могиле

Когда война была на русских реках

/наш – этот берег, немцы – на другом/,

философ Неру и философ Рерих

беседовали на вершинах гор.

Нам приходилось жить скороговоркой,

где перебежками, а где ползком.

Что нам до вечности высокогорной,

витающей над этим стариком.

У нас внизу бурлит потоп кровавый,

и злободневны только гнев и страх...

Но он был прав: взошли из пепла травы,

и ветер с гор коснулся наших трав.

На русских реках, пасмурных и серых,

почиет мир,

как мальчик на руках.

А берегом проходит старый Рерих,

весь белый-белый, в розовых очках.

 

/«Юность», № 2 – 1966 г./

 

 

100. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 8.04.1966

8 апреля 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

посылаю Вам для ориентации копии двух писем. По поручению Святослава Николаевича я обратился за советами к нескольким нашим писателям, которых С. Н. знает. Один из крупнейших писателей – Леонид Леонов позвонил Рае и сказал, что напишет в издательство от своего имени соответствующее письмо. Второй – профессор Ефремов, крупнейший учёный и писатель-фантаст, которого высоко ценил Ю. Н. и который знает писательские круги – ответил на некоторые мои вопросы. Копию его письма я Вам и посылаю.

Второе письмо – ответ издательства на наше обращение. Как я Вам уже писал, украинский вариант повести был уже сдан на рецензию одному киевскому писателю. Кроме того, у Бер[дника] был подготовлен для публикации ещё один отрывок. И это, не смотря на то, что в письме Девики от апреля прошлого года было указано, что без проверки С. Н. ничего публиковаться не должно. Теперь можно быть уверенным, что данное издательство к публикации украинского варианта тоже не приступит. Будет видно – обратится ли Бер[дник] в другие издательства. Хочется думать, что у него есть хоть капелька благоразумия.

Всего светлого.

Душевно Ваш, П. Беликов.

 

 

И. А. Ефремов – П. Ф. Беликову, 3.04.1966

 

Многоуважаемый Павел Фёдорович,

Простите, что не смог ответить Вам сразу – сильно болею и до сих пор ещё лежу в постели.

А. Бердник написал за последние годы довольно много научно-фантастических произведений, все они довольно низкого качества. Расценивается он в писательских кругах невысоко, а его последний роман подвергся жесточайшей критике в «Литературной газете». Рецензентка сравнивала роман Бердника с худшими писаниями Крыжановской-Рочестер, ругала и художественные достоинства, однако главный удар, конечно, был нанесён по «мистическому» содержанию книги. Я понятия не имел, что это такое, и лишь мимоходом пробежал рецензию.

Совершенно очевидно, что А. Берднику ни в коем случае нельзя давать никаких материалов о Н. К. Рерихе.

По всей видимости, это человек бессовестный, возможно, с психопатическим уклоном и даже больно думать, что в такие лапы попали материалы и книги Н. К. Рериха. Само собой разумеется, что всякое новое выступление А. Бердника нанесёт ещё больший вред возможности опубликования, хотя бы в самом скромном объёме, произведений Н. К. Рериха.

Конечно, запретить заранее публиковать свои произведения Берднику никто не может. Даже уследить за тем, что он тиснет в каком-либо журналишке, нельзя.

Мне кажется, что было бы хорошо послать протест, аналогичный тому, который мы послали издательству «Молодь», в Комитет по делам печати Союза ССР на имя Председателя Комитета Н. А. Михайлова. Разумеется, редакция должна быть несколько иная. Вероятно, стоит указать, что Вы обеспокоены намерением издательства опубликовать повесть «Стрела Майтри», несмотря на ошибочную публикацию «Подвига Вайвасваты», уже подвергшегося жестокой критике в прессе. Поскольку Комитет по делам печати ведает всеми издательствами, такое письмо воспрепятствует появлению какой-либо новой книги этого безграмотного человека. Правда, он сможет опубликовать что-либо в журналах и тогда уж останется только писать письмо в «Литературную газету» или редакцию журнала.

Сейчас с появлением тысяч борзописцев, готовых на всё, лишь бы получить гонорар, следует быть особенно осторожным с такими высокими произведениями, как книги Н. К. Рериха.

Я с большим удовольствием, более того, считая своим долгом, поговорю с Вами о материалах и помогу любым советом, или если понадобится, письмом. Очень хочется, чтобы книга о Николае Константиновиче обязательно появилась в любом виде и жанре, и все мы, любящие его, должны помочь Вам в этом. Время идёт быстро – и скоро у нас останется совсем мало людей, знавших Николая Константиновича или даже представляющих себе во всём объёме его гигантскую личность.

Если Вы осенью собираетесь в Москву, то я с готовностью встречусь с Вами, рассчитывая к тому времени выздороветь.

С искренним уважением, И[ван] Е[фремов].

 

 

В. Гримич – И. М. Богдановой, 21.03.1966

 

Копия

ВИДАВНИЦТВО                                         21 марта 1966 г.

ЦК ЛКСМУ                                           № 654

МОЛОДЬ

Киев

Москва.        И. М. Богдановой

 

Уважаемая И. М. Богданова,

В предисловии повести О. Бердника о жизни Н. К. Рериха имеется оговорка об использовании текстов из работ художника. Что касается художественного воплощения облика Николая Константиновича, то – по просьбе автора – рукопись будет послана Святославу Николаевичу Рериху – сыну художника. Только при одобрении С. Н. Рерихом книга может увидеть свет.

Об ответе С. Н. Рериха сообщим.

С уважением,

Главный редактор В. Гримич.

 

 

101. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 3.05.1966

3 мая 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

благодарю Вас за письмо от 30 марта. Вероятно, и мои письма от 2 и 8 апреля достигли Вас. В этом году у нас очень затянулась холодная погода. Я простудился и несколько расхворался.

Я уже Вам писал, что в Москве готовится большой альбом Н. К. /50 репродукций/. Текст должны были написать молодые искусствоведы. Но они сильно на себя понадеялись. Сдали рукопись в издательство, не согласовав её и не отработав литературную сторону. В результате их рукопись отклонили. Выручила Валентина Павловна. Взялась за составление статьи, хотя и очень занята сейчас своей книгой о советском искусстве двадцатых годов.

Относительно книги Бердника я Вам уже сообщал. Книга не появится. Во всяком случае, издательство уверило, что без разрешения С. Н. книга издана не будет. Однако невежественность Бер[дника] принесла свои горькие плоды. Я посылал Вам вырезку из журнала «Н[аука] и р[елигия]» с критикой в адрес Бер[дника]. Журнал «Знаня та праца», в редколлегию которого входит сам Бер[дник], и где был опубликован отрывок из «Стрелы Майтри», задумал полемизировать с журналом «Наука и религия» и выступать в поддержку Бер[дниковских] писаний. В результате «Н[аука] и р[елигия]» решила затронуть темы, поднятые Бердником. В последнем номере журнала появилась очень некомпетентная заметка о работах Е. И. У меня сейчас нет лишнего экземпляра этого журнала. Как получу, вышлю Вам. Посев невежества всегда приносит самые махровые плоды. У Бердника сейчас, конечно, позиции слабые, но беззастенчиво с его стороны пытаться укрепить их, прибегая к абсолютно недоступной его интеллекту и его таланту тематике. [Справа на полях письма рукою З. Г. Фосдик поставлено: «!??», – сост.]

Я не помню, писал ли я Вам, что Новосибирская галерея должна была издать путеводитель к залам Н. К. Год тому назад искусствовед Кашкалда обсуждала со мною текст к путеводителю. Получил вчера контрольный экземпляр. Издание это, конечно, очень скромное и дешёвое. Все репродукции монотипные, но оно очень необходимо. В Музей ходит очень много народу. Интерес к творчеству и жизни Н. К. – громадный. Статья в путеводителе даёт хороший обзор творчества и деятельности Н. К. Сейчас выходит первая половина тиража – 20 тысяч экземпляров, когда разойдутся, напечатают ещё столько. Кашкалда сейчас работает над темой «Н. Рерих о культуре». Эта тема поручена ей музеем как специальная научная работа. Не исключено, что в дальнейшем можно будет издать и её. Вообще Новосибирский Музей очень хорошо использует доставшиеся на его долю картины Н. К. Это очень отрадно.

Русский Музей предполагал также выпустить альбом тех картин Н. К., которые имеются в их экспозиции. Это должно было быть более скромное издание, чем подготовляемый московский альбом. Валентина Павловна предполагала писать текст. Но сейчас ей спешно пришлось взяться за текст московского издания, чтобы его не задержать. Я обещал ей помочь с разбором и анализом картин, но, кроме того, мне хочется склонить её ещё к одной работе. Я предложил ей соавторство в создании научно-популярной биографии Н. К. В течение двух лет мы с ней могли бы написать соответствующую книгу. Валентина Павловна ждёт теперь выхода своей книги о советском искусстве. Если эта книга будет хорошо принята и укрепит её авторские позиции, то она намерена оставить музейную работу и заняться творческой. В таком случае она может интенсивнее заняться тематикой Н.К. [Справа на полях письма рукою З. Г. Фосдик поставлено: «Прекрасно!», – сост.]

Желаю Вам всего самого светлого. Душевно Ваш, П. Беликов.

 

 

102. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 30.05.1966

30-ое Мая 1966

Дорогой Павел Фёдорович,

Диктую это письмо в кровати, уже некоторое время страдаю от сильных ревматических болей, и поэтому не могла ответить на Ваше письмо от 3-го Мая. Вижу из Вашего письма, что Вы также болели, надеюсь, что Вы уже оправились.

Пару дней тому назад я получила от Вас журнал «Н[аука] и Р[елигия]», № 4, Апрель 1966. Вероятно, Вы имели в виду этот журнал, ибо в нём находится статья о Е. И. Вы называете её «некомпетентной заметкой», но я считаю её в высшей степени возмутительной и искажённой. Конечно, нужно на неё ответить, и ответить можете либо Вы, либо кто-то из Вашего ближайшего окружения.

Конечно, я бы немедленно написала ответ, но знаю по прошлому опыту, что из-за границы статьи или опровержения не принимаются.

Я полагаю, что Вы послали этот номер С. Н., и я собираюсь ему писать и запросить также его о том, как дать отпор на полное искажение фактов и возмутительное отношение к великой, светлой личности.

Вы пишете, что Бер[дник] как-то имеет связь с этой заметкой – если можете, осветите точнее. Ведь то, что сообщается в этой заметке, взято из немецкого журнала, который я хорошо знаю. Это абсолютно невежественный, безграмотный журнал, редактором которого состоит ничтожная, тёмная личность. В течение нескольких лет, в прошлом, он писал мне и пытался войти в наше доверие, но его попытки на якобы знания в мистике были настолько нелепы, что пришлось ему это указать. Кроме того, в нём полное отсутствие честности и морали, – так он, несмотря на то, что не имел никакого права переводить книги на немецкий язык, о чём его предупредили официально отсюда, а также с подтверждением С. Н., он всё же перевёл и напечатал первую книгу. Перевод немецкий начала этой книги был мне посылаем им. Он был неправилен и в общем искажал смысл оригинала, о чём ему было отсюда указано. На это он ответил оскорблениями и, несмотря на то, что не имел [в тексте письма пропущено слово, место под него оставлено, а самого слова нет, – сост.], всё же выпустил эту книгу в своём переводе.

Искажённый портрет Е. И. в этой заметке был им уже ранее опубликован в его журнале – ему также было запрещено выпускать портрет Е. И. в прошлом. В общем, мы имеем дело со злостным клеветником, который желает нажиться на своих писаниях, касающихся великих людей.

С. Н. знает от меня всё о его действиях, и также их сурово осудил. Поэтому Вы понимаете, как меня возмутила до глубины души эта заметка. И я считаю абсолютно необходимым, чтобы кто-то на неё достойно ответил.

И я буду Вам очень благодарна, если Вы мне пришлёте хотя бы две копии путеводителя Сибирского Музея, относящегося к картинам Н. К., который был составлен искусствоведом – Кашкалдой. Также очень интересуюсь её работой «Н. Рерих о культуре». – Если она будет издана отдельно, я Вам буду очень благодарна, если Вы мне её пришлёте.

Меня глубоко радует, что Вал[ентина] Пав[ловна] пишет текст к Московскому изданию альбома картин Н. К. – это крайне ценно и необходимо. Вы также пишете, что Русский Музей предполагает выпустить альбом имеющихся в нём картин Н. К. – как скоро он выйдет? Вероятно, В[алентина] П[авловна] также составит текст к нему. С её глубоким и чутким пониманием искусства Н. К. и её прекрасным литературным языком, я уверена, что она это сделает блестяще. Я рада узнать от Вас, что вскоре выйдет её книга о «Советском искусстве» и буду приветствовать этот труд.

Надеюсь, что Вы не замедлите с ответом и сообщите мне, как Вы предполагаете реагировать на статью в «Н[ауке] и Р[елигии]».

Остаюсь с сердечным приветом, З. Фосдик.

 

 

103. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 14.06.1966

14 июня 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

Ваше письмо от 30 мая получил. Конечно, я полностью разделяю Ваши чувства относительно публикации. С. Н. я писал. По его ответу я не вывел заключения, что надо обратиться в редакцию. Бердник непосредственного отношения к публикации не имеет. Но за последнее время указанный журнал трижды выступал против его безграмотных произведений. Ввиду того, что Бердник стал теперь писать на темы Н. К., письмо в редакцию может быть расценено как выступление в его защиту, что приведёт к повторениям публикаций, в той или иной мере напоминающих уже появившуюся. Ведь Бердник уже сдавал в редакции и ему возвращались рукописи, в которых он указывал на Е. И. как на автора Живой Этики.

По существу, и заморские, и отечественные Бердники – одним лыком шиты. Прочтя Ваше письмо, я убедился в полной аналогии всех их действий.

Спасибо, что Вы сообщили мне подробности о невежественности редактора. Хотя эта невежественность сквозила во всех цитатах из его нелепого журнальчика. Я сразу же соответствующим образом оценил его и послал свою оценку Рае, т.к. к ней, может быть, будут обращаться с вопросами. Я буду ждать соображений С. Н. относительно непосредственного вмешательства с письмом. Возможно, что целесообразности сейчас с этим не будет. Но если нужно будет, я, конечно, письмо напишу и пошлю. Как правило, такие письма не публикуются, тем более, что в данном случае один журнал дал перепечатку с другого и этим снял с себя ответственность за истинность первоисточника.

Я только что кончил просмотр статьи Валентины Павловны для Московского альбома. Статья написана, по желанию редакции, на основе её книги. Частично включены новые тексты, в том числе и мои. Вал[ентина] Павловна предлагала мне соавторство в этой статье, но так как подавляющее большинство текста принадлежит ей, мне на соавторство соглашаться неудобно. Я хочу вместе с ней начать писать подробную биографию Н. К. для серии «Жизнь Замечательных людей». Может быть, это дело примет конкретный ход.

Статья Вал[ентины] Павловны для Московского альбома – очень удачна. Это – квинтэссенция позитивных моментов её книги. Введены некоторые, очень важные для нас, новые факты из биографии и новые оценки некоторых картин Н. К., которые будут репродуцированы для альбома. Точную дату выпуска книги ещё не знаю. Также и о выпуске Ленинградского альбома – конкретности ещё нет. В связи с выпуском московского он может и задержаться. Из Новосибирска получил сегодня письмо, что путеводители по залам Н. К. посланы мне почтой. Как только получу – немедленно вышлю Вам. Дополнительно к путеводителю в Новосибирске издан общий каталог галереи, где очень хорошо представлены картины Н. К.

Дорогая Зинаида Григорьевна, я очень надеюсь, что здоровье Ваше идёт на поправку. Я уже несколько оправился от сезонного заболевания. Проживание в деревне способствует поддержанию здоровья. Как Вам удастся теперь этим летом отдохнуть?

Желаю Вам всего самого светлого. Душевно Вам П. Беликов.

 

 

104. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 10.07.1966

10-ое Июля, 1966

Дорогой Павел Фёдорович,

Пару дней тому назад вернулась в город и вскоре вновь уезжаю в отпуск – вернусь в конце Августа.

Я застала Ваше письмо от 14-го Июня по приезде и согласна с Вами в том, что временно должно не обращать внимания на невежественные выступления, но всецело этого придерживаться на все времена не будет целесообразным.

Рада, что Вы снеслись с Раей – если к ней будут обращаться с запросами, она, надеюсь, будет отвечать в должном духе. Нужный вовремя ответ особенно на ничтожные выявления маленького журнальчика заставит призадуматься многих, не знающих истины.

Я списалась со Св. Ник., и он полагает, что в настоящее время лучше не отвечать прямо – увидим, что будет в будущем.

Очень рада тому, что Вал[ентина] Павловна написала такую хорошую статью для Московского Альбома – буду с нетерпением ждать появления этого альбома.

Получила от Вас также во время моего отсутствия две копии путеводителя Новосибирского Музея по залам Николая Константиновича – очень славно составлен, и я Вам очень благодарна за него. Одна копия пойдёт в нашу Библиографическую Витрину (одну из них), а другую буду показывать посетителям. Очень ценю эту лишнюю копию.

Мысль писать вместе в Вал[ентиной] Пав[ловной] подробную биографию Ник. Конст. приветствую от всего сердца. Я и доныне считаю её лучшим авторитетом по искусству Ник. Конст. у вас, а также высоко ценю её прекрасный литературный язык. Насколько я знаю, многие искусствоведы, при всём их знании, часто выявляют такую сухость изложения, что становится скучно читать их труды. Я получила недавно письмо от Вал[ентины] Пав[ловны], и, как всегда, рада каждой её весточке.

Наша председательница Музея заказала в Швейцарии, где она теперь живёт, новые репродукции в красках с некоторых картин Н. К. – они, судя по её письму, обещают быть удачными – как только мы их получим, я вышлю их Вам. Также нами заказана в Лондоне открытка с одного горного пейзажа Н. К., не цветная, – по получении пришлю её Вам. Наш куратор выбрал её именно для чёрн[ой] и белой репродукции.

Огорчена была, узнав о вашем недавнем заболевании – рада, что Вы находитесь в деревне, где воздух и покой способствуют укреплению здоровья. Я болела за последнее время и поэтому должна была на пару недель оставить город, но неотложные дела заставили меня временно вернуться. Уезжаю с моей племянницей на отдых – у нас стоит небывалая жара.

Прилагаю зимнюю карточку – стою при входе в музей. Пришлите мне, если имеете, также Вашу карточку.

С лучшим приветом, в духе с Вами, З. Фосдик.

 

 

105. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 30.07.1966

30 июля 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

Ваше письмо от 10 июля получил. Сердечно благодарю Вас за фотографию. Я давно уже не фотографировался. Этим летом сфотографируюсь и обязательно пошлю Вам фотографию.

Я послал Вам книжечку стихов индийского поэта, оформленную репродукциями с картин Н. К. Там и в предисловии имеется упоминание о Н. К. К этому письму прилагаю рецензию на это издание. Рецензия также очень хорошая.

Появление путеводителя Новосибирской галереи приветствовалось и у нас. Я прилагаю выписку из двух писем ко мне по поводу этого путеводителя. У автора путеводителя опубликована в прошлом году хорошая статья о Н. К., а в этом году, в свой статье об эстетическом воспитании, она опять прекрасно отзывается о Н. К., и даже наименовала свою статью словами Н. К.: «Пылайте сердцами, творите любовью». Путеводитель был издан по инициативе руководства Новосибирской галереи. Если Вы считаете его достойным одобрения, то было бы очень хорошо послать от имени Вашего Музея соответствующее коротенькое письмо на имя Новосибирской галереи. Это всегда поощряет инициативу. Не исключено, что галерея организует ещё публикации на эту тему.

Валентина Павловна выразила согласие писать совместно со мною биографию Н. К. Это займёт, примерно, пару лет, т.к. я могу работать только по вечерам после службы. В октябре намерен побывать в Москве, где сразу же поставлю перед издательством вопрос о включении такой книги в план изданий. Кроме того, буду форсировать вопрос издания избранных собраний сочинений Н. К. Этот вопрос окончательно ещё не решён.

Сейчас занят очень срочной работой. Наши научные круги заинтересовались составленным мною «Литературным наследием Н. Рериха». Первый вариант своей работы я делал для продвижения «Избранных сочинений». Теперь мне предложили подготовить рукопись для публикации её в научных трудах одного нашего университета. Для научной публикации рукопись необходимо соответствующим образом оформить и написать к «Литературному наследию» сопроводительную статью. Публикация в университетском издании была бы очень полезной. Она положила бы начало научно-исследовательской работы над литературным наследием Н. К., что, в свою очередь, способствовало бы изданию трудов Н. К. Только сегодня получил письмо от одного профессора, который ознакомился с «Литературным наследием» и считает, что его необходимо опубликовать, т.к. ценнейшие данные о литературной деятельности Н. К. до сих пор ещё не получили широкого оглашения и о них мало что знают учёные, занятые историей культуры нашего времени. Так что в первую очередь займусь окончательным вариантом «Литературного наследия».

Закончил статью о искусстве Святослава Николаевича. Получил от него очень хорошее письмо с отзывом об этой работе. Но мне хочется её ещё дополнить. Думаю, что в этом году успею окончательно её завершить и послать на просмотр Вам.

Шлю свои наилучшие пожелания. Душевно Ваш П. Беликов.

 

 

«Славлю голубые Гималаи»

 

Крупнейшего поэта современной Индии Сумитранандана Панта называют «певцом Гималаев». Горы, самые высокие и неприступные, Олимп индийской мифологии, родные края детства и юности – им отведено почётное место в его поэтическом мире. И новый, второй уже на русском языке сборник стихов Панта, выпущенный издательством «Прогресс» в переводах Евгения Винокурова и Вадима Сикорского, в первую очередь даёт представление именно об этой особенности его творчества.

 

Славлю голубые Гималаи –

Вечные величья эталоны,

Как снежинки, все мгновенья жизни

Опустились на крутые склоны.

/перевёл Сикорский/

 

В лирике Панта мелодии любви, душевные порывы, философские обобщения – всё вырастает из всеобъемлющей, воспринятой в космическом измерении природы.

 

Вселенная вся во мне,

Такая же, как вовне,

Встаёт и заходит солнце

Где-то в моей глубине.

/перевёл Винокуров/

 

Очень уместны в «Гималайской Тетради» иллюстрации – репродукции с картин Николая Рериха, «великого русского друга Индии». Что роднит поэту и художника? Поклонение первозданной, неистовой красоте гималайских круч, превращение её в мерило эстетическое, этическое, социальное. Пейзаж, на котором полыхают удивительные краски, и «часовые земли» в ледяных шлемах своей мощью и значительностью словно опровергают мелочное и низменное, вырывают душу из «кружения серости». Путь от горных вершин к вершинам человеческого духа.

А. Петриковская.

 

________________________

Сумитранандан Пант.

«Гималайская Тетрадь»,

М.: «Прогресс», 1965 г.

 

Рецензия из газеты

«Литературная газета» № 73 от 23 июня 1966 г.

 

 

Выписка из письма проф[ессора] В. Мануйлова

/Ленинград/

18 июня 1966 г.

Дорогой Павел Фёдорович,

 

Очень тронут Вашим вниманием. Благодарю за интереснейший каталог выставки Н. К. Рериха. Всё это мне интересно и нужно.

 

 

Копия письма секретаря Льва Толстого

Вал[ентина] Булгакова.

Ясная Поляна, 22 июня 1966 г.

 

Уважаемый Павел Фёдорович,

 

искренне благодарю вас за прекрасный подарок – каталог Рериховской выставке при Новосибирской картинной галерее! Каталог хорошо составлен, удачно иллюстрирован, изящно издан.

Я рад за наш сибирский город, владеющим таким художественным сокровищем – собранием картин замечательного художника.

С приветом и лучшими пожеланиями,

Вал[ентин] Булгаков.

 

 

106. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 23.08.1966

23 августа 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

опять беспокою Вас по очень спешному делу. У Валентины Павловны отсутствуют некоторые данные, необходимые для готовящегося альбома. Её статья к альбому уже принята. Объём для текста альбома был весьма ограничен, поэтому кое-что пришлось сократить, но в общем статья производит очень хорошее и серьёзное впечатление.

Я прилагаю к этому письму список картин. Отмеченные красным карандашом, по моим сведениям, находятся в Нью-Йорке. Мы были бы бесконечно благодарны Вам, если бы Вы смогли включить в список данные: год создания, местонахождение /музей или частное собрание/, размер, техника /темпера, масло/, материал /холст, картон/.

Я только что закончил подготовку к печати «Литературного наследия Н. Рериха» и написал к этой работе одну статью. Всё это должны опубликовать в научных трудах университета. Это серьёзное научное издание по публикации материалов русской культуры и научных исследований. Такая публикация будет хорошим прецедентом научно-исследовательской работы по темам Н.К. и будет способствовать публикациям его собственных произведений. Через пару недель собираюсь взять отпуск. Недели две проведём с женой в Крыму, а неделю посвящу делам в Москве.

Шлю Вам свои наилучшие пожелания.

Душевно Ваш П. Беликов.

 

 

107. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 26.08.1966

26-ое Августа 1966

Дорогой Павел Фёдорович,

Сегодня пришло Ваше письмо от 23 Авг[уста], на которое спешно отвечаю. Я отметила на Вашем списке, который посылаю Вам здесь обратно, те сведения, которые Вы запрашивали, отмеченные красным карандашом.

Как Вы видите, не могла ответить на все запросы, но полагаю, что Св. Ник. дополнит эти сведения. Он ведь знал все картины Н. К., написанные им до конца своей жизни – 1947 года.

Надеюсь, что выходящий альбом по искусству Н.К. выйдет достойно, будем также приветствовать «Литературное наследие Н. Рериха», когда эта работа выйдет.

Ваше предыдущее письмо от 30-го Июля ожидало меня, ибо я была в отпуску. Рецензию на книжечку стихов Индийского поэта, приложенную к этому письму, прочла с интересом – хорошо написана.

Путеводитель по Новосибирской Галерее картин Н. К. очень хорошо издан, и я буду рада в ближайшем будущем, как только найдётся время, послать им признательное письмо от имени нашего Музея.

На днях пришло письмо от Св. Ник., в котором он меня просит прислать Вам сведения о трёх книгах Н. К., которые Вам нужны, как я поняла, для «Литературного наследия». Эти книги: «Адамант» на японском языке, перевод Такеучи, «Алтай – Гималаи» – Лондонское издание, 1930 г., и «Сердце Азии», изданное в Буэнос-Айресе на испанском языке, никогда у нас не были, и я о них вообще ничего не знаю. Правда, я слыхала в прошлом о книге Такеучи, на японском языке, но её никогда не видала. Очень жалею, что не могу дать Вам нужных сведений об этих книгах.

Пишу Вам об этом здесь, ещё даже не ответив Св. Ник., ибо невероятно завалена работой. Наш год деятельности только начинается – большой программой.

Надеюсь, что Вы прекрасно отдохнёте и приедете со свежими силами после Вашего отпуска. Шлю наилучший привет, в духе с Вами З. Фосдик.

[Рукою З. Г. Фосдик в правом нижнем углу страницы написано: «на обороте», – сост.]

 

 

Матерь Мирасерия Знамёна Востока192428 ½ х 40 ¾темпера – холст
И Мы Открываем Вратаэскиз серии Санкта192221 х 13темпера – холст
Жемчуг Исканий192436 ½ х 46темпера – холст
Лик Гималаев – такой нет есть Великий дух Гималаевнет32 ¾ х 42темпера – холст
Звенигород /вероятно написан после 1925/нет22 х 34 1/2темпера – холст
Гора Шитровайянет20 ½ х 33темпера – холст

 

В Русском Госуд[арственном] Музее в Ленинграде имеется монография «РЕРИХ – ГИМАЛАИ», пожертвованная нами несколько лет тому назад Музею.Там имеется список свыше 1000 картин Н. К. Последний указанный год – 1925.

Картины наши под Вашими номерами: 4, 6, 16 не сопровождены годом. Запросите Св. Ник., он, возможно, вспомнит годы, когда Н. К. их писал. У нас известны лишь картины до 1925 г. включительно. Поздние картины, написанные Н.К. между 1925 и 1947-ым г., за исключением серии картин, вошедших в ранние каталоги первого Музея, не были сообщаемы нам по годам.

 

 

108. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 27.10.1966

27 октября 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

давно уже не писал Вам. На обратном пути из отпуска, который я провёл в Крыму, я заезжал в Москву, где вёл ряд переговоров, давших позитивные результаты. Уже в первой половине 1967 года в одном из наших альманахов будет опубликовано свыше десяти очерков из «Листов дневника» Н. К. Публикация будет сопровождена моей вступительной статьёй и фотографиями. Однотомник избранных произведений передан сейчас на рассмотрение другому издательству, обещавшему быстрее дать решение по этому вопросу. Кроме того, достигнуто предварительное соглашение о выпуске биографии Н. К. в серии «Жизнь замечательных людей». Но такую книгу надо ещё создавать. Очевидно, буду писать её совместно с Валентиной Павловной.

Сейчас мне хочется как можно быстрее закончить работу о бытовом жанре Святослава Николаевича. Работаю уже над окончательным вариантом. Я прилагаю к этому письму часть законченной работы. Это, примерно, одна треть всего объёма. В течение ноября месяца надеюсь всю работу завершить. Я очень дорожу Вашим мнением и мне хотелось бы знать его по поводу этой работы. Если я допустил какие-либо неточности, то буду благодарен за замечания. Очень хочется написать серьёзную статью, в которой было бы меньше общих слов и больше настоящего анализа и философской оценки творчества С. Н. Но это, конечно, не так легко.

Шлю Вам свои лучшие мысли. Духом с Вами, П. Беликов.

[Слева на поле письма рукою З. Г. Фосдик написано: «Не достают стран[ицы] 3 и 4-ая», – сост.]

 

 

109. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 1.11.1966

1 ноября 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

посылаю Вам продолжение работы о бытовом жанре Святослава Николаевича. Если позволят служебные обязанности, то дней через шесть-семь надеюсь всю эту работу завершить и послать Вам для отзыва. Прошу очень сообщить о промахах и ошибках, чтобы можно было их исправить. Один экземпляр, одновременно с Вашим, я посылаю С. Н. с такой же просьбой.

Сразу же после завершения этой работы приступаю к книге для серии «Жизнь замечательных людей». Это будет очень большая и ответственная работа. Опасаюсь – хватит ли у меня первоисточников по всем периодам жизни. Это только в процессе работы выяснится.

Желаю Вам всего самого светлого.

Духом с Вами, П. Беликов.

[В левом верхнем углу письма рукою З. Г. Фосдик написано: «Синтез!», – сост.]

 

[Вверху первой страницы рукою З. Г. Фосдик написано: «У меня имеется ещё одна копия этих страниц, но не достают 3 и 4-ая стран[ицы]», – сост.]

 

 

ЖАНРОВАЯ ЖИВОПИСЬ СВЯТОСЛАВА РЕРИХА

 

Искусство Святослава Рериха – богатейшая симфония красок, образов, тем. Портрет, пейзаж, историческая живопись, бытовой жанр – одинаково близки палитре художника. Он прибегает к символизму, трактуя философскую тематику, и охотно следует традициям реализма, изображая фрагменты человеческих будней. При всём этом искусство Святослава Рериха на редкость монолитно. Его органическая целостность вытекает из отношения художника к жизни и к искусству, как одному из высочайших её проявлений. Насыщенность идейно–эмоциональной содержательностью определяет почерк кисти Святослава Рериха, её своеобразие, указывающее на очень интенсивное и сложное творческое «я» художника.

Святослав Рерих – художник–мыслитель. Всестороннее восприятие его искусства возможно только через постижение тех философских концепций, которые стимулируют его творчество. Эти концепции вмещают в себя тысячелетнюю культуру Востока и передовые идеи Запада. Духовный мир художника полностью преодолел условные противоречия внешнего рисунка жизни. За этим рисунком Святослав Рерих ощущает общечеловеческую правду прозрения в будущее, правду, заложенную в каждом народе и каждом человеке, в каждой эпохе и каждом дне. Этой правде чужды упрощённые взгляды на жизнь и искусство.

Конечно, в наше время быть творцом-мыслителем – не исключение. Стало уже общепризнанным, что пора бездумных песнопений миновала и звание художника обязывает к творческой индивидуальности. Но есть разница между стремлением показать мир в красках совей палитры и попытками уместить его на ней. Такие попытки блещут иногда и безупречной логикой, и оригинальностью построений. Но их окружают груды ценностей, оказавшихся не по плечу ограниченным псевдоиндивидуалистам.

Творческая индивидуальность Святослава Рериха, осваивая окружающий мир, не посягает на богатство и свободу его самовыражения. Вместе с тем, художник не ослабляет напряжение своей мысли, устремления своего духа, целенаправленности своего творчества. Широкий диапазон и полифоничность последнего не поддаётся оценкам ортодоксальных критериев, а пытливая философская мысль художника не вмещается в окостеневшие формулировки теорий, забывших о живом человеке.

Не исключено, что осмысление человеческой повседневности является проматерью всех искусств. В изобразительном искусстве повседневность, в конце концов, обрела своё наиболее прямое и полное выражение в бытовом жанре. Именно поэтому бытовой жанр плохо уживается с понятием «вообще» и больше всего отвечает признакам национального.

Жанровая живопись Святослава Рериха тесно связана с жизнью народов Индии и сверкает богатейшей гаммой её ярких красок. Сам художник подчёркивает близость своих бытовых картин к реальной жизни страны, где они созданы. Выступая в 1960 году в Ленинградском Эрмитаже, Святослав Рерих сказал о своей картине «Зов» /1955/:

«Картина из серии на темы местной жизни. Пастух играет на свирели, и женщина услышала эти звуки и остановилась. Пейзаж из мест, где мы живём на юге Индии. Вы видите предгорья, которые переходят в голубые горы. Дерево баньян. Оно обтекает горные камни, пускает корни от ветвей своих и получаются самые фантастические узоры. Декоративные красные листья. Розовые облака отражают эту красную землю».

/Из стенографической записи./

Свой творческий путь Святослав Рерих начал портретистом. Бытовой жанр эпизодически возникает на базе портрета, закономерно расширяя творческую проблематику художника. Например, картина «Маленькие сёстры» /1937/. Её сюжет очень прост – девочка несёт за плечами свою сестрёнку. Эта характерная картинка индийской жизни больше привлекла внимание портретиста, чем художника бытового жанра. Тема и композиция картины полностью подчинены задачам выражения эмоций детской души. Ребячьи глаза, полные изумления, смотрят на открывающийся им мир. Этот мир должен быть прекрасным, должен приветливо встретить обращённый к нему ясный, ничем не омрачённый взор. Хрустальная чистота горного потока и цветущая ветка кустарника удачно дополняют детский портрет, детское восприятие мира. Оно передано художником с большой притягательной силой и вызывает светлые воспоминания об утренней заре жизни.

В какой-то мере, групповыми портретами являются полотна «Йоги приходят» /1933/ или «Когда собираются йоги» /1939/. Тема последней картины типична именно для Индии. Йоги, расположенные замкнутой группой на переднем плане полотна, ведут мирную беседу. Чередующиеся по вертикали планы озера, облаков, горного хребта, неба, озарённого лучами заходящего солнца, составляют общий фон, подчёркивающий уравновешенность внутреннего мира людей. Они обрели своё человеческое «я» в окружающей их природе. Художник раскрывает душевное состояние йогов, отрешившихся от житейской суеты, от радостей и трагедий людских взаимоотношений.

Однако кульминация на портрете не долго доминирует в жанровой живописи Святослава Рериха. Во второй половине тридцатых годов из-под кисти художника всё больше выходит произведений с явно выраженной проблематикой бытового жанра.

Примером можно привести два полотна – «Через перевал» /1938/ и «Трудимся ночью» /1939/. Их сюжеты навеяны наблюдением повседневной жизни народа, их главная задача – авторская оценка явлений общественного порядка.

В первой картине художник изображает переход каравана через суровый горный перевал. Основную мысль произведения можно резюмировать так: жить – значит, продвигаться, продвигаться – значит, преодолевать препятствия. Облака и туманы, плывущие между горными хребтами, придают композиции большую объёмную глубину. Каравану предстоит дальний путь, но он не страшен людям, противопоставляющим натиску стихий свой твёрдый поступательный ритм. Этот ритм чередуется с восходящим ритмом горных вершин и, подобно им, способен рассекать ледяные порывы ветра. Суровая, мужественная и вдохновляющая картина. Несломимый строй каравана, каждый шаг которого в горном эхе словом «вперёд», увлекает зрителя за собою.

Картина «Трудимся ночью» повествует о трудовых людях Индии. Осенняя страдная пора. Днём со склонов гор собирают урожай, а ночью переносят его вниз к своим жилищам. С отрогов гор, освещая себе путь факелами, с грузом за плечами спускается вереница людей. Литературный и художественный замыслы находят в картине очень интересное и впечатляющее решение. Достаточно одного этого полотна, чтобы с полным правом говорить о Святославе Рерихе как о мастере цвета и композиции. В их тесном взаимодействии достигается широкое обобщение темы. Композиция по диагонали усилена цветовым ритмом и с большой силой предаёт напряжённую динамику и смысловую сущность труда. Ярким потоком света врывается он в ночную тьму, а где-то высоко, в бездонной небесной глубине его приветствует мерцание одинокой звезды. Микрокосм и макрокосм перекликаются на едином для всего мироздания языке – языке неусыпного действия.

Труд – тема многих произведений художника. В трактовке Святослава Рериха труд явлен творческим, ведущим началом человеческой жизни. «Творимы и творчество уделом» – говорят на Востоке.

 

[Отсутствуют страницы 3, 4 и 5, – сост.]

 

Не мало места отводит в своём творчестве Святослав Рерих и пейзажу. Тем не менее, мы не может назвать художника пейзажистом. Даже в чистом, не совмещённым с другими жанрами виде, его пейзаж столь насыщен человеческими эмоциями, человеческой мыслью, что не вмещается в рамки отображения или просто воспевания природы. Пейзаж Святослава Рериха пантеистичен, скорее всего его можно определить как некое духовное единение, сопереживание и сотворчество человека и природы. Поэтому пейзажная живопись художника тоже, в какой-то мере, символична.

Бытовой жанр – наиболее сложный и трудно определимый раздел искусства Святослава Рериха. В бытовом жанре сходятся все другие разделы творчества художника. Поэтому тенденции реализма и символизма получают в нём своеобразный синтез, который иногда вызывает недоумение критики и даже попытки приписать творчеству Святослава Рериху склонность к эклектизму. Между тем, такой синтез выразительнее всего передаёт неповторимую индивидуальность кисти Святослава Рериха, богатейший духовный мир творца, его художественные прозрения, претворяющие каждодневность быта в философское раскрытие сущности жизни. Именно эту сущность Святослав Рерих и видит, и осмысливает, и переносит на полотно в такой мере по своему, что граница между реализмом и символизмом теряет предписанные ей признаки. Жанровые картины Святослава Рериха нет никакой возможности подписать каким-либо иным именем. В каждой из них ярко выражены его собственные мировосприятие, миропонимание и творческая целенаправленность.

Остановимся на некоторых из них.

Полотно «Глина даёт нам формы» /1964/. Стена ярко-розового глинобитного дома, крытого золотой соломой, занимает всю правую половину картины. Вход в дом полу завешен зеленоватыми, жёлтыми и синими циновками. На переднем плане левой стороны – груда глиняных горшков. На фоне изумрудной зелени и ярко-оранжевых кущ деревьев – два чёрных древесных ствола и две человеческие фигуры: женщина с глиняным горшком на голове и мужчина, сидящий у её ног в характерной позе «лотоса». Голова мужчины несколько закинута назад. Его серьёзный, как бы испытующий взор ловит ответный взгляд женщины и как бы любуется водружённым на её голове глиняным сосудом. Человек подчинён возможностям природы-созидательницы. Но где пределы этих, одновременно объективных и субъективных возможностей? Вот он приложил свои руки к податливому материалу и убедился, что каждая бесформенность содержит в себе самые идеальные формы. Однако извлечь их можно только разумным приложением человеческих рук. Чтобы ярче выразить свою основную мысль, художник убирает все несущественные для неё детали. И это не обедняет произведения. Мы узнаём в картине живописную природу южной Индии и её людей. Нам особенно запоминаются эти люди потому, что в их обиход Святослав Рерих вводит не мишуру и суету быта, а заботу о творчестве, возникающем на знании законов бытия. Глина даёт форму, человек придаёт ей совершенство. Эту мысль художника символизирует очень обычная, переданная реалистическими средствами, но и очень значительная по своему внутреннему содержанию бытовая оценка.

«Священная флейта» /1955/. Этот мифологический мотив об индийском божестве Кришне или русском Леле родственен всем народам Земли. Святослав Рерих воспроизводит его на своём полотне в чисто бытовом переложении. Красная земля южной Индии отражается в небе и бросает блики на лиловатую фигуру пастушка его стада. Магия звука флейты заворожила их. Магии звука покорна затихшая природа. Магия звука – это уже власть разума, а не сила мышц. Кришна – не пастух с бичом, а олицетворение знания и доброй воли. На полотне Святослава Рериха его фигура как бы возникает из земли. Тёмно-лиловый оттенок кожи указывает на принадлежность этого пастушка к мифологическому божеству. В остальном это обычный пастушок, не нуждающийся в божественных аксессуарах.

Переплетение мифологического элемента и жанрового очень показательно для творчества художника. Рядом с достоверными приметами времени и места, он хочет видеть и приметы вечного. Бытовой жанр каждой эпохи может почти что начисто зачеркнуть предметное окружение человека всех предыдущих эпох. В быстроменяющемся калейдоскопе человеческого быта Святослав Рерих улавливает черты преемственности. Давая бытовой натуре мифологическую интерпретацию или мифологической теме бытовую, художник совмещает в одном произведении реалистические и символические тенденции, подчёркивает их единую первооснову – жизнь. Она шире человеческого обихода и одновременно обозреваемого пространства. Святославу Рериху близка древняя мысль Востока о том, что знание о существовании незнаемого является высшим знанием. Фетишизм абсолютного знания и нигилизм абсолютного отрицания, эти опаснейшие враги человеческой эволюции, находят себе самых верных союзников в бессмысленном загромождении человеческого обихода лишними предметами и ненужными явлениями. Одной из задач своего искусства Святослав Рерих считает напоминание о нужном. Это нужное должно заявлять о себе в каждом дне человеческой жизни, иначе и они превратятся в лишние дни.

Типичную для Гималаев сценку – учитель, поучающий ученика, художник запечатлел в своей картине «Слово Учителя» /1944/. На склоне горы, у низвергающегося с высоты водопада сидят учитель и ученик. Поток несмолкаемым шумом напоминает о суровых требованиях быстротекущей жизни, но поток же и расцвечивает эту жизнь радугой сверкающих капель, сопровождающих слово учителя. Святослав Рерих хочет, чтобы хоть единая капля вечного потока жизни человечества находила отражение в каждодневном обиходе человека. И он добивается этого в своём искусстве.

Когда-то в античном искусстве действительность выражала себя одинаково реальной и идеальной. Святослав Рерих считает это правомерным для искусства вообще. Это не означает, что он ратует за возрождение античности. Идеалы художника выражаются не в преклонении миру прошлого, а в любви к миру настоящего, миру, не растратившему в бесконечных невзгодах веры в преображение жизни. В своём искусстве Святослав Рерих отождествляет это преображение с Красотою. Его философское мышление приходит к такому отождествлению отличным от античности путём. Если Гераклит, обожествив движение, перенёс красоту в сферу извечной борьбы противоположностей, если пифагорейцы искали примирения противоречий в законе гармонии, диктующей свою волю красоте, если платоники мирились с несовершенством реальных форм, как с неизбежным путём к красоте Идеальной, то Святослав Рерих признаёт только полную, нераздельную победу Красоты в человеческой жизни. Эта победа не мыслится, конечно, как созидание статичных форм, призванных служить эталонами красоты. Здесь мы сталкиваемся с более сложной диалектикой Восточной философской мысли, оказавшей своё влияние на Святослава Рериха. Это, прежде всего, некоторые положения буддизма, санкхьи, дзайнизма. Эти философские школы отказываются от абсолютизации каких-либо ценностей в мире относительных величин. Они не абсолютизируют позитивных или негативных явлений человеческой жизни на позициях вечного противоборства или на позициях гармонических сочетаний. Дифференцированное бытие преобразует одни формы в другие, уничтожая, а не повторяя их. На пути своей эволюции человек не создаёт вечных совершенных или несовершенных форм жизни, постижений и чувств. Все они угасают во времени и заменяются новыми. Вечны только принципы становления, познания, поведения. На определённых этапах они выражаются в своих совершенных или идеальных формах не для того, чтобы увековечить их, а для того, чтобы закончить один и начать качественно совершенно другой этап существования.

Народ всегда признавал в искусстве носителя и проводника Прекрасного. Представлении о красивом, наряду с другими представлениями менялись, меняются и будут меняться. Но понятие влекущей к себе красоты остаётся неуничтожаемым компонентом искусства и вечным спутником человеческой жизни.

Святослав Рерих считает красоту поступательной силой человеческого духа и в своём бытовом жанре стремится облечь её в победные доспехи. Можно сказать, что художник дерзает красотой, дерзает видеть и показывать человеческие будни царством прекрасного. Но это царство не напоминает царство безмятежного покоя и услаждающего самосозерцания. Дерзая красотой, Святослав Рерих вправе повторить слова великого поэта Индии: «О, Красота! Найди себя в любви, а не в лести твоих зеркал» /Раб[индранат] Тагор «Залётные птицы»/.

Пламя любви поддерживается неудовлетворением достигнутого. Беспредельна творческая сила любви, и Красота, таящаяся в ней, – это трудная Красота вместимости, терпения и неутомимого действия. Красота искусства Святослава Рериха, рождённая любовью к жизни, отличается высоким накалом творческого напряжения духовных сил. Она тревожит зовом постижений и совершенствований.

Две картины Святослава Рериха – «Весна» /1961/ и «Тишина» /1963/, дополняя друг друга, они хорошо передают мысль художника о цикличности бытия, беспредельном его многообразии, о «майе» и «нирване» Востока. Взятые порознь, они представляются иллюзией и небытием, а в совокупности – высшей реальностью бытия.

«Весна» – на фоне буйных красок и очертаний природы южной Индии, по всей длине полотна растянулась цепочкой процессия пробудившейся жизни. Впереди две чёрные козочки. За ними женщина в ярко-синих и лиловых одеждах несёт оранжево-красные цветы. Бегущая за нею собачка оглядывается назад. Женщина тоже знает, что она уже привлекла чьё-то внимание, что в наступившей поре жизни она является звеном, которое притянет к себе следующее. Её лицо, показанное художником в анфас, влечёт манящей улыбкой. Суждённое звено уже не за горами. Из-за ствола дерева, в страстном порыве неотвратимости, к ней устремляется юноша.

Полным контрастом этой картины, на первый взгляд, может показаться полотно «Тишина». Та же яркая по краскам природа, насыщающая пейзаж всевозможными зеленоватыми оттенками. На горизонте застывшее море, слабое дыхание которого выдают розовые полосы прибоя. Неподвижный, как бы изваянный из глыбы базальта, чёрно-лиловый буйвол. На переднем плане левого угла картины серый пёс – верный страж покоя. В правом углу, прислонившаяся к стволу, скованная сладкой дремотой, в полулежащей позе фигура женщины. Облегающие её ярко-синие с белым ткани покорно повторяют плавные линии расслабленного сном тела. Тишина и покой. Нирвана. Но нирвана, вобравшая всю полноту жизни, впитавшая в себя всю её полнокровность. Тишина, всегда готовая обернуться восторгом бури.

В этих двух жанровых картинах раскрывается очень характерная для мировоззрения Святослава Рериха философская мысль. В них представлены два различных аспекта бытия – действие и покой. Каждый из них в отдельности доведён художником до столь исчерпывающего и гармоничного завершения, что абсолютно не нуждается в каких-либо дополнениях. Но в совокупности они именно дополняют друг друга своей скрытой смысловой сущностью, именуемой в философии единством многообразия. Два исключающих друг друга явления, реализовав все свои возможности, одинаково готовы к полному преображению. Святослав Рерих распространяет эту закономерность и на область эстетики. Совершенная гармония или красота представляется художнику не застывшей стадией становления формы, а полной готовностью к восприятию новой струи из беспредельного океана жизни.

Эту мысль хорошо передаёт картина «Вестники» /1953/. На сверкающем фоне неба динамическим росчерком показан полёт трёх попугайчиков. Попугайчики – символ вести. К свисту их полёта в настороженной позе ожидания прислушивается женщина. Она обернулась в сторону летящих птичек. Полупрозрачная ткань, которую она держит перед собой, напоминает раскинутую сеть. Цветущее растение в правом нижнем углу картины также протянулось навстречу вести. Уравновешенная композиция картины полна внутренней динамики, способной в любую минуту взорвать эту статику полной гармонии и совершенной красоты.

Готовность к законченности и готовность к преобразованию – два различных по своему смысловому значению аспекта красоты. Первый изолирует частное от общего, второй связывает их законом вечного обновления. Сложную проблему соотношения частного и общего, на языке своего художественного видения, Святослав Рерих решает путём доведения частного до его конечного идеала.

Красота, которой добивается в бытовом жанре Святослав Рерих, подчинена внутреннему стимулу совершенствования, а не формальным канонам красивости. Она несёт не только эстетическую, но и большую идеологическую нагрузку. На какой-то высокой степени духовного подъёма радость и страдание облекаются в блистательные одежды прекрасного. Таких же одежд достойна и человеческая каждодневность, когда она ощущает ритм вечности.

Картина «Развешивают сари» /1964/ или, как её ещё называет художник, «Эти краски никогда не должны поблекнуть». Розоватое небо с синими прослойками туч. Ярко-синее море. По всему полотну, уходя за его пределы, протянулись развешенные ярко-красные, зелёные, оранжевые, жёлтые ткани сари. С левой стороны они волнообразно пересекают линию горизонта, создавая красочный орнамент на фоне неба и моря. В ритм этому орнаменту, на фоне сари вписана гибкая фигура молодой женщины в тёмно-изумрудном одеянии. Оранжевые и жёлтые сари служат фоном для развешивающей их женщины в правой стороне картины. Между двумя молодыми женщинами в позе «лотоса» сидит, глухо обёрнутая в красно-лиловое сари, седовласая женщина. Её умудрённые опытом, доброжелательные и жизнеутверждающие глаза обращены к зрителю. У неё за спиной долгий, может быть, извилистый как этот орнамент из сари, прожитой путь. Но по глазам женщины можно прочесть, что краски заходящего солнца способны в своей яркости не уступать краскам утренней зари. Этот завет неувядающей молодости и нетускнеющих красок бытия она заповедует всем вступающим на нелёгкую стезю жизни.

Красота, обретшая источник жизни в преображении её форм, перестаёт быть недосягаемым идеалом, она становится реальностью, получившей право преступать пороги очевидного.

Сюжеты жанровой живописи, взятые из народного быта Индии, трактуются Святославом Рерихом в ключе глубокого философского осмысления человеческой жизни. Поэтому бытовому жанру художника совершенно чужды вычурность и примитивизм – эти два камня преткновения художников западной цивилизации, обращающимся к народным темам вообще, а Востока в особенности. Пышный пустоцвет экзотики и чувственное мировосприятие дикаря привились в искусстве с лёгкой руки больших талантов, смешавших в своём творчестве два разных понятия – первобытность и первозданность. Можно понять искренность творцов, пожелавших сорвать с лика человечества маску уродливых гримас современного урбанизма. Но следует ли её заменять не менее уродливой маской дикаря? Ведь сам народ нимало не связывает близость к первозданному источнику жизни – природе – с дикарским состоянием. Народная мудрость никогда не искала в первобытном откровении какой-то истины. Не ищет их в своей жанровой живописи и Святослав Рерих. Его сюжеты из жизни простого народа не склонны к упрощениям и экзотическим изощрениям. Они проникнуты утончённостью чувств большой культуры, культуры понимания народного духа, всегда устремлённого к утверждению в своей жизни разумного и прекрасного.

Жизнь народов Востока протекает в непосредственном общении с природой. Однако не только поэтому природа становится основным фоном жанровых произведений Святослава Рериха. Ещё недавно индустриальный пейзаж считался признаком отображения современной жизни. Но жизнь идёт вперёд. Она заглянула так глубоко в строение атома и так далеко в строение Космоса, что самые грандиозные сооружения воспринимаются современным мышлением теснинами, закрывающими горизонты подлинно человеческого бытия. Во всех областях человеческой деятельности в современном мире наблюдается приближение к раскрытию сущности предметов и явлений. А сущее – это, прежде всего, природа. Осознание её возможностей даёт осмысленность человеческой жизни, пафос человеческому труду, величие человеческому достоинству. Природа – первозданный и неиссякаемый источник красоты и вдохновения. Огородиться от природы – значит, огородиться от звёзд, огородиться от звёзд – значит, повернуть вспять реальный путь человеческой эволюции.

Человек и природа – одна из основных тем жанровой живописи Святослава Рериха или, вернее, исходных позиций его бытовой тематики. Это указывает на большое доверие художника ко всему естественному. В этом доверии заложен реализм его искусства. Он опирается не на методы соприкосновения кисти к полотну, а на глубокое постижение человека и природы. Нельзя забывать, что Святослав Рерих серьёзно работает в области естественных наук. Его знания не ограничиваются визуальными наблюдениями и отвлечёнными выводами. Они подкреплены опытом многостороннего исследования. Именно поэтому художественные образы Святослава Рериха отличаются подлинностью жизненного содержания. Природа не только предмет любования, но единое с человеком состояние бытия, категория необходимости. Одухотворённое единение человека с природой выражено в творчестве Святослава Рериха с такой силой, что уже не только человек без природы, но и природа без человека становятся немыслимы.

В картинах «Красная земля» /1947/ и «Плоды земли» /1953/ мы видим Землю – жизнедательницу. Картины «Вдоль берега реки» /1958/ и «Закат в Раджпутане» /1968/ убедительно говорят о том, что человек привносит динамичную целенаправленность в земную жизнь. В «Силуэтах» /1953/ и «Деревенской сцене» /1957/ стираются грани между «одушевлённой» и «неодушевлённой» природой. На этих полотнах не только человек показан органичной частью природы, но и природа, подчинённая ритму осмысленного бытия, превращается в неотделимую часть человеческой жизни.

В этих картинах бытового жанра Святослав Рерих не просто стремится изобразить на полотне фрагменты человеческой жизни. Он создаёт художественные образы, которые выражают дух человечества, обитающего на своей планете Земля, а не в своих замкнутых дворцах или хижинах. Так и в картине «Мой дом» /1964/ взор сидящей у порога женщины обращён вдаль, а растущая у дома пальма клонит свою крону, покорно следуя за мыслью человека. Неразрывное взаимодействие человека с природой накладывает т свой отпечаток на Прекрасное в творчестве Святослава Рериха. Даже в самых сложных композициях, в самых необычных аспектах, это прекрасное остаётся естественным.

Избегая плена правдоподобия внешних форм, Святослав Рерих стремится к тому правдоподобию, которое превращает субъективные представления о красоте в объективную закономерность эволюционного течения жизни. Прекрасное связывается не только с ограничением временем и пространством действительностью, но и действием. Следовательно, и эстетическое приходит в соприкосновение с этическим. Прекрасное должно выражать становление хорошего. И человек, и окружающие человека предметы, и сама природа получают в творчестве Святослава Рериха характеристику своего значения. Спаянные в напряжённом ритме, они никогда не бывают безразличны друг для друга. Художник не просто облекает человеческую жизнь в прекрасные одеяния, но и выявляет правду её лучших побуждений. Эта правда неизмеримо шире самосознания личности.

Одухотворение природы, поэзия, самобытная интерпретация взаимосвязи явлений, стремление проникнуть в их сущность – всё это позволяет говорить о романтизме искусства Святослава Рериха. Романтическая приподнятость жанровой живописи художника не вызывает сомнений. Эта живопись не довольствуется узкими горизонтами быта и отметает серость обывательского уклада. На картинах Святослава Рериха мы наблюдаем жизнь, преломленную в призме романтического осмысления. При этом художник считает, что истинный романтизм принадлежит героике, а не идиллии. Героика человеческой каждодневности неизмеримо труднее героики кратковременного подвига. Сколь неотвратна человеку смерть, людей, способных красиво умереть всегда оказывалось больше, чем людей, способных красиво жить. Может быть, поэтому многие с опаской принимают романтиков в жизни и, тем более, опасаются признать жизненную необходимость романтизма в искусстве. Бытовой жанр Святослава Рериха утверждает, что романтизм – это не уход от реальной жизни, а её проекция в будущее. Романтизм художника вызван, именно, стремлением показать в человеке то человечески-прекрасное, без чего тщетны все усилия продвинуться на пути очеловечения самого человека.

Святослав Рерих продолжает одну из древних традиций искусства – традицию служению человеческому духу. В жанровой живописи художника эту традицию подчёркивает чётко разработанный литературный замысел произведений. Живопись Святослава Рериха и присущий ей романтизм предметны, как предметна окружающая человека жизнь, они реагируют на категории необходимости, как это делает человеческий разум, устремлены в лучшее будущее, как устремлено к нему чуткое человеческое сердце.

Техника живописи Святослава Рериха носит следы глубокого изучения лучших шедевров мирового искусства. Но, в конечном итоге, она всегда без принуждения подчиняется содержанию произведений. При этом приоритет замысла не покушается на права изобразительных средств искусства. Святослав Рерих не прибегает к приёмам повествовательного усложнения фабулы и на редкость хорошо обходится без характерного для жанровой живописи анекдотизма с акцептом на заострённость сюжетного конфликта. Даже такая картина, как «Деревенские шёпоты» /1964/, в которой изображены две кумушки за пересудами, вызывает у зрителя улыбку, а не протест, мягкий юмор этого произведения указывает на то, что кисти Святослава Рериха ничто человеческое не чуждо. Лишить этих женщин удовольствия поделиться деревенскими новостями было бы, по меньшей мере, жестоко. По выражению их лиц видно, что они не злословят. Может быть, только несколько преувеличивают. «Гиперболизм» – констатируем мы, сталкиваясь с подобным явлением в сфере художественного творчества. Жизнь скромнее. Она довольствуется приглушённым словом «шёпоты». Святослав Рерих не раздувает этого определения до размеров трагедии или разоблачительной сатиры. В его переложении эта бытовая сценка просто напоминает, что в жизни есть над чем серьёзно задуматься и есть на что улыбнуться.

Жанровая живопись Святослава Рериха раскрывает литературные замыслы художника в зрительных образах большой ёмкости. Присущий художнику сюжетный лаконизм способен синтезировать чувства, мысли, настроение, целенаправленность творца. Работая у мольберта, Святослав Рерих не упускает из виду ответственности человека перед жизнью, но и не забывает ответственности художника перед своим творением. Его произведения говорят о больших познаниях их автора в области искусствоведения. Любить искусство – значит, знать его, и в этом знании для Святослава Рериха не существует подразделений на главное и второстепенное. Индийская миниатюра, русская иконопись, древнее монументальное искусство, античность, ренессанс, новейшие течения изобразительного искусства учили художника и думать о задачах искусства, и решать проблемы рисунка, композиции, цвета, и постигать технику живописи, начиная с той первоначальной ступени самостоятельного составления красок, которая в наш век массовой продукции считается не обязательной. Всё это придаёт живописи Святослава Рериха особую добротность, относит её к разряду высокого мастерства. Наша современность, решая те или иные проблемы живописи, часто забывает о полном комплексе её проблематики. Но художнику недостаточно избрать и поставить перед собой определённую цель. В эту цель ещё необходимо попасть кистью мастера, а не своими благими желаниями. Безошибочного попадания в цель не может состояться без большой «начитанности» в области искусства. Как начитанность писателя сквозит не в написанных им строчках, а между ними, так и начитанность художника выражается не в подражании, а в высокой культуре его творчества. Стать самобытным творцом можно, только пройдя трудный путь освоения и преодоления большого художественного наследия. Искусство Святослава Рериха отмечено высоким классом этой трудной школы.

Как и всякая подлинная самобытность, искусство Святослава Рериха не поддаётся классификации в рамках обобщённой искусствоведческой терминологии. Реализм, классицизм, символизм, романтизм даже с помощью завоевавшей законное признание приставки «нео», мало характеризуют и сущность, и формальную сторону его живописи. Главное в ней не тот или иной «изм», а сам Святослав Рерих с его миропониманием, мировидением, глубокими знаниями, любовью и уважением к человеку и искусству.

Анализируя отдельные аспекты творчества Святослава Рериха, мы найдём много поводов для развития искусствоведческой тематики. Можно говорить о приверженности художника к той волнообразной линии, которую воспевал Хогарт в своём трактате «Анализ красоты», можно упомянуть, с какой смелостью художник ломает линию овала, когда этого требует содержание образа. Можно говорить о присутствии в композициях Святослава Рериха ритмического начала старых итальянских и французских мастеров и о том насыщенном ритме, который художник ощущает внутри самой формы. Богатейшие оттенки движений человеческого тела, животных, растений, усиливают динамику его картин, придают им сложное симфоническое звучание. Можно говорить об увлечении народным примитивизмом, претворённым в созвучный эпохе лаконизм, и о том богатстве интонаций, которое художник умеет сохранить в самом скупом лаконизме. Очень много можно говорить о том, как решает художник извечный в живописи спор между светом и формой, стабильной линией рисунка и живыми оттенками света, покушающегося на само существование строго очертанного контура. Уже первый, беглый взгляд на полотна Святослава Рериха убеждает, что он замечательны колорист, сумевший сказать в этой области своё собственное слово. Форма и свет в его произведениях не мешают, а дополняют друг друга. В искусстве художника свет выступает не только создателем формы, но и творцом рисунка, живописной линии. Это обогащает форму, вскрывает структуру её внутреннего строения, усиливает динамику картин. Но даже самый подробный анализ отдельных аспектов творчества Святослава Рериха не в силах выявить той сути его искусства, которая даёт себя знать при непосредственном общении с произведениями художника. Эта суть может быть определена двумя словами: очарование и убедительность. Первое идёт от таланта художника, от его умения видеть и передавать увиденное в прекрасных зрительных образах, второе – от глубины его мысли, всегда устремлённой к постижению законов жизни и задач искусства. На вопрос – какие из многочисленных школ, течений, теорий больше всего повлияли на Святослава Рериха и придали его искусству очарование и убедительность – ответа нет. Представители одних и тех же школ, сторонники одних и тех же теорий, – в равной мере, обладали или не обладали этими свойствами. Они даются не школами и теориями, а искренней заинтересованностью и чувством ответственности художника перед жизнью и актом творчества.

Поверх искусствоведческих критериев существует ещё один критерий, может быть, недостаточно профессиональный, но многорешающий. Он выражается в желании или нежелании иметь ту или иную картину в своём доме. Зрителя привлекают или отталкивают мысли и чувства созданного художником мира. Мы не ошибёмся, если скажем, что каждый, кто соприкасался с произведениями Святослава Рериха, захочет быть ближе к его прекрасному и умному миру. Этот мир манит к себе своей красотой и принадлежностью к реальному бытию, рождённому солнцем и любовью.

Самобытная палитра Святослава Рериха вводит нас иногда в необычный, но всегда реальный мир человеческой жизни и созидания. Поиски мира только в себе приводят к исчерпанности действия, сведения его к субъективному эксперименту, как это имеет место у абстракционистов. Опытная лаборатория – далеко ещё не жизненное пространство. Святослав Рерих осваивает реальное жизненное пространство. Его поиск не грёзы, а жизнедеятельность, его вдохновение не экстаз, а трезвое ощущение бытия. И это полнокровное, необычайно широкое, светлое и радостное ощущение бытия в жанровой живописи Святослава Рериха играет особую роль. Оно сметает многочисленные барьеры между ограниченной спецификой человеческого быта и необъятным бытием мироздания.

Бытовая живопись за последнее столетие подвергалась серьёзным испытаниям. Она достигла своего апогея в области критического реализма. Этому, безусловно, способствовала острота её социальной направленности. Жизнь полна трагических противоречий. Обнажая их, жанровая живопись делает нужное человеку дело и получает заслуженное внимание. Но человек верит в лучшее будущее. Он своими руками копает могильную яму всякой обличённой несправедливости. Может быть, приспело время неподалёку начать рыть ямку и для жанровой живописи, чтобы похоронить её вместе с человеческими бедами? Творчество Святослава Рериха указывает иной выход. Его жанровая живопись, подчёркивая прекрасные, позитивные стороны человеческой жизни, прокладывает новые пути в области художественного воплощения человеческой каждодневности.

Технический прогресс до неузнаваемости изменил условия человеческого быта, темпы и внешний уклад человеческой жизни. Возникли новые, весьма острые проблемы бытоустройства. Всё это не могло не сказаться на жанровой живописи современных художников. Но перед ними стоят более сложные задачи, чем покорное воплощение на полотне нового уклада человеческой жизни. Такая покорность иногда приводит к тому, что, уместный в вопросах техники, утилитаризм вторгается в область искусства и, даже, посягает на право повелевать человеческой душой. Это влечёт за собой обезличенность духовных проявлений и убожество вещественного мира, творимого человеком. Принять упрощение быта, не обедняя человеческой души и не отвергая дарованного природой богатства форм и красок – святая обязанность художника – творца зримой человеческой красоты. Святослав Рерих чувствует значение этой задачи. Новое в жизни и новое в искусстве больше всего определяется обновлением человеческого отношения к мирозданию. Художник бережно и строго относится к миру окружающих человека вещей, но ещё бережнее и строже к самому человеку. Обращаясь к первооснове жизни – природе, художник как бы предлагает человеку найти новое в очень старом, но абсолютно неустранимом. Бытовая живопись Святослава Рериха не случайно чуждается интерьеров. Даже в портрете художник недолюбливает фон узко-ограниченного пространства. Святослав Рерих хочет, чтобы его человек мыслил, работал, жил в мироздании, не загораживаясь от него кладкой стен и черепицей крыш. Приемля неистребимую вещественность природы, художник освобождает свои полотна от нагромождения вещами обихода. Обиход и бытовая живопись, в какой-то мере, понятия неразделимые. Но именно человеческий обиход способен затушить пламень не только всякого искусства, но и самой человеческой жизни. И, может быть, ничто не раскрывает так внутреннего мира художника, как произведения бытового жанра. В конце концов, как и любому смертному, художнику не уйти от вещественного мира. Но созидая свой образный мир, художник руководствуется свойственным ему самому творческим отбором. Свобода выбора и необходимость произвести выбор – действуют одновременно. Взаимодействие этих сил куёт художественную правду творца. Когда художник отворачивается от той объективной истины бытия, в условиях которой существует человечество, художника отвергают за ненадобностью. Когда художник без разбора приемлет всё существующее, – его отвергают за безличие. Поэтому, изображая объективный мир, художник не может не выразить своей индивидуальной сущности, если, конечно, она у него есть, если он не просто копировальщик или экспериментатор.

Художественная правда Святослава Рериха очень много говорит нам о сущности творца, о богатой индивидуальности художника, воспитанной на широкой отзывчивости к самому существованию человечества. Бытовая тематика Святослава Рериха не ограничивается задачей – показать, как человек живёт. Не менее важным является для художника вопрос – зачем человек живёт? Святослав Рерих умеет обнажить это «зачем», убрать со своих полотен ту накипь обыденности, которая зарится занять первое место в человеческой каждодневности. Каждодневность – звенья единой цепи бытия. Обыденность – иногда просто досадная, а иногда и очень опасная ржавчина, угрожающая целостности самой цепи. Очистить человеческую каждодневность от ржавчины, показать её во всём блеске радостного ощущения бытия, удержать человеческую душу на постоянном взлёте – всё это на редкость хорошо удаётся Святославу Рериху.

В картине «Возвращение» /1954/ показана группа деревенских жителей, возвращающихся домой с базара. И лабиринт леса, и открывающийся выход из него – одинаково принадлежат жизни, как и эти люди, гармонично вписанные в пейзаж, как, вне всякого сомнения, и базар, с которого они идут. Но на базаре можно продать лишнее и приобрести необходимое или, наоборот, приобрести лишнее и растерять необходимое. Всё лишнее Святослав Рерих оставляет за спиною людей. Его люди находят дорогу к своему дому из жизненных лабиринтов. А лабиринты эти далеко не безобидны. Они грозят катастрофой, могут обрушиться на человека и поглотить его в круговороте бессмысленных деяний. В картине «От бури» /1947/ мы видим женщину или, вернее, олицетворённую в её облике человеческую душу, рвущуюся из хаотического мрака в светлый мир разума.

Святослав Рерих, ставя перед собой труднейшую задачу – ввести героику в человеческие будни через обращение к прекрасному, решает её в ключе глубокого продуманного отношения своего творческого «я» к миру и человеку. Поэтому в жанровой живописи Святослава Рериха мы находим не идеализацию человеческой каждодневности, а возвышение смысла человеческой жизни. Раскрывая внутреннее содержание образа или сюжета, художник опирается на жизненную правду высокого смысла человеческого бытия. В этом заключается и художественная правда его творчества, которая, даже в области быта, избегает камеральности, затхлого уюта, измельчённости чувств.

Бытовая живопись Святослава Рериха, конкретизированная в ярких сценах народной жизни, раскрывает душу не только индийского народа. Богатейшая природа юга, многозначительное величие горных пейзажей помогают художнику приобрести тот невыразимо прекрасный рисунок жизни, который больше всего соответствует духовному содержанию каждого народа, каждого человека.

Отдельные аспекты человеческой деятельности, отдельные ступени человеческой цивилизации, частные условия человеческой жизни создали тысячи разных вспомогательных средств, характеризующий человеческий быт. В своей жанровой живописи Святослав Рерих стремится не затмить этими средствами саму суть жизни – вечного предстояния человеческого духа безграничным далям мироздания. Только ли технический прогресс осваивает эти дали и, главное, в какие именно дали может завести технический прогресс, если мы забудем об одухотворённоё человеческой красоте, о биении человеческого сердца?

Искусство всегда было и остаётся сферой чисто человеческих оценок. Если свобода является неотъемлемым условием истинно творчества, то искусство есть ни что иное, как свободное бытие человека в закономерном бытии мироздания.

Но любая закономерность, в том числе, и закономерность человеческого прогресса, меняя уклад человеческой жизни, будет воздействовать и на свободу человеческого творчества, открывая перед ним всё новые и новые горизонты. Художественные образы современного изобразительного искусства обязательно несут в себе какие-то явления современной жизни и отношение художника к этим явлениям.

Та человеческая красота и тот человеческий разум, к которым взывает Святослав Рерих, приобрели совершенно различное от минувших веков значение. Хорошо чувствуя вечную правду человеческого облика искусства, Святослав Рерих знает, что эта правда не стоит на месте. Его «Сагарика» /1946/ это не Афродита, рождённая в пене Эгейского моря [так у автора, Афродита родилась из морской пены у берегов Кипра в Средиземном море, – сост.]. Океан, давший жизнь Сагарике, и более грозен, и более величественен, и более насыщен возможностями. По выражению лица и поступи самой Сагарики мы догадываемся, что ей уже известно о крестном пути носителя любви и красоты. Эту новую, совсем не античную Венеру творческая воля Святослава Рериха возрождает для того, чтобы осветить человеческие дни тем огнём неумирающего искусства, который тысячелетиями сохраняет живое дыхание красоты, созданной человеческими руками во имя человека.

В многогранном творчестве Святослава Рериха бытовой жанр являет собою, именно, такую Венеру, призванную приобщить человеческий быт к необъятным просторам и красоте человеческого бытия.

1966 г.

П. Беликов

 

 

110. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 7.11.1966

7 ноября 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

закончил свою работу «Жанровая живопись С. Рериха». Буду очень Вам признателен, если сообщите мне своё мнение о ней. Моей целью было – дать философский анализ бытового жанра С. Н. и определить его место в общем творчестве С. Н. Я не стремился к популяризации, но, вместе с тем, мне хотелось бы, чтобы статья была общедоступной. Насколько это удалось – судить не могу. Ваши замечания были бы для меня очень полезны.

Теперь приступаю к работе над книгой о Н. К. для серии «Жизнь замечательных людей». Необходимо просмотреть и систематизировать очень много материала. В первом квартале следующего года я должен буду сдать в издательство подробный план книги, вступление и одну главу. Если редакция сочтёт всё это приемлемым и отвечающим задачам издательства, то будет заключён договор.

Простой бандеролью послал Вам журнал «Советский союз» № 10 на английском языке со статьёй о Н. К. и воспроизведением одной картины. В связи с 20-летием дня смерти намечается публикация репродукций и в журнале «Огонёк». Надеюсь, что уже в первом квартале 1967 г. а альманахе «Прометей» появится публикация нескольких очерков Н. К. в сопровождении фотографий и небольшой моей вводной статьёй. Главный редактор сообщил, что материалы приняты.

Буду рад Вашим вестям. Всего самого светлого.

Духом с Вами. П. Беликов.

 

 

111. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 7.11.1966

7-ое Ноября, 1966

Дорогой Павел Фёдорович,

Получила Ваших два письма от 27-го Окт[ября] и 1-го Ноября с двумя частями Вашей статьи о Жанровой Живописи Святослава Рериха. К сожалению, Вы прислали по ошибке 2 копии страниц 1 и 2 вместо 3 и 4-ой страницы, но, конечно, это не помешало мне основательно ознакомиться с Вашей работой.

Статья прекрасно задумана и составлена, отмечая детально особенности творчества Святослава, замечательного и глубокого художника.

Особенно радует Ваше проникновение в художника-мыслителя, именно это очень ценно в нём.

Хотелось бы углубить синтез его творчества и также подчеркнуть его как поэта. Я лично считаю его тонким и чутким поэтом – взять хотя бы те картины, которые Вы описываете – спору нет – он реалист и его острый взгляд художника подмечает подробности жизни и детали в темах, избираемых им. Но при этом он пишет их как поэт, они ему близки и дороги, как и вся Индия.

Он удивительно чувствует природу Индии и ритм этой величавой, а также лирической природы даёт ему его ритм. В его картинах именно поражает многообразие ритма и его изысканность.

Очень мало художников в наше время чувствуют ритм природы, а у него он вибрирует и поражает зрителя. Вы это хорошо подметили в картине «Через Перевал».

Сила и яркость его красок также хорошо подмечена Вами, в общем Вы дали серьёзный и прекрасный анализ его творчества. Конечно, анализировать творчество большого художника часто почти невозможно. Ведь художник не есть философский трактат, и дать ему теоретическую оценку только – невозможно. Поэтому поэтические образы возникают в нас, когда мы любуемся художником-поэтом. Опять таки искусство не поддаётся классификации, и Вы хорошо это выразили на стр[анице] 12-ой.

Вы пишете, что прислали мне одну треть Вашей работы о Святославе – Вы собираетесь выпустить этот труд брошюрой или книгой? Я не совсем понимаю, для какой цели Вы пишете эту статью. Имеете ли Вы ввиду какое-то Издательство, которое выпустит Вашу работу, будет ли она сопровождена иллюстрациями с его картин (имеете ли Вы эти иллюстрации – насколько я поняла из писем Девики, они прилагают немало усилий для получения точных и прекрасных иллюстраций, вернее, репродукций с его картин)? Увы! этот процесс ещё не разработан достаточно, лишь в Германии, частично во Франции делаются хорошие репродукции, а у вас, а также и у нас дело обстоит плохо.

Я счастлива узнать из Вашего письма о том, что появятся в 1967-ом году свыше 10-ти очерков из «Листов Дневника» Н. К-а в одном из Ваших журналов. Я всегда ищу их в «Новом мире», который выписываю уже несколько лет. Сообщите, в каком журнале такие очерки появятся. Также сообщите или книга «Жизнь Замечательных Людей» будет иметь биографии великих людей России, или также других стран.

Писать биографию Н. К. не легко, как Вы правильно заметили. Если Вы будете её писать вместе с Вал[ентиной] Павл[овной], то, думается мне, вы сообща найдёте тот прекрасный язык, без которого писать о Н. К. немыслимо. Она писала о Н. К. /в Монографии, вышедшей пару лет тому назад/ глубоко и с тонким пониманием – она обладает художественным слогом. Если Вам в будущем понадобятся какие-либо дополнения к этому труду, я постараюсь вспомнить и дать Вам всё, что знаю о Н. К. Конечно, больше, чем кто-либо, сможет Вам помочь Святослав.

У нас идёт напряжённая работа – много интересного, сообщу в другом письме. Переслать ли Вам обратно копии Ваших статей о Св.?

З. Фосдик

 

 

112. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 14.11.1966

14-ое Ноября, 1966

Дорогой Павел Фёдорович,

Сегодня пришло Ваше письмецо с заключительными страницами статьи о Святославе Николаевиче.

Прочла их и могу лишь подтвердить всё то, что я Вам писала об этой статье в моём прошлом письме.

Статья Ваша прекрасно и серьёзно написана, Вы дали, что и было вашей целью, философский анализ бытового жанра С. Н. Если эта статья появится в одном из Ваших журналов с несколькими иллюстрациями с картин С. Н., читатели вынесут ясное понимание о его творчестве. Меня и интересует, где и когда эта статья появится – она ведь довольно объёмистая.

Я недавно прочла, что серия «Жизнь Замечательных Людей» начнётся книгой о Рахманинове – так ли это? Думаете ли Вы употребить в этой книге тот материал о Н. К., над которым Вы работали в прошлом и который имеется уже у Вас? Я буду рада получить от Вас подробности – Вы пишете, что должны дать подробный план книги, вступление и одну главу. Войдёт ли в такую книгу одна или несколько статей Н. К.?

Меня очень интересует узнать или позже в журнале «Прометей» появятся «Листы Дневника» или же статья Н. К. – если последнее, то из какой книги Вы их возьмёте – «Гимават» или «Алтай – Гималаи», или «Врата в Будущее». Замечательные статьи имеются в книге «Держава Света» – так бы хотелось их увидеть в русском издании.

Между прочим, вчера работала над некоторыми материалами о Н. К. и нашла очень ценную заметку, сделанную рукой Н. К. Он пишет: «Поместить в русском издании «Держава Света» статью под этим именем как последнюю». Решила Вас уведомить об этом, ибо не знала, какие именно статьи Вы собираете для будущей книги.

Вы, вероятно, уже видели в журнале «Сов[етская] Россия» репродукцию с картины Н. К. и небольшой текст о Н. К. Мне этот журнал прислала Рая.

У нас идёт усиленная работа по Музею – только что закончилась вставка американской художницы. Вскоре открываем выставку ранних картин Н. К. – каталог и др[угие] материалы пришлю на днях.

Недавно здесь выступал Евтушенко с большим успехом – в университете, а также в двух залах – билетов не было возможности достать, ибо о нём был сделана большая реклама. Он также был приглашён сенатором Р. Кеннеди для беседы – присутствовала пресса и фотографы. Его не очень здесь хвалят, назвали, скорее, актёром, нежели поэтом.

Также в настоящее время выступают много артистов из Сов[етского] Союза – мы были на концерте Ирины Архиповой – превосходная певица. Она даст здесь несколько концертов. Пользуется здесь также большим успехом ваш украинский поэт – Грач – поэтов здесь очень любят.

Шлю сердечный привет, в духе с Вами.

Думается мне, что Н. К. хотел выпустить книгу под названием «Свет Пустыни» – знали ли Вы об этом?

З. Фосдик

 

 

113. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 29.11.1966

 

[В правом верхнем углу письма рукою З. Г. Фосдик написано: «Отвечено раньше!», – сост.]

 

29 ноября 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

несколько задержался с ответом на Ваше последнее письмо. Выезжал по служебным делам в Москву и Ленинград и только вчера возвратился из командировки. Пользуясь поездкой в Москву, уточнил вопросы с публикациями по теме Н. К. Во втором номере нашего журнала «Наш современник» будут опубликованы 10 очерков Н. К. в сопровождении маленькой заметки публициста Нечаева. В четвёртом номере альманаха «Прометей» появится около 15 очерков Н. К. с моей сопроводительной статьёй и фотографиями из жизни Н. К. Оба этих издания я Вам сразу же после их выхода вышлю. Надеюсь, что в первом полугодии 1967 г. выйдет из печати и новый альбом Н. К. с 50 цветными репродукциями и текстом Вал[ентины] Павл[овны]. Кроме этого альбома уже предпринята работа над выпуском нового альбома, в котором репродукции будут даны на отдельных паспарту. Это будут репродукции самого высшего качества. Делать их будут с оригиналов каким-то новым методом. Несколько дней тому назад я в Москве совещался с составителями этого альбома и вместе с ними наметил 50 картин, репродукции с которых в данный альбом войдут. Предложили издательству такие картины как «Бэда проповедник», «Сантана» /последний вариант/ и другие редко воспроизведённые картины. Надо надеяться, что это будет один из лучших альбомов Н. К. Работа над ним займёт пару лет времени, но она уже начата и альбом в план издательства включён.

При посещении Ленинграда окончательно договорился с Валентиной Павловной о совместной работе над книгой из серии «Жизнь замечательных людей». Эта серия включает в себя биографические монографии. В этой серии выходили монографии о Пушкине, Достоевском, Джордано Бруно, Спинозе, Нестерове, Делакруа, Ломоносове и др[угих] замечательных людях разных творческих направлений и народностей. Это будет большая книга, примерно на 300 – 350 страниц. Как-нибудь я вышлю Вам для ознакомления очередную вышедшую в этой серии книгу. Выходят они большим тиражом /около 100.000 экз[емпяров]/, но пользуются таким успехом, что расходятся буквально за несколько дней. Работа над книгой потребует не меньше двух лет. По существу, это должно быть полное жизнеописание, составленное исключительно на фактическом материале. Поэтому начинаю я эту работу с составления подробной хроники жизни Н. К. Очень надеюсь, что нам с Вал[ентиной] Павл[овной] удастся благополучно завершить этот ответственный и очень важный труд. Ведь до сих пор ещё не выходило подробного жизнеописания Н. К., охватывающие все периоды его жизни и творчества. Нам предстоит изучить многие архивные материалы и, конечно, в достойной интерпретации изложить необычно плодотворную и жертвенную жизнь Н. К.

Работу о жанровой живописи С. Н. возвращать мне не надо, эту копию я делал специально для Вас, но посылая её одновременно с письмом к С. Н., забыл пересортировать страницы, поэтому у С. Н. не оказалось 1 и 2 страниц. Эти страницы я ему дослал и просил его, при случае, выслать Вам дубликаты 3 и 4 страниц. Писал я эту работу по предложению Девики и статья остаётся в полном расположении С. Н.

Шлю Вам свои лучшие пожелания. Духом с Вами П. Беликов.

 

 

114. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 10.12.1966

10 декабря 1966 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

благодарю Вас за письмо от 14 ноября. Всегда радостно слышать о большой культурной деятельности Вашего музея. Вы уже, вероятно, получили моё письмо от 29 ноября, в котором я предворил некоторые Ваши вопросы относительно серии «Жизнь замечательных людей». Эта серия книг выходит у нас давно. Начало ей положил сам Горький. Она насчитывает свыше 400 монографий, некоторые из них составлялись нашими академиками и профессорами различных областей наук. Книги этой серии, как я Вам писал, расходятся очень быстро. Многие специально эту серию собирают, т.к. она даёт богатейший материал по истории мировой культуры. Недавно, например, вышла книга о Кампанелле. При случае я достану для Вас одну из книг этой серии, чтобы Вы имели о ней ясное представление.

В «Прометее» и «Нашем современнике» будут, в основном, опубликованы «Листы Дневника» последнего периода. Некоторые очерки Н. К. имеются в фондах нашего Центрального архива Литературы и Искусства. Переписываясь с Бабенчиковым, Булгаковым, Грабарём и др[угими], Н. К. зачастую прикладывал к письмам некоторые очерки из «Листов Дневника». Многие из них переданы после смерти адресатов в указанный Центральный архив. Публикация в «Нашем Современнике» будет полностью опираться на эти архивные материалы.

В однотомник избранных произведений Н. К. я поместил статьи разных периодов. Книг «Гимават» и «Алтай – Гималаи» у меня нет. Они ведь выходили только на английском языке, а статьи необходимо давать в оригинале, а не переводах, тем более, что, очевидно, русские оригиналы имеются. Как я Вам уже писал, сейчас в издательстве на рассмотрении находится предложенный мною второй вариант сборника. Наши редакции в основном заинтересованы автобиографическими и искусствоведческими очерками Н. К. Опыт первого варианта сборника, который я продвигал свыше полутора лет, показал, что очерки из «Державы Света» сильно осложнят, если вообще полностью не задержат включение сборника в план изданий. Наши издательства перегружены предложениями и предпочитают наиболее актуальную для них тематику.

Относительно книги «Свет Пустыни» мне слышать не приходилось. У Н. К. имеется под таким названием статья от 1928 года, включённая в английское издание «Шамбалы». Не предполагал ли Н. К. под этим наименованием дать русский вариант этой книги? Если у Вас есть подробности по этому вопросу, то буду чрезвычайно признателен за них. Для «Литературного наследия» Н. К., над которым я систематически работаю, это очень важно.

У меня к Вам имеется ещё одна просьба. Я недавно получил список картин Н. К., бывших в своё время в Париже. Вы несколько лет тому назад посетили Париж и, вероятно, знаете о судьбе этих картин. В сохранности ли они и где теперь находятся? Я прилагаю к письму этот список.

Шлю Вам свои наилучшие пожелания. Душевно Ваш, П. Беликов.

 

 

Музей Н. К. Рериха

Европейский Центр в Париже

 

1 Гуру-гури Дхар /Гималаи. 1931/.

2 Каракиргизы /Хотанская серия, 1931/.

3 Скалы Ладака /Серия Лахуль 1932/.

4 Деревня Карданг /Серия Лахуль 1932/.

5 Деревня Карданг /Серия Лахуль 1932/.

6 Монастырь Сиссу /Серия Лахуль 1932/.

7 Замок Такура, Гундла /Серия Лахуль 1932/.

8 Лахуль /Серия Лахуль 1932/.

9 Гомпа /Серия Лахуль 1932/.

10 Озеро Нагов /Гималаи/.

11 Базгу – Твердыня Тибета /Серия Твердыни Тибета, 1932/.

12 Шатровая гора /Серия Священных гор, 1932/.

13 путь на Кайлас /Серия Священных гор, 1932/.

14 Гималаи /вариант картины в собрании Папы Пия XI/.

15 Ладак /Замок в Ладаке/.

16 Св. Покровительница – 1933.

17 Архангел /эскиз для стенописи в Пархомовке, 1906/.

18 Пантократор /эскиз для стенописи в Пархомовке, 1906/.

19 Приказ Ригден Джапо, 1933.

20 Путь в Шамбалу, 1933.

21 Чингиз Хан, 1933.

22 Странник Светлого Града, 1933.

23 [в письме стоит 24, – сост.] Звенигород, 1933.

24 [в письме стоит 23, – сост.] Сергиева Пустынь, 1933.

 

 

Пожертвовано княгиней Е. К. Святополк-Четвертинской

В память княгини Н. К. Тенишевой

 

1 Царица Небесная /эскиз стенописи цер[кви] в Талашкино/, 1909.

2 Изба смерти, 1904.

3 Сосны, 1903.

4 Сокровище Ангелов /фрагменты картины в Музее Рериха, 1904/.

5 Св. Александр Невский поражает Ярла Биргера /1905/.

6 Архангелы. Трон Невидимого Бога. 1907.

7 Заморские гости /эскиз для эмали с картины, 1905/.

8 Кочевники /эскиз для эмали, 1904/.

9 Эскиз для вышивки, 1905.

10 Эскиз для вышивки, 1905.

11 Эскиз для вышивки, 1905.

12 Эскиз для вышивки, 1905.

 

 

115. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 21.12.1966

21-ое Декабря, 1966

Дорогой Павел Фёдорович,

Ваше письмо от 10-го Дек[абря] пришло два дня тому назад, а также пришёл прекрасный Художественный Календарь за 1967 год – сердечно благодарю Вас за него – читаю с интересом.

Помнится мне, что в прошлом я Вам посылала каталоги нашего музея, а также некоторые списки картин Н. К., о которых Вы тогда запрашивали. Я также посылала сведения о некоторых картинах Вал[ентине] Павловне, когда она о них запрашивала /если не ошибаюсь, прошлой осенью/. Вы, вероятно, об этом знаете.

Картины Н. К., мною привезённые из Парижа и из Брюгге несколько лет тому назад, конечно, находятся в нашем музее. Я ведь для этой цели ездила в Европу и в Париже искала их долгое время, по разным местам, и мне удалось их собрать, но, к сожалению, не все. Многие, видимо, исчезли или же просто не были возвращены.

Тогда же я ездила и в Брюгге /Бельгию/, где находилась одно время значительная коллекция картин Н. К. в специальном здании, в котором размещался комитет по Пакту и Знамени Мира Рериха. Государственный Музей мне возвратил всю эту коллекцию.

Все эти картины из Парижа и Брюгге вошли в наш музей.

Многие из них были без рам, в плохом состоянии, и наш музей потратил крупную сумму на их транспорт из Европы в Америку, а также на рамы и реставрацию.

Посылаю вам при этом письме 4 каталога нашего музея:

1-ый – первый, ранний каталог, в который не могли войти все картины.

2-ой каталог по случаю выставки 20-ти картин из коллекции К[этрин] Кэмпбелл [в тексте стоит «Кампбель», – сост.], которые она пожертвовала нашему музею.

3-ий каталог – оповещение о выставке 11-ти картин, подаренных нам влад[ельцем] частной коллекции.

4-ый каталог – нашей нынешней выставки 42-ух ранних работ Н. К. Эти картины были нам одолжены Оклендским музеем /в Калифорнии/ несколько лет тому назад.

Имея эти каталоги, Вы можете иметь полное понятие об имеющихся в нашем музее картинах Н. К.

Мы также имеем в настоящее время ещё несколько картин Н. К., одолженных нам из частной коллекции – они не могли войти ни в один из каталогов.

Теперь должна обратить Ваше внимание на некоторые неточности в списке картин, присланном Вами.

№ 4 – Деревня Карданг – у нас имеется.

№ 5 – Деревня Карданг – нет – не ошибка ли это?

№ 8 – Лахуль – находится в одной частной коллекции – не у нас.

№ 11 – у нас называется – Базгу – Твердыня Тибета /Серия «Твердыни Тибета»/.

№ 13 – у нас 2 картины с названием «Путь на Кайлас».

№ 15 – Замок в Ладаке /а не Ладак/.

№ 21 – есть картина «Мать Чингиз Хана» в частной коллекции /но не Чингиз Хан/.

№ 16, 17, 18 видимо, пропали в Париже.

Из картин, пожертвованных кн[ягиней] Е. К. Святополк-Четвертинской в память кн[ягини] М. К. Тенишевой, нет ни одной. Я знаю, что они были в Париже, но когда я запрашивала лиц, которые в прошлом заведовали этой коллекцией, я встречала глухое ухо - грустно!

Копии писем Н. К-а к Бабенчикову, Булгакову и др[угим] я видела в то время, когда Н. К. переписывался с ними, а также статьи, которые Н. К. посылал им. Вероятно, Ю. Н. передал обширный материал об отце в Центральный Архив Литературы и Искусства.

Буду ждать появления в «Прометее» и «Нашем Современнике» «Листов Дневника», а также Однотомника Избранных Сочинений, о котором Вы мне писали.

Я Вам посылала в прошлом году все списки архивов музея и о Н. К., имеющиеся у нас – Вы в них найдёте все сведения о предполагаемых Н. К-ем книгах для печати.

Завалена работой, как никогда – много новых планов для музея.

Спешу отправить это письмо со всеми вложениями. Также отправляю ревью о нынешней выставке Н. К. С сердечным приветом З. Г. Фосдик.

 

Благодарна Вам за поправку названия картины «Шатровая гора» – мы никак не могли понять, почему она называется «Шитровая гора» – теперь ошибка ясна. Действительно, гора имеет форму шатра!

 

 

116. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 5.01.1967

5-ое Января, 1967

Дорогой Павел Фёдорович,

Недавно, разбирая архивы музея, я наткнулась на замечательные статьи Николая Константиновича под заголовком «Из книги – Жизнь».

Даю Вам здесь названия всех этих статей:

Счастье, Голос Горького, Чарльз Крэн, Щуко, Продажа Душ, Ещё Радости, Великий Новгород, Ещё Гибель, Мусоргский, Потери, Особенное, Скрыня, Мечты, Собиратели, Тушители, Единомыслие, Весна, Начало Века, Ступени, Встречи, Куинджи, Несправедливость, Незаписанная Повесть, Нутро.

Очень прошу Вас по получении этого письма сообщить мне, имеются ли у Вас эти статьи или лишь некоторые из них?

Как только получу Ваш ответ, буду знать, нужны ли они Вам. В этом случае постараюсь найти кого-то, чтобы дать их перепечатать на машинке и послать их Вам.

Конечно, главное – сможете ли Вы употребить их для новой книги – для однотомника. Мне думается, что эти статьи представляют особый интерес именно для настоящего времени. Теперь, насколько я могла заметить, известные писатели у вас пишут воспоминания о многих великих личностях в прошлом.

Вы мне недавно послали Вашу статью о Святославе Ник. – вернее, о его искусстве. К сожалению, в ней недостают 3-тья и 4-ая страницы, но зато имеются в двух копиях 1-ая и 2-ая страницы. Поэтому я пошлю эти лишние страницы Св. Ник. – не знаю или недостающие страницы в моей копии попали к нему. Я его запрошу, а Вы также посмотрите в Ваших бумагах.

Как в настоящее время обстоит [дело? – сост.] с появлением статей Н. К. в ваших журналах? Очень, очень жду вестей по этому направлению. Так бы хотелось видеть книги Н. К. и его многочисленные статьи на родном языке!

Выставка Ранних картин Н. К. у нас в музее идёт очень успешно, отовсюду являются любящие его искусство, немало и из Европы.

Шлю лучшие мысли, всего светлого, З. Г. Фосдик.

 

 

117. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 25.01.1967

25 января 1967 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

сердечно благодарю Вас за Ваше письмо. Меня очень порадовало сообщение о имеющихся у Вас статьях Н. К. У меня отсутствуют из Вашего списка: Счастье, Щуко, Продажа душ, Ещё радости, Великий Новгород, Потери, Особенное, Скрыня, Мечты, Собиратели, Тушители, Единомыслие, Весна, Начало Века, Ступени, Встречи, Несправедливость, Ненаписанная повесть, Нутро. Эти статьи были бы чрезвычайно для меня полезны. Они необходимы для работы над новой книгой о Н. К. и для публикаций. Недавно я послал в Московское издательство, где рассматривается вопрос о сборнике избранных произведений Н. К., новый состав предполагаемой книги. Издательство особенно заинтересовано в автобиографическом материале, а его у меня недостаёт. За это время сборник проходит уже третью инстанцию. Не исключено, что при положительном решении вопроса издательство всё-таки поставит вопрос о некотором изменении состава сборника, поэтому мне прямо таки необходимо иметь резерв соответствующего характера, а это именно то, что у Вас имеется. Кроме того, как показал опыт, можно систематически давать некоторые публикации в периодическую печать. Между прочим, эту идею высказывал ещё Юрий Николаевич, который положил этому делу начало, опубликовав ряд статей в 1958 году в журнале «Октябрь». У меня имеются знакомые литераторы в Москве и Ленинграде, которые время от времени могут подготовлять такие публикации. Раз или два в году я также посещаю центры и захожу в редакции. Мои осенние посещения и переговоры с литераторами дали положительные результаты. Надеюсь, что через месяца полтора смогу Вам выслать журнал /ежемесячник/ со следующими статьями: Стихия, Столкновение, Друзьям художникам, Куинджи, Великому народу русскому, Красный флаг, Скрябин, Репин. Мне сообщили, что эти статьи уже пошли в набор. Более обширная публикация будет в альманахе «Прометей». Она должна появиться тоже в течение этого года. Имея в резерве неопубликованные ранее у нас статьи, всегда можно будет готовить и новые публикации в тех или иных периодических изданиях. Такие систематические публикации всегда вызывают большой интерес в самых широких читательских массах.

Я очень благодарен Вам, Зинаида Григорьевна, за посланные каталоги. Два дополнительных каталога у меня имелось, а основного /95 картин/ у меня не было, поэтому полного представления о наличии вашего Музея я не имел.

Много работаю сейчас над новой книгой. Кроме того, помогаю в работе над задуманным альбомом, о котором я Вам уже писал. Возникла мысль дать к каждому воспроизведению краткую сюжетную аннотацию. Дали уже издательству на пробу пять аннотаций. Если эта мысль будет одобрена и принята, то надо будет составить аннотации на 50 картин.

Недостающие у Вас страницы моей статьи об искусстве С. Н. попали к нему. Я писал ему, чтобы он выслал их Вам.

Желаю Вам всего светлого. Душевно Ваш, П. Беликов.

 

 

118. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 13.02.1967

13-ое Февраля, 1967

Дорогой Павел Фёдорович,

Только что закончили 10 статей – главным образом их перепечатала моя племянница Людмила, но так как мы чрезвычайно заняты, она может это делать урывками.

Посылаю здесь следующие статьи:

СЧАСТЬЕ, МЕЧТЫ, СОБИРАТЕЛИ, ТУШИТЕЛИ, ЕДИНОМЫСЛИЕ, НАЧАЛО ВЕКА, СТУПЕНИ, ВСТРЕЧИ, НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ.

Остальные буду высылать постепенно, как только они будут перепечатаны.

Не могу теперь ответить на Ваше письмо от 25-го Января, 1967 – отвечу позже как только смогу.

Сердечный привет, в духе с Вами, З. Г. Фосдик.

 

 

119. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 6.03.1967

6 марта 1967 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

не нахожу слов, чтобы выразить Вам свою благодарность за посланные «Листы дневника» Николая Константиновича. Такие материалы для готовящейся книги прямо-таки неоценимы. Работая над подробной биографией, часто испытываешь недостаток в фактах.

Сейчас я уже заканчиваю две главы книги, которые в марте, вместе с другими требуемыми материалами, будут посланы Редакции. После решения редакционной коллегии состоится заключение договора. Как я Вам уже сообщал, над книгой работаю совместно с Валентиной Павловной. Её помощь очень важна.

Прошу от всего сердца поблагодарить от моего имени Вашу племянницу Людмилу /не знаю её отчества/, которая взяла на себя труд перепечатать текст.

Душевно Ваш, П. Беликов.

 

Посылаю Вам обещанные фотографии. Одна летняя, а вторая /с внуком/ снята пару недель тому назад.

 

 

 

120. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 31.03.1967

31-ое Марта, 1967

Дорогой Павел Фёдорович,

Очень огорчена, что пришлось так сильно задержаться с посылкой Вам последующих статей из ЛИСТОВ ДНЕВНИКА Н. К.

Мы были и поныне буквально завалены работой, а так как моя племянница большей частью перепечатывала эти статьи, пришлось это делать урывками.

Посылаю Вам в этом письме следующие статьи Н. К.:

ПРОДАЖА ДУШ

ЕЩЁ РАДОСТИ

ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД

СТОЛКНОВЕНИЯ

НУТРО

ПОТЕРИ

ОСОБЕННОЕ

НЕЗАПИСАННАЯ ПОВЕСТЬ

ВЕСНА

СКРЫНЯ

ЩУКО

 

Это последние 11 статей Н. К. из его книги ЖИЗНЬ, которую он, видимо, готовил к печати. Послала Вам в последнем письме 10 статей из этой же книги. Эти 21 – с теми статьями, которые Вы уже имеете, составляют значительную книгу. Она имеет биографическую ценность, ибо ярко виден весь облик Н. К. как великого художника и человека.

Вот было бы прекрасно, если бы выпустить такую книгу. Никто не может так сильно и убедительно писать и при этом с такой огромной эрудицией, как сам Н. К. В этом я уже давно убедилась.

Прочла две Биографии Замечательных Людей – Делакруа, которую Вы мне любезно послали, а также Репина, которую нашла здесь в книжном магазине.

Книга о Репине лучше – шире по содержанию и даёт многое о нём лично, – не лёгкий был человек. Видимо, сведения о нём были собраны со многих источников – читается легко и с интересом. Меня именно заинтересовало то, что биограф, написавший эту книгу, проделал большую и тщательную работу, собрав обилие материалов.

Думаю много о биографии Н. К. – где же Вы и В[алентина] П[авловна] соберёте материалы? Ведь нужно дать много личного, освещая такого великого человека с разных сторон. Реалист, идеалист, учёный, исследователь, археолог /как прекрасно он пишет о Великом Новгороде/ и величайший художник нашего времени! Выявить такую личность сильно и образно – не легко. Также очень важно выявить его как ярого поборника мира – он очень потрудился для своего великого проекта – Пакта и Знамени Мира – писал бесчисленные статьи, читал лекции! У нас несколько изданий на англ[ийском языке] о Пакте и Знамени Мира. А лекции, статьи о Равноправии Женщин! Он упорно говорил и писал об этом. И это нужно очень осветить.

Спасибо за две фотографии – радовалась, глядя на них и вспоминая нашу встречу. Славный у Вас внук – видно думает и любознателен.

Прилагаю и нашу с Людмилой карточку с прошлого лета – зовите её просто Людмилой, она моя верная помощница, глубоко предана нашим учреждениям и идеалам Е. И. и Н. К. – превосходная сотрудница.

Кстати, имеете ли Вы небольшую книжку «Искусство и Мировая Культура» Н. К. на англ[ийском] языке? Статья ранняя, имею лишний экз[емпляр] и могу прислать.

Очень жажду уехать в деревню – еду в начале Июня. Нужно отдохнуть, а также поработать над многими материалами. В городе, при беспрерывной занятости, нет возможности заняться этим.

Остаюсь с лучшим приветом, в духе с Вами З. Г. Фосдик.

 

 

121. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 18.04.1967

18 апреля 1967 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

сердечно благодарю Вас и Людмилу за присланные статьи из «Моей жизни». Посылаю Вам начало книги о Николае Константиновиче, над которой мы работаем совместно с Валентиной Павловной. Книги в серии «Жизнь замечательных людей» составлены разными авторами, среди них есть писатели, искусствоведы, учёные, академики. Соответственно разнятся и жанры, и изложение. К книге о Н. К. важно подыскать правильный ключ, при котором можно было бы передать не только факты из жизни Н. К., не только его самое подробное жизнеописание, но и саму сущность его духа. Всю книгу необходимо выдержать в совершенно особом стиле. Бытовая сторона жизни никогда для самого Н. К. не была решающей, поэтому и в книге она не должна выходить на первое место. Однако все важнейшие этапы жизни должны быть отмечены. Поэтому я собираю и систематизирую все малейшие факты. Иногда небольшая деталь позволяет развить нужную мысль, осветить важный аспект. Очень хотелось бы узнать Ваше мнение – какое впечатление производит на Вас эта глава. Если избранный ключ и стиль изложения подходят, то всю книгу нужно будет выдержать именно в таком духе. Работа предстоит очень большая и серьёзная. На книгу уйдёт не меньше двух лет. Ведь это будет первая подробная биография Н. К.

Прошу передать сердечный привет Людмиле.

Душевно Ваш П. Беликов.

 

 

Глава первая. ПЕРВЫЕ ШАГИ.

Самое раннее.

 

Шёл 1941 год. Огненный смерч войны грозил опалить всю Землю своим смертоносным дыханием. Решались судьбы стран, народов, может быть, всего человечества. Но ничто не нарушало спокойствия и торжественного величия Гималайских вершин. Прошло много лет с той поры, как они впервые предстали взору Николая Константиновича Рериха. Значение этой встречи трудно переоценить. Он сам писал:

«Для меня Гималаи являются вершиною мира не только по высоте, но и по всем благостным, многозначительным традициям... Не забудем, что именно на Гималаях создавалось сказание о Жар-Птице. Много всемирных сказаний пришло от этих снежных вершин».

И вот сейчас, перед лицом этих высот, многократно воспетых им в звучных словах и ярких красках, его же собственная рука выводит:

«...болит сердце за жизни молодого поколения. Быть бы с ними. Знаем, что и здесь полезны и делаем полезное. Но, может быть, где-то сделали бы ещё более неотложное».

Что же случилось? Поблекло ли оперение Жар-Птицы? Или иссяк восторг вдохновения? Или седые туманы вершин перестали манить тайной неизведанного?

Нет, именно здесь в Гималаях его полотна заполыхали ярчайшими красками, именно от этих вершин ему не отвести своего восхищённого взора и только здесь звёздная беспредельность делилась с ним своими тайнами.

Случилось другое. Тёмные полчища свирепых поработителей вторглись на мирные поля его Родины, и верное ей сердце ощутило острую боль и трепет сыновьего долга.

Война... Второй раз вторгается она в его жизнь, второй раз посягает на его важнейшие решения и, кажется, сводит с ним счёты. Первая Мировая война на многие годы отодвинула его поездку в Индию, задуманную ещё в 1910 году. Теперь война срывает возвращение на Родину.

Россия и Индия – это то настоящее, где черпал он свои силы. Всё остальное – промежуточные этапы. Только ради великих целей он мог на многие годы уехать в Индию и только Россия своим неумолчным зовом напоминала о том, что путь ещё не завершён и конечная цель не достигнута. Ведь ту Жар-Птицу, за которой он сюда устремился, нужно было не только поймать, но и передать по назначению.

Перед Николаем Константиновичем на мольберте почти законченная картина. В который раз возникают на полотне хорошо знакомые очертания Нанда-Дэви? Пожалуй, не счесть. Но какая сокровенная дума сопровождала движение кисти, неустанно переносящей на полотна ни с чем не сравнимые Гималайские высоты? Дума одна и та же: о Родине, о её подвиге всенародном.

Да, Россия и Индия – это две жизни в одной. Как тесно они переплелись между собою.

Николай Константинович прикрывает глаза и перед ним возникает далёкое прошлое: у старинной картины стоит маленький мальчик. На картине пламенеющие от заходящего солнца горы. Прошло только несколько дней, как приехали из города в отцовское имение «Извара», и такой привлекательной кажется деревенская жизнь. Но мальчику не оторвать взора от розоватых снегов загадочной и манящей к себе горной гряды...

Да, стоит только прикрыть глаза, как этот мальчик воскресает в памяти. Но если их открыть, горы, освещённые лучами заходящего солнца, не исчезнут. И Николай Константинович теперь знает, что на картине, перед которой он подолгу задерживался в детстве, завораживали его эти самые Гималайские горы.

Для биографов каждая жизнь начинается с даты рождения. Следуя установленной традиции, скажем, что Николай Константинович Рерих родился 27 сентября /9 октября/ 1874 года в Петербурге, в семье известного нотариуса Константина Фёдоровича Рериха. Мать Николая Константиновича, Мария Васильевна Калашникова, происходила из купеческой семьи.

Для самого человека жизнь начинается с первых воспоминаний. И когда в 1937 году Николай Константинович задумал цикл биографических очерков «Моя жизнь», он записал:

«Вот бы вспомнить что-нибудь самое первое! Самое раннее! Вспомнишь и то, и другое, но всё это не самое первейшее».

Очевидно, память ведёт особый счёт времени. Она хранит самое важнейшее и, мало считаясь с хронологией, безжалостно вычёркивает бесплодно прожитые часы, дни и целые годы. Николаю Константиновичу трудно определить самое первейшее. Его жизнь всегда была заполнена важными событиями, воспоминания о которых заняли почти семьсот биографических очерков. Многие из них относятся к самому раннему возрасту, и в них можно найти то существенное, что складывало богатейшую натуру этого одарённого человека.

Кто бывал в Ленинграде, тому памятна захватывающая панорама города, раскрывающаяся по берегам Невы. Для Николая Константиновича окно в мир открылось именно этой панорамой. Его ранние воспоминания связаны с домом на набережной Невы у Николаевского моста, где прошло его детство.

На противоположной набережной величественно вырисовывались строгий ансамбль Адмиралтейства, Исаакиевский собор, памятник Петру I, здание бывшего Сената и Синода. Жизнь не поскупилась развернуть перед впечатлительным мальчиком чудесный калейдоскоп своих превращений. Стремительно менялось обличие реки. То прошедшее судёнышко разрисовывало водную гладь волнистым узором, то белые гребни расходившейся водной стихии грозили захлестнуть лодчонку незадачливого рыболова. Со стороны Адмиралтейства приплывали огромные белесые баржи с загадочным названием «расшивы». И всегда хотелось представить себе великанов, сшивающих доски баржи иглою размером с отцовскую трость. А с другой стороны, откуда неведомое море нагоняло голосистые порывы ветра, возникал путаный узор корабельных мачт, дымящих труб, снующих буксиров. Бывало и такое: сотрясались стены дома, дребезжали стёкла, из окон виднелись белые дымки оружейной пальбы. Это военные суда приветствовали нового собрата, только что спущенного на воду. Постоянное движение на реке приучало пристально вглядываться в даль, будило мысль об огромности мира.

Проснувшееся воображение получало особенно обильную пищу для своего развития в отцовском имении «Извара», расположенном около станции Волосово, невдалеке от Гатчины. Как поучительны были здесь природа и люди, живущие среди неё. Поместье окружали густые леса, и глаз невольно устремлялся ввысь, вслед за уходящими в небо кронами деревьев. Уже в преклонных годах Николай Константинович записывал:

«Среди первых детских воспоминаний прежде всего вырастают прекрасные узорные облака. Вечное движение, щедрые построения, мощное творчество надолго привязало глаз ввысь. Чудные животные, богатыри, сражающиеся с драконом, белые кони с волнистыми гривами, ладьи с цветными золочёными парусами, заманчивые призрачные горы, – чего только не было в этих бесконечно богатых, неисчерпаемых картинах небесных».

У самого дома находилось незамерзающее озеро с ледяными ключами. Перелётная птица наполняла гомоном всю округу. По утрам на выгон тянулось стадо, позвякивая колокольцами. А перед заходом солнца с нетерпением ждалось его возвращения. Старик пастух, с необыкновенной ловкостью орудуя бичом, оглушал воздух пронзительными хлопками. Но настоящим героем казался мальчик подпасок. Кто, как не он, мог из простого тростника сделать дудку и извлечь из неё волшебные звуки? Кто лучше него знал гнездовья и загадочные норы во всех окрестностях? Кому беспрекословно повиновались два огромных пса, сопровождающих стадо? Кто, кроме него, мог принести зажатую в развилке рогатки гадючку? Ту самую гадючку, один разговор о которой наводил трепет на всех домашних! И этот герой всегда был рад дружбе. Правда, взрослые неохотно опускали детей с подпаском в лес. И это вполне понятно. Взрослые считали, что детям положено играть в игрушки, а ему так хотелось делать настоящее дело, испытывать опасности, открывать тайны, от приближения к которым так сладко замирало сердце!

Много тайн приберегла для мальчика щедрая жизнь! Не только окружающие леса и болота были их хранилищем. С интересом прислушивался он к разговорам о загадочном индийском радже, жившем когда-то в соседней мызе. Подпасок уверял, что под развалинами строений схоронены клады, но добраться до них может только знающий «слово». О кладах поговаривали и взрослые, но «слово» и им неизвестно, а то бы давно отрыли. Не напрасно в сказках произносятся заветные слова: «по щучьему велению, по моему хотенью».

Так сказка врывалась в жизнь и жизнь перемеживалась со сказкою.

Родители Николая Константиновича часто выезжали с детьми из Петербурга. Были поездки к бабушке и дяде в древние города Псков и Остров. Запомнились речные просторы реки Великой, стены древних кремлей, простые и благородные силуэты старинных церквей. Пленял размеренный уклад патриархальной жизни и, кажется, нигде так не волновали сказки, как в доме бабушки, сказываемые при трепетном мерцании лампад, оживлявшем иконные лики.

Но жизнь всегда опережала сказки, и ничто не может сравниться с первым путешествием, проделанным в пятилетнем возрасте.

Большая старинная карета, запряжённая четвёркою, ранним утром покидала «Извару». Дорога проходила по ровной унылой местности, пересечённой болотом и лесными массивами. Изредка попадались бедные деревеньки, окружены клочками возделанной земли. Карета увозила семью в Гапсаль – известный курорт на берегу Балтийского моря. К вечеру показалось первое чудо. Как два богатыря, готовые к единоборству, сошлись у реки две крепости. На одном берегу широко раскинулась крепость Иван-Город, а на другом грозно хмурился массив Германского замка. Это была Нарва, город-воин, возникший много веков тому назад на рубежах славянства.

Проехав мост, путешественники оказались в мире настоящего средневековья. Правее Германского замка начинались узкие улицы с каменными домами и глухими амбарами, крытыми красной черепицей. Необычно выглядели островерхие церкви с железными петухами вместо крестов. Кое-где над воротами и дверьми сохранились причудливые гербы с орнаментами из рыцарских доспехов. Здесь не только ребёнок, но и взрослый втайне ждёт, что вот-вот из-за угла выглянет кто-либо из былинных персонажей. А если этого и не произойдёт, то поспешит на помощь воображение, и, расставаясь с городом, каждый почувствует, что ему удалось повидать нечто более значительное, чем набегающие друг на друга серые стены и крутые скаты черепичных крыш.

На третий день пути вдалеке опять показались острые шпили кирок, а часа через полтора открылся вид, вызвавший громкие возгласы восхищения. Лошади были остановлены, и все вышли из кареты. Плоская равнина, успевшая изрядно надоесть, внезапно обрывалась крутым спуском, а внизу, обрамлённый зеленоватыми водами моря, стоял город. Башни, шпили, острые крыши домов, крепостные башни с бойницами, белые паруса судов на рейде – казались цветной иллюстрацией из старинной книги. Это был Ревель /Таллин/ с его замечательным Вышгородом.

Через день достигли и Гапсаля – конечной цели поездки. После Нарвы и Ревеля с их великолепной архитектурой, небольшой и уже порядочно разрушенный Гапсальский средневековый замок не поражал воображения. Но оказалось, что самое потрясающее чудо ожидало как раз здесь. Однажды, прогуливаясь в призамковом парке, зашли в старинную церковь. Сторож, позвякивая связкой огромных ключей, провёл к узкой двери, через которую прошли в пристроенный полукруглый придел. Через окна сюда проникало много света и после мрачного храма здесь как-то свободнее дышалось. Но не прошло и нескольких минут, как от рассказа сторожа тревожно замерло детское сердце. А сторож рассказывал о том, как много лет тому назад один из монахов полюбил молодую девушку и пренебрёг своим монашеским обетом. Лунной ночью, когда уже всё было готово к бегству из монастыря, разведал об этом грозный настоятель. Монаха и девушку схватили. Суд был скорым и беспощадным. Монаха умертвили во дворе монастыря, а девушку заживо замуровали в стенной нише этого придела. С тех пор каждый год в осенние лунные ночи в одном из окон показывается приведение, названное «Белой дамой». Сторож привычным жестом указал на окно, где появляется «Белая дама», и костяшками пальцев постучал в издававшую глухой звук стену, где была замурована девушка. Да, это уже не сказка, вычитанная из книги. Очень хотелось самому увидеть таинственное приведение в настоящем замке.

В одну из лунных ночей, когда дети уже спали, родители ходили любоваться светлым силуэтом, проступавшим в пролёте готического окна. Из их разговоров он узнал, что «Белая дама» действительно появилась. Правда, взрослые толковали что-то о лунных лучах, бросающих свет через переплёт бокового окна на внутреннюю стену придела, но все эти разговоры расплывались в туманной неопределённости. То, что поведал сторож, было куда значительнее и понятнее. Так и запомнилось надолго – серая стена, высокое окно и глухой звук замурованной ниши. Таинственный монах и бедная девушка прочно вошли в сознание впечатлительного ребёнка.

Вспоминалось Николаю Константиновичу, как уже в самом раннем детстве всё увиденное и услышанное хотелось ему внести в свою ребячью жизнь. Вот и после первого путешествия появилась непреодолимая потребность в латах, копьях, мечах. То, что они были папочными или деревянными, не мешало проведению доблестных рыцарских турниров. Подвиг всегда остаётся подвигом, а посев всегда отличается от всходов. Самое главное, чтобы ребячью жизнь не миновали ранние посевы. И так тепло становится в груди, когда память воскрешает образы сеятелей.

С первыми воспоминаниями неразрывно связана и память о деде... Вот отворяются тёмные двери. Он, его старшая сестра Людмила, братья Борис и Владимир весёлой стайкой врываются в дедушкин кабинет. Беспричинного смеху сразу как не бывало. Не потому, конечно, что ребята испугались беленького старичка в халате, а потому, что старичок и окружающие его вещи настраивают их на особый лад. Кресла с драконами, часы с музыкой, золотые корешки старинных книг, загадочные картины по стенам, цветные чубуки в высокой стойке, стол, полный предметов неизвестного назначения, и, даже, таинственные масонские знаки. А дедушкины рассказы! Ведь стоило только, указав на какую-нибудь вещь, задать дедушке вопрос, как следовали истории одна другой занимательнее. Каждое посещение дедова кабинета – это тоже увлекательное путешествие в неизведанные края и далёкие времена.

А сколько нового вносило в детскую жизнь посещение театра! А туманные картины волшебного фонаря или калейдоскоп, в котором можно часами наблюдать смену замысловатых, искрящихся орнаментов. Незаметное движение пальцев – и неожиданно рождаются новые узоры.

Шли годы, а с ними росла любознательность, и расширялся круг интересов. Грамоте выучился очень рано. Как будто и не припомнить себя неумеющим читать. А вот книги детства – все до одной в памяти. И сказки с лубочными картинками, и сменившие их рассказы о далёких славянских предках, героях и ратных подвигах родной страны.

Быстро протекла беззаботная пора. В восьмилетнем возрасте Рерих перешагнул порог гимназии. «Будет профессором», – сказал директор гимназии К. И. Май, окинув мальчика оценивающим взглядом. Проницательность старого педагога имела свои основания. Вспоминая гимназические годы, Николай Константинович заносит в «Листы дневника»:

«От школьных лет в гимназии Мая осталось несколько памяток. Были предметы из первых курганных раскопок вблизи нашего поместья «Извара». Был портрет директора К. И. Мая и рельефная карта. Была программа торжественного спектакля с портретом Гоголя... были эскизы, посвящённые Хмельницкому, и «Страшной мести», и «Майской ночи»... Как будто от разных областей звучат курганные находки или географические карты, или яркие образы творчества Гоголя. Но проходят десятилетия, через полвека вспоминаются эти как будто различные предметы в одном общем укладе. Именно они своими убедительными зовами сложили многие возможности».

Действительно, от первых интересов, зародившихся в гимназии, тянутся нити ко многим областям деятельности и творчества Рериха. Живопись, театр, археология, история, иностранные языка, путешествия, Восток – всё это уже в школьные годы будило воображение и получало жизненное воплощение.

До шестого класса Рерих обучался на немецком языке. В гимназии же было положено начало знанию латыни и французского.

Опытный педагог К. Май рассказывал о далёких землях и бесстрашных землепроходцах и пробуждал жажду путешествий. На его уроках географии чертились и раскрашивались карты: «Жёлтой краской отмечались пески Гоби. Боком мягкого карандаша наносили хребты Алтая, Тарабагатая, Алын-тага, Кунь-Луня... белили ледники Гималайские». А дома часто бывали востоковеды Голстунский и Позднеев, сумевшие привить мальчику горячий интерес к Востоку.

Когда Рериху было девять лет, известный археолог Л. Ивановский, посетивший Извару, привлёк его к раскопкам близлежащих старинных захоронений. Тайны древних времён стали обретать притягательную вещественность. «Ничто и никаким способом не приблизит так к ощущению древнего мира, как собственноручная раскопка», – писал впоследствии Николай Константинович, обращаясь с благодарностью к изварским курганам, основоположникам его археологических изысканий.

Друг семьи Рерихов, художник М. Микешин первым обратил внимание на увлечение мальчика рисованием. Уже в гимназические годы Николай Константинович рисует с натуры, оформляет школьные празднества, а с 1891 года приступает к систематическим занятиям живописью под руководством Микешина. Знакомство с художником-мозаичистом И. Кудриным привело к мозаичным работам.

С детских лет глубоко захватил Рериха и театр:...«Для театра в магазине Дойникова покупались для вырезания готовые пьесы: «Руслан и Людмила», «Жизнь за царя», «Конёк-горбунок»... Но эти установленные формы, конечно, не удовлетворяли и сразу появлялись идеи не только совершенствовать постановку этих пьес, но и поставить что-либо своё». Репертуар маленькой игрушечной сцены с годами расширялся и становился серьёзнее. Возникли постановки «Ундины» по Шиллеру, «Аиды», «Айвенго». В этих постановках много внимания уделялось освещению. В ход пускались свечи и разноцветная бумага, и зрители не раз бывали свидетелями самого эффектного и неожиданного финала – истребления сцены огнём. От миниатюрной детской сцены ведёт дорога к любительским спектаклям в гимназии, где Рерих участвовал как артист и художник, и к мировой славе Рериха – театрального декоратора.

Рано проявилась любовь к литературе, особенно поэзии. Записывались былины, предания, народные сказы, стихи, которые Рерих цитировал на память даже в самом преклонном возрасте. Целые тетради заполнялись собственными сочинениями. Среди них мы находим: «Месть Ольги за смерть Игоря», «Поход Игоря», пьесы на исторические и народные темы. Очерки, посвящённые охоте, публиковались в журналах «Природа и охотник» и «Русский охотник».

Так закладывался фундамент будущего. Но по фундаменту можно судить только о масштабах стройки, а не о её назначении. Характерным для складывающегося мировосприятия молодого Рериха являлась не только разносторонность, но и целеустремлённость или, по его собственному определению, «руководящее знание». Для Николая Константиновича это знание всегда было неотделимо от больших проблем бытия и назначения человеческой жизни. Как бы осмысливая вехи становления собственного сознания, Рерих пишет в стихотворной сюите «К мальчику»:

 

Мальчик жука умертвил.

Узнать его он хотел.

Мальчик птичку убил,

Чтобы её рассмотреть.

Мальчик зверя убил,

только для знанья.

Мальчик спросил: может ли

он для добра и для знанья

убить человека?

Если ты умертвил

жука, птицу и зверя,

почему тебе и людей

не убить?

 

Шёл 1941 год...

Сейчас, вспоминая далёкое детство, Николаю Константиновичу кажется, что оно кончилось тогда, когда возник этот вопрос. Да, именно, тогда исчез мальчик и появился юноша, перед которым предстала суровая беспощадность бытия и светлая сила человеческого разума, постигающая меру жизни и смерти. Не в поисках ли этой меры стал прокладывать свою жизненную стезю юноша, сменивший мальчика далёких воспоминаний?..

На склоны гор спускалась темнота, а их вершины, как в детском калейдоскопе, из белых превращались в оранжевые, в синие, ярко-фиолетовые. Скоро ночная тьма накроет и их своим покрывалом. Ещё один день прошёл в мирном труде и заботах. А где-то сотрясается воздух от взрывов и льётся человеческая кровь. Где-то в иных, всечеловеческих масштабах решается вопрос жизни и смерти, вопрос будущего человечества.

Нет, не для того пришёл он сюда на высоты, чтобы уклониться от этого вопроса в час, когда решать его должна и родная страна! Он верит в правоту своего народа, и слова: «быть бы сейчас с ними» написаны тоже кровью. Кровью его сердца.

 

 

122. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 12.05.1967

12-ое Мая, 1967

Дорогой Павел Фёдорович,

Ваше письмо от 18-го Апреля с вложенными в нём несколькими страницами – началом из книги о Н. К. я получила.

Мне очень близко Ваше начало книги – оно выдержано в чутких тонах и, как Вы правильно отметили, в нём именно даётся сущность жизни Н. К. с его ранних лет, сложившую впоследствии дух великого человека.

Эта глава производит глубокое впечатление – если Вам и Валентине Павловне удастся выдержать книгу именно в этом духе, вы создадите превосходную биографию о величайшем человеке нашего времени.

Шлю Вам и В[алентине] П[авловне] моё сердечное поздравление и лучшие мысли для завершения этого труда, предпринятого вами обоими.

Постараюсь искать редкие материалы на англ[ийском] языке из книг, вышедших у нас о Н. К., и его сочинений. Если найду что-либо значительное, пришлю.

Думается мне, что вы оба нашли правильный подход. Н. К. был одним из выдающихся гуманистов нашего времени, без каких-либо узких политических подразделений. Его искусство полно исканиями и устремлениями к высшим знаниям и высшим идеалам, причём он их претворял в жизнь каждого дня.

«Я – практический идеалист», – часто повторял он. И как чутко и благожелательно говорил он с теми, кто шёл к нему, указывая на новые пути там, где всё казалось безысходным. По всему свету рассеяны многие – молодёжь, старики, в которых он зажёг искру красоты и которым дал новое миропонимание.

Те, кто ознакомились с его книгами, с его философией, нашли свой путь в жизни и познали ценность труда, красоты и знания, без коих человек не может осознать свой долг перед человечеством. А он нёс высоко этот долг во всех странах, где он жил и выявлял своё творчество.

Любовь к родине и утверждение русского искусства проходили ярким лейтмотивом по всей его жизни. Он всегда утверждал русскую культуру и дух русского народа. И какие чудесные наименования давались ему! «Мастер гор», «Великий Русский Друг Индии», «Великая Душа»… А в искусстве – «Краски Рериха», «Облака Рериха», «Синева Рериха», «Творчество Рериха» всё это вошло прочно в жизнь. Как часто слышим мы это у нас у музее!

И посетители говорят о замечательной атмосфере у нас, насыщенной миром Рериха…

Примите мою глубокую поддержку вашего совместного труда с В[алентиной] П[авловной] – биография Н. К. крайне нужна в настоящее время.

С сердечным приветом Вам, а также В[алентине] П[авловне], Ваша З. Г. Фосдик.

Людмила благодарит Вас за привет и шлёт лучшие пожелания.

 

 

123. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 25.06.1967

25 июня 1967 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

до сих пор ещё не отблагодарил Вас за Ваше тёплое и вдохновляющее письмо от 12 мая. Я подумал, что моё письмо уже не застанет Вас в Нью-Йорке. Очевидно, и это будет ждать Вашего возвращения из деревни. Жизнь в большом городе требует ежегодно продолжительного пребывания среди природы. В этом отношении мне гораздо лучше, т.к. я постоянно живу среди зелени.

Я посылаю Вам с этим письмом рабочий план книги, которую мы готовим с Валентиной Павловной и первая глава которой была Вами одобрена. В план включено наименование глав и очень краткое их содержание. В среднем главы будут иметь по 18–20 машинописных страниц, и содержание их будет значительно шире, чем перечислено в этом общем плане. Одновременно с работой над следующей главой я составляю сейчас хронологию жизни и деятельности Н. К. Такого справочника по всем периодам жизни Н. К. ещё не составлялось, и многие даты остаются невыясненными, между тем в книгу должен будет войти специальный раздел «Основные даты жизни и творчества Н. К. Рериха». Я буду бесконечно благодарен Вам, если у Вас найдутся и Вы сможете послать ещё какие-[либо] материалы о Н. К. для работы над книгой всё это имеет громадное значение.

Желаю Вам здоровья и бодрости.

Душевно ваш П. Беликов.

 

 

Рабочий план книги «Н. К. Рерих»

 

Оглавление

Краткое содержание главы

От авторов

Авторское вступление

I

 

1 Самое раннее

Детство. Гимназия.

2 Выбор пути

Академия Художеств и Университет.

3 Первые образы

Первые художественные замыслы.

4 Учитель жизни

Занятия в мастерской Куинджи. Влияние Куинджи.

5 Напутствие Толстого

Работа над «Гонцом». Оценка работы Л. Н. Толстым. Окончание Академии Худ[ожеств].

6 Поиски продолжаются

Произведения раннего периода. Мысли Рериха о назначении искусства.

7 «Заморские гости»

Поездка Рериха в Париж. В мастерской Кормона. «Заморские гости», «Идолы» и др[угие] работы.

8 За стариной

Возвращение на родину. Женитьба. Поездки по России. Серия архитектурных этюдов.

II

 

9 «Мир искусства»

Зарождение «Мира искусства» и отношение к нему Рериха. Рерих и художественная жизнь России начала ХХ века.

10 К истокам красоты

Становление этических и эстетических взглядов Рериха. Интерес к Востоку. Влияние восточной философии /«Бхагаватгита», Вивекананда и др[угое]/ на мировоззрение художника.

11 Знание и искусство народу

Деятельность Рериха в области просвещения. Школа ОПХ.

12 «Держава Рериха»

Творчество второго периода – исторические композиции, пейзажи, сказочные сюжеты. Символика Рериха.

13 Театр

Работа Рериха в театре.

14 «Царица Небесная»

Работа в монументальной живописи. Талашкино. Прикладное искусство.

15 Дела человеческие

Творчество Рериха в период Первой Мировой войны. «Предвоенная» серия картин. Близость к Блоку. Выступления в печати.

16 Предчувствия и действительность

Творчество Рериха в 1917–18 гг. Сотрудничество с Горьким. Болезнь и отъезд в Сортавалу.

III

 

17 С думами о России

Жизнь в Сортавале. Повесть «Пламя». Сюита «Героика». Мотивы севера. Решение ехать в Индию. Выставки в Финляндии, Швеции, Англии.

18 Знамя русской культуры

Америка. Успех выставок Рериха. Организация им новых культурных учреждений в Америке. Основание Музея им. Н. К. Рериха в Нью-Йорке.

19 Долгожданная встреча

Индия. Путешествие по Индии и Сиккиму. Сиккимские встречи. Дневники.

20 Колыбель человечества

Мысли о Востоке и Октябрьской революции. Записи о Ленине. Россия и освобождение Востока. Решение об экспедиции в Центральную Азию и посещение СССР.

21 Снова на Родине

Экспедиция в Центральную Азию. Противодействие английских властей. Посещение СССР. Встречи и беседы с Луначарским. Алтай. Обратный путь в Индию.

22 «Урусвати»

Организация и работа Института по изучению Азии. Международные связи Института.

23 С последним визитом

Последнее посещение Европы и Америки. Экспедиция 1934 года в Китай и Монголию.

24 Кесарево – кесарю

О небоскрёбе Музея им. Н. Рериха в Нью-Йорке. Мысли Рериха о Востоке и Западе.

25 Живая Этика

Характеристика работ Рериха по философии и этике.

26 Жемчуг исканий

Творчество последнего периода. Художественные произведения, посвящённые Востоку. Этическая основа искусства Рериха.

27 «Знамя Мира»

Борьба за мир. Пакт Рериха по охране культурных ценностей. Международная общественная деятельность Рериха.

28 Великий друг Индии

Рерих и индийская культура. Связи Рериха с прогрессивными деятелями Индии – Дж. Неру, С. Радхакришнаном, Тагором и др[угими].

29 Зовы Родины

Работа на пользу Родины. Мысли о будущем России и человечества. Сборы на Родину. Кончина.

IV

 

30 Рерих и современность

Место Рериха в истории мирового искусства и культуры. Исполнение завещания Рериха о даре художественного наследия Советскому Союзу. Выставки и признание на Родине.

Основные даты жизни и творчества Н. К. Рериха

 

Библиография

Литературные труды Н. К. Рериха. Литература о Н. К. Рерихе.

 

 

2. Выбор пути

 

Нотариальная контора Константина Фёдоровича Рериха, отца художника, соседствовала с Академией Художеств и Петербургским университетом. Среди её клиентуры преобладали учёные, общественные деятели, художники, писатели. Соответственно складывался и круг знакомств Константина Фёдоровича. В его гостиной юный Рерих внимательно прислушивался к словам Д. Менделеева. Мастистый учёный поражал множеством своих знаний и интересов, своим действенным вторжением в различные области жизни. Сухие рассуждения о развитии промышленности или о новых таможенных тарифах сменялись красочными воспоминаниями о полёте на воздушном шаре или рассказами о Крамском, Ярошенке, Мясоедове, Куинджи – частых посетителей менделеевских «сред».

«Высшее развитие – в творчестве, – любил повторять Дмитрий Иванович. – Если только подражать да потреблять, так не выжить человечеству, как не выжили мамонты».

Творчество, труд, исторический опыт, жизненный подвиг, прогресс, будущее, красота – эти слова часто раздавались в стенах квартиры на набережной Васильевского острова, которую посещали и видный агроном Советов, и историк Костомаров, и профессор Томского университета Коркунов, и многие крупные учёные, художники, публицисты, общественные деятели. Особенно тесные и дружественные отношения поддерживал хозяин квартиры с известным историком и философом-позитивистом, одним из создателей историко-юридической государственной школы К. Д. Кавелиным. Его философские взгляды оказывали значительное влияние на мировоззрение Константина Фёдоровича. Просветительская деятельность, искренняя любовь к народу, вера в лучшее будущее сочеталась у него с представлениями о «младенческом возрасте» самого народа, преодолеть который способно только время.

Константину Фёдоровичу способствовала репутация опытного юриста и прогрессивного общественного деятеля. Он принимал участие в работе по освобождению крестьян, состоял членом вольно-экономического общества и Сельскохозяйственного клуба, под его председательством организовывалось в Петербурге Общество имени Тараса Шевченко. Не мог пожаловаться Константин Фёдорович и на дела своей нотариальной конторы. Однако репутация знающего юриста и дельного нотариуса отнюдь не содействовала росту его личного благосостояния. Прямой и принципиальный по характеру, щепетильный в денежных вопросах и ярый враг всемогущей взятки, Константин Фёдорович шагал не в ногу с преуспевающими дельцами современности. Занятый устройством чужих дел и общественной деятельностью, он не успевал справляться с собственными. В родовом имении Извара распоряжались управляющие, сводящие на нет все попытки наладить там передовое хозяйство. Их стараниями выводилась из строя дорогостоящая осушительная система, расхищалась и приводилась в негодность новая сельскохозяйственная техника, а племенной молодняк попадал на прилавки столичных мясников. Неудачно кончилась и попытка организовать в Изваре сельскохозяйственную школу. На её строительство и организацию были затрачены значительные средства. Однако инстанции, от которых зависело существование школы, очень скоро констатировали необычное по тому времени обстоятельство, выражавшееся в полном отсутствии поступлений от Константина Фёдоровича «благодарственных воздаяний». Это явилось достаточной причиной, чтобы, сославшись на опасность распространения среди местных жителей «вредных идей», школу прикрыли.

Либеральным взглядам Константина Фёдоровича одинаково претили и нарождавшаяся олигархия капитала, и деспотические тиски самодержавия. Но испытывая на себе Кавелинские концепции, он игнорировал или побаивался революционных настроений. Развивая идеалистические взгляды Грановского на историю, Кавелин порвал в своё время с лагерем русской революционной демократии. Краеугольным камнем государственной структуры, разработанной Кавелиным, являлся не народ, испытывавший до времени неизбежные «болезни роста», а просвещённая правящая элита. В её рядах Константину Фёдоровичу и мечталось видеть своего первенца. Не случайно образование сына он доверил полузакрытому частному учебному заведению «для избранных», не случайно поощрялось увлечение юноши русской историей, не случайным был и отбор книг, попадавших на полки Рериха-гимназиста. Дома его постоянно окружали разговоры о государственных реформах, о преобразовании общественной жизни, о людях, готовивших лучшее будущее своей стране.

Значительную роль в желании Константина Фёдоровича видеть своего сына у государственного кормила играли и семейные традиции. Древний скандинавский род Рерихов обосновался в России со времён Петра I и дал ей немало государственных и военных деятелей. Воинская доблесть почиталась здесь наравне с просвещением, и семейная хроника берегла память о прадеде, который не побоялся навлечь на себя гнев императора отказом уничтожить церковь, прикрывавшую атаку неприятеля.

В семье Константина Фёдоровича высокие понятия чести, достоинства, доброжелательства, долга и трудолюбия с ранних лет прививались молодому поколению. Вместе с тем, это поколение тщательно оберегалось от влияния «мятежных» идей революционно настроенных кругов и, тем более, от прямых контактов с рабочим движением петербургских промышленных окраин. В глазах Константина Фёдоровича претензии революционеров и «непросвещённого» народа на ведущую роль в государстве выглядели или бесплодной фантазией, или опасным подрывом самих государственных основ. К пониманию законов общественного развития молодой Рерих подходил не без влияния идеалистических тенденций мировоззрения своего отца. Но было ошибочным считать, что это влияние носило исключительно негативный характер. Константин Фёдорович сумел внушить своему сыну, что рысаки с Невского проспекта и гоголевская тройка мчатся в разных направлениях. Его неоспоримой заслугой было то, что ореол святости золотого тельца померк для Николая Константиновича с самых юных лет раз и навсегда.

В частном гимназии Мая одновременно с Рерихом обучались А. Бенуа, В. Нувель, Д. Философов, К. Сомов. Семейные контакты привели с детских лет к дружбе Николая Константиновича с будущим профессором, мозаичистом В. А. Фроловым, поступившим в Академию Художеств за год до Рериха. Близок был Николай Константинович и с молодым поэтом Леонидом Семёновым-Тяньшанским. Эти сверстники Рериха состояли в кровном родстве со всеми девятью каменами, и окружающая их атмосфера углубляла рано пробудившуюся тягу к искусству. По признанию самого Николая Константиновича, он уже с 16 лет стал серьёзно задумываться о поступлении в Академию Художеств. О его развитом художественном зрении говорят хотя бы такие строки дневника:

«Утром какой-то не то пар, не то туман окутывает всю землю; небо кажется каким-то лиловато-серым. Но туман этот мало-помалу окрашивается красноватым цветом – это солнце, кровавый раскалённый шар медленно поднимается из-за леса. Понемногу подбирается туман; снег, стволы деревьев, дома, всё окрашивается розовым цветом, даже тени и те стали какие-то лиловато-красные, Солнце, наконец, поднялось, резкие тени смягчились».

Такое острое, красочное наблюдение могло принадлежать только глазу художника по рождению. Поэтому понятно, что и мысль о себе как о художнике по призванию всё сильнее и сильнее овладевала юным Рерихом. Однако вопрос служения музам не решался для него так просто, как для многих других, наделённых от рождения дарами Аполлона и Афины Паллады. Дело осложнялось тем, что молодой Рерих не соглашался сложить у ног этих щедрых к нему, но и требовательных божеств своих многочисленных интересов и привязанностей. Прежде всего, это относилось к археологии, истории и философии. Отказаться от пополнения знаний в этих областях Николай Константинович не мог так же, как не мог уже выпустить кисти из своих рук. Перед ним, пожалуй, даже и не возникало проблемы ухода с какой-то из проторенных троп, но тем сложнее представлялась проблема объединить их в одном целенаправленном пути. Свои раздумья этого периода Николай Константинович впоследствии отразил в одном из стихотворений сюиты «Мальчику»:

 

Над водоёмом склонившись,

мальчик с восторгом сказал:

«Какое красивое небо!

Оно самоцветно, бездонно!»

«Мальчик мой милый,

ты очарован одним отраженьем.

Тебе довольно того, что снизу.

Мальчик, вниз не смотри!

Обрати глаза твои вверх.

Сумей увидеть великое небо.

Своими руками глаза себе не закрой».

 

Уйти ли всею жизнью в искусство или сделать искусство неотъемлемым спутником и выразителем своей жизни? Этот вопрос возник у Рериха ещё до окончания гимназии. И он тогда же ответил на него словами героя одной из своих сказок:

«Песня лишь часть меня; если я поверю в песню мою больше, чем в самого себя, тем разрушу я силу мою и не буду петь спокойно мои песни».

Но жизнь, конечно, не сказка. И она требовала от юноши не слов, а конкретных действенных решений. И решение было принято: следует одновременно поступить и обучаться в Академии Художеств и на историческом факультете университета. Это решение казалось Николаю Константиновичу единственно правильным. Он уже успел проникнуть глазом исследователя в далёкое прошлое и теперь был убеждён, что именно глаз учёного необходим художнику для понимания настоящего и прозрения в будущее. Искусство живописи подчинено искусству жизни, и нет надежд преуспеть в первом без знания источника совершенствования жизни, источника её красоты. Это были достаточно выношенные, и для самого Николая Константиновича, безукоризненные по логике доводы, которыми он и подкрепил перед отцом своё решение стать художником.

Но логика разных поколений – наиболее слабое средство воздействия их друг на друга. Выпускнику гимназии было объявлено, что пример флорентийского нотариуса, подарившего миру четыре столетия назад гениального Леонардо да-Винчи, лично для Константина Фёдоровича не является убедительным прецедентом. Он, петербургский нотариус, намерен дать своему сыну юридическое образование и сделать из него человека, способного устроить свою жизнь и быть полезным отечеству. Россия нуждается в делателях, а не рисовальщиках истории. Поэтому Академия Художеств исключается за ненадобностью, а исторический факультет отпадает за нею – логически. И его отцовская воля настаивает на единственно возможном – юридическом факультете.

Так оттолкнулись не только две безукоризненные логические концепции, но и две сильные, хотя и не равные по опыту, человеческие воли.

Этот семейный конфликт был первым серьёзным испытанием для Николая Константиновича. И он его выдержал блестяще. Пожертвовав историческим факультетом в пользу юридического, юный Рерих отстоял перед отцом Академию Художеств. Забегая вперёд, надо всё-таки сказать, что на лекциях исторического факультета видели впоследствии Рериха гораздо чаще, чем на лекциях юридического. Но все экзамены сдавались по официальному зачислению – на юридическом.

В 1893 году Николай Константинович заканчивает гимназию и осенью этого года выдерживает вступительные экзамены в Петербургский университет и Академию Художеств. Началась студенческая пора, и вехи жизненного пути, как будто, определились. Правда, относительно их направления между отцом и сыном единого мнения так и не сложилось. Отец был убеждён, что юридическое образование своей значимостью оттеснит увлечение юности и послужит фундаментом будущей карьеры сына. Сын нимало не сомневался в том, что дорога к заветной цели – стать художником, наконец, перед ним открылась. Дорога, конечно, не сулила лёгких достижений. Распорядок дня молодого студента складывался, примерно, так: подъём в 9 часов утра, с 10 до часу занятия в Академии, с часу дня до трёх – университет, с 3 до 5 работа над эскизами, с 5 до 9 вечерние классы и практические занятия в Академии, с 9 до 12 ночи – чтение, литературная работа, встречи с друзьями и знакомыми, участие в студенческих кружках. Праздничные дни и каникулы посвящались выездам на натуру, археологическим раскопкам, охоте. Последняя стоит того, чтобы сказать о ней несколько слов. Пристрастие к охоте Николай Константинович имел ещё со школьных лет. Его здоровье не отличалось крепостью. Особенно досаждали лёгкие. Продолжительные бронхиты часто прерывали посещение школы. После третьего класса доктор настоятельно рекомендовал, как самое радикальное средство для закалки здоровья, зимние и весенние охоты. Эта рекомендация была принята и совпала с бытностью в Изваре управляющим Михаила Ивановича –Соколова – «почти Топтыгина по виду и по своей любви к охоте и лесу». Он сумел раскрыть перед мальчиком романтическую страницу лесной жизни. И в самой охоте добыча не почиталась единственной целью охотника. Лес – это было особое царство, требовавшее от пришельцев внимательности, сноровки, выносливости, верности глаза, твёрдости руки, сильной воли, умения разбираться в неожиданной обстановке и сложной психологии своих коренных обитателей. Опытный охотник, любивший лес всею душою, и мальчик-гимназист уходили в многодневные лесные походы, бродили по совершенно незнакомым местам, проходили обширные моховые болота с опасным «окнищем», разыскивали звериные тропы, заслушивались на утренней зоре пением птиц. И нет ничего удивительного, что любознательный, предприимчивый и остро чувствующий красоту природы мальчик также полюбил лес и увлёкся охотой. Этому влечению в молодости была принесена немалая дань, что для такого гуманиста, как Рерих, казалось бы далеко не свойственным. Так думали многие. А такие прямолинейные люди, как Стасов, считали не лишним напомнить об этом и самому Николаю Константиновичу. Как-то поздравляя его с именинами, Стасов пишет в своём письме:

«...а позвольте спросить, как Вы провели свой торжественный день бенефиса, и что Вы во время его прохождения делали? Если ничего больше, как только на охоту ходили, да бедных птиц били, ничем не повинных, ни душой, ни телом, ни хвостом, ни лапками, что Вам скучно и нечего делать, и ничего Вы лучше не придумали, как лишать кого-то жизни от нечего делать – то я Вас не хвалю ничуть, и желаю Вам, чтобы тот или иной Никола поскорее от Вас отступился и повернулся к Вам задом – что это, дескать, за огромный протеже у меня, только и умеет, что простреливать насквозь чужие головы и зады. Нет, нет, ради самого Господа Бога /которого я, впрочем, мало знаю и мало утруждаю собою/ и всех его святых, прошу Вас это негодное дело бросить, и не до каких курков и зарядов больше никогда не дотрагиваться».

Однако такие благие советы не охлаждали охотничьего пыла Николая Константиновича. Ведь охотился он не от скуки и, тем более, не от «нечего делать». Даже непреодолимая потребность уходить порою от городской суеты в природу не являлась единственной причиной охотничьей страсти. Думается, что в охоте находили выход и закалялись те черты характера Рериха, которые впоследствии нашли краткую и выразительную формулировку: «Удалый просит лук, птицу он сам достанет». Энергичная и предприимчивая натура ловца искала проявления и находила его в увлекательных охотничьих походах. Впрочем, с поступлением в Академию Художеств и университет для них оставалось всё меньше и меньше времени. К тому же молодой Рерих отлично понимал, что охотиться ему суждено не в Изварских лесах, а на Парнасских склонах, и нимало не противился этому. Его интересы всё больше сосредотачивались на искусстве, а усилия направлялись на овладение заветным орудием художника – кистью. Но утвердившись в своём стремлении постичь тайны святого искусства, он не собирался стать его схимником. Звание художника обязывает уметь писать картины, как и иное любое звание обязывает какому-нибудь умению. Однако, Николая Константиновича не оставляла мысль, что и само по себе звание человека обязывает чему-то большему. Чему именно? Кто вправе ждать от девятнадцатилетнего юноши чёткого ответа на этот сложный вопрос? Обнадёживающими были его чувство ответственности перед даром жизни и его искреннее желание раскинуть ловчую сеть не для себя одного.

Всегда подтянутый, корректный с открытым взглядом синих глаз и приветливой улыбкой – Рерих-студент производил впечатление очень общительного молодого человека. Он охотно заводил новые знакомства, умел слушать собеседника и поддержать разговор, питал присущее его возрасту любопытство к людям и искал дружбы сверстников. Но последняя давалась как раз нелегко. При всей своей общительности, умению сотрудничать и больших организаторских способностях, проявившихся уже в молодости, Николай Константинович не так-то легко допускал других до своего собственного «я». Многие, стремясь к сближению с ним, натыкались на какую-то стену, проникнуть за которую не разрешалось «инако верующим». А вера этого юноши была слишком по-взрослому серьёзной и слишком требовательной к себе, чтобы находилось много охотников её разделить. Весьма характерно, что тяга к искусству не сблизила Рериха ещё в гимназии с кружком А. Бенуа, зерном будущего «Мира искусства». Казалось бы, между молодым Рерихом и группой Бенуа, куда входили Д. Философов, В. Нувель, Л. Бакст, К. Сомов, Ю. Мамонтов, а впоследствии и С. Дягилев – было много общего. Однако то немногое, что разделяло их, даже находясь, скорее, вне сферы искусства, всегда оказывалось более сильным. Много лет спустя нити тесного сотрудничества соединили Николая Константиновича почти со всеми зачинателями «Мира искусства», но узы дружбы так ни с кем из них его и не связали.

Конечно, в студенческой среде дружеские отношения завязываются далеко не только на «сродстве» душ. Но Николай Константинович чурался свободного студенческого быта. Он отнюдь не был затворником и поборником аскетизма. Студенческие кружки, вечеринки, карнавалы охотно посещались молодым Рерихом. Дух пуританства, с негодованием отвергающий, «что ум высокий можно скрыть безумной шалости под лёгким покрывалом» – был абсолютно чужд Николаю Константиновичу. Но он органически не переносил, когда за этим покрывалом пытались кокетничать глупость и обывательская пошлость. Поэтому и богема, эта побочная дочь искусства, отбившая у своей родительницы немало поклонников, не пользовалась у молодого студента взаимностью. Тем более, что высокие нравственные принципы и кристально-чистое отношение к женщине были врождёнными чертами Николая Константиновича. Его коробила даже малейшая словесная распущенность. Уже в зрелом возрасте он писал: «Ведь хозяин или хозяйка не выльют среди комнаты ведро помоев или отбросов. Если же это и случится, то, даже в самом примитивном жилье это будет названо гадостью. Но разве сквернословие не есть то же ведро помоев или отбросов? Детей наказывают за дурные привычки, а взрослых не только не наказывают, но ухмыляются всякому их грязному выражению. Где же здесь справедливость?» А в дневнике двадцатилетнего Рериха мы читаем: «Чего мне стоило научиться не краснеть при каждом скверном слове – ведь глупо, а не мог сдержаться и краснел, недаром Мирошников называл красной девицей, а другие и теперь ещё белоснежкой».

Но дело заключалось не только и не столько в девичьей застенчивости, сколько в бескомпромиссном подчинении личной жизни своим идеалам. Мировоззрение и повседневный жизненный уклад Николая Константиновича никогда не входили в противоречие. При философском складе ума и методической настойчивости, с которой молодой Рерих ковал в единую цепь звенья своих устремлений и их воплощение в личной жизни, его поведение зачастую могло казаться сверстникам излишне рассудочным. Смущение от «скоромного» слова уживалось в нём с не по летам трезвым отношением и к тем же самым «скоромным» проблемам. Например, в дневнике тех же лет имеется такая запись:

«Приходил Скалов и говорил, что он теперь на досуге занимается исследованием своего любимого вопроса. Так что уж познакомился с одной из «падших созданий» и будто наставил её на путь истины. В сущности, дело симпатичное /хотя я других взглядов/, только выйдет ли толк. Надо с другого начинать борьбу. Они говорят – будем бороться против этого зла. Я и сам об этом думал давно уже. Только как бы не начать сражаться с мельницами».

Известно, что возвышенность чувств, проходя проверку логической мысли, теряет в глазах молодости свою безупречность. Не потому ли и Рерих-студент нередко испытывал настороженно к себе отношение со стороны своих сверстников. Репутацией «компанейского» человека среди них он не пользовался.

«Не похож ты на нас, академистов, – говорил Николаю Константиновичу его друг Леон Антокольский, племянник знаменитого скульптора, – когда другие в свободное время сидят себе по домам, распивают чаи да болтают, ты всё что-то работаешь и обдумываешь».

Так поговаривали друзья. Недруги, особенно за глаза, отзывались резче. Намёков и прямых обвинений в обособленности, эгоизме, честолюбии – отпускалось с их стороны с избытком. Порой это вызывало негодование и протесты, порой уход в себя. Сложный и сильный характер Николая Константиновича вырабатывался в большой требовательности к себе и окружающим. Он был беспощаден в самоанализе: «Насколько я люблю похвалу и насколько она меня подымает, настолько удручает и огорчает резкое порицание. А всё самолюбие, ох, какой кнут это самолюбие, так и стегает, ни минуты покоя. А всё же лучше иметь его больше меры, чем меньше. При нём можно сделать много такого, чего без него не сделаешь».

В годы, когда думают о получении, а не отдаче, Николай Константинович уже применяет к себе меру отдачи. Она слишком далека от безрассудной траты молодости и рассчитана на упорный труд познания и строительства жизни. Свой, непременный для каждого молодого художника романтизм, он осмеливается вывести на арену битвы без спасительной повязки дон-кихотства. Доспехи этого рыцаря были решительно отвергнуты с первых, ещё неуверенных шагов по избранному пути. «Может быть с этими доспехами и само рыцарство?» – приходилось слышать с одной стороны. А с другой раздавалось: «В придачу к доспехам не мешало бы сдать и конягу. Пегас одной породы с Росинантом. Далеко на нём не уедешь». Последнего мнения не переставали придерживаться дома. Заботливая мать имела все основания сокрушаться о здоровье любимого сына и старалась оградить его от волнений, всегда связанных с делами Академии и междуусобными схватками её питомцев. Усиленные занятия присовокупили к лёгочным процессам нервные сердцебиения и систематичные головные боли. Николай Константинович совершенно не берёг себя. Ну, а отец вообще скептически относился к его способностям и успехам в живописи. Свои сомнения он аргументировал неопровержимым: «У тебя всё не так, как у других». Полемизировать и доказывать, что снег бывает не только белым, а небо не только голубым – не хотелось. Тем более, что и самому ещё было не ясно, каким цветом, кроме белого, допустимо отсвечивать снег на полотне. Да и вопрос, в конечном счёте, сводился не к оттенкам, а к возможности безбедного существования на правах «свободного художника». И доказать такую возможность предстояло не только другим, но и самому себе. Сыну сравнительно состоятельных родителей, Николаю Константиновичу не приходилось, конечно, думать о хлебе насущном. Но с поступлением в Академию Художеств денежные заботы не перестают ему досаждать. Выказав противодействие отцовской воле в выборе жизненного пути, юный Рерих стал воздерживаться от обращения к нему за каждым рублём. И не потому, что ожидал отказа, а потому, что такие обращения подрывали его позиции в возникшем семейном конфликте и его уверенность в собственных силах. Между тем, потребность в рублях, даже при самом скромном образе жизни, заметно возрастала. Нужно было приобретать краски, холст, книги, пополнять свои археологическое, нумизматическое, минералогическое собрания, расходоваться на театр, концерты, студенческие вечера, загородные поездки. Так что уже в студенческие годы перед Николаем Константиновичем довольно остро встала проблема самостоятельных заработков. Это был животрепещущий вопрос независимости и уверенного следования по манящему пути художника. Николай Константинович не строил себе иллюзий о доходах с картин. В Петербурге их ценность определяла зачастую именитая подпись признанной знаменитости. И молодой Рерих принялся за то, с чего начинали многие наши живописцы – за иконопись. Через хороших знакомых работа по церковным заказам налаживалась и сулила на первых шагах служить верным источником заработка. Однако, для неопытной ещё кисти шаблонная иконопись могла оказаться не столько началом искусства, сколько началом ремесленничества. Ощутив эту опасность, второкурсник Академии Художеств стал предъявлять к своей иконописи требования, о которых совершенно не помышляли его заказчики. В результате работа над иконами поглощала много времени и энергии. Выпускать из-под своей кисти произведения, претендующие на лавры преуспевающего «богомаза» – не хотелось, и материальные заботы породнились с «муками творчества». «На днях получил два заказа. Сретение и перенесение мощей св. Николая», – заносит Рерих в дневник. Второй сюжет никак ему не давался, и он возвращает заказ. А через несколько месяцев в дневнике появляется новая запись: «Чёрт меня дёрнул отказаться от переноса мощей Николы... денег нет... Попробую опять сочинить, может, ещё не поздно»... Помимо иконописи случались доходы и от литературных гонораров. Как мы уже говорили, писать для печати Рерих начал уже с гимназических лет. В студенческие годы его литературные интересы расширяются. Он следит за литературными новинками и испытывает своё перо в поисках наиболее близкого ему жанра. Времени для литературных занятий у молодого Рериха – в обрез. И силы свои он пробует в жанрах небольшого рассказа, очерка, аллегорических сказах, белых, реже рифмованных стихов. Основным потребителем короткого жанра были тогда столичные журналы. Николай Константинович регулярно их читает, заводит знакомства с редакциями, предлагает для публикации очерки и рисунки, отстаивает в издательствах свои интересы. И опять таки мы видим, что интересы эти, имея прямое касательство к денежным делам, далеко ими не ограничиваются. Вот одна из дневниковых записей, показывающая отношение Рериха-студента к журнальным публикациям и издательским требованиям:

«...целый день сижу за журналами. Благодаря первому числу их нанесли такую массу, что еле-еле справился пересмотреть. Царю небесный, какая масса пасхальных рассказов и как все однообразны и не оригинальны... На днях издатель мне говорит: «Всё вы, господа художники, вечно даёте такой материал, который никому, кроме вас, не интересен /это намёк на исторический жанр мой/. Видите, сладкий какой! сам платит по два двугривенных за рисунок, да ещё хочет темы навязывать, т.е. отнять у художника последнюю искру – работы на свою тему».

Волнующей была для Николая Константиновича попытка устроить свои рассказы и рисунки в боснийский журнал «Нада». Попытка удалась и явилась первым выступлением Рериха за границей. Для начинающего художника и публициста это было большой победой. Готовя материалы для «Нады», он меньше всего думал о гонораре и от души радовался, получив от редакции хвалебный отзыв. Но после выхода журнала в дневнике проскальзывает неудовольствие, вызванное задержкой гонорара.

Стремление твёрдо стать и свои ноги и тем доказать, что искусство не обрекает своих служителей на нищету, сочеталось у молодого Рериха с непоколебимой верой в далёкие от какой-либо меркантильности идеалы. Он не допускал даже мысли о размене этих идеалов на денежные знаки. Его принципы и чувства отвергали жизнеустройство, в котором деньги, если и не были всем, то распоряжались очень многим. И Николай Константинович поставил своей целью – избавиться от постыдного рабства. Изолированный средой и воспитанием от реальной классовой борьбы, он совсем не помышлял о подлинной революционной деятельности. В его дневниках студенческого периода можно встретить острые критические замечания на существующие порядки, анекдоты на недалёкого умом «державного хозяина» земли русской, глубокое сочувствие к народным бедам и возмущение против всякой несправедливости, но ни малейшего намёка на политический аспект всего этого мы в них не найдём. Такого аспекта он как бы не замечает или считает его несущественным. Но в одном чувство времени не изменило Николаю Константиновичу уже и в эти годы. Он не представлял себе исключительно личного избавления от жизненных неурядиц. Столкнувшись вплотную с зависимым бедственным, бесправным и унизительным положением тружеников кисти и пера, он поднял голос о гражданских правах искусства в целом. Его голос раздаётся в защиту свободы творчества, он ратует за признание произведений искусства общенародной ценностью, призванной служить воспитателем народного духа. Рерих не ограничивается просто декларативными заявлениями. Он ищет научных доказательств в истории эволюции человеческого общества и старается изменить взгляды современников на саму природу искусства и его роль в повседневной жизни человека. Он готов не рассказывать, а показывать на деле, как искусство преображает и сущность, и поведение людей. «Практический идеализм», который в дальнейшем Рерих ставил в основание всей своей многообразной деятельности, стал выявлять себя уже на пороге жизненного пути. В какой-то мере им определялись и взаимоотношения Николая Константиновича с окружением. С молодых лет он показал твёрдую волю, энергию, ум и широкое понимание общекультурных интересов государства. В любом деле на Николая Константиновича всегда можно было положиться. Уверенность, что он не подведёт, привлекала к нему много сторонников. Но одно дело сторонники и сотрудники, другое – друзья. Их на поверку оказалось раз-два и обчёлся. Может быть, потому, что к ним предъявлялись не общие, а повышенные требования? Или самобытная натура Рериха, погружаясь в источник своих творческих сил, закрывалась от посторонних касаний? Во всяком случае, в студенческой среде Николай Константинович не слыл за человека с лёгким характером, и, при всей своей общительности, он был хорошо знаком с щемящим чувством одиночества. Впрочем, на это чувство он не досадовал. Пожалуй, оно даже помогало ему в самоуглублении, в развитии творческой сосредоточенности.

Говоря об интересах молодого Рериха, нельзя обойти молчанием и его любовь к музыке. Она уходила в раннее детство. В голубой гостиной квартиры на Васильевском острове стоял Блютнеровский рояль. Время от времени хрупкая девочка приводила к роялю за руку слепого старика настройщика. После настройки он садился за рояль и играл. В этой игре слепого было что-то загадочное, зародившее в душе мальчика ощущение необычного, существующего рядом, но ни с чем не сходного мира звуков. Когда детей стали брать в оперу и на балет, загадка переселилась в «господина с палочкой», вызывавшего из оркестра море волшебных звуков. Музыка завораживала, тревожила и будила неясные образы, требовавшие зрительного воплощения...

К студенческим годам стали вырабатываться определённые вкусы. Притягательную силу обрела музыка Римского-Корсакова, Глазунова, Лядова, Аренского. Рерих становится постоянным посетителем известных Беляевских симфонических концертов в Дворянском собрании. Регулярно посещались и концерты Русского музыкального общества в консерватории. Позднее пришла пора Вагнера, Скрябина, Прокофьева. Много лет спустя Рерих, пожалуй, первым из художников, указывает на вибрацию как на единую физическую основу цвета и звука и прослеживает их взаимосвязь. Для Николая Константиновича цвет звучал не в переносном смысле, а в прямом смысле этого слова. Не исключено, что именно здесь скрывается один из секретов психологического воздействия его красок. И опять таки это не случайная находка, а результат серьёзного изучения музыки и искреннее увлечение ею, пронесённое через всю жизнь. Достаточно сказать, что в снаряжение научных экспедиций Николая Константиновича, при безжалостном исключении каждого лишнего килограмма, попадал патефон с пластинками. Мальчик, который когда-то подкрадывался на цыпочках к двери гостиной, чтобы послушать игру слепого музыканта, оживлял впоследствии тишину среднеазиатских пустынь звуками скрябинской «Поэмы Экстаза». И это была не прихоть, а воспитанная с годами музыкальная культура.

Итак, отстояв Академию, Рерих твёрдо решил стать художником. В таких случаях для убедительности принято добавлять: «художником и только художником». Но, как мы видим, к Николаю Константиновичу привычное добавление не подходило. Археология, история, юриспруденция, литература, музыка и, наконец, философия с её вечными вопросами о смысле человеческого бытия – всё это молодой Рерих счёл нужным захватить с собою, вступая на путь служения Прекрасному. Величие Красоты и её значение для человечества представлялись грандиозными, всеохватывающими. Не слишком ли утяжелил Рерих начало своего пути? Не отвлекут ли его разнообразные интересы и занятия от художественного творчества? Да и сможет ли он проникнуть в святая-святых искусства с таким непомерным багажом? И такие вопросы приходилось выслушивать Рериху от своих, зачастую не знавших, с какой стороны подступить к нему, сверстников. Много, много лет спустя он ответил на них словами:

«Лучше трудно подходить к большому, чем легко овладевать малым». Подтверждением этих слов может служить молодость самого Николая Константиновича.

 

 

124. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 8.08.1967

8-ое Августа/67

Дорогой Павел Фёдорович,

Ваше письмо от 25-го Июня было переслано мне сюда, в деревню. Наш Музей закрыт в течение 2-ух месяцев – Июль и Август, и почта или ждёт меня, или же пересылается с большим опозданием.

Ваш рабочий план книги «Н. К. Рерих», над которой Вы работаете вместе с Валентиной Павловной, был перечтён мною несколько раз – он в общем превосходен и, судя по нему, книга явится фундаментальным трудом о Н. К.

Не знаю, как подробно Вы разработаете многие главы, и поэтому хочется Вас запросить о некоторых из них.

«10. К истокам красоты. Становление (обзор?) этических и эстетических взглядов Рериха....». Н. К. широко черпал не только из Бхагаватгиты и Вивекананды, но и из Вед, Упанишад, Лао Тце, Конфуция и т.д. Источники Востока были ему близки, и он во всех своих книгах, начиная с 1923 года (английских) пользовался ими. Вы, вероятно, взяли выписки из многих этих книг.

18. Знамя русской культуры. Меня особенно интересует эта глава, связанная с Америкой, ибо, начиная с приезда Н. К. в Америку, я постоянно сотрудничала с ним. Не могли бы Вы прислать мне эту главу, как только Вы её закончите?

21. Снова на Родине. Я была в ту пору с Н. К и Е. И. в Москве, присутствовала во время его беседы с Луначарским, и, как Вы знаете, проделала с Н. К. и Е. И. экспедицию на Алтай. В книге Н. К. «Алтай – Гималаи» эта часть экспедиции подробно им описана. Вы, вероятно, имеете эту книгу на англ[ийском] языке.

Главы 23 и 24. Меня крайне интересуют – последнее посещение Н. К. Америки в 1934 году и все последующие события после его возвращения в Индию, всё дело с небоскрёбом-музеем в Н[ью-]Й[орке] было пережито мной. Эти главы значительны и их освещение должно быть широким и точным. Ознакомившись с их содержанием, станет явным или нужны дополнительные сведения к ним.

Принимая во внимание, что Ваша книга займёт несколько лет, я надеюсь, что я смогу достать некоторые нужные сведения для Вас.

По приезде в город я буду интенсивно занята до конца Октября. Предстоит значительный год работы в Музее и обществе – выставки, концерты и т.д. Буду Вам высылать программы и объявления. После жаркого шумного города я и моя племянница хорошо отдохнули в деревне, и работалось здесь хорошо. Рада была узнать, что Вы постоянно находитесь среди природы. Накопляйте новые силы для будущих трудов.

С лучшим приветом З. Г.Фосдик. Сердечный привет В[алентине] П[авловне].

 

 

125. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 24.09.1967

24 сентября 1967 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

недавно вернулся из отпуска /были с женою в Ленинграде, на Волге, Оке и Москве/ и только что получили письмо от Раи с сообщением о трагическом событии – пожаре дома, в котором Вы проживали летом. Выражаю своё глубокое сочувствие Вам и Людмиле. Надеюсь, что Ваше здоровье после всего пережитого уже поправляется. Вам очень нужно беречь свои силы.

Посылаю Вам первый вариант 24 главы нашей книги. Промежуточные главы ещё не написаны. По данной главе мне крайне необходима Ваша консультация. Так же, как и по главам 18, 21 и 24. Особенно ценны были бы Ваши сведения о беседе Н. К. с Луначарским, при которой Вы лично присутствовали, сведения о пребывании Н. К. в Москве в 1926 году, и другие подробности, не вошедшие в опубликованные книги. К сожалению, у меня нет книги «Алтай – Гималаи», но я надеюсь, что я её на какое-то время для работы достану. Все Ваши материалы, которые только Вы сможете послать для работы над книгой, будут нами приняты с большой благодарностью. Эта книга предполагается как первая полная биография Н. К. В ней должны получить оценку не только его искусство, но и все другие отрасли его многогранной деятельности. Работы предстоит много, хочется книгу не только по содержанию, но и по стилю, а, главное, по духу, сделать достойной имени Н. К. Поэтом каждую главу будем просматривать и переделывать по нескольку раз. Тот рабочий план, который я Вам выслал, очень коротко перечисляет содержание. Он даёт только общее представление о намеченном объёме книги, над которой придётся работать, самое малое, года два. Могу сообщить Вам, что пробные материалы, представленные нами издательству, получили очень благоприятный отзыв. Имею заверение главного редактора, что при утверждении плана издательства на предстоящие годы, книга будет в план издательства включена, а с нами заключат договор. Это гарантирует выход книги.

Вы, вероятно, получили журнал «Наш современник» с публикацией очерков из «Листов Дневника» Н. К.? [Слева на полях рукою З. Г. Фосдик написано: «Да», – сост.] Как я писал уже раньше, я подготовил ещё некоторые публикации. В бытность мою в Москве выяснилось, что окончательно принята публикация из 16 очерков с моей вступительной статьёй и фотографиями в альманах «Прометей». Это очень солидное издание, в котором появляются различные мемуарные материалы. В нём сотрудничают известные учёные, литераторы, критики. Седьмой том альманаха, в котором публикация появится, выйдет в свет в начале следующего лета. Кроме того, предложил в редакцию наиболее популярного и распространённого журнала, издающегося тиражом в два миллиона, подобранные мною «Мысли и афоризмы» Н. К. с небольшим моим вступлением. К материалам отнеслись благожелательно и с большим интересом. Думаю, что в течение двух месяцев окончательно выяснится срок их публикации.

В заключение, дорогая Зинаида Григорьевна, ещё раз выражаю Вам своё сочувствие и надежду на быстрое восстановление Вашего здоровья.

 

Духом с Вами, П. Беликов.

 

 

126. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 5.10.1967

5-ое Октября 1967

Дорогой Друг,

получила Ваше письмо от 24-го Сент[ября] с вложенной в нём 24-ой главой Вашей общей, с В[алентиной] П[авловной], книги. Сразу же начала Вам писать, но не знаю, когда смогу окончить это письмо. У нас теперь начало года и приходится работать по обоим учреждениям по целым дням, до позднего вечера.

Откровенно, Ваша 24-ая глава не очень близка мне – напишу о ней подробно ниже. Н. К., как мне помнится, имел несколько встреч с Луначарским в 26 году, и на одной из них я присутствовала. Луначарский предлагал Н. К-у оставаться в Сов[етском] С[оюзе] на видном посту, чуть ли не министра по образованию (так мне помнится), но Н. К. должен был продолжать свою экспедицию по «Сердцу Азии», и не мог тогда остаться. Ведь его экспедиция закончилась в 1928-ом году.

Если Ваша книга явится первой, полной биографией о Н. К., то, конечно, она потребует от Вас и В[алентины] П[авловны] много труда: о Н. К. написано было не мало и у Вас, как о великом художнике – я изучала много материалов в архивах Третьяк[овской] Галереи. А передать дух Н. К. как великого мыслителя, гуманиста и человека, можно по изучении его многочисленных статей, его переписки, и, наконец, его книг. Вы их, вероятно, имеете на русском языке – в них выявлен его дух и широкий размах его мысли. Не было такой отрасли в искусстве, науке, философии, которой бы он не касался. Он глубоко и сильно реагировал на всё. Его книги на англ[ийском] яз[ыке]., многие из которых уже не достать за какую бы то ни было плату, стали большой редкостью. Книга, когда-то стоившая 5 дол[ларов] теперь, после многих поисков, с трудом достается за 20 дол[ларов], и то в редких случаях.

Получила от Вас журнал «Наш современник», с несколькими очерками в нём Н. К. из «Листов Дневника» – журнал, видимо, посредственный. Альманах «Прометей» мне не знаком – если в нём сотрудничают учёные, литераторы и критики, то, конечно, хорошо, если в нём появятся очерки Н. К. А что касается Вашей мысли поместить «Мысли и Афоризмы» в популярном журнале, с тиражом в два миллиона подписчиков, я очень приветствую её и надеюсь, что она окажется успешной. Конечно, Ваше Вступление необходимо. Статьи и очерки Н. К. выражают так ярко его мысли, что они являются буквально биографическими. В них доступ ко всем сердцам, ибо он жил и трудился для Общего Блага.

Теперь о Вашей статье (24-ой главе). Не лучше ли говорить поменьше о Хорше и больше о тех светлых личностях – художниках, писателях, музыкантах, педагогах, которые подошли к Н. К. по его приезде в Америку и высоко оценили его? Их было не мало – к нему ходили беспрерывно, молодёжь, пожилые люди и он радушно принимал всех. Вспомним его первую выставку, по приезде, в КИНГОР ГАЛЛЕРИ, в Нью-Йорке. В день открытия посетители шли тысячами – не только миллионеры и бизнесмены, но и американская интеллигенция. Я была свидетельницей этому – художественный мир с мировыми именами были восхищёнными зрителями его искусства. Многие из них позже примкнули к Мастер Институту Объединённых Искусств, основанному им и Е. И. в 1921-ом году в нижней части города. Имена тогдашних преподавателей были широко известны в музыке, искусстве и театре. О Н. К. писали, и его статьи появлялись в лучших амер[иканских] журналах и газетах.

Хорш и его жена появились, когда «Школа Объединён[ных] Искусств» уже была активна, и в ней шли занятия по всем искусствам, со многими преподавателями и растущим числом учеников. Хорш пришёл как почитатель искусства Н. К., хотя и был невежественным в искусстве. Он увлёкся идеей участия в таком, до сих пор небывалом, Институте, где преподавались все искусства и где главой был интернационально признанный художник – Н. К.. Он упорно советовал купить дом на 5-ой Авеню, по образцу Чарльса Дювина, владельца крупнейшей тогда галереи в Н[ью-Йорке]. А Н. К. на это сказал – «Дерево растет медленно...» Конечно, Хорша было не трудно раскусить, и Н. К. прекрасно понял его натуру и устремления на «мгновенный успех и славу всего дела». Он составил своё состояние на бирже, таких было не мало в Амер[ике], и многие банкиры помогали росту известных музеев, жертвовали в них свои замечательные коллекции. Взять хотя бы Моргана – известного банкира – он подарил сво[ю] коллекцию картин Метрополитенскому Музею и таким образом положил начало этому музею, одному из крупнейших в мире. Это же, идя по его стопам, делали впоследствии и другие банкиры и индустриалисты. Без этих даров не могли возникнуть многие музеи. Национальная Галерея в Вашингтоне не существовала бы вообще, если бы не Андрю Мэллон – банкир, который подарил свою коллекцию величайших произведений искусства (многие из них пришли из Эрмитажа, когда тогда продавались официально некоторые вещи оттуда в Америку). Я просто хочу этим сказать, что если бы не Хорш, то пришёл бы другой крупный жертвователь-банкир или индустриалист, который бы почувствовал и увлёкся личностью и идеалами Н. К. и его искусством, ведь слава о нём шла по всей стране.

Скажем о Хорше – он был недостойным, оказавшимся позже нечестным, человеком. Вдобавок предателем высоких идеалов, вложенных Н. К. в основанные им учреждения. Но не забудем других – Чарльса Крэна, когда-то бывшего послом от Амер[ики] в России. Зутро и его жену – видных меценатов, Чарльса У. Ст[окса? – неразб. – сост.], глубоко преданного искусству Н. К. и многих общественных деятелей, писателей, учёных, художников и т.д.

Их великое множество и они вошли позже в почётные члены Музея имени Н. К. и других учреждений, основанных им. Видя всеобщее почитание искусства Н. К. и десятки людей, ежедневно посещающих его, Хорш почуял нечто великое и захотел примкнуть к нему. Назовём это желанием малого духа притянуться к великому духу. Что же касается его просьбы – верить ему, то в деловом мире, очевидно, мало кто верил в него. А великий дух – Н. К. – пожалел его и оказал ему доверие.

Вначале всё шло хорошо – были приобретены два небольших дома (их здесь называют частными домами) в прекрасной местности, в верхней части города, и Институт переехал в один из них, а в другом начался музей, состоящий из картин Н. К., привезённых им из Европы – свыше 350 картин. Картины эти были привезены Н. К. для выставки, ибо ведь Н. К. был приглашён известным знатоком искусства, директором Чикагского Художественного Института Д-ром Харше, для выставки его картин в возглавляемом им Институте в Чикаго, а затем по всей стране. Выставка эта путешествовала полтора года по всей Америке, причём некоторые музеи и частные коллекционеры приобретали картины Н. К.. Оставшиеся картины вошли в музей имени Н. К., который был основан той группой сотрудников, которые с самого начала его приезда примкнули к нему. Полтора года Институт и Музеи теснились в двух домах, но затем помещения оказались недостаточными. Тогда и выявился гений Н. К., который предложил план постройки первого в Америке музея-небоскрёба, с исключительной программой. Нижние этажи должны были пойти под помещения для музея, института и других просветительных учреждений, а остальные этажи под квартиры, которые должны были сдаваться художникам, музыкантам, артистам, писателям, педагогам и т.д. за самую скромную плату – ведь интеллигенция не была зажиточной в Америке.

Жильцы этого дома-музея пользовались правами посещения лекций, концертов и разных курсов безвозмездно.

Идея музея-небоскрёба – первого в Америке – Хоршу улыбалась возможность[ю] быть президентом такого музея. Приглашённый для обсуждения этого плана известный архитектор Харви Корбетт крайне заинтересовался им и выразил желание построить такое здание. Он же и предложил обратиться в крупный банк для субсидирования этого проекта, т.е., как это практиковалось, получить заем на определённых условиях. Многие культурные учреждения, а также музеи, школы, общественные организации, строят таким образом свои здания, – это делается и поныне. Такая ссуда погашается в течение нескольких лет на согласованных процентах.

Было решено воздвигнуть здание в 24 этажа – к уже основанным учреждениям было решено прибавить Галерею для устройства выставок современных художников, под названием «КОРОНА МУНДИ», основанную в то время Н. К-ем, а также небольшой театр-синематограф. Дом строился в течение нескольких лет и был открыт в 1929-ом году. На открытие съехались представители иностранных государств и представители просветительных учреждений. Пресса широко оповестила это событие. Началась связь с Южной Америкой и выставки латино-американских художников шли одна за другой. За эти годы Н. К. проделал большую экспедицию по Средней Азии и посылал в музей в Н[ью-Йорке] редчайшие Индийские и Тибетские коллекции, а также и свои картины, написанные им за эти годы. Музей имени Н. К. Рериха сделался интернационально известным. Пакт и Знамя Рериха – проект для охраны культурных сокровищ всего мира также вошёл в жизнь. Около 90 комитетов по Пакту активно функционировали в Америке и Европе. Две международных Конвенции по Пакту прошли блестяще в Брюгге – Бельгии – специальные издания и публикации были выпущены музеем, а также в Париже. Затем прошёл в 1933-ем году Международный Конгресс, посвящённый Пакту и Знамени Рериха в Вашингтоне – были приняты (широко обнародованные в печати) резолюции. Члены – представители от многих государств, а также специально посланные обозреватели участвовали в этом Конгрессе.

В 1935-ом году в Белом Доме, в Вашингтоне, с участием президента Рузвельта, состоялась Конвенция всех республик Южной Америки, и Пакт и Знамя Мира были ратифицированы [всеми? – неразб. – сост.] Америками, включая Соединённые Штаты (21 республиками).

Когда, казалось бы, было укреплено высокого значения культурное строительство, Хорш и его группа нанесли удар ему – летом 1935-го года. Имя Рериха было внезапно снято со стен музея, картины были вывезены неизвестно куда и Хорш объявил верным сотрудникам музея, что он отказывается от идеалов и принципов Н. К. и будет вести всю деятельность по своему «образу мышления», причём он предложил им выйти из состава директоров, каковыми они были все эти годы, или же порвать с Н. К. Рерихом и работать с Хоршем по его новому направлению. Сотрудники с негодованием отвергли его предложение и начался судебный процесс ими против Хорша.

Адвокаты, защищающие интересы сотрудников, были подкуплены Хоршем – дело переходило из одной инстанции в другую. Хенри Уоллас – вице-президент Соедин[ённых] Штатов, который был много лет горячим последователем Н. К. Рериха, из-за материальных побуждений, перешёл на сторону Хорша, ибо последний спекулировал для него на бирже, о чём все открыто знали. Именно Уоллас нажимал на многих судей, которые разбирали дело Музея, ибо их назначения были со стороны правительства – он указывал им изнимать из судебных рекордов что было нежелательным для Хорша. После нескольких лет этого судебного процесса Хорш его выиграл, имея за собою денежную силу и влияние сверху. У нас имеются обширные материалы этого процесса – конечно, общественное мнение культурного мира было с нами, ибо было известно каким образом X[орш] оказался владельцем дома-музея.

Мы – оставшиеся сотрудники были всё время в тесной связи с Н. К. после его приезда из экспедиции в 1936-ом году. Замечательно, что эту экспедицию «устроил» Уоллас, вероятно, желая (действуя уже с Хоршем) отослать Н. К. в такие отдалённые места, куда не могли доходить письма и телегр[аммы] из С[оединённых] Ш[татов].

Нам пришлось переехать в новое помещение, в котором продолжалась деятельность Института. Надо сказать, что материальные средства наши были истощены долгим судебным процессом. Были переезды в другие помещения, ибо желательно было продолжать и музей. Конечно 1006 картин, украденных Хоршем в первом музее, остались в его руках и он их постепенно продавал. Некоторые из наших директоров, которые продолжали с нами нашу работу, купили у Хорша наиболее ценные и значительные картины, чтобы их спасти. У двух таких директоров имеются значительные коллекции картин Н. К. – постепенно они переходят в наш музей. В 1949-ом году был найден прекрасный дом, куда и переехали наши учреждения, и с тех пор коллекция картин Н. К. очень увеличилась. Музей наш несказанно вырос, и известен не только в Амер[ике], но и широко в Европе, Азии, Австралии и т.д. У нас связь со всеми Европ[ейскими] странами, а также с Азиатскими.

Хоршевская эпопея кончилась – с нами чуткие, новые друзья и сотрудники – работа для Общего Блага растёт – идеалы Н. К. и Е. И. живут и дают свои прекрасные ростки.

Вы уже знаете не мало об АРКЕ [Американо-русская культурная ассоциация, – сост.], которую мы вели несколько лет, пока не пришлось её остановить, но всё же связь продолжалась. Выставка, о которой Вы упоминаете в 24-ой главе, была одной из многих. Связь эта продолжается, и мы надеемся, что она будет расти в будущем.

Я написала этот скетч нашего периода сотрудничества с Хоршем для того, чтобы дать Вам некоторые детали, которые Вы, возможно, пожелаете включить в Вашу главу. Я намеренно не писала более подробно о Пакте и Знамени Мира, о котором имеется порядочная литература на англ[ийском] языке – Вы её имеете. Я полагаю, что Пакту Рериха Вы посвятите отдельную главу.

В Вашей, присланной Вами 24-ой главе, я поставила на краях многие пометки – предоставляю Вам их употребить или нет. Думаю, что многое можно вынуть из Вашей главы – Хорш один не является голосом культурной, идейной Америки, поэтому лучше о нём писать лишь необходимые факты.

Если Вам нужна какая-либо информация о деятельности Н. К. в Америке, запрашивайте. Буду отвечать, когда смогу. Писала я это письмо вечерами, ибо дни невероятно заняты – прошу простить вкравшиеся ошибки.

Теперь о другом. Недавно нас навестил проф[ессор] Академии Наук у вас – рассказал мне что в настоящее время в Русск[ом] Государств[енном] Музее в Ленинграде всего висят 11 картин Н. К.. Как это возможно?! Ведь когда я была в этом Музее около 6-ти лет тому назад, в нём были 3 зала, посвящённых искусству Н. К., и даже предполагалось дать ещё 1 зал. Мне тогда показали свыше ста картин Н. К., находящихся в запасах музея. Я в ужасе – что же случилось, что решено показать лишь 11 картин Н. К. Не можете ли В[алентину] П[авловну] запросить? В Третьяк[овской] галерее было свыше 60-ти картин Н. К. и они все висели в одном зале. Может быть, и там перемены? Вы недавно, как Вы пишете, были в Ленингр[аде] и Москве – видели ли Вы вновь картины Н. К.?

У нас всё растёт и ширится – рук и времени не хватает!

С сердечным приветом, уважающая Вас З. Г. Фосдик.

Прилагаю снимок – я с моей племянницей Милой летом, у дома, который сгорел.

 

 

127. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 23.10.1967

23 октября 1967 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

очень благодарен Вам за Ваше письмо от 5 октября. Я, посылая Вам 24 главу книги, упустил из виду, что необходимо было упомянуть о причинах, почему после первой главы был сделан сразу скачок на двадцать три главы вперёд. Это имело значение для издательства. Как Вы знаете, вышедшие в своё время книги Грабаря и Рылова, из-за отсутствия информации, допустили неправильную интерпретацию некоторых аспектов деятельности Николая Константиновича. При решении важного вопроса продвижения книги, редакция желала иметь фактический материал на эту тему. Поэтому она и была выбрана. Незнание подробностей, ведь материалов этого периода у нас мало, вызвало некоторые фактические ошибки и в моей главе. Я внимательно прочёл Ваши замечания и по возможности их использую при окончательной редакции книги. Я не предупредил Вас, что данная глава касается исключительно истории небоскрёба и вполне сознательно не смешивает с этой историей деятельности Н. К. как таковой. Этой деятельности будет посвящена самостоятельная глава, так же, как и Пакту Н. К. Кроме того, в соответствующих главах будет отражена и работа АРКА. К сожалению, по поводу последней у меня как раз не хватает материала. В «Мою Жизнь» Н. К. включил 11 посланий к АРКА. Очевидно, все они у Вас имеются. Но я боюсь Вас тревожить просьбой сделать с них копии. Однако, если будет малейшая возможность, то, может быть, сможете сделать хотя бы несколько извлечений, с указаниями дат. Для книги это очень важно. Сейчас я закончил вторую главу и послал её Валентине Павловне. Когда согласуем с ней, вышлю Вам на отзыв и её. Начал работу над третьей. Эти главы трактуют студенческие годы, и материалы для них я собрал в наших архивах.

Будучи летом в Русском Музее, я говорил относительно мемориального зала Н. К. Из-за целого цикла предъюбилейных выставок, на некоторый период музей вынужден был временно освободить ряд зал для них. В начале будущего года экспозицию должны восстановить. Третьяковская галерея строит новое помещение. Вряд [ли], что до этого экспозиции больших масштабов смогут там осуществиться.

«Наш Современник», где опубликованы очерки, не из ведущих журналов. Но отказываться от возможности не хотелось, т.к. последний раз подобные публикации появлялись ещё при жизни Юрия Николаевича, а интерес к ним большой. Журнал с этой публикацией разошёлся буквально за день, так что Рая с трудом достала в Москве один экземпляр для себя, а обычно этот журнал реализуется в течение двух-трёх недель. Публикация в «Прометее» будет, конечно, несравнимо солиднее. Выход избранных сочинений откладывается на неопределённое время, поэтому отдельные публикации вызывают большой интерес. Издательство «Искусство», которое уже решило совсем издать избранное Н. К., настолько загружено специально-искусствоведческой тематикой, что теперь отказалось от этой мысли, т.к. диапазон статей Н. К. шире их специализированного профиля. От продвижения избранных сочинений Н. К. я, конечно, не отказался. Буду готовить сборник, который можно издавать по мемуарной линии. Для этого собираю соответствующие очерки из «Моей Жизни» Н. К. Но это займёт порядочно времени.

Посылаю Вам статью дочери Рихарда Яковлевича. Она была в этом году на Алтае и встречалась с людьми, которые хорошо помнят экспедицию Н. К. и лично Вас. Очень интересные беседы записала и фотографии сделала. В Верхнем Уймоне живёт дочь Вахрамея Атаманова, она помнит всех по именам и много рассказывала.

Шлю сердечный привет Людмиле.

Всего Вам самого светлого.

Ваш П. Беликов.

 

 

128. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 23.10.1967

23-тье Октября 1967

Дорогой Павел Фёдорович,

Продолжая всё время работать над письмами Е. И. и Н. К., а также над архивами, я нашла интересный материал, который прилагаю здесь.

1/ Поэма Бальтрушайтиса, которую Н. К. очень любил.

2/ Монгольская песня – Н. К. Рерих, 24-ое Июня 1947.

3/ Русь – Н. К. Рерих, 4-ое Июля 1945.

4/ Крылья Победы – Н. Рерих, 20-ое Сент[ября], 1943, Гималаи.

5/ Служение Родине и Человечеству, В. А. [Шибаев?], 1939.

 

––––––––––––––––––––––––––––––––

 

Может быть, для Вас окажется возможным поместить статьи Н. К. в одном из Ваших журналов по случаю 20-тилетия со дня его смерти.

А что же касается статьи «Служение Родине и Человечеству», мне думается, что в ней имеется интересный биографический материал о Н. К., который Вам пригодится.

Статья эта была написана одним из сотрудников и помещена в 1939-ом году в Рижском Сборнике «Мысль».

У нас теперь проходит прекрасная выставка Украинского художника Мирослава Радича, а вчера состоялся концерт пианистки Кармеш [?, неразб.] Черник; в ближайшем времени идёт выставка известных фотографов, фотографии которых находятся в крупных музеях страны. Намечается усиление деятельности по музею и обществу. Члены наши пишут отовсюду, спрос на наши книги возрос небывало. Работы так много, что рук не хватает.

Хотелось бы этим летом побывать в Швейцарии для отдыха, а затем поехать к Вам, хотя бы на месяц.

Шлю лучшие мысли, в духе с Вами, [З. Г. Фосдик].

 

 

129. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 18.11.1967

18 ноября 1967 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

получил Ваше письмо от 23 октября. Очевидно, мы одновременно думали друг о друге и одновременно друг другу писали, так что и моё письмо от этого же числа Вы уже имеете.

Я очень благодарен Вам за посланные материалы. Все они очень ценны. Завтра я выезжаю в Москву по служебной командировке и, пользуясь случаем, посещу некоторые издательства. У меня сданы материалы в три редакции. Одна публикация, как я Вам уже писал, появится в начале лета следующего года, а о сроках двух других ещё определённо сказать не могу.

Я посылаю Вам с этим письмом вторую главу книги о Н. К. Это – студенческие годы по материалам наших архивов. Глава эта будет ещё окончательно отделываться. Если у Вас будут замечания, с благодарностью ими воспользуюсь. Задача книги весьма трудная. Надо показать реальную жизнь Н. К., показать его титанический труд, показать, что героями не рождаются, а делаются. Ведь книга предназначена, в основном, для молодёжи. Она должна иметь и интересную фабулу и, вместе с тем, не впадать в бытовизм, никогда не игравший в жизни Н. К. решающей роли. Когда будут написаны все главы, книга будет ещё раз тщательно нами просмотрена и отредактирована. Сейчас я начал работу над следующей главой – учёбой в Академии Художеств и первыми художественными образами искусства Н. К. Эта тема позволит больше сказать о становлении его идеологии. Только работу над книгой придётся, примерно на месяц, прервать. Получил из Новосибирска рукопись готовящейся книги о Н. К. Рукопись требует больших переделок и дополнений, но работа будет очень интересной по своему составу. Авторский текст в ней будет только комментарием к текстам самого Н. К. Оба текста будут идти параллельно.

Имели ли Вы сообщения от Бердника? К сожалению, он оправдал самые худшие опасения как писатель и как человек. Тема Н. К. ему не по силам, и, чтобы не признаваться в своих собственных ошибках, он решил обвинять в ошибочном понимании всей Восточной философии самого Н. К. Киевские друзья очень возмущаются его поведением. Теперь он строит из себя пророка узко-христианского, сектантского толка. Похоже, что придерживается известного изречения: «Нет Бога, кроме Бога и Магомет – пророк Его», причём кому быть Богом – для него значения не имеет, важно только самому оставаться в пророках. Несколько месяцев тому назад он готовил одну публикацию в журнал. Редакция прислала мне на проверку вёрстку его публикации. На трёх-четырёх страницах журнального текста я обнаружил 18 грубейших ошибок, искажавших факты /речь шла об экспедиции Н. К. в Азии/, и в своём письме к главному редактору сообщил, что приветствую публикацию о Н. К., но прошу отнестись к ней с вниманием и с чувством ответственности и внести в публикацию все исправления. Ошибки были грубейшие – весь маршрут экспедиции оказался искажённым, даты перевраны, цитаты, приписанные Н. К., фактически принадлежали другим лицам и т.п. Кажется, нужно было бы исправить рукопись и опубликовать её. Но Бердник «возмутился», заявил, что он вообще в деятельности Н. К. «разочарован» и не может уже писать о нём «по прежнему» и поэтому забрал все свои рукописи о Н. К. из редакций. К сожалению, в последнее я не совсем верю. Как показал опыт, в погоне за гонораром он способен опубликовать любую халтуру. С этим, конечно, приходится считаться. Но теперь наши редакции относятся к работам о Н. К. с большей требовательностью. Скоро должна появиться новая монография с цветными репродукциями и текстом Валентины Павловны. Готовится ещё один альбом. В Москве я буду иметь разговор с автором текста к готовящемуся альбому. В нём будут репродукции очень хорошего качества. Всё это радует.

Если Вы будущим летом посетите Европу и заедете к нам, то это будет замечательно. Всегда с радостью вспоминаю о наших встречах.

Желаю Вам всего самого светлого.

Душевно Ваш П. Беликов.

 

 

130. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 2.12.1967

2-ое Декабря, 67

Дорогой Павел Фёдорович,

Очень жалею, что доныне не могла ответить на 2 Ваших письма 1967 от 23 Окт[ября] и 18 Ноября. Музей и культурная деятельность наших учреждений отнимает всё время и приходится откладывать большую часть корреспонденции.

Относительно АРКИ должна сказать, что 11 посланий к ней от Н. К., которые включены в его книгу «Моя Жизнь», мною не найдены. Сообщите более подробно о них, и я начну искать. Пока же высылаю Вам отдельным пакетом найденные мною материалы из деятельности АРКИ, но они все на англ[ийском] языке и Вам придётся перевести их, ибо я, к сожалению, не имею времени на это. Н. К. очень интересовался Аркой.

Рада была узнать от Вас, что залы, посвящённые искусству Н. К. в Русском Музее, будут восстановлены к началу будущего года. Надеюсь, что эти залы будут перманентными. Мы здесь говорим нашим посетителям Музея о большой коллекции картин Н. К., находящейся в Госуд[арственном] Русском Музее в Ленинграде, и обидно, если мы получаем ответ от советских посетителей, что они картин Н. К. там не видели.

Присланная Вами статья «Рерих и Алтай» из газеты «Молодежь Алтая» мне очень понравилась – тепло и хорошо написана – спасибо за присылку её.

Я знаю по прошлому о дочери Рих[арда] Яковл[евича] [Рудзитиса] – чуткая душа. Отрадно вспоминать время, проведённое мною с экспедицией Н. К. в Верхнем Уймоне, на Алтае.

Жаль, что «Искусство» не может издать «Избранное» Н. К-а. Это такой серьёзный прекрасный журнал.

Ваша вторая глава книги о Н. К. была прочитана мною с большим интересом – она очень хорошо написана и я позволю себе лишь пару советов. Мне думается, что кое-что можно сократить об отце Н. К-а, а также о денежных делах и интересах Н.К. в молодости. Он упорно трудился во многих областях и с ранних лет стал известным. Его интересы были обширными и крупное место в них занимали его археологические раскопки и связанные с этим его литературные труды, которые обратили на него всеобщее внимание. Благодаря своему таланту и непрерывным трудам для расширения знаний он стоял на голову выше своих современником. Вы хорошо сказали, что «звание человека обязывает к чему-то большему…» Не было времени для повседневного участия в студенческом и академическом быте… Его дружба со Стасовым, его чувство к своему учителю, Куинджи, его сильно выраженное демократическое направление проходили через его студенческие годы, о них хотелось бы больше знать. Вероятно, Вы посвятите этому следующую главу. Очень радует меня, что в Новосибирске выходит книга о Н. К. – там его высоко любят и ценят – примером служит изданный ими Путеводитель к картинам Н. К. Рериха, имеющимся в их музее.

С Бердником я не переписываюсь. Печально то, что Вы пишите, трудно поверить, что он отрёкся от духовного влияния Н. К. – ведь он так пылал! Вот уж верно замечание самого Н. К.: не будьте так очарованы, чтобы потом не быть разочарованным… Радуют Ваши вести о том, что появится новая монография В[алентины] П[авловны], а также выйдет в Москве альбом с репродукциями картин Н. К. Буду Вам глубоко признательна, если Вы сможете нам их выслать, по одному экземпляру. В свою очередь посылаю Вам 8 репродукций с картин Н. К., заказанные нами в Швейцарии и недавно вышедшие. Задумываюсь я над поездкой в Сов[етский] Союз этим летом – времени для такой поездки будет не очень много.

Конечно, хотелось бы знать, в первую очередь, сможете ли Вы, а также Вал[ентина] Павл[овна] иметь 2-3 свободных недели, чтобы сообща поделиться многим о Н. К. и проработать некоторые материалы. Если это окажется возможным, я постараюсь приехать в Июне, в Ленинград, ибо думаю, что там будет легче для Вал[ентины] Павл[овны]. Но если Ваши и В[алентины] П[авловны] дела не позволят себе взять пару недель для этой цели, я не приеду этим летом.

Очень прошу Вас написать мне об этом по возможности скорее, ибо я начну предпринимать шаги в этом направлении, если наше сотрудничество окажется возможным.

Работаю много над материалами о Н. К. и Е. И., главным образом над огромной нашей корреспонденцией за многие годы. Опять переживаю чудесное прошлое – оно насыщено ценнейшими предсказаниями на будущее.

Шлю лучший привет и ценнейшие мысли.

Людмила благодарит за Ваш привет и шлёт лучшие пожелания.

З. Г. Фосдик

 

 

131. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 3.01.1968

3 января 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

Ваше письмо от 20 декабря получил. Я, конечно, с большой радостью встречусь с Вами в Ленинграде, где мы вместе с Валентиной Павловной могли бы почерпнуть от Вас очень много полезного для книги, над которой мы сейчас работаем. По характеру работы мне труднее всего освободиться в начале июля /с 1-ого по 15-ое/. Вообще, каждое начало месяца, числа до 12, у меня довольно много работы по службе, но зато во вторую половину месяца я смогу всегда освободиться. Поэтому с 12 июня для меня время вполне подходящее. Валентина Павловна сообщила, что она также никуда из Ленинграда не уедет. Так что Вы смотрите, как Вам самим лучше. В этом году, конечно, из тридцати намеченных глав книги, к июню месяцу будет готово не больше 8 глав, а в будущем году к июню книга будет уже идти к завершению. Работать над книгой приходится после службы по вечерам, поэтому она так быстро не продвигается. Однако, думаю, что степень готовности книги не будет иметь решающего значения для Вашего приезда. Так или иначе я буду знакомить Вас с отдельными главами по мере их готовности. К тому же было бы желательно получить материалы для книги заблаговременно, чтобы использовать их уже в первом варианте. Я хочу написать всю книгу и уже после этого заняться её окончательной отделкой.

Очень рад, что вторая глава произвела на Вас хорошее впечатление. При окончательной обработке в неё будут внесены ещё некоторые поправки. Валентина Павловна тоже её ещё не редактировала. У меня готова третья глава, охватывающая период Академии Художеств до перехода в мастерскую Куинджи. Сейчас работаю над четвёртой главой, где будут описаны тесные контакты с Куинджи и учёба в его мастерской. Когда перепечатаю третью главу, пошлю её Вам для отзыва. Книга, по замыслу, должна охватить очень много материала, в том числе и материала до сих пор не опубликованного. Поэтому Ваша помощь будет нам особенно ценна. Если утвердитесь окончательно на приезде в июне, то сообщите, пожалуйста. Всего самого светлого.

Сердечный привет Людмиле. Духом с Вами, П. Беликов.

 

 

132. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 14.01.1968

14 Января, 1968

Дорогой Павел Фёдорович,

Письмо Ваше от 3-го Января получила – благодарна Вам за сведения о распределении Вашего времени этим летом. С этим я постараюсь считаться. Не думаю, что смогу быть у Вас во второй половине Июня, т.е. от 15-го до конца его. Может быть, скорее удастся побыть в Ленинграде от 15-го ИЮЛЯ до конца месяца, если только я вообще смогу приехать.

Дело в том, что появились трудности, касающиеся поездки заграницу. У нас объявляются новые законы по ограничению выезда американцев заграницу. Во-первых, они, возможно, будут обложены специальным налогом, а также не смогут располагать приличной суммой денег. А т.к. моя поездка будет довольно дорогой /полёт туда и обратно, расходы по гостинице и пища, и т.д./, я просто не смогу сделать это, как я надеялась, этим летом. Теперь все эти новые законы обсуждаются, но пока ещё они не вошли в силу.

Вопрос о получении визы также должен будет выясниться – последнее не легко. Приехать в качестве туристки я не могу, ибо моя поездка определённо для специальной работы. Если мне дадут визу на таких основаниях, это будет естественно.

Думаю, что у Вас займёт 2 – 3 года, чтобы написать всю книгу о Н. К., а затем уже заняться её окончательной отделкой. Значит, вопрос спешности отпадает.

Предлагаю Вам теперь ознакомить меня с самым главным, т.е. точно мне сообщить, каких книг Н. К-а у Вас нет на русском и английском языках, а также какие у Вас имеются. Я смогу выяснить, получив от Вас точную информацию, какие книги мне придётся для Вас найти. Это вопрос исключительной важности. Затем напишите мне названия всех статей Н. К-а, имеющихся у Вас на русском и английском языках. Это очень важно. Опять таки, я увижу, что именно Вам недостаёт. Займитесь, прошу Вас, этим поскорее, ибо пересмотреть наши архивы здесь займёт много времени.

Думаю, что материалы детства, юности, период Академии Художеств, директорство в Школе для Поощрения Искусств, Мир Искусства, выставки Н. К. – всё это Вы найдёте у вас без затруднений, в архивах Третьяковской галереи и других. Помню, я когда была в 1961 году в Сов[етском] Союзе, работала над этими материалами.

Н. К. сам был необыкновенно аккуратным и точным в собирании материалов, газетных вырезок, журналов по искусству и т.д. Все эти материалы находятся, я уверена, в запакованных ящиках, хранящихся в Кулу или у Свят. Ник. Конечно, возможно, что Ю. Ник. в 1957 году отвёз их с картинами отца в Сов[етский] Союз. Об этом Вам может точно рассказать Рая. Именно эти материалы нужны для книг Н. К-а и о нём.

Наши материалы относятся к позднейшему периоду – основанию Н. К-ем наших учреждений здесь и его работы с нами, до отъезда в Индию и во время его пребывания в Индии.

Кстати, получили ли Вы высланный мною Вам довольно обширный материал об Арке? А также пакет с 8 новыми репродукциями, только что выпущенный нами этой осенью? Я послала эти два пакета заказной бандеролью.

Итак, буду держать Вас в контакте относительно моего приезда, а также буду ждать информации от Вас об имеющимся у Вас материале.

С сердечным приветом, уважающая Вас З. Г. Фосдик.

 

Лучший привет от Людмилы.

 

 

133. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 2.02.1968

2 февраля 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

сердечно благодарю Вас за Ваше письмо от 14 января. Бандероль ещё до меня не дошла. Если она послана не авиа почтой, то время прохождения достигает 30 – 40 дней. Я надеюсь, что бандероль благополучно прибудет. Очень рад был бы получить новые материалы и новые репродукции с картин Н. К.

Если Вы сможете побывать в Ленинграде во вторую половину июля, то это было бы очень хорошее для меня время. Конечно, если в этом году поездка не состоится, то хорошо встретиться и в следующем году. Работа над книгой займёт у меня не меньше двух лет. Весь предварительный текст пишу я. Затем написанное проверяет и дополняет Валентина Павловна. После этого я ещё раз просматриваю текст и вношу дополнения. Только после такой работы главы считаются у нас законченными в первом варианте. Когда таким образом будет создана вся книга, мы ещё раз отредактируем её с начала до конца и только тогда сдадим её в издательство. Всё это займёт, конечно, не мало времени, тем более, что служебные обязанности позволяют заниматься книгой только по вечерам и праздникам, да и то не ежедневно.

Я составил и посылаю с этим письмом полный список статей Н. К., которые я уже имею. Как видите, удалось собрать их не мало. Частично они были у меня ещё до войны /некоторые посылал с письмами сам Н. К./, частично послали Вы и Святослав Николаевич, кроме того, я проверил статьи, которые имеются у Раи, и мы обменялись с нею недостающими друг у друга очерками. Все очерки мною тщательно изучены, по ним составлены тематические и именные индексы, так что я имею возможность при работе над книгой находить любую тему и всех лиц, которых в той или иной связи упоминает Н. К. Такие же индексы составлены у меня и по всем книгам Н. К., за исключением тех английских изданий, которые у меня отсутствуют.

Много архивных материалов получено мною из местных музеев. Все эти материалы также систематизированы. Так что весь период до 1917 года почти полностью обеспечен основными материалами. Некоторые подробности и детали, конечно, придётся ещё дополнять, но уверен, что с этим удастся справиться. Хочется, чтобы книга была полной и достоверной биографией Н. К. В этом году я хочу побывать в Москве и ещё раз тщательно проверить материалы у Раи. Этой осенью Рая провела несколько дней у меня в деревне и ознакомилась с моими материалами, так что мы с ней своими архивами делимся.

Ещё раз сердечно благодарю Вас, Зинаида Григорьевна, за Вашу помощь и постоянную готовность оказать содействие. Сердечный привет от меня Людмиле.

Всего вам самого, самого светлого.

Ваш П. Беликов.

 

 

134. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 10.03.1968

10-ое Марта/68

Дорогой Павел Фёдорович,

Очень запоздала с ответом на Ваше письмо от 2-го Февраля, но работа настолько выросла здесь, что не хватает времени на личную корреспонденцию. Я озабочена тем, что Вы ещё не получили высланный мною материал об Арке – объёмистый пакет, а также и новые репродукции. Одновременно, кажется, послала также Рае, и она их уже получила. Очень прошу сообщить мне, как только получите – стараюсь собрать для Вас новые материалы, но не вышлю их, пока не узнаю, что всё получается в исправности. Рада была получить от Вас список статей Н. К. на русском языке – их у Вас не мало. Теперь буду знать, какие недостают – если найдутся здесь, пришлю.

Недостающие у Вас книги на англ[ийском] языке, к сожалению, давно вышли из тиража и их не достать. У нас в архиве они лишь по 1-му экземпляру.

Я теперь очень много работаю над письмами Е. И. и Н. К. за прошлые годы, накопляется обширный материал, годы 1936 – 1938 особенно значительны! Так бы хотелось поведать Вам о них. Будем надеяться, что нам это удастся.

Всё больше убеждаюсь в невозможности приезда этим летом. Закон о путешествиях заграницу, вероятно, будет скоро разбираться – ограничения неизбежны.

Но и Вы пишете о том, что подготовление книги о Н. К. займёт ещё года два. Поэтому спешить нет нужды с приездом. А материал пока можно собирать.

Музей наш получил недавно в дар 2 больших картины Н. К. «Песнь утра» и «Песнь водопада» – замечательные картины в тонком насыщенном духе Востока. Этого периода творчества Н. К. у нас нет в Музее, поэтому этот дар особо ценен.

Шлю Вам лучший привет,

в духе с Вами З. Г. Фосдик.

 

 

135. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 30.03.1968

30 марта 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

Благодарю Вас за письмо от 10 марта. К моему большому сожалению, бандероль [в тексте письма слово «бандероль» обведено шариковой ручкой и вверху листа написано рукой З. Г. Фосдик – «послано заказным», – сост.] так и не дошла. Если у Раи есть материалы, то я у неё достану, но мне очень жаль, что пропали и материалы, и новые воспроизведения с картин Н. К. Обычно всё всегда доходило. Может быть, на английском языке материалов посылать не следует. Но если у Вас есть малейшая возможность послать комплект репродукций, был бы бесконечно Вам за них благодарен. Рая, вероятно, уже послала Вам однотомник произведений Юрия Николаевича. Мне удалось достать два экземпляра. Если Вам нужно ещё [на левом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «больше не надо», – сост.], то сообщите, пожалуйста, я Вам вышлю имеющийся у меня дубликат. Это издание на английском языке, и читателей на него у Вас будет много, а книга редкая, тираж не так велик, и скоро её в продаже уже не будет.

Редакция уже рассмотрела те готовые главы, которые были представлены туда как пробные. Материалы одобрены, и издательство предложило заключить договор. Книгу хотят включить в план 1970 года. Я дал на это согласие, хотя в таком случае первый вариант рукописи надо будет представить уже весною следующего года. Но целый год ещё останется на редакцию рукописи и внесения в неё нужных изменений. Сейчас пришлось всю работу очень ускорить. По моим расчётам, необходимо писать по две главы в месяц, тогда останется ещё время на просмотр и переделку первого варианта до представления его в редакцию. Служба берёт у меня также достаточно времени и сил, поэтому в текущем году посвящу книге и весь отпуск. Материалы теперь более-менее собраны. У меня имеется переписка Н. К. 1936 – 40 годов с Прибалтикой, так что этот период материалами обеспечен. Часть архива Яруи также осталась здесь, что позволило мне ознакомиться с письмами Н. К. начала двадцатых годов. Это чрезвычайно редкие и ценные материалы.

Не можете ли сообщить мне даты новых картин /«Песнь утра» [на левом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «46 х 25», а на правом поле – «1924 год», – сост.] и «Песнь водопада»/, они у меня в списках не зарегистрированы? Сердечный привет от меня Людмиле.

В духе с Вами П. Беликов.

 

 

136. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 21.04.1968

21-ое Апреля, 1968

Дорогой Павел Фёдорович,

Прежде всего шлю Вам привет к светлому празднику Весны и возрождения всего сущего.

Ваше письмо от 30-го Марта было мною получено, и я была крайне огорчена, узнав из Вашего письма, что все посланные мною Вам материалы заказной почтой не дошли – пропали в пути. Последнее мне совершенно не понятно.

Я их собирала долгое время, зная из Ваших последних писем, что именно недоставало Вам для Вашей работой над книгой о Н. К.

Именно эти материалы, относящиеся к периоду культурного сотрудничества нашего с Советским Союзом /наше общество «АРКА»/ я с трудом нашла в нескольких архивах и отослала их Вам. Конечно, они были на английском языке, ибо печатались здесь.

Боюсь, что не смогу найти дубликаты их, ибо многие из них были в одном экземпляре. Я их всё же послала Вам для освещения периода Американо-Русской Культурной Ассоциации. Лучше всего, я полагаю, теперь больше ничего не посылать, раз и посылки с заказной бандеролью не доходят.

В настоящее время мне не нужны ещё экземпляры однотомника трудов Ю. Н. Рая мне послала эту книгу на англ[ийском] языке. Запрос на эту книгу невелик, ибо все материалы из этой книги вышли европейскими изданиями в прошлом. А вот если выйдут на английском языке новые труды Ю. Н., это, конечно, заинтересует востоковедов.

Вижу из Вашего письма, что Ваша книга пойдёт к печатанию лишь в 1970-ом году, если не будут новые замедления. Будем ждать.

Сужу по себе и моей всё растущей работе по Музею и Обществу, на которую уходит полный день – вероятно, то же и у Вас, имея службу и работая весь день. Вечера и каникулы, по всей вероятности, посвящены Вами книге. Я также работаю над новыми изданиями по вечерам и когда уезжаю в отпуск летом.

Очень зовут меня друзья в Швейцарию, но боюсь, что в этом году нам не удастся уехать с Милой. Ищем покойное местечко в горах, недалеко от города.

Рада узнать, что у Вас находится часть архива Яруи, а где же остальной архив? Начиная с 23-го года Н. К. вёл обширную переписку. Яр[уя] был секретарём Н. К., если не ошибаюсь, с 29-го года, т.е. после возвращения Рерихов из экспедиции.

Картины Н. К. «Песнь утра» и «Песнь водопада» были написаны Н. К. в 1924-ом году – это огромные полотна – панели 48 х 92. Мы их уже получили и теперь придётся перестроить на 2-ом этаже стену, чтобы их повесить там. Они очень красивы, красочны и близки к Востоку. Это большое достижение для Музея иметь эти две панели этого периода творчества Н. К.

Намечается план некоторых улучшений в самом здании Музея – вероятно, будет сделано этим летом. Надеюсь, что Ваше здоровье в порядке, и Вы сможете отдохнуть этим летом – где Вы предполагаете провести Ваш отпуск?

Остаюсь с сердечным приветом, к которому присоединяется Людмила.

В духе с Вами, З. Г. Фосдик.

 

 

137. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 12.05.1968

12 мая 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

благодарю Вас за письмо от 21 апреля. Могу порадовать Вас приятным сообщением – посланная Вами бандероль, хотя и задержалась в пути, но дошла в полной сохранности. От всего сердца благодарю Вас за эти материалы, все они мне как раз были очень нужны для книги. Из посланных репродукций – две для меня совершенно новые. Печатаются эти репродукции для распространения по отдельным экземплярам или предназначены для какой-нибудь книги? Некоторые из репродукций удались хорошо, но некоторые /напр[имер], «Жемчуг исканий»/ кажутся мне несколько бледноватыми. Где их воспроизводили? [На правом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «в Швейцарии», – сост.]

Книгу раньше 1970 года выпустить не удастся. Уже сама работа над рукописью возьмёт много времени. Я обещал сдать в издательство готовую рукопись к весне следующего года, после этого возьмёт не мало времени редактирование, подготовка к печати, корректура и т.д. Ведь книга будет довольно большая, текста не меньше 20 авторских листов. В таком объёме биографий Н. К. ещё не выходило.

В альманах «Прометей», о котором я Вам уже писал, пойдёт 19 очерков из «Моей Жизни» Н. К. Очерки очень интересные, 17 из них будут публиковаться впервые. Мне уже высылали на корректуру набранные гранки. В этом году эта публикация появится.

Получил также благоприятные сведения о готовящемся издании в Новосибирске. Книга, которую я помогал делать Новосибирскому искусствоведу, получила в рукописи хорошие отзывы и её будут печатать. Думаю, что в будущем году выйдет.

Сейчас я заканчиваю главу о работах Н. К. для театра. В связи с этим у меня имеется к Вам вопрос: Я имею копию письма Л. Мясина к Н. К., в котором Мясин сообщает, что хочет возобновить постановки «Князя Игоря» и даже «Весны Священной» /похоже, что в фрагментах/. Были ли такие постановки после 1944 года или они не осуществились? Кроме того, когда и кто после войны использовал эскизы декораций Н. К. к «Князю Игорю» в Лондоне? [На левом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «Royal Opera, Coven Garden», – сост.] Может быть, Вы знаете о других использованиях эскизов Н. К. к декорациям в США в период войны или после войны. [На правом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «были, конечно», – сост.] Из «Листов Дневника» я почерпнул сведения о постановках, осуществлённых в двадцатых и тридцатых годах, но что использовалось из декораций Н. К. после этого – не знаю, а для книги такие сведения очень важны. По-моему, к Лондонской постановке Л. Мясин отношения не имел? [На правом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «нет», – сост.] Кажется, он проживал всё время в США? Если я ошибаюсь, то, пожалуйста, сообщите мне. Хочется, чтобы в книгу попали только точные данные.

В одном из номеров «Фламмы» написано, что Н. К. посетил в 1936 году, на обратном пути из США в Индию, – Японию. Мне кажется, что здесь допущена какая-то ошибка. [На левом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «посетил», – сост.] Ведь Н. К. последний раз был в США в 1934 году, и после этого уже Америки не посещал. Прав ли я в этом? [На правом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «не был», – сост.]

Всё это лето я пробуду дома и посвящу свой отпуск полностью работе над книгой о Н. К., иначе боюсь, что к весне не успею. Из 30 намеченных глав сейчас делано 11, но ведь после того, как 30 будут сделаны, их надо будет ещё хорошенько проверить и отшлифовать.

Желаю Вам, дорогая Зинаида Григорьевна, хорошего отдыха в летние месяцы. Ещё раз благодарю от всего сердца за присланные материалы, которые были так мне нужны. Большой поклон от меня Людмиле.

Духом с Вами, П. Беликов.

 

 

138. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 31.05.1968

31 мая 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

вероятно, Рая уже сообщила Вам о выходе монографии В. П. Князевой [Князева В. П. Николай Константинович Рерих. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Искусство, 1968. – 46 с.: ил., – сост.] из печати. Хотя монография и значится, как второе издание, но в ней много изменений. Впервые введены объяснения картин «Матерь Мира» и «Держательница Мира». Монография сейчас поступила в продажу в Москве и до нас ещё не дошла, поэтому о качестве репродукций судить не могу, а с текстом я знаком ещё по рукописи. Валентина Павловна и Рая, конечно, пошлют Вам, но я, как только получу заказанную мною партию книг, вышлю Вам два экземпляра. Я так обязан Вам за Ваши материалы, которые очень нужны для моей книги. Над книгой сейчас усиленно работаю, затем займётся ею Валентина Павловна, затем ещё раз просмотрим вместе.

Кончил сейчас главу о монументальных росписях и мозаиках Н. К. В связи с этим у меня к Вам будет один вопрос: имеются ли в США или иных местах за рубежом Мозаики по эскизам Н. К.? Или, может быть, есть также и монументальные росписи? Хотя Н. К. был в США сравнительно мало времени и вряд [ли], что у него оставалось времени для того, чтобы заняться монументальными росписями, но на всякий случай хочется проверить, чтобы не пропустить.

Сердечный привет от меня Людмиле.

Душевно Ваш, П. Беликов.

 

 

139. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 22.06.1968

22-ое Июня, 1968

Дорогой Павел Фёдорович,

Была чрезвычайно занята всё это время и лишь теперь отвечаю на Ваших два письма от 12 и 31-го Мая.

Очень была рада Вашей вести о получении Вами посланных мною материалов, нужных Вам для книги, хотя и они пришли с сильным запозданием.

Открытка «Жемчуг Исканий» печаталась для нас в Швейцарии пару лет тому назад – она несколько бледнее красками, нежели оригинал. Все наши открытки печатаются в Швейцарии – процесс репродукций в красках там считается одним из лучших.

Я думаю, что по приезду из отпуска мне удастся найти для Вас ещё несколько очерков Н. К. из его «Дневника», которых у Вас ещё нет. Я постепенно собираю и привожу в порядок архивы и обширные материалы о Н. К. уже пару лет и надеюсь найти ещё что-нибудь нужное для Вашей книги.

Очень рада была узнать о новом издании, готовящемся в Новосибирске, – будет ли оно только подробным описанием имеющейся у них коллекции картин Н. К. или же выйдет в форме биографии Н. К.?

Я получила недавно книгу В. П. Князевой «Н. Рерих» и в восторге от неё. Эта монография значительно лучше и шире первой, и написана превосходно – она пишет чутко и талантливо. Очень мне по духу её стиль изложения. Репродукции в красках хороши, хотя и не все. Они гораздо лучше делаются в Париже, Мюнхене и в Швейцарии. Эта Монография будет иметь большой успех – я в этом уверена и мы постараемся её здесь распространять, несмотря на то, что она на русском языке.

Н. К. написал по просьбе Мясина новые декорации к «Весне Священной» и к «Князю Игорю» /«Половецкие Танцы»/ и дал право постановки этих двух балетов только ему. Это не фрагменты, а все эскизы полностью – 5 к «Весне Священной» и 6 к «Половецким Танцам». Они были даны Н. К. для нашего Музея и находятся здесь, также помещены в каталоге Музея.

Постановка «Весны Священной» шла в Европе три раза, после 1944-ого года. В Милане, в «Ла Скала»; в «Королевской Опере», в Стокгольме в 1956 г., где было несколько спектаклей, в том числе один в честь Англ[ийской] королевы; в «Гранд Опера» в Париже в 1957-ом году. Все они прошли с крупным успехом – у нас не мало газетных рецензий о них.

«Князь Игорь» – «Половецкие Танцы» – шла в «Ковен Гарден» – «Королевская Опера», в Лондоне в Марте 1956 г. Но она шла не в постановке Мясина – он дал право на эту постановку Сергею Григорьеву и Любови Чернышёвой, и она была поставлена в их хореографии.

Конечно, мы посылали эскизы этих двух балетов во все упомянутые страны и с них писались декорации, делались костюмы, а затем они присылались нам обратно нам в Музей. Часто эти эскизы Н. К. отсутствовали в нашем Музее несколько месяцев, когда мы высылали их в Европу. Повсюду эти постановки имели большой успех. Мясин живёт уже много лет в Париже – я с ним имела переписку о всех этих постановках. Пошлю Вам отдельно газетную заметку из «Нью-Йорк Таймс», от Апреля 1956 года о постановке Мясиным «Весны Священной» в Стокгольме, также копию большой рецензии о постановке «Половецких Танцев» в Лондоне – Вы найдёте в ней интересные данные о постановке этого балета Дягилевым ещё в 1909 г. Он ставил «Половецкие Танцы» больше 800 раз!

Н. К. определённо посетил Японию, но я не уверена, или это было в 1934 или 1935-ом году, по его возвращению из последней Экспедиции в Индию. Он посетил Америку в Марте 1934-го года и больше сюда не приезжал. Может быть, Св. Н. сможет дать Вам точную дату – в настоящее время, из-за нашего скорого отъезда в отпуск я не могу разыскать эту дату в прошлой нашей корреспонденции.

«Сокровище ангелов» – монументальная роспись – была у нас здесь в 1-ом Музее – занимала громадную стену. Замечательная по символизму вещь – где она находится теперь – неизвестно. Она упомянута в больших Монографиях на англ[ийском] яз[ыке], а также в первой маленькой монографии, изданной в «Корона Мунди» в 1924 году. [Roerich. – New York: Corona Mundi; Intern. Art Center. – 1924. – 5 p., 62 p. Ill., – сост.] У Вас эта ранняя монография не имеется, в ней 63 [правильно – 62 (?), см. ссылку на книгу, – сост.] репродукции ранних картин Н. К., но не в красках. В ней также упоминается «Сокровище Ангелов» в тексте, только снимка с неё нет.

Я имею один лишний экз[емпляр] этой книги и пошлю Вам её – она Вам пригодится.

Две вышеупомянутые рецензии о постановках балетов в Стокгольме и Лондоне вложены в эту книгу.

Кажется, ответила на все Ваши вопросы. Ещё очень много работы до нашего отъезда в Вермонт на отдых – вернёмся в конце Августа.

Желаю и Вам отдохнуть этим летом. Всего светлого и лучшего.

В духе с Вами, З. Г. Фосдик.

Сердечный привет от Людмилы.

 

 

140. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 04.07.1968

4-ое Июля, 1968

Уважаемый Павел Фёдорович,

Обращаюсь к Вам с большой просьбой – посылаю Вам здесь три газетных вырезки из здешней газеты «Новое Русское Слово» и прошу Вас послать одну Рае, одну Валентине Павловне, и одну сохранить для себя. Как Вы видите, сообщается об установлении 2-ух Панно – «Песнь Водопада» и «Песнь Утра» Н. К. в нашем Музее.

Как видите, также прекрасно упомянута новая Монография «Н. Рерих» В. П. Князевой; ей будет приятно об этом узнать.

Мы уезжаем через пару дней и я, к сожалению, не могу им их лично послать. Буду Вам очень благодарна, если Вы это сделаете.

Третьего дня шла здесь по радио прекрасная программа о нашем Музее.

Всего светлого, в духе с Вами, З. Г. Фосдик.

 

 

141. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 29.07.1968

29 июля 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

Ваши письма от 22 июня и 4 июля получил. Сердечно благодарю Вас за чрезвычайно полезные для моей работы сведения о театральных постановках Н. К. и Вашу постоянную готовность оказать помощь в создании новой книги о Н. К. Фактический материал для этой книги имеет первостепенное значение, а его часто не хватает.

Выписки из газеты я уже переслал Валентине Павловне и Рае. Очень рад, что Вам понравилась новая монография. Конечно, некоторые репродукции могли бы быть значительно лучше отпечатаны, но Вы сами хорошо знаете, как трудно это сделать. Я очень доволен, что в монографию вошло много репродукций с ранее неизвестных у нас произведений Н. К. По просьбе Валентины Павловны я составил объяснения к картинам «Мать Чингис хана», «Тень Учителя», «Жемчуг исканий», «Матерь Мира». Все они вошли в эту книгу. К сожалению, ограниченный размер текста не позволил включить ещё несколько заготовленных объяснений, в том числе к такой картине как «Держательница Мира». Но эти объяснения будут использованы в новой книге о Н. К. Над книгой я работаю всё время, первый вариант книги полностью создаётся мною, когда он будет закончен, Валентина Павловна будет его исправлять и дополнять, а затем мы ещё раз согласуем текст. Сейчас у меня написано уже около половины книги, а к весне следующего года надо будет уже всё закончить, так что работы предстоит много.

Несколько дней тому назад я послал Вам морской заказной бандеролью два экземпляра монографии. Надеюсь, что после возвращения с летнего отдыха Вы их получите.

Сердечный привет Людмиле.

Душевно Ваш П. Беликов.

 

 

142. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 08.09.1968

8-ое Сентября, 1968

Дорогой Павел Фёдорович,

Ваше письмо от 29-го Июля застало меня по приезде из отпуска. Мы с Милой провели несколько недель в живописном Штате – Вермонт. Наслаждались чудной природой, в горах, у озера. После жары в городе, а она была порядочной в этом году, мы просто отдышались и окрепли. Приехав, застали накопление работы за всё это время и опять нагружены работой.

От книги Князевой все в восторге – мы её распространяем, и она идёт широко. Особенно оценен текст, который является в сущности биографией Н. К. Рада узнать от Вас, что Вы составили объяснения к нескольким картинам – репродукциям, находящимся в книге.

Будут ли в Вашей книге, над которой Вы теперь работаете, также репродукции и какие именно? Желательно было бы поместить ранние картины Н. К. Я не знакома с картиной «Держательница Мира» – в Монографии Князевой – где находится эта картина?

Имеете ли Вы следующие статьи Н. К. «Горький и Рерих» – довольно большая статья, «На Вышке», «Русский Век», если нет, могу выслать. Когда могу, урываю время и ищу статьи Н. К., думаю, они Вам будут нужны для помещения в Ваших журналах.

Я теперь очень много работаю над вторым изданием «Мира Огн[енного]», т. 1-ый, книга эта теперь очень нужна – надеемся выпустить её в этом году. Вы уже знаете, что мы выпустили в прошлом году «Письма Е. И. Рерих», т.2. Она [так в тексте, – сост.] пользуется неслыханной популярностью здесь и в других странах.

Вчера получился от Вас пакет с двумя экземплярами Монографии Князевой – горячо благодарю Вас за них. Один экз[емпляр] возьму для себя, а другой поместим в нашей витрине – Библиография о Н. К.

Вы уже знаете, что мы получили этим летом крупный дар двух панно Н. К. «Песнь Водопада» и «Песнь Утра». Они уже установлены в музее и производят сильное впечатление. Если удастся заснять их, я Вам пришлю снимки. Жертвователь этих картин имеет большую и ценную коллекцию картин Н. К.

Посещение нашего музея значительно увеличилось, летом музей был открыт. Было не мало приезжих из Европы, а также были посетители из Сов[етского] Союза.

Шлю сердечный привет и лучшие пожелания, духом с Вами.

Мила шлёт лучший привет.

З. Г. Фосдик

 

 

143. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 10.09.1968

10 сентября 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

давно не писал Вам, так как считал, что Вы всё ещё находитесь на летних каникулах вне города. Дошли ли до Вас два экземпляра монографии, которые я выслал Вам бандеролью? Прилагаю сейчас ещё открытку, заказал их больше, как только получу, вышлю Вам ещё дополнительно.

Моя рукопись новой книги о Н. К. переваливает на вторую половину. Я много думал относительно повести-письма «Пламя» из книги «Пути Благословения», в ней много автобиографического материала. К тому же мне удалось ознакомиться с черновыми записями, сделанными рукою самого Н. К., в которых он даже называет имена своих друзей и недругов и более конкретно высказывается по некоторым событиям своего времени и личной жизни. Литературная фабула «Письма», как мне кажется, имеет также в своей основе фактический материал. Ведь в 1914 году погибли все материалы к готовящейся монографии Н. К. в издательстве Кнабеля при разгроме и пожаре типографии. Мог ли Н. К. иметь в виду именно этот случай? Или пропажа картин была связана с распродажей выставки в США, когда Н. К. лишился серии русских архитектурных этюдов /которые теперь были найдены в Калифорнийском музее/. Ведь именно эти картины представляли собою единую сюиту, выставка которой вызвала большой восторг, и именно после того, как эти картины пропали, раздались голоса некоторых недоброжелателей, что повторить нечто подобное Н. К. уже не в состоянии. Возможно, что оба этих факта Н. К. использовал для вольного литературного сюжета, чтобы в рамках этого сюжета высказать некоторые свои принципиальные взгляды на искусство и его восприятие? Не приходилось ли Вам на эту тему беседовать с самим Н. К.? Мне было бы очень полезно знать Ваше мнение по этому вопросу.

Сейчас у меня находится одна рукопись о монументальном искусстве Н. К. /мозаике/. Автор рукописи, сын профессора Фролова, который выполнял в натуре большинство работ Н. К. для мозаик, выслал мне рукопись для просмотра и дополнений. В связи с этим возник вопрос о том, были ли исполнены какие-либо мозаики по оригиналам Н. К. в Америке? Нет ли у Вас об этом сведений? Если есть, очень буду рад за сообщения.

Прилагаю для Вас ещё одну вырезку относительно датировок картин Н. К. Писала ли Вам Валентина Павловна подробнее по этому вопросу? Она готовит сейчас специальную статью о датировках в связи с обнаруженными на картинах знаками и номерами. Однако, далеко не всё ещё ясно, и лично мне думается, что знаки и номера имеют, кроме годов, ещё другое значение. Ведь имеются картины, на которых проставлены и год, и знак с номером, и много картин, на которых ни знаков, ни номеров нет, между тем известно, что они написаны именно в тот год, в который картины отмечались знаками и номерами. Поэтому возникает сомнение в целесообразности частичного обозначения знаками и номерами картин, если они должны были обозначать исключительно год и порядковый номер картины в данном году. Приходилось ли Вам с этой проблемой сталкиваться, и есть ли в Вашем музее картины с аналогичными знаками и номерами?

Шлю сердечный привет Людмиле и желаю Вам всего самого светлого.

Душевно Ваш П. Беликов

 

 

 

144. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 24.09.1968

24 сентября 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

получил сегодня Ваше письмо, за которое сердечно благодарю, и сразу же спешу Вам ответить. Меня, конечно, очень интересуют упомянутые Вами статьи «Рерих и Горький», «На Вышке» и «Русский век». Этих статей у меня нет, и я был бы Вам бесконечно признателен, если бы Вы смогли их мне послать. При первом же случае их материал будет использован в нашей печати.

Картина «Держательница Мира» принадлежала лично Юрию Николаевичу. Он очень дорожил этой картиной и она сейчас висит в его спальной комнате в Москве /над дверью, картина не так[их] больших размеров/. Сюжет картины, безусловно, связан с ролью Е. И. Я напишу Вам в следующем письме своё объяснение к этому полотну, мне очень хотелось бы знать Ваше о нём мнение.

Вы, вероятно, уже получили моё письмо от 10 сентября и бандероль с десятью открытками на сюжет картин Н. К.? Если сможете ответить на затронутые в моём письме вопросы, буду очень Вам признателен. Я писал также по некоторым вопросам и к С. Н., но отвечает на письма большею частью Девика, Святослав Николаевич [на правом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «он и меня запрашивал о датах», – сост.] много работает и у него нет секретаря, кто бы печатал на машинке по-русски, поэтому я боюсь ему с вопросами досаждать.

Очень рад развитию работы Вашего издательства и Вашего Музея. Я всё тружусь над новой книгой. Этим летом не отдыхал, т.к. хочу книгу к весне кончить. Больше половины удалось уже написать.

Прошу передать сердечный привет Миле.

Всего самого светлого.

П. Беликов

 

 

145. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 27.09.1968

27-ое Сен[тября], 1968

Дорогой Павел Фёдорович,

Лишь теперь могу взяться за моё письмо к Вам, в ответ на Ваше от 10 Сент[ября]. Вы мне также послали газетную статью «Загадки Одной Коллекции» из Сов[етской] Латвии от 12/6/68, и одну цветную открытку – «Гималаи, Эверест», с картины Н. К., выпущенную Государственным Русским Музеем у вас. На днях также пришёл пакет с такими же 10 открытками. Я очень Вам благодарна за них. Увы, и у Вас так же, как и у нас искусство воспроизведения в красках с картин не достигло тех прекрасных результатов, каковые мы находим в Париже, Мюнхене и главным образом в Швейцарии, где наш музей заказывает открытки и репродукции с картин Н. К. Друзья наши всё же будут рады этим открыткам из Сов[етского] Союза. Два экземпляра Монографии Князевой «Н. Рерих» я от Вас получила и от всего сердца благодарю за этот дар. Эту Монографию здесь очень ценят.

Относительно статьи-письма «Пламя» – оно было опубликовано в нескольких из его сочинений – эта статья безусловно личного характера и мне думается, что о ней писать не должно в Вашей будущей книге. Н. К. неохотно говорил о ней. Но эта статья не имеет никакой связи с пропажей картин Н. К. в С[оединённых] Ш[татах].

Теперь относительно пропажи «ранних» картин Н. К. в Америке – это коллекция их 42-ух картин /главным образом, архитектурных этюдов/ была дана им Э. Гринвальдту в 1904-ом году, для всемирной выставки в С[ен]т Луи – Америке. Н. К. рассказывал мне, что в 1904-ом году некий Э. Гринвальдт обратился к нему с просьбой одолжить большую коллекцию его картин для этой предстоящей Всемирной Выставке в Сент Луи / / [в тексте письма в скобках оставлено пустое место, – сост.]. Неизвестно, повёз ли Гринвальдт лично эту коллекцию в Америку, мне кажется, что какой-то другой американец занялся этим. Картины Н. К. были крупным событием на Всемирной Выставке и привлекли широкое внимание и восторженные отзывы.

Гринвальдт /или кто-то другой, заведовавший этой выставкой/ в ту пору обанкротился, и всё, что ему принадлежало, было продано за долги. Возможно, что картины Н. К. были указаны им как его собственность. Они были все куплены известным коллекционером, Д–ром Портером, поэтому они и носили название «Портер Коллекшен» и Др. Портер подарил их музею в Окланде, Калифорнии. Н. К. при жизни не знал, что все эти картины находились в музее в Окланде, и часто говорили с ним об этом исключительном случае. Мне лично вся эта история не давала покоя, и я всё время изыскивала способы, как найти эту коллекцию. Случайно я узнала, что много картин Н. К. находятся в Окландском музее, и я начала переписку с куратором его, в результате чего последовало их охотное согласие одолжить нашему музею эти ранние картины. Они были нам одолжены ещё в 1958-ом году и все эти годы находились у нас, в музее. Не должна и говорить Вам, как высоко мы ценили эти картины. Один из директоров нашего музея предлагал Окландскому музею купить эти картины, но музей отказался их продать. Лишь год тому назад один из членов нашего совета предложил через меня Окл[андскому] музею приобрести от них эти картины. На этот раз они согласились продать их – они выстроили огромное здание для музея, посвящённого исключительно американскому искусству, что дало им возможность продать картины иностранных мастеров.

Лицо, купившее эти ранние картины Н. К., оставило их в нашем музее как заем, но есть полное основание предполагать, что в будущем он будут подарены нам.

Уже несколько месяцев как эти картины тщательно реставрируются здешним, самым известным русским реставратором, прекрасно знающим искусство Н. К. Картины буквально ожили – редкая коллекция!

В виду того, что Вы спрашиваете о датировке картин Н. К., посылаю Вам здесь копию бумажной этикетки, которая наклеена на всех 42-ух картинах. Наш реставратор сделал для меня эту бумагу со всеми числами и номерами – они на оборотной стороне каждой картины. Вы заметите некоторые мои пояснения, как то: какие номера меняются и какие постоянны. Знаков на этих картинах нет, лишь номера. Предупреждаю о том, что не имею копии с этой бумаги – оставьте её себе. На всех же других картинах в музее нет возможности что-либо найти, ибо они все под стеклом и в рамах. Они тщательно заклеены с оборотной стороны плотной бумагой, против пыли.

Мы обыкновенно ставим на картинах название, год и номер. Часто также указывается размер картины.

Может быть, Вы найдёте в личных записях Н. К. указания на специальные знаки на некоторых картинах и пояснения их. Ведь Ю. Н. привёз с собой, я уверена, подробный список всех картин Н. К. с полной информацией – неужели это пропало?

Вал[ентина] П[авловна] мне о датировках картин не писала, но Вы можете передать ей эту бумагу, со всеми пояснениями.

Мозаики по оригиналам Н. К. не были исполнены в Америке, но в первом музее были исполнены на стекле, на больших окнах при входе, две фрески Н. К. – они исчезли. Я уверена, что они были уничтожены злобной рукою.

Кажется, я ответила на все вопросы.

Всего светлого и сердечные мысли от меня и Людмилы.

Вы не ответили на вопрос о моём письме к Вам, от 8-го Сент[ября], нужны ли Вам копии с нескольких статей Н. К.

З. Г. Фосдик

 

 

146. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 20.10.1968

20-ое Октября, 1968

Дорогой Павел Фёдорович,

Ваше письмо от 24-го Сент[ября] пришло лишь недавно, с значительным опозданием, и я также не могла сразу ответить на него, из-за большой нагрузки работой.

Прилагаю здесь 3 статьи – «ГОРЬКИЙ и РЕРИХ» А. Примаковского, «НА ВЫШКЕ» и «РУССКИЙ ВЕК» – обе Н. К. Последняя статья замечательна.

Буду очень благодарна, если Вы сообщите мне подробности о картине Н. К. «Держательница Мира» – я её, конечно, видела, когда была в Москве – она висит в кабинете Ю. Н.

За высланные мне 10 открыток с картины Н. К. «Гималаи – Эверест» очень благодарна – даю их друзьям здесь.

Относительно датировки картин Н. К. я Вам писала подробно в прошлом письме – надеюсь, Вы его получили.

У меня к Вам очень большая просьба – не можете ли Вы найти в русско-английском ботаническом словаре точный перевод с русского на английский «семья игниридовых растений» или просто «игниридовые растения». Мне это крайне нужно, а здесь нет русско-английского ботанического словаря. /Эти растения отличаются своей огненностью./ Я перевожу книгу с русск[ого] на английский в настоящее время и это наименование имеется в ней.

Если не найдёте в словаре, может быть, обратитесь к ботанику – он, возможно, будет знать это название по-латыни, если не в анг[лийском] яз[ыке].

Работа по музею растёт – выставки, концерты, лекции и т.д.

Шлю сердечный привет, в духе с Вами.

Людмила шлёт Вам лучшие пожелания. Прилагаю летний снимок из Вермонта.

З. Г. Фосдик

 

 

147. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 01.11.1968

1 ноября 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

очень благодарен Вам за Ваше письмо от 27 сентября, оно разошлось с моим от 24 сентября, в котором я просил послать предложенные Вами статьи Н. К. По ходу работы над книгой требуется очень много материала. В последнем письме Вы сообщаете о двух фресках на стекле, на окнах первого Музея. Это очень ценное сведение, но, очевидно, это витражи? Мне необходимо это уточнить, т.к. в Ленинграде имеется одно окно-витраж, которое по устным традициям сделано по оригиналу Н. К., письменных доказательств не сохранилось и больше подобных работ Н. К. не имеется. Поэтому чрезвычайно важно знать, что искусство витража не было Н. К. чуждо. [На левом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «в какой-то библиотеке в Ленинг[раде] или Москве мне говорили, что было окно-витраж Н. К.», – сост.]

Повесть «Пламя» я, конечно, не использую как биографический материал для развития фабулы, а исключительно как литературную аллегорию, дающую представление о некоторых взглядах Н. К. на жизнь и искусство. Мне удалось обнаружить черновики к «Пламени». В них имеется чрезвычайно интересный материал, показывающий, насколько стремление попасть в Индию было сильно у Н. К. уже в 1917 году. [На левом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «Откуда этот материал при[вёз? – неразборчиво] Ю. Н.?», – сост.] В 1918 году Н. К. выехал из Карелии уже с твёрдым намерением посетить Индию. В черновиках есть и другие интересные сведения о друзьях Н. К. и о Е. И. Вообще, мысли, высказываемые в «Пламени», очень ценны. Весь очерк кончается даже выдержкой из «Бхагаватгиты».

Я очень рад, что картины из серии «Архитектурные мотивы» куплены у Окландского музея и находятся у Вас. Судя по всему, это была замечательная серия. [На левом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «Это есть замеч[ательная] серия», – сост.]

Посылаю Вам три фотографии. Это те места на Алтае, где Вы были с Н. К. в 1926 году, в этом доме он жил, только тогда он был двухэтажный, сейчас один этаж разобран. Сейчас в доме детские ясли, но, может быть, его переоборудуют в краеведческий музей и поместят там материалы о посещении этих мест Н. К. Женщина – это дочь Атаманова, она хорошо помнит всех Рерихов и много говорила о их пребывании в Верхнем Уймоне. Помнит также и Вас. [На левом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «Я её припомнила по фотогр[афии].», – сост.] Я как раз закончил главу об этом периоде. [На правом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «Получили ли Вы послан[ные] мною Вам 4 статьи?», – сост.]

Шлю сердечный привет Людмиле, и желаю Вам всего самого светлого. Душевно Ваш П. Беликов.

 

 

148. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 14.11.1968

14 ноября 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

сердечно благодарен Вам за письмо от 20 октября со статьями Н. К. Получили ли Вы моё письмо от 1 ноября с фотографиями знакомых Вам Алтайских краёв?

Относительно термина «игниридовые растения» я просмотрел все словари /в том числе ботанический атлас и англо-русские ботанические/, но перевода с одного языка на другой нет, вернее, нет даже такого термина в русском языке. Сам корень – латинский /Игни – огонь/. Не исключено, что Е. И. ввела этот термин как объединяющее понятие об огненосных растениях, и в эту группу могут входить растения различных групп общепринятой классификации. В своё время я переписывался с Клизовским /когда он работал над своей книгой и задавал много вопросов Е. И./ и спрашивал у него, какие растения можно отнести к игниридовым. Он ответил, что полынь, мяту, валериан, т.е. заключающие в себе огненосность. Думаю, что у него была по этому поводу переписка с Е. И. Свой вопрос я задавал в связи с пар[аграфом] 214 Первой части «Мира Огненного». [На левом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «Конечно, о ней я и спрашиваю.» – сост.] Эта книга, кажется, на английский переведена. Посмотрите, на всякий случай, какая интерпретация слову «игниридовый» дана там. Думаю, что поскольку слово произведено из латинского корня, его можно не переводить, а дать в латинской транскрипции /Igniridiacoal (?)/ [на правом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «плохо написано от руки», – сост.] или перевести в смысле «огненосные». При этом следует иметь в виду, что в принятой ботанической классификации такой группы растений не значится и принадлежность к ней классифицируется по совершенно другому принципу. Помимо указанных, к этой группе относятся, конечно, и Гималайские Балю и Мору, возможно, и всё семейство рододендроновых, т.к. последние относятся к вересковым, а вереск богат огненностью. Вот и всё, что мне удалось по этому поводу разузнать, причём я советовался со специалистами, так что думаю, искать где-либо ещё английский эквивалент слову «игниридовый» – будет безрезультатно, так как просмотрено самое полное издание русского ботанического атласа, и там этот термин отсутствует. Может быть, он и введён Е. И. впервые, т.к. официальная фармакопея /европейская/ такого принципа группировки /огненосности/ не знала. [На левом поле письма рукой З. Г. Фосдик написано – «Благодарю за пояснения, но всё это я знаю.» – сост.]

Пользуясь случаем, даю Вам объяснение картины Н. К. «Держательница Мира». Объяснение было мною написано для последней монографии, но объём текста для неё был строго лимитирован, и Валентине Павловне пришлось немного сократить текст.

«В картине «Держательница Мира» создан сложный символический образ. Словно первозданная природа смотрятся на полотне пустынные горы, поражающее своей космической беспредельностью небо. Но этот мир не бесплоден. Рерих наделяет его дерзновением человеческого духа. Мать-земля породила жизнь, породила человека, и он с самой колыбели через многие века несёт по ней свою мудрость, свою радость и скорбь. На фоне пустынных гор художник изобразил женщину, увенчанную короной. В руках у неё ларец. Её задумчивое лицо полно необыкновенной серьёзности, всечеловеческой озабоченности, ответственности за доверенную её ношу. Первая материнская ласка, первые слова любви, первое напутствие на подвиг и первая скорбь неизбежных жертв хранятся в этом ларце и сердце женщины. Ими держится мир на земле, и они подвластны коронованной властительнице мира – женщине».

Конечно, это только один из возможных вариантов объяснения идеи, заложенной в этой картине. Между прочим, когда эта картина была выставлена на первой выставке Н. К. в Москве, то к Юрию Николаевичу особенно часто обращались с просьбой объяснить её. Поэтому мне несколько жалко, что объяснение в монографию не попало. Но, возможно, я смогу использовать его в какой-то мере в новой книге. Уже больше четырёх пятых её первоначального варианта готовы. Первый вариант пишу я. Потом мы будем обсуждать и вносить изменения совместно с Валентиной Павловной. Надеюсь в новому году первый вариант закончить. Он особенно трудоёмок, т.к. требует просмотра очень многих первоисточников, в основном «Листов Дневника» самого Н. К., и я Вам бесконечно благодарен за то, что Вы посылаете их мне.

Передайте от меня сердечный привет Людмиле.

Всего Вам самого светлого.

Душевно Ваш П. Беликов.

 

 

149. З. Г. Фосдик – П. Ф. Беликову, 27.11.1968

27-ое Ноября, 1968 г.

Дорогой Павел Фёдорович,

Ваши 2 письма от 1-го и 14-го Ноября были получены. Очень благодарю за них, а также за 3 фотографии Алтая – они воскресили незабываемое время! Очень тронута Вашим вниманием и посылкой их мне.

Я где-то записала именно это пребывание с Н. К. и Е. И. на Алтае. Если найду интересным, пришлю Вам.

Окна-витражи по оригиналам Н. К. были в первом музее – 2 больших замечательных окна. Увы! Были определённо разрушены.

Серия Архитектурных этюдов /42 картины/ у нас в Музее. Только недавно её закончил реставрировать прекрасный, тонкий художник, близко знающий искусство Н. К. Куратор нашего музея прочёл недавно лекцию о Н. К. – собралось много друзей и членов. Все были глубоко одушевлены этой лекцией.

Мне нужна справка об «игниридовых» растениях именно для параграфа 214 I части «Мира Огненного». Ведь там это слово неправильно переведено на англ[ийский], и я надеялась, что Вы найдёте го в русско-англ[ийском] ботаническом словаре. Но перевести его нужно, а Вы написали очень неясно это слово по латыни – Igniridiacoal?! Поищите опять и постарайтесь найти точное в латинской транскрипции и пошлите его мне. Конечно, мы знаем, что эти растения огненосные.

Мы здесь усиленно работаем над новым изданием «М[ира] Ог[ненного]» и должны его выпустить в 1969-ом году, да и вскоре за этим 2-ой и 3-тий том. Все эти книги давно были нами выпущены на англ[ийском] яз[ыке], но они почти все разошлись. Все книги широко требуются и быстро расходятся – нужно спешить с новыми изданиями – очень нужно. Слово iridiceous неправильно, ибо оно не от игни /агни/ огонь.

Ваши мысли о картине «Держательница Мира» очень хороши. Ваша книга о Н. К. видимо подвигается – это меня радует. Особенно радует, что Вы сотрудничаете с В[алентиной ] П[авловной] – она прекрасно и чутко понимает дух, насыщающий искусство Н. К. Если найду новые материалы, пришлю их Вам.

Шлю сердечный привет, к которому присоединяется также Людмила.

В духе с Вами, З. Г. Фосдик.

 

П.С. Получили ли Вы моё письмо, в котором я Вам послала датировку ранних картин Н. К. /Архитектурных этюдов/? Вы доныне об этом не сообщали, а я их выслала ещё в Августе, и начинаю беспокоиться.

Имеете ли Вы наш исправленный каталог Архитектурных этюдов Н. К.? Если нет, сообщите, и я Вам его вышлю.

 

 

150. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 4.12.1968

4 декабря 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

Вы, вероятно, уже получили моё письмо с моим пояснением термина «игниридовых». Советовался по этому вопросу с доктором Лукиным, который хорошо знает ботанику. Он тоже склоняется к моему мнению.

По ходу книги о Н. К. у меня возник один вопрос, который Вы, вероятно, сможете мне осветить. У Н. К. есть картина «Лхаса», но мне нигде не попадалось упоминание о точной дате посещения Лхасы. Юрий Николаевич также говорил, что в Лхасе они были, но когда, у меня не записано. В период 1924 – 25 годов было так много поездок, что, как будто, для посещения Лхасы времени не оставалось. В 1927 году экспедиция была задержана и направлена обходным путём, который Лхасы не затрагивал. Мне почему-то думается, что Е. И., Н. К. и Ю. Н., несмотря на то, что экспедицию направили мимо Лхасы, сумели всё-таки посетить её именно в это время. Ведь их путь дважды пересекал дороги в Лхасу, по которым постоянно проходили караваны. Судя по карте, именно в это время они находились в наиболее близком от Лхасы расстоянии. Прав ли я в моём предположении? Может быть, о посещении Лхасы сказано в книге «Алтай – Гималаи», но у меня её нет.

Получил сегодня сообщение, что в «Ученых записках Тартуского (Юрьевского) университета» помещена одна моя работа о Н. К., но я ещё сам не знаю – какая, т.к. сборника не получил ещё. Были сданы «Литературное наследие Н. К. Рериха» и «Рерих и Горький». Как только сборник получу, пошлю Вам.

Недавно вышел также альбом «Страницы каменной летописи» – о древнерусской архитектуре. В альбоме помещены хорошие страницы о Н. К., а на обложке альбома вытеснено «Знамя Мира» как символ охраны культурных ценностей. Этот альбом я пошлю Вам морской почтой.

Всего Вам самого светлого. Сердечный привет Людмиле. Буду очень признателен, если сможете указать дату /хотя бы год/ посещения Н. К. Лхасы. Ведь у него есть картина «Лхаса».

Душевно Ваш П. Беликов.

 

 

151. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, между 5.12 и 11.12.1968

 

[между 5 декабря и 11 декабря 1968 г.]

Выезжаю сейчас в Москву, где 12 XII состоится открытие выставки Н. К. в Музее Восточных Культур, а 13 XII вечер, посвящённый памяти Н. К. в Доме Учёных. Собираюсь на этом вечере также выступить с небольшим докладом. Так что год заканчивается хорошо!

П. Беликов

 

 

 

152. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 15.12.1968

15 декабря 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

Посылаю Вам текст моего выступления в Московском Доме Учёных. Выступление было встречено очень хорошо и с большим интересом. Многие записывали афоризмы и данные о книгах Н. К.

Всего Вам самого светлого,

П. Беликов.

 

 

ВЫСТУПЛЕНИЕ В МОСКОВСКОМ ДОМЕ УЧЁНЫХ 15 ДЕКАБРЯ 1968 ГОДА

 

4-го декабря этого года в "Литературной газете" под общим заголовком "Принадлежит России" – появились три публикации: док[тора] искусств[едческих] наук А. Лебедева, писателя Л. Гинзбурга и доктора юридических наук Н. Ушакова. В них шла речь о похищении в Великую Отечественную войну и до сих не возвращённых на родину произведениях искусства. Авторы публикаций должны были констатировать, что систематического розыска этих ценностей не ведётся и, если немедленно не приступить к его организации, многое будет для России окончательно утеряно.

Всё живущее один раз умирает. Таков закон природы. Но творцов культурных ценностей человечества подстерегает более суровая участь. Им часто приходится умирать дважды. Первый раз – подобно всем смертным, второй – когда незаслуженно забывают, теряют, искажают или уничтожают их творения. И эта вторая смерть – более несправедлива, более жестока, чем первая.

Уничтожение произведений искусства следовало бы приравнять к убийству талантливейших сынов народа, к убийству людей, которые в своих гениальных творениях остались жить для будущих, совершенно им неизвестных и уже ничем не способных отблагодарить их поколений. Поэтому всякое посягательство на бесценные неповторимые дары прошлого – величайшее преступление против бессмертной души народа.

Инициаторы сегодняшнего вечера, посвящённого памяти Николая Константиновича Рериха, добровольно приняли на себя ответственный дозор по охране памятников культуры. Члены общества охраны памятников истории и культуры поставили перед собой благороднейшую задачу – предупреждать и исправлять неразумно-пренебрежительное или злоумышленно-преступное отношение к всенародному достоянию. И они, конечно, не случайно обращаются к памяти Николая Константиновича – отважного воина и верного союзника всех взыскующих о сохранности того, что неизменно и вечно должно принадлежать России, о плодах творческого гения её народов.

7-го мая 1945 года под занавес развязанной германским фашизмом разрушительной войны и за 22 с половиной года до появления тех публикаций в "Литературной газете", о которых я упомянул, Николай Константинович писал: "Германия кончена. Много сообщалось об ограблении немцами художественных сокровищ и книгохранилищ. Где всё это? Говорят, вероятно, в подземельях. Где же такие хранилища? Ведь в них должны быть запрятаны не только награбленные сокровища, но и содержание немецких музеев, которым грабители должны расплатиться за все убытки ими причинённые.

О судьбе культурных ценностей ни радио, ни газеты пока не сообщали, а это предмет величайшего внимания. Минули времена, когда культура и творения народного гения оставались в пренебрежении. Но если о судьбах красоты и науки не сообщается – значит, эти клады ещё не найдены.

Не слышно, чтобы на конференциях толковали о судьбах народных достояний. Даже если клады ещё не найдены, то их надо искать и не теряя времени выяснить этот великого значения вопрос. Пусть народы скорей услышат о судьбах их творческих достижений.

У нас собраны кой-какие выписки об увезённых немцами сокровищах. Выходит, что грабёж был чудовищный. Даже крупные размерами произведения были вывезены... и настало уже время грозно потребовать возврата и восстановления.

Чем громче будет сказана забота о народном достоянии, тем воспитательнее это будет для народов. Нельзя удовлетвориться мыслью, что народное сознание уже сдвинулось... Народы справедливо возмущаются немецким вандализмами, но и сами ещё в недалёком прошлом не прочь были принять участие в разрушениях.

Что было – то было, но не должно быть в будущем. Да, да, чаще напоминайте о священном народном достоянии. Напоминайте о любви к Родине, сложившей неповторимые сокровище. Напоминайте о Культуре, ведущей человечество к преуспеянию".

Этот отрывок из очерка Рериха – один из примеров актуальности его литературного наследия, о котором мне хотелось бы сказать здесь несколько слов.

Николай Константинович начал писать очень рано. Ещё будучи гимназистом, он опубликовал свои очерки в журнале "Охотник". В студенческие годы стали появляться специальные работы по археологии. В 1914 году в Москве, в издательстве Сытина вышла первая книга собрания сочинений Рериха. В 1921 году, уже за рубежом, появилась книга стихов художника, доход с которой пошёл в фонд голодающим в России. За рубежом были также изданы книги на русском языке: "Пути благословения" – 1924 г., "Сердце Азии" – 1926(8) г., "Держава Света" – 1931 г., "Твердыня Пламенная" – 1933 г., "Священный "Дозор" – 1934 г., "Врата в будущее" – 1936 г., "Нерушимое" – 1936 г.

Были подготовлены к изданию, но по разным причинам не увидели света: "Алтай – Гималаи", "Шамбала", "Да процветут пустыни" (на русском языке).

На иностранных языках были изданы книги:

"Адамант" – 1924 (анг[ийский]) и 1925 (японск[ий]), "Алтай – Гималаи" – 1929 (анг[ийский]), "Шамбала сияющая" – 1930 г. (анг[ийский]), "Сердце Азии" – 1930 (анг[ийский] и испан[ский]), "Чаша пламенная" – 1930 (анг[ийский]), "Держава Света" – 1932 (анг[ийский]), "Твердыня Пламенная" – 1935 (анг[ийский]), "Радость искусству" – 1942 (анг[ийский]), "Прекрасное Единение" – 1946 (анг[ийский]), Гимават – 1947 (анг[ийский]).

Кроме того, многие очерки публиковались в различных периодических изданиях на русском языке, английском, французском, немецком, болгарском, чешском, датском, итальянском, греческом, сербском, испанском и т.д., и т.д.

Несмотря на обилие публикаций, очень большая, и, пожалуй, наиболее интересная часть литературных трудов Николая Константиновича до сих пор остаётся неизданной. Начиная с 1934 года, художник стал группировать свои очерки в трёх подборках: "Листы дневника" (222 очерка), "Листы дневника. Моя жизнь. I" (92 очерка) "Листы дневника. Моя жизнь. II" (659 очерков). Из этих, почти тысячи очерков, только около трёхсот было опубликовано. У нас наиболее обширные публикации из "Листов дневника" появились в журнале "Октябрь" № 10 за 1958 г. и журнале "Наш современник" №7 за 1967 г. 19 очерков Рериха, в сопровождении мало известных фотографий, пойдут в восьмом номере альманаха "Прометей".

Тех, кто хотел бы подробнее ознакомиться с опубликованным и неопубликованным наследием, я отсылаю к 217 выпуску "Ученых записок Тартуского университета", где помещена полная библиография трудов Рериха.

Я не буду сейчас останавливаться на обилии тем, которых касался Николай Константинович в своих литературных произведениях. Скажу только, что их лучшей характеристикой является сама жизнь художника, в которой слово никогда не расходилось с делом. Именно полное отсутствие пустых промежуточных дистанций между словом и действием, этих скрипучих тормозов жизни, привносит особенную убедительность и живописные и литературные труды Николая Константиновича. Разрешите мне закончить своё краткое сообщение о литературном наследии художника небольшими выдержками-афоризмами из его очерков. Они сами скажут о том, о чём Рерих считал нужным неустанно напоминать себе и людям.

 

* * *

 

Когда говорим о великих понятиях, не убоимся и больших слов.

 

Для незнающих культуры бывает страшна каждодневность, между тем в ней выковывается совершенствование и восхождение. Утончённое сознание примет все трудовые века, как источник бесконечного творчества. Завещание может быть кратко: "Пылайте сердцами и творите любовью".

 

Общественное мнение есть выражение общественного сознания. В существе своём оно всегда прогрессивно, ибо именно им создавалась всякая цивилизация.

 

Когда сердце теряет трепет восторга, оно может впасть в трепет смущения. Насколько трепет восторга будет устремляющим ввысь и прекрасным, настолько трепетание смущения будет ограничивающим, поникающим, устрашенным. А что же может быть безобразнее зрелища страха?

 

Если не всегда способен человек на творчество, то ведь причинить боль он всегда может. И может он сделать боль не только людям же, не только животным, но и всей природе и целой планете. Велика ответственность человеческая.

 

Молодёжь любит не предположения, не туманность, но факт и действие. Это и есть залог вечной молодости.

 

Человечество должно беречь своих героев. Также оно должно беречь и память о них, ибо в ней уже будет здоровое созидательное вдохновение. Жизнь уныла без героев.

 

Благо – не бесформенность, не мягкотелость, не день вчерашний. Благо – устремлённость, построение, не мозговое только, а сердечное, во всей сердечной беспредельности.

 

Каждая жестокость уже есть безумие.

 

Любовь и совершенство будут применены в жизни, в простоте и ясности творчества. Если простота выражения, ясность желания будут соответствовать неизмеримости величия космоса, то это путь истинный.

 

Мы не отвлечённые идеалисты. Наоборот, нам кажется, что тот, кто хочет украсить и облагородить жизнь, тот является настоящим реалистом.

 

Убедительность, это магическое качество творчества, необъяснимое словами, создаётся лишь наслоением истинных впечатлений действительности. Горы везде горы, вода везде вода, небо везде небо, люди везде люди. Но, тем не менее, если вы будете, сидя в Альпах, изображать Гималаи, что-то несказуемое, убеждающее будет отсутствовать.

 

Главное же воздержитесь от всяких предрассудков. Ведь это они своею мертвенностью влагают в мозг предрешённые, несправедливые, ограниченные соображения. Если бы написать историю каждого предрассудка, то праотцем его оказался бы очень слабый, колеблющийся и неистовый в раздражениях человек.

 

Когда-то каждое будущее станет прошлым. Пусть шлифовка алмазов будет другая, но достоинство камня сохранится. Так говорим в полном устремлении к будущему. Конечно, будущее в своей беспредельности окрыляет и вдохновляет. Но разве прошлое не является чудесными вратами к тому же будущему?

 

Не будем умалять друг друга, ибо из мысли о малом и родится малое.

 

В конце концов, ищите ближе. А в особенности тогда, когда хотите посмотреть вдаль.

 

Спросят – как перейти жизнь? Отвечайте – как по струне бездну – красиво, бережно и стремительно.

 

П. Ф. Беликов, 15 декабря 1968 г.

 

 

153. П. Ф. Беликов – З. Г. Фосдик, 28.12.1968

28 декабря 1968 г.

Дорогая Зинаида Григорьевна,

Ваше письмо от 27 ноября получил. Несколько задержался с ответом, т.к. уточнял латинское происхождение слова /термина/ «игниридовый». Термин происходит от слова «игнис» /ignis/, т.е. «огонь». В медицине имеется, например, термин «игнипунктура», что означает прижигание раскалённой /огненной/ иглой. Писать термина по-латыни надо так: надо так: IGNIRIDAGEAE /игниридагеае/.

Ваше письмо, где Вы от руки написали мне маркировку на обратной стороне «Архитектурных этюдов», я получил. Большое спасибо за него. Но исправленного каталога «Архитектурных этюдов» Н. К. у меня нет. И я был бы Вам очень признателен за него, также как и за все другие материалы, которые Вы сможете мне послать. Хотелось бы также знать Ваше мнение относительно времени посещения Н. К. Лхасы. В своих материалах мне нигде этого не найти.

Я Вам уже сообщил об очень удачном вечере, посвящённом Н. К., который был проведён в Москве. Вы, вероятно, получили очень хорошо сделанные пригласительные билеты. На днях мне звонила из Москвы Рая, сообщила, что хотят повторить вечер 30 декабря в Московском Государственном Университете, но я, к сожалению, не могу на смене года отлучиться со службы – очень много работы. Поэтому пришлось на этот раз от участия отказаться.

Послал Вам бандеролью экземпляр «Ученых записок Тартуского Университета» с моей публикацией статьи «Рерих и Горький» и «Литературным наследием Н. К. Рериха». Я очень доволен, что последнюю работу, над которой я трудился очень много, удалось опубликовать в солидном научном издании. Эти «Ученые записки» пользуются хорошей репутацией и поступают в главнейшие научные библиотеки Советского Союза, а их содержание в соответствующие научные картотеки. Так что в дальнейшем лица, изучающие деятельность и творчество Н. К., легко смогут находить достаточно полную информацию о его литературной деятельности. До сих пор эту область у нас очень плохо знали, да и у Вас систематизированные сведения о неопубликованных очерках «Листов дневника» и «Моей Жизни» также отсутствовали. Моё сообщение о литературной деятельности Н. К. в Московском Доме учёных было встречено с большим интересом.

Всего Вам самого светлого в новом году, П. Беликов.

 

Тексты публикуются по материалам архива Музея Николая Рериха (Нью-Йорк, США).

 

Публикация А. Н. Анненко, С. Г. Мельникова.

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№71 дата публикации: 01.09.2017