Святитель Лука (Войно-Ясенецкий)
Сердце как орган высшего познания
Глава вторая из книги «Дух, душа и тело»
Уже во времена древних греков слова «фрин», «кардиа» означали не только сердце в прямом значении, но также душу, настроение, взгляд, мысль, даже благоразумие, ум, убеждение и т.д.
«Народное чутьё» уже издавна верно оценило важную роль сердца в жизни человека. Сердце перестаёт биться – жизни пришёл конец, поэтому некоторые называют сердце «мотором жизни». Мы хорошо теперь знаем, насколько физическое и духовное благополучие зависит от правильной функции сердца.
Нам приходится в повседневной жизни слышать о том, что сердце «страдает», «болит» и т.д. В художественной литературе, в беллетристике можно найти выражения: «Сердце тоскует», «радуется», «чувствует» и т.д. Таким образом, сердце сделалось как бы органом чувств, и притом чрезвычайно тонким и универсальным.
Остановиться на этом необходимо потому, что «все указанные явления в своей основе имеют глубокий физиологический смысл, – говорит И. П. Павлов. – В отдалённую эпоху, когда наши предки находились в зоологической стадии развития, на все раздражения, получаемые ими, они реагировали почти исключительно мускульной деятельностью, преобладающей над всеми остальными рефлекторными актами. А мышечная деятельность теснейшим образом связана с деятельностью сердца и сосудов. У современного цивилизованного человека мускульные рефлексы почти уже сведены до минимума, связанные же с последними изменения сердечной деятельности сохранились хорошо...
Современный цивилизованный человек путём работы над собой приучается скрывать свои мышечные рефлексы, и только изменения сердечной деятельности всё ещё могут указать нам на его переживания. Таким образом, сердце и осталось для нас органом чувств, тонко указывающим наше субъективное состояние и всегда его изобличающим. Для врача надо отметить, что насколько хорошо происходит регуляция сердечной работы, обусловленной мышечной деятельностью, конечно, не чрезмерной, настолько же плохо происходит регуляция сердечной работы при различных волнениях, кои не ведут к мышечной работе. Оттого так легко поражается сердце у лиц свободных профессий, несущих лёгкий физический труд, но зато чрезмерно подверженных жизненным треволнениям».
Так судит о сердце патологоанатом («О смерти человека») и великий физиолог академик И. П. Павлов («Курс физиологии» под редакцией проф. Савича, 1924).
Прибавим к этому ещё некоторые замечания. Иннервация сердца поразительно богата и сложна. Оно всё оплетено сетью волокон симпатической нервной системы и через неё теснейшим образом связано с головным и спинным мозгом. Целую систему церебральных волокон получает оно от блуждающего нерва, по которым передаются ему многосложные воздействия центральной нервной системы и, весьма вероятно, посылаются в мозг центростремительные чувственные импульсы сердца. Мало ещё изучены и полны неизвестности функции симпатической и вегетативной нервной системы, но уже теперь вполне ясно, что они глубоко важны и многосторонни. И что особенно важно для нас, этим нервным узлам и волокнам несомненно принадлежит очень важная роль в физиологии чувствительности.
Таким образом, наши анатомо-физиологические знания о сердце не только не мешают, а, скорее, даже побуждают нас считать сердце важнейшим органом чувств, а не только центральным мотором кровообращения.
Но Священное Писание говорит нам о сердце гораздо больше. О сердце речь идёт чуть ли не на каждой странице Библии, и впервые читающий её не может не заметить, что сердцу придаётся значение не только центрального органа чувств, но и важнейшего органа познания, органа мысли и восприятия духовных воздействий. И больше того: сердце по Священному Писанию есть орган общения человека с Богом, а, следовательно, оно есть орган высшего познания.
Поистине всеобъемлюща, по Священному Писанию, роль сердца в области чувства. Оно веселится (Иер. 15, 16; Есф. 1, 10; Пс. 103, 15; Притч. 15:13, 15, 17:22; Суд. 16, 25), радуется (Плач. 5, 15; Притч. 27, 9; Притч. 15, 30; Ис. 66, 14; Пс. 12:6, 15:9; Притч. 23, 15; Еккл. 2, 10), скорбит (Пс. 12, 3; Иер. 4, 19; Пс. 24, 17), терзается до того, что псалмопевец кричит (Иер. 4, 19; 4Цар. 6, 11; Пс. 72, 21), рвётся от злобы (Деян. 7, 54) и горит трепетным предчувствием у Клеопы (Лк. 24, 32). Оно негодует на Господа (Притч. 19, 3), в нём гнездится гнев (Еккл. 9, 3), прелюбодейная страсть (Мф. 5, 28), зависть (Иак. 3, 14), надменность (Притч. 16, 5), смелость и страх (Пс. 26, 3; Лев. 26, 36), нечистота похотей (Рим. 1, 24), его сокрушают поношения (Пс. 68, 21). Но оно воспринимает и утешения (Флм. 1, 7), способно к великому чувству упования на Бога (Пс. 27, 7; Притч. 3, 5) и сокрушению о грехах своих (Пс. 33, 19), может быть вместилищем кротости и смирения (Мф. 11, 29).
Помимо этой полноты чувствований, сердце обладает высшей способностью ощущать Бога, о которой говорит ап. Павел в Афинском Ареопаге: «дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли» (Деян. 17, 27).
Об ощущении Бога или, вернее, благодатных воздействий Духа Божия на сердце говорят многие подвижники благочестия, многие преподобные. Все они более или менее ярко ощущали то же, что и св. пророк Иеремия: «было в сердце моём, как бы горящий огонь» (Иер. 20, 9).
Откуда этот огонь? Нам отвечает св. Ефрем Сирин, великий таинник Божией благодати: «Недоступный для всякого ума входит в сердце и обитает в нём. Сокровенный от огнезрачных обретается в сердце. Земля же возносит стопы Его, а чистое сердце носит Его в себе и, прибавим мы, созерцает Его без очей по слову Христову: блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят. Подобное же читаем и у Иоанна Лествичника: «Огонь духовный, пришедший в сердце, воскрешает молитву: по воскресении же и вознесении её на небо бывает сошествие огня небесного в горницу души».
А вот слова Макария Великого: «Сердце правит всеми органами, и когда благодать займёт все отделения сердца, господствует над всеми помыслами и членами, ибо там ум и все помыслы душевные... Ибо там должно смотреть, написана ли благодать закона духа».
Где там? В главном органе, где престол благодати и где ум и все помыслы душевные, т.е. в сердце.
Не будем умножать подобных же высказываний живших глубочайшей духовной жизнью. Их немало можно найти в «Добротолюбии». Все они по собственному опыту говорят о том, что при добром и благодатном устроении души ощущается в сердце тихая радость, глубокий покой и теплота, всегда возрастающие при неуклонной и пламенной молитве и после добрых дел. Напротив, воздействие на сердце духа сатаны и слуг его рождает в нём смутную тревогу, какое-то жжение и холод и безотчётное беспокойство.
Именно по этим ощущениям сердца советуют подвижники оценивать своё духовное состояние и различать Духа света от духа тьмы.
Но не только такими, более или менее смутными ощущениями ограничивается способность сердца к общению с Богом. Как это ни сомнительно для неверующих, мы утверждаем, что сердцем можно воспринимать вполне определённые внушения прямо как глаголы Божии. Но это удел не только святых. И я, подобно многим, не раз испытывал это с огромной силой и глубоким душевным волнением. Читая или слушая слова Священного Писания, я вдруг получал потрясающее ощущение, что это слова Божии, обращённые непосредственно ко мне. Они звучали для меня как гром, точно молния пронизывала мой мозг и сердце. Отдельные фразы совершенно неожиданно точно вырывались для меня из контекста Писания, озарялись ярким ослепительным светом и неизгладимо отпечатывались в моём сознании. И всегда эти молниеносные фразы, Божии глаголы, были важнейшими, необходимейшими для меня в тот момент внушениями, наставлениями или даже пророчествами, неизменно сбывавшимися впоследствии. Их сила была иногда колоссальна, потрясающа, несравнима с силой каких бы то ни было обычных психических воздействий.
После того, как я, отчасти по независящим от меня обстоятельствам, оставил на несколько лет своё архиерейское служение, однажды во время всенощной, когда было должно начаться чтение Евангелия, я неожиданно почувствовал волнение от смутного предчувствия, что сейчас произойдёт нечто страшное. Раздались слова, которые я сам часто спокойно читал: «Симоне Ионин, любиши ли Мя паче сих?.. Паси агнцы Моя» (Ин.21:15). Этот Божий укор, призыв к возобновлению оставленного служения внезапно потряс меня так могуче, что я до конца всенощной дрожал всем телом, потом всю ночь не сомкнул глаз, и около 1,5 месяцев после того при каждом воспоминании об этом необычайном событии меня потрясали рыдания и слёзы.
Пусть не думают скептики, что я настроил себя к этому переживанию тоскливыми воспоминаниями об оставленном священном служении и укорами совести. Совсем напротив, я был тогда сосредоточен на своей болезни и предстоящей мне операции, был в самом нормальном душевном состоянии, очень далёком от всякой экзальтации.
Для святых пророков возможно было и непосредственное слышание слов Божиих и восприятие их сердцем. «И сказал мне: сын человеческий! все слова Мои, которые буду говорить тебе, прими сердцем твоим и выслушай ушами твоими» (Иез. 3, 10).
«Сердце моё говорит от Тебя: «ищите лица Моего»; и я буду искать лица Твоего, Господи» (Пс. 26, 8).
Пророк Иеремия повествует о своём призвании, как о прямом разговоре с ним Бога.
Пророк Иезекииль, описав своё необыкновенное видение славы Божией, продолжает: «Увидев это, я пал на лице своё и слышал глас Глаголющего, и Он сказал мне: сын человеческий! стань на ноги твои, и Я буду говорить с тобою. И когда Он говорил мне, вошёл в меня дух и поставил меня на ноги мои, и я слышал Говорящего мне» (Иез. 2, 1–2).
Все пророки говорят именем Божиим: «И сказал мне Господь», «Так говорит Господь», «И было слово Господне ко мне».
Они получали откровение от Бога наяву и во сне через видения (Иезекииля 40–48; сон Даниила 7, его видения 8–10; видения Амоса 8–9; видения Захарии 1–6).
Вот что говорят святые отцы об этих различных способах получения откровений от Бога.
«Если кто предполагает, что пророческие видения, образы и откровения были делом фантазии и происходили естественным порядком, да ведает таковой, что носится далеко от правой цели и истины. Ибо пророки, и в нынешнее время бывающие у нас священнотаинники, не по естественному таковому порядку и чину видели и вообразили, что видели божественно не како и паче естества было то в уме их впечатляемо и представляемо неизречённою силою и благодатию Святого Духа, как говорит Василий Великий: «Ненаречённою некоею силою пророки принимали воображение в уме, имея его неразвлечённым и чистым, и слово Божие слышали как бы возглашающимся в них». И ещё пророки видали видения действием Духа, Который печатлел образы во владычественном их уме. И Григорий Богослов: «Сый (т.е. Дух Святый) действовал первое в ангельских и небесных силах, потом в отцах и пророках, из которых одни видели Бога и познавали, другие будущее предузнавали, когда владычественный их ум от Духа принимал такие образы, по коим они соприсутствовали будущему, как настоящему» (иноки Каллист и Игнатий).
В этой выдержке из писания Каллиста и Игнатия нет речи о восприятии пророками Божиих откровений сердцем, а о восприятии умом, но в дальнейшем мы укажем, что Священное Писание приписывает сердцу те функции, которые в психологической науке считают принадлежащими уму, и именно сердце называют органом высшего познания.
Не только о способности сердца воспринимать воздействия Духа Божьего говорит Писание, но представляет его органом, который совершенствует и исправляет Бог, как центр нашей духовной жизни и Богопознания.
Вот ряд текстов, свидетельствующих об этом с большей ясностью.
«И дам им сердце единое, и дух новый вложу в них, и возьму из плоти их сердце каменное, и дам им сердце плотяное» (Иез.11, 19).
«Ты для того вселил страх Твой в сердце наше, чтобы мы призывали имя Твоё; и мы будем прославлять Тебя в переселении нашем: ибо мы отринули от сердца нашего всякую неправду отцов наших, согрешивших перед Тобою» (Вар. 3, 7).
«Дело закона у них написано в сердцах» (Рим. 2, 15).
«Отвергните от себя все грехи ваши, которыми согрешали вы, и сотворите себе новое Сердце и новый дух» (Иез. 18, 31).
«Дал вам духа премудрости и откровения к познанию Его и просветил очи сердца вашего, дабы вы познали, в чём состоит надежда призвания Его» (Ефес. 1, 17–18).
«Огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Ис. 6, 10).
«Бог послал в сердца ваши Духа» (Гал. 4, 6).
«Вселиться Христу в сердца ваши» (Еф. 3, 17).
«Мир Божий... соблюдет сердца ваши » (Флп. 4, 7).
«Страх Мой вложу в сердца их» (Иер. 32, 40).
«Вложу законы Мои в сердца их» (Евр. 10, 16).
«Любовь Божия излилась в сердца наши» (Рим.5, 5).
«Бог... озарил наши сердца» (2Кор. 4, 6).
В притче о сеятеле Сам Господь говорит, что семя Слова Божия сеется в сердце человеческое и хранится им, если оно чисто, или похищается из него дьяволом, если оно не умеет и не достойно хранить его.
Сердцем осуществляются высшие функции духа человеческого – вера в Бога и любовь к Нему. «Сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению» (Рим. 10, 10).
«Если... будешь... сердцем твоим веровать» (Рим. 10, 9).
«Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим» (Мф. 22, 37).
«Любите ли вы Господа, Бога вашего, от всего сердца вашего» (Втор. 13, 3).
«Люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим» (Втор. 6, 5).
«Господа Бога святите в сердцах ваших» (1Пет. 3, 15).
Сердцем мы молимся, и одна из великих форм молитвы есть безмолвный вопль к Богу. Так молилась Анна – мать пророка Самуила – о даровании ей этого великого сына. На горе Синае Бог сказал Моисею: Что ты вопиешь ко Мне? – а он молился без слов, не шевеля губами.
«Сердце их вопиет к Богу», – говорит пророк Иеремия (Плач. 2, 18).
Хорошо это выразил Ландрие в своей книге «Молитва»: Однажды ангел сказал одной из пламенных душ: «Что в самом деле ты делаешь? Ты колеблешь дворец небесный, и там ничего не слышно, кроме твоих криков». Однако эта душа не произнесла ни слова: только её сердце волновалось, и этого невидимого движения было достаточно, чтобы поколебать высоту небесную».
Сердце есть хранилище добра и зла, – как сказал нам Господь Иисус Христос: «Порождения ехиднины! как вы можете говорить доброе, будучи злы? Ибо от избытка сердца говорят уста. Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое» (Мф. 12, 34–35).
И ещё: «Исходящее из уст – из сердца исходит, cие оскверняет человека, ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф.15:18–19).
В сердце – седалище совести нашей, этого ангела-хранителя. «Если сердце наше осуждает нас...» (1Ин. 3, 20).
Об удивительной способности сердца сказал пророк Елисей своему слуге Гиезию: «Разве сердце моё не сопутствовало тебе, когда обратился навстречу тебе человек тот с колесницей своей» (4Цар. 5, 26). Так и сердце любящих матерей сопутствует во всём детям их, но, конечно, не с таким пророческим ясновидением, как сердце Елисея сопутствовало Гиезию.
Сердце предназначено не только для чувствования и для общения с Богом. Священное Писание свидетельствует, что оно есть и орган желания, источник воли, добрых и злых намерений.
«Придёт Господь... и обнаружит сердечные намерения» (1Кор. 4, 5).
«Излилось из сердца моего слово благое» (Пс. 44, 2).
«Желание моего сердца... об Израиле» (Рим. 10, 1).
«Он действовал от всего сердца своего» (2Пар. 31, 21).
«Он... пошёл по пути своего сердца» (Ис. 57, 17).
«Живет по упорству сердца своего» (Иер. 13, 10).
«Доколе не выполнит намерений сердца Своего» (Иер. 23, 20).
«Он исполнит желания сердца твоего» (Пс. 36, 4).
«Сердце, кующее злые замыслы» (Притч. 6, 18).
«Сердце же нечестивых жестоко» (Притч. 12, 10).
«У народа сего сердце буйное» (Иер. 5, 23).
«...чего желало сердце его» (Пс. 20, 3).
«Народ, заблуждающийся сердцем» (Пс. 94, 10).
«В сердце у них зло» (Пс. 27, 3).
«Много замыслов в сердце человека» (Притч. 19, 21).
С полной ясностью видно из этих текстов, что именно желаниями и стремлениями сердца определяется всё поведение человека, выбор жизненного пути. А как мы увидим ниже, чувствами и желаниями определяется и направление пути мышления. Но сердце не только определяет наше мышление; как это ни странно покажется всем, считающим непреложным учение психологии об уме как органе мышления и познания, – именно сердце, по Священному Писанию, мыслит, размышляет, познает. Да не спешит читатель закрыть книгу, дойдя до этого неприемлемого для многих утверждения. И философ Бергсон, которого по справедливости следует считать одним из величайших мыслителей, отводит сердцу очень видное место в деле познания. Но начнём опять с текста Библии:
«Но... не дал вам Господь [Бог] сердца, чтобы разуметь» (Втор. 29, 4).
«Помышления сердца их были зло» (Быт. 6, 5).
«Рассеял надменных помышлениями сердца их» (Лк. 1, 51).
«Видя помышления сердца их» (Лк. 9, 47).
«Чтобы ты узнал помышления сердца твоего» (Дан.2, 30).
«Изрекут... размышления сердца моего знание» (Пс. 48, 4).
«Человеку (принадлежат) предположения сердца» (Притч. 16, 1).
«Слово Божие... судит помышления и намерения сердечные» (Евр. 4, 12).
«Размыслите в сердцах ваших» (Пс. 4, 5).
«Для чего вы мыслите худое в сердцах ваших?» (Мф.9, 4).
«Что вы помышляете в сердцах ваших?» (Лк. 5, 22).
«Помышляли в сердцах своих» (Мк. 2, 6; Лк. 3, 15).
«Даруй же рабу Твоему сердце разумное» (3Цар. 3, 9).
«Мудрость войдёт в сердце твоё» (Притч. 2, 10).
«Не уразумели этого сердцем» (Ис. 42, 25).
«Вы знаете всем сердцем вашим» (Нав. 23, 14).
«Бродят помыслы в сердце» (Пс. 72, 7).
«Мудрость почиет в сердце разумного» (Притч. 14, 33).
«Безумие в сердце их» (Еккл. 9, 3).
«Сердце легкомысленных будет уметь рассуждать» (Ис. 32, 4).
«Сердце глупого подобно разбитому сосуду и не удержит в себе никакого знания... Речей разумного будут искать в собрании и о словах его будут размышлять в сердце» (Сир. 21, 17–20).
«Он дал им (людям) смысл, язык и глаза, и уши и сердце для рассуждения» (Сир. 17, 5).
«Да откроются помышления многих сердец» (Лк. 2, 35).
«Для чего такие мысли входят в сердца ваши?» (Лк. 24, 38).
Остановимся на последнем тексте. Как эти мысли входят в сердца ваши? Откуда входят? Если входят в сердце, то, значит, не рождаются в нём. Конечно, Писание не противоречит несомненным физиологическим фактам и не отрицает роли мозга в мышлении, и не только мышлении, но и во всех психических процессах. В приведённых выше словах иноков Каллиста и Игнатия, святителей Василия Великого и Григория Богослова пророчества и видения объясняются благодатным воздействием Духа Святого на ум пророков, а умственные процессы происходят в мозгу. Да, конечно, но только мышление не ограничивается деятельностью коры головного мозга и в ней не заканчивается.
Нам известны в мозгу двигательные и сенсорные центры, вазомоторные и дыхательные, тепловые и другие центры, но нет в нём центров чувств. Никому не известны центры радости и печали, гнева и страха, эстетического и религиозного чувства. Хотя от всех органов чувств и всех вообще органов тела направляются в мозг и оканчиваются в клетках его сенсорных центров все чувствительные волокна, но они несут только ощущения зрительные и слуховые, обонятельные и вкусовые, тактильные и термические, локомоторные и многие другие. Но это только ощущения. А не делать различий между ощущениями и чувствами – значит, впадать в самую глубокую психологическую ошибку.
Если бы мы могли, что, конечно, немыслимо, остановить стремительную и сложнейшую динамику психических процессов и рассмотреть отдельные элементы в статическом состоянии, то ощущения представились бы нам только как импульсы к возникновению мыслей, чувств, желаний и волевых движений. А мысли, выхваченные из мозга, оказались бы только незаконченным, сырым материалом, подлежащим глубокой и окончательной обработке в сердце – горниле чувств и воли.
Каким образом возникшие в мозгу мысли передаются в сердце, мы не знаем, но мысль как акт чисто психологический, в отличие от ощущений, как актов физиологических, не нуждается в анатомических путях проведения. Не нуждаются в этих путях и чувства, возникающие в сердце в зависимости от тех или других мыслей и в значительной мере формирующие их.
Но не только из мозга сердце получает эти обработанные мысли, сенсорные восприятия, но и само обладает удивительной, важнейшей способностью получать из мира духовного экзогенные, нисколько не адекватные органам чувств, ощущения самого высшего порядка.
И эти ощущения из сердца передаются уму, в мозг и в огромной степени определяют, направляют и изменяют все психические процессы, в уме и духе происходящие. Обратимся к другим текстам из приведённых выше.
«Да откроются помышления многих сердец».
«Мудрость почиет в сердце разумного».
«Безумие в сердце их».
Если можно говорить о помышлениях сердца, о том, что сердце служит средоточием и обиталищем мудрости, то, значит, в нём не только получают чувственное и волевое восполнение рождающиеся в мозгу мысли, и не только воспринимаются им экзогенные духовные воздействия, передающиеся в мозг, но в сердце эти восприятия так же рождают мысли, размышления, как сенсорные восприятия служат импульсами и материалом для мыслительной деятельности мозга. Сердце, следовательно, – второй орган восприятия, познания и мысли. В нём рождается из этой деятельности познание и почивает в нём мудрость. Или, если сердце лишено Божией благодати и не воспринимает из мира трансцендентного внушения Духа истины и добра, а расположено к восприятию духа зла, лжи, гордости, то безумие рождается и обитает в нём.
Интеллектуалисты считают непреложной истиной, что мы познаём действительность умом, анатомо-физиологическим органом которого они, естественно, считают головной мозг. Но уже в XVII веке, в разгаре картезианского догматизма, когда интеллектуализм был всесилен, гениальный математик и мыслитель Блез Паскаль сумел найти предел и бессилие разума и предложил заменить его познавательной способностью, которая отличалась бы непосредственностью и пригодностью для исследования истины.
То, что впоследствии Бергсон окончательно назвал интуицией, Паскаль назвал чувством тонкостей, чутьём суждения, чувством, вдохновением, сердцем, инстинктом. Все эти слова одинаково обозначают в его «Мыслях» непосредственное познание действительности, сознание живой реальности, которое противоположно рассудочному знанию и рациональным выкладкам. В самых первых своих творениях Паскаль установил эту новую разницу между «геометрическим умом» и чутьём тонкостей. Геометрический ум – это именно то, что мы называем рационалистическим или логическим способом мышления; чутьё тонкостей – мышление интуитивное.
«Разум, – говорит Паскаль, – действует медленно, принимая во внимание столько принципов, которые всегда должны быть налицо, что он поминутно устаёт и разбегается, не имея возможности одновременно удержать их. Чувство действует иначе: оно действует в одну секунду и всегда готово действовать».
Его вывод таков: «Надо, следовательно, возложить наше упование на «чувство», иначе упование наше постоянно будет шататься».
Затем следует знаменитое изречение: «Сердце имеет свои причины, неизвестные уму», и Паскаль добавляет: «Сердце, а не разум чувствует Бога».
Представление о познании и всей великой многословности нашей духовной жизни, которое даётся нам Священным Писанием, совершенно не совместимо с интеллектуализмом, философской доктриной, утверждающей, что всякая действительность познаваема и что доступна она лишь познавательной способности разума.
Интеллектуализм видит в свободном, спекулятивном познании совершенную деятельность человека и даже единственную деятельность, достойную его. Но, что ещё гораздо важнее, он признаёт за предметами реальность лишь постольку, поскольку они могут быть приняты разумом.
С чем можно сравнить претенциозность этой гордой доктрины, отказывающей в реальности всему, что не вмещается в наш бедный и очень ограниченный разум? Всё то, что так ярко и несомненно воспринимается сердцем из мира трансцендентального, всё то, что познаётся паскалевским «чувством тонкостей», интеллектуалисты игнорируют. А ещё древний философ Эпикур сказал, что все объекты восприятия являются истинными и реальными, ибо одно и то же сказать, что вещь истинна и что она существует. Почему же не истинны высшие восприятия сердца?
Только головной мозг считается органом разума и воли, а спинной – лишь системой проводящих путей и органом рефлекторной и трофической деятельности. Однако, если обезглавленной лягушке причинять раздражение кожи, то она проявляет целесообразные действия, направленные к устранению раздражения, а при продолжении их обращается в бегство и прячется точно так же, как не обезглавленная. В войнах муравьев, не имеющих головного мозга, явно обнаруживается преднамеренность, а следовательно, и разумность, ничем не отличающаяся от человеческой. Совершенно очевидно, что не только головной мозг, но и ганглии насекомых, спинной мозг и симпатическая нервная система позвоночных служат органом воли.
В небольшом богословском трактате невозможно сколько-нибудь понятно изложить хотя бы только основные идеи удивительной и глубоко жизненной философии Анри Бергсона. Скажу только, что он проложил совершенно новый путь к познанию жизни и с огромной глубиной мысли раскрыл полную неспособность к этому философии интеллектуализма.
Не один Паскаль был великим предшественником Бергсона на этом революционном пути философии. К бергсонианскому методу познания близок метод интроспекции Мен де Бирана – изучения действительности в сознании человека. Он думает, что нельзя уловить реальность иначе, как только в живом себе. Ни тонкие наблюдения, ни рациональные размышления не в состоянии этого добиться.
Шопенгауэр первый доказал, что концепции, изобретённые разумом, работающим попусту и в пустоте, не могут быть ничем иным, как пустыми химерами, годными лишь для удовлетворения профессоров философии; что разум обладает лишь формами, что он пустая способность. Он противополагает разуму интуицию.
Удивительные и совершенно новые суждения о мозге – кумире интеллектуалистов – высказал Бергсон. Он полагает, что разница между спинным мозгом, рефлекторно реагирующим на получаемые импульсы, и головным мозгом – только в сложности, а не в характере функций. В головном мозгу только регистрируется восприятие, пришедшее извне, и выбирается подходящий способ ответной реакции.
«Мозг, – говорит Бергсон, – не что иное, как нечто вроде центральной телефонной станции: его роль сводится к выдаче сообщения или к выяснению его. Он ничего не прибавляет к тому, что получает. Все органы восприятия посылают к нему нервные волокна; в нём помещается моторная система, и он представляет собою центр, в котором периферическое раздражение вступает в сношение с тем или иным моторным механизмом».
Уже самым своим строением мозг доказывает, что его функция есть превращение чужого раздражения в хорошо выбранную реакцию. Афферентные нервные волокна, приносящие чувственные раздражения, оканчиваются в клетках сенсорной зоны коры головного мозга, а они другими волокнами соединяются с клетками моторной зоны, которым передаётся раздражение. При бесчисленном множестве таких соединений мозг имеет возможность бесконечно видоизменять реакции, отвечающие на внешнее раздражение, и действует как своего рода коммутатор.
Нервная система, и в особенности мозг, – не аппарат чистого представления и познания, а лишь инструменты, предназначенные к действию.
«Мозг не орган мысли, чувств, сознания, но он то, что приковывает сознание, чувства, мысли к действительной жизни, заставляет их прислушиваться к действительным нуждам и делает их способными к полезному действию. Мозг, собственно, орган внимания к жизни, приноровления к действительности» (Душа и тело. Ты и жизнь. 1921 г. 20 дек.).
Как это ни поразительно, но эти ошеломляющие мысли великого метафизика почти полностью совпадают с новым учением о высшей нервной деятельности, созданным нашим гениальным физиологом Иваном Петровичем Павловым. Даже больше: мы вправе сказать, что незадолго до Павлова Анри Бергсон чистым философским мышлением предвосхитил сущность физиологического учения Павлова, построенного экспериментальным путём по методу изучения условных рефлексов головного мозга.
Для обоснования этого положения я должен привести несколько выдержек из книги Павлова «Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности животных», но прежде необходимо объяснить, что такое условные рефлексы и что называет Павлов анализаторами.
У каждого животного есть множество врождённых постоянных рефлексов, которые Павлов называет безусловными. Так, например, животное немедленно бросается на пищу, которую увидит, отдёргивает ногу при раздражении её, улитка втягивается в свою раковину при прикосновении к ней, новорождённое дитя делает сосательное движение при прикосновении к груди матери. Но наряду с этими безусловными рефлексами у высших животных, именно у собак, на которых экспериментировал Павлов, также можно искусственно выработать новые рефлексы, которые он называет условными (можно также назвать их временными или приобретёнными). Так, например, если за короткое время до дачи пищи собака будет в течение ряда экспериментов получать одно и то же условное раздражение в виде звука определённой высоты, светового сигнала или почесывания кожи, то скоро это условное раздражение станет действовать так же, как вид и запах мяса (безусловный раздражитель): при условном сигнале у собаки немедленно начинается выделение слюны и обычное при виде пищи двигательное возбуждение. Условный сигнал привёл к образованию нового, временного, условного рефлекса.
Как же образуются эти рефлексы? При раздражении условным сигналом воспринимавших свет клеток ретины (зрительная оболочка глаза), клеток Кортиева органа, воспринимающих звук, фаттеровых телец и концевых аппаратов чувствительных нервов кожи, воспринимающих осязательные и болевые ощущения, все эти ощущения передаются по волокнам чувствительных нервов в те области коры головного мозга, нервные клетки которых предназначены для восприятия только этих раздражений (ядра зрительного нерва расположены в затылочной доле полушарий, звуковых – в височной и т.д.). Нервные клетки коры, восприняв раздражение, анализируют его и, соответственно результатам анализа, передают импульс на нижележащие центры головного и спинного мозга для соответственного исполнительного действия (эффектов): двигательного, секреторного, сосудодвигательного и т.д. Эти нижележащие исполнительные центры называются эффекторными.
Анализатором Павлов называет всю систему, состоящую из специфических, воспринимающих клеток органа чувств, начинающихся от них нервных волокон чувствительного нерва, их продолжений – волокон белого вещества мозга и их окончаний – нервных клеток сенсорной области коры полушарий. Таких анализаторов в мозгу бесчисленное множество. Среди них, кроме тех, которые имеют начало в наших пяти органах чувств, есть очень много иных, несущих раздражение от всех органов нашего тела и сигнализирующих коре полушарий обо всём, что происходит внутри тела. На мозг, таким образом, возлагается грандиозная задача анализировать все эти раздражения и отвечать на них реакциями эффекторных центров.
Теперь будут понятны следующие выписки из книги Павлова:
«С точки зрения условных рефлексов большие полушария представляются как комплекс анализаторов, имеющих задачу разлагать сложность внешнего и внутреннего мира на отдельные элементы, и моменты и потом связывать всё это с многообразной деятельностью организма.
Оставаясь на почве точных фактов, мы можем сказать, что большие полушария есть совокупность анализаторов, которые разлагают сложность внешнего и внутреннего мира на отдельные элементы и моменты и затем связывают таким образом анализированные явления с той или иной деятельностью организма.
Большие полушария – орган животного организма, который специализирован на том, чтобы постоянно осуществлять всё более совершенное уравновешение организма с внешней средой – орган для соответственного и непосредственного реагирования на различнейшие комбинации и колебания явлений внешнего мира, и в известной степени специальный орган для беспрерывного дальнейшего развития животного организма.
Моторная область полушарий есть рецепторная область, или главная сфера и т.д., и двигательный эффект при раздражении коры в сущности рефлекторной натуры. Этим устанавливается единство всей коры полушарий. Кора, таким образом, является только рецепторным аппаратом, многообразно анализирующим и синтезирующим приходящие раздражения, которые только посредством направляющихся вниз соединительных волокон достигают эффекторных аппаратов.
В передних долях нет никаких механизмов, которые являлись бы верховными по отношению ко всем полушариям. О каких-то общих механизмах, находящихся в передних долях, не может быть и речи. Никаких особенно важных приборов, которые устанавливали бы высшее совершенство нервной деятельности, там, очевидно, нет».
И. Павлов, как и Бергсон, полагает, что разница между головным и спинным мозгом только в сложности, а не в характере функций. Он и его школа считают возможным ту расшифровку высшей нервной деятельности собаки, какую дали эксперименты с условными рефлексами, отнести и к физиологии мозга человека.
Если у собаки можно получить только вторичные условные рефлексы с первичных, то у обезьяны число их уже выше, а у человека, несомненно, возможно очень большое наслоение одних приобретённых рефлексов на другие, предшествовавшие им, и этим беспрестанно продолжающимся и усложняющимся в течение жизни человека образованием новых мозговых связей даётся возможность совершенствования умственной деятельности и расширения объема сознания. Но всё-таки эта сложнейшая мозговая деятельность остаётся только рефлексами головного мозга, и эта новая физиология мозга, как нам кажется, должна занять место психологического учения об ассоциациях.
Но разве это не то же самое, что говорил Бергсон: «Мозг не что иное как нечто вроде центральной телефонной станции: его роль сводится к выдаче сообщения или к выяснению его. Он ничего не прибавит к тому, что получил».
Громадное значение имеют исследования Павлова и его сотрудников физиологического значения лобных долей полушарий мозга. Эти доли доселе всеми считались важнейшей частью головного мозга, центрами высшей психической деятельности, органом мышления по преимуществу, даже седалищем души. Но Павлов не нашёл в них никаких особенно важных приборов, которые устанавливали бы высшее совершенство нервной деятельности, и кора этих передовых долей больших полушарий, как и вся остальная кора, представляют собой сенсорную область. Вся кора полушарий, эта совершеннейшая часть мозга, состоит только из бесчисленного множества анализаторов, анализаторов и анализаторов. И если в коре не нашлось места для какого-нибудь центра чувств, то тем более его нельзя искать в серых узлах мозгового ствола, которые, как это отчасти известно, имеют чисто физиологические функции. Мозговая кора анализирует не чувства, а ощущения.
А если мозг нельзя считать органом чувства, то это в огромной мере подтверждает учение Священного Писания о сердце как органе чувств вообще, и в особенности высших чувств.
Эти исследования Павлова соответствуют наблюдениям хирургов над множеством раненых с абсцессами лобных долей мозга. Они, как правило, не сопровождаются сколько-нибудь заметными изменениями психики или расстройством высших мыслительных функций. Из своей собственной практики приведу только два ярких наблюдения.
У молодого раненого я вскрыл огромный абсцесс (около 50 см³ гноя), который, несомненно, разрушил всю левую лобную долю, и решительно никаких дефектов психики после этой операции я не наблюдал.
То же самое я могу сказать о другом больном, оперированном по поводу огромной кисты мозговых оболочек. При широком вскрытии черепа я с удивлением увидел, что почти вся правая половина его пуста, а всё правое полушарие сдавлено почти до невозможности его различить.
Если, таким образом, мозг нельзя считать органом чувств и исключительным органом высшего познания, то это в огромной мере подтверждает учение Священного Писания о сердце как органе чувств вообще и особенно высших чувств.
Публикуется по: Святитель Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ Симферопольский и Крымский. Дух, душа и тело. М.: «ДАРЪ», 2006, сс. 19–58.
Ваши комментарии к этой статье
№97 дата публикации: 04.03.2024