Александр Балтин,
член Союза писателей Москвы
Онтологические окна
* * *
Перламутровое утро февраля
Тайными мерцаньями богато.
Нежно зачехлённая земля
Отдыхает.
Бело-синевато
Данные сугробы высоки.
Снежное зерно играет светом.
Ленты неба льются, как стихи,
И поверишь драгоценным лентам.
* * *
Символ счастья, символ детства:
Ёлка – дерево мечты,
На какое наглядеться
Не сумел за годы ты.
Замечательное древо,
И шары, и мишура.
Справа гриб, лисёнок слева,
Чудная огней игра.
И надежды, и надежды –
Не оправданные все.
Только ёлка, как и прежде
Широка в цветной красе.
Ягеллоны
Балы и счастье Ягеллонов!
Старинных замков колорит,
Как утверждение законов,
Каких теперь не утвердит
Никто… Разнообразна древность…
Литое мужество, мечи.
Была ли песен задушевность?
Шли в души от стихов лучи?
Ветвится древо Ягеллонов,
Листвой опавшие века,
Собою вечности не тронув,
Нам не расскажут, сколь верна
Была политика и вера
Великолепных королей.
Истории вернее вектор
Сиюминутности страстей.
Мяу, мяу
(стихотворение в прозе)
Мяу, мяу…
Мурлычет кот твоей судьбы…
Московская ярмарка увлечений помещалась в здание старого, красного, запутанного внутри завода – и, выходя из лесопарка, видя нагромождение старого кирпича, радовался, превращаясь в ребёнка, собирающего монеты.
Ибо собирал их всю жизнь, и, последние годы, блуждая по лабиринтообразному внутреннему устройству ярмарки, думал, что может быть, если бы…
Впрочем, неважно…
Два магазинчики, с продавцами которых давно познакомился, иногда общался, помимо покупок, переехали; был сначала несколько расстроен, потом понял, что до нового места не так уж далеко добираться, можно и пешком…
Возвращался от одного из них, периодически доставая из кармана монету в холдере, разглядывая…
На остановке трамвая, прячась от сыплющего снега, приметил изрядно пожилого дядьку, худо одетого, в вязаной шапочке, старого формата очках, с сивыми вислыми усами…
Пьющий неудачник по виду.
Уже в трамвае, больше стоящем, чем едущем из-за пробки, вдруг услышал – Мяу? Тут рядом, там интересно: монетки, значки…
Взгляд отведя от стекла, увидел мужичка этого, сидящего возле тётки пожилой, рассказывающего ей про Мяу…
Что дёрнулось в сознанье?
Все мы как-то связаны? Но как? Понять едва ли, не осознать…
Но детское увлечение нумизматикой лучится иногда чем-то серебряным, далёким и близким, странным и нелепым…
Онтологические окна
Александр Галича
Онтологические окна
Открыты Галичем всерьёз.
Житейской густоты волокна
Едва ли доведут до слёз.
Необходим анализ жёсткий
Реальности – какой была:
Была высокой, но и косной,
Абсурдом дьявольским цвела.
И были лагерные были,
Людская страшная руда,
Какую били и палили,
Как, вероятно, никогда.
И памятники страшным строем
Грозили бытию, потом
Кто стал изгоем? Кто героем?
Кто знает про духовный дом?
Нет оного – по песням судя,
Вновь песни Галича звучат
О власти: самом яром блуде,
Какой творит неясный ад.
Онтологический окна
Открыты: что же нам темно?
Спасибо в жизни есть волокна,
Златящиеся всё равно.
* * *
Лес видит зимний сон иль ты
Сон о серебряном на чёрном?
Пространны темы красоты
Под небом, солнцем золочёным.
Коль ветку дёрнешь, полетит
Снег, нежно-розово мерцая.
Своим сияньем колорит
Сегодняшний определяя.
Природная роскошна скань,
Как будто социума нету –
Где вечно торжествует дрянь,
Противореча слишком свету.
* * *
Рваные банки края –
Вскрытой консервной банки,
И рану представлю я
В душе от годов бытия,
Будто данность знал только с изнанки…
* * *
Океаны, вложенные в нас,
Древние и ветхие глубины.
Коль вести о психике рассказ
Должен быть необычайно длинный.
Дебри, где ассоциаций мхи,
Связи… с чем едва ли нам понятно.
Дантовского бытия стихи
И фантазий золотые пятна.
Все, всюду пользуются
(стихотворение в прозе)
В икону глядя, истово молился, точно черпал ложками из неизвестной бездны, крестился, тянулся губами в зацелованному, захватанному стеклу, и вдруг…
Стал корчиться, руки мелко тряслись, оползал на пол, и принялся гулко, точно недрами голодного брюха кричать, то срываясь на тонюсенькие завывания, то рыча басом…
Красивый священник, в лице которого читалась властность, спешил к нему; присутствующие в храме собирались полукольцом…
Молодой священник стал у корчащегося на полу, возложил руку на растрёпанные власы, принялся шептать нечто, успокаивая, и – крики прекратились, корчи отпустили, шепоток пошёл по людскому стаду…
В квартире, обстановка которой свидетельствует об избыточном достатке, в кресле за журнальным столиком наливает янтарный дорогой коньяк в тонкую рюмку.
Дольки лимона золотятся на блюдечке, и горят рубиново бутерброды с икрой и сёмгой…
Скоро должен прийти.
Да, звонок в дверь, и священник – хозяин квартиры – выпив вторую рюмку – встаёт, минует коридор, открывает…
– Ну как, батюшка? – ухмыляется молельщик, якобы одержимый: вернее – избавленный от одержимости…
– Всё хорошо. Но - понимаешь? – говорит священник, протягивая конверт.
Тот жадно берёт, прячет во внутренний карман куртки.
– Конечно, что Вы. Если понадоблюсь для чего – телефончик знаете.
– Адью, – добавляет, кривляясь слегка.
Без улыбки священник закрывает дверь.
Актёр-неудачник, ради деньжат готовый сыграть, что угодно.
Священник возвращается к коньяку, включает классическую музыку: ни во вкусе, ни в уме ему не откажешь.
Он и сам не сможет теперь сказать верил ли когда-то во что-либо, кроме конкретных, материальных вещей, но коли уж вывернула стезя на церковную почву, надо же использовать полностью данные возможности.
Все, всюду пользуются…
* * *
Детсадовское фото. Пять иль шесть.
Упорно сжаты губы, будто весть
Какую знает маленький ребёнок.
И пожилой глядит в глаза, и тонок
Мир связи пожилого с малышом.
А рядом шкаф, изданьями набитый,
Коль пожилой поэтом стал, притом
Путь сильно неудачей перевитый.
И пожилой вдруг скажет вслух: не ждал,
Малыш, подобной жизни? И вздохнёт.
Закат в окне сияет ярко-ал,
И влит в него золотоносный мёд.
Ваши комментарии к этой статье
№78 дата публикации: 01.06.2019