Ю. А. Горбачёв

(Санкт-Петербург)

 

Штрихи к духовному облику
Павла Фёдоровича Беликова

Прежде всего в Павле Фёдоровиче ощущалась постоянная сильная мысль Общего Блага.

Чувствовалась готовность к бескорыстной отдаче себя и всего, что Павел Фёдорович имел, – всякому, кто мог принести самую малую лепту в дело достойного внесения наследия Николая Константиновича Рериха в культуру Советского Союза.

Павел Фёдорович охотно поощрял «присвоения». Он говорил: «Нужно уметь помочь другому принять твою мысль, как свою».

Была у Павла Фёдоровича углублённость в мысль, как пространственное деяние. Вспоминаются слова Святослава Николаевича из его письма к Павлу Фёдоровичу: «Чувствую Ваши мысли...».

Приезжавших к Павлу Фёдоровичу озаряла его радость особой индивидуальности гостя. Умел Павел Фёдорович почувствовать неповторимый внутренний мир собеседника и послать ему привет сердца.

Пожалуй, наибольшей радостью были для него встречи с искренне ищущими Путь жизни. Сколько ободряющих, мудрых писем написал Павел Фёдорович таким людям – всё делалось для поддержки ищущих – и как же эти заветные письма укрепляли искателей Пути!

Была у Павла Фёдоровича готовность к полной отдаче себя даже весьма маловероятным в будущем сотрудникам. Поистине, он был сеятелем, не думающим о том, придётся ли ему быть жнецом.

 

* * *

За словами Павла Фёдоровича чувствовалось особое «измерение», ощущалась его сопричастность к глубинности Бытия, то есть к Духу живому. Отсюда шло особое, укоренённое в основах его души, «беликовское» спокойствие. Чувствовалось, что это спокойствие не от флегматичности или апатии.

Было у Павла Фёдоровича особое искусство находить внутреннюю силу и равновесие через сопряжение «полярностей»; с юности был у него интерес к парадоксам, к синтезирующему преодолению противоречий жизни.

 

* * *

От космической углублённости духа брала начало широта отношения Павла Фёдоровича к любым, самым прозаическим житейским «оказиям». Отсюда рождался замечательный беликовский юмор, мягкая ирония по отношению к несовершенству и ограниченности людей. От космической широты вúдения самых конкретных вещей шла терпимость Павла Фёдоровича, основанная на понимании непреложности, непреодолимости эволюции, использующей даже зло и несовершенство во благо мира.

 

* * *

Были у Павла Фёдоровича многоплановость и широта сознания, как по горизонтали (то есть была у него способность видеть многие пути к достижению цели), так и по вертикали (то есть умел он соотнести возможности, даваемые высшими силами, с возможностями людей, действующих на разных общественных уровнях). Многоплановость сознания у Павла Фёдоровича, по существу, переходила в чувствознание, схватывающее в эволюционной соизмеримости все стороны единого процесса жизнетворчества. Как прекрасно эта способность проявилась в его глубоком, мудром труде «Рерих: опыт духовной биографии»!

Павлу Фёдоровичу было присуще органичное сочетание широты, глубины и сердечности мысли с особой простотой и убедительностью слова. Убедительность слова шла у него от скрытой, но ощущаемой собеседником большой, многолетней работы его души, прошедшей через многие испытания сложностями и противоречиями жизни.

 

* * *

Простота Павла Фёдоровича была простотой человека, победившего всяческие поползновения самости. Ни малейшей позы не было в поведении Павла Фёдоровича,

ни как хозяина архива, от воли которого зависит облагодетельствовать просящего или нет,

ни как человека, близко стоящего к «самому» Святославу Николаевичу,

ни как человека, имеющего уникальную информацию о сокровенных сторонах жизни семьи Рерихов.

Поистине, был Павел Фёдорович «совершенным в даянии», может быть, в этом состоял секрет быстрого роста его архива (4000 единиц хранения)?

 

* * *

Но самые простые слова оставлял Павел Фёдорович для Шамбалы. Никогда, насколько помнится, не говорил он о ней нарочито, декларативно. Твердыня Света упоминалась им всегда «по делу» – при освещении конкретных фактов биографии Рерихов.

 

* * *

Была у Павла Фёдоровича истинно русская «всечеловечность» (прямо противоположная «сверхчеловечности» некоторых доморощенных оккультистов). Он как-то очень естественно, самим своим присутствием помогал другим людям почувствовать, открыть в себе подлинного человека. Людям неосознанно хотелось в присутствии Павла Фёдоровича быть порядочнее и лучше.

Кстати, об отношении к нему тех, кого называют «простыми» людьми. Видно было, как им, жителям маленького эстонского посёлка Козе-Ууэмыйза, хотелось в обычное уличное приветствие, обращённое к Павлу Фёдоровичу, вложить свою благодарность. Это была благодарность за естественную силу добра в нём.

Во всём Павел Фёдорович был именно естественен. Простота, какая-то уютная теплота души исходили от него. А ведь неприятностей и тяжелейших испытаний хватало на его жизненном пути, особенно в том деле, которое постепенно стало главным делом его жизни. Добрый юмор, доброжелательная снисходительность к человеческим слабостям – от всего этого становилось легко и ясно на душе, особенно на душе, изболевшейся от столкновения с людской чёрствостью и грубостью. Кстати, в атмосфере Павла Фёдоровича становилась какой-то нелепой всякая оккультно-мистическая экзальтированность. Не раз приходилось ему мягко, с юмором, «приводить в себя» людей, ошалевших от ожидания скорого «конца света». «Ну, вот, – говорил Павел Фёдорович таким людям, – встретимся после и обменяемся впечатлениями».

 

* * *

В Павле Фёдоровиче ощущался не просто душевный, но именно духовный человек – человек, сопричастный особым «тонким» напряжениям, особым планам бытия. Такое «космическое» сосредоточение как-то «веяло» среди самого повседневного разговора, среди всяческих земных дел. Уникальность духовной конституции Павла Фёдоровича состояла именно в полнейшей посюсторонности его духа. Духовные высоты были у него источниками силы и гармонии именно для земного действия. Его дух обильно давал земные плоды. Это свойство Павла Фёдоровича особенно привлекало, удивляло, очаровывало. Было это ничто иное как органическое единство земного и надземного.

 

* * *

Особая масштабность, широта души Павла Фёдоровича проявилась во всё возраставшей внутренней, сердечной ответственности за действия великого множества участников рериховского Дела. Поразительна была его готовность принимать к сердцу всю ношу несовершенств некоторых участников рериховского Дела. Удивительно, как неустанно он старался помогать им изживать эти несовершенства в своих письмах, полных деликатнейших, удивительно умных, практичных советов. Во многих своих письмах он вновь и вновь пытался «достучаться» до здравого смысла и разума иных деятелей рериховского движения. Без жалоб и обличений приносил Павел Фёдорович эту жертву, во многом ускорившую его уход.

И всё-таки, при всех тяготах непонимания, смог Павел Фёдорович, принимая в своё сердце успехи и трудности почти каждого участника рериховского Дела, создать особое, удивительное единство участников рериховского движения шестидесятых и семидесятых годов. Его дух творил единство, в котором каждый из сотрудников, именно через Павла Фёдоровича, через его сердце, ощущал свою связь с расширяющейся волной общего движения, и эта волна, истинная волна Нового Мира, укрепляла силы каждого, давала стойкость, помогала находить новые решения. Историкам рериховского движения ещё предстоит выяснить, сколько новых начинаний, инициатив, направлений научной и культурной работы сложилось тогда благодаря импульсам, шедшим к сотрудникам через сердце Павла Фёдоровича.

 

* * *

А ещё никогда не покидал Павла Фёдоровича его добротный, от родителя-торговца полученный и сознательно развитый здравый смысл, особенно нужный как «жаропонижающее средство» при многочисленных «детских болезнях» рериховского движения.

Так, соединяя земное и надземное, идя верхним путём, опираясь на соизмеримость и здравый смысл, творил Павел Фёдорович Беликов Великое Сýжденное, творил истинно руками и ногами человеческими.

[Козе-Ууэмыйза.

Апрель 1985]

 

 

Публикуется по рукописи «Штрихи к духовному облику Павла Фёдоровича Беликова». Она была передана ведущему раздела «Век П. Ф. Беликова» Ю. А. Горбачевым 10 октября 2011 года, после выступления в Эрмитаже на Международной научно-практической конференции «Рериховское наследие» «Рерихи, их предшественники, сотрудники, последователи».

 

Опубликовано с изменениями: Международная научно-практическая конференция «Рериховское наследие». Том XI: Рерихи, их предшественники, сотрудники, последователи. – СПб.: Издание СПбГБУК «Музей-институт семьи Рерихов», 2013. – С. 265-273.

 

Из вступления Ю. А. Горбачева к публикации:

 

«…Судьба подарила мне восемь лет общения и близкого сотрудничества с Павлом Фёдоровичем. Начиная с 1974 г. и до последних дней его жизни, наши встречи проходили регулярно с перерывами в полтора-два месяца. И сейчас, обозревая панораму своей жизни, которая приближается к седьмому десятку, я могу с уверенностью сказать: годы общения с Павлом Фёдоровичем были годами особого, какого-то всеобъемлющего счастья. Мы были едины во всём – и как люди всем сердцем принявшие тогда ещё скрытую от мира высокую спасительную истину Учения Живой Этики, и как личности с юных лет почувствовавшие тягу к тем духовным просторам, которые открывают русская и мировая философия, и, наконец, нас объединяло то глубокое, братское чувство, которое возникает между путниками, совместно идущими долгим и трудным путём и несущими тяжёлую, но очень нужную людям ношу. Сколько незабываемых часов провели мы в тиши эстонского поселка Козе-Ууэмыйза, делясь радостями и горестями нашего общего дела! Но только сейчас я в полной мере понимаю, насколько ноша Павла Фёдоровича была тяжелее того груза, который пришлось нести мне.

Павла Фёдоровича не стало в нашем мире 15 мая 1982 г.

И вот лишь через два года, собравшись с духом, я, наконец-то, решил навестить тот дом, к порогу которого я так спешил при жизни Павла Фёдоровича. Признаюсь, не только радость встречи с сердечно близкими мне женой и сыном Павла Фёдоровича, и не только возможность поработать в знаменитом архиве Павла Фёдоровича направляли меня. Что-то более важное, более насущное двигало мной. Это была тяга вновь войти в то пространство общения с Павлом Фёдоровичем, которое так щедро озаряло меня светом и радостью в ушедшие годы. Я надеялся, что множество замечательных книг и памятных моему сердцу реликвий, находившихся при жизни Павла Фёдоровича в его кабинете, вместе с целым миром его добрых и мудрых писем, помогут мне вернуть ощущение присутствия самого Павла Фёдоровича – теплоту его улыбки, мягкий тенор его голоса, его широкое, светлое понимание жизни – и всё это каким-то образом благодатно наполнит меня. Мне хотелось напитаться чудной атмосферой кабинета Павла Фёдоровича и так вобрать в себя пространство светлого содружества, возникавшее при общении с Павлом Фёдоровичем, чтобы оно уже не покинуло меня, не растаяло, не развеялось во времени, но стало моей внутренней путеводной силой, высоко звучащим камертоном, задающим лейтмотив моей жизни.

И вот, ясным апрельским утром 1985 г. я вновь переступаю порог беликовской квартиры, и меня так же радушно встречают моя любимая школьная учительница географии – Галина Васильевна Беликова, увы, теперь вдова Павла Фёдоровича, и сын Павла Фёдоровича Кирилл, достойно продолжающий дело своего отца, ставший для меня эталоном душевного благородства и поистине непреклонной доброжелательности.

Я, конечно, не стал посвящать Галину Васильевну и Кирилла в главную цель моего приезда, ограничившись просьбой поработать с письмами Павла Фёдоровича и сообщив, что утром следующего дня должен буду вернуться в Таллинн, где жили мои мать и сестра.

Весь день мы с Кириллом перебирали письма Павла Фёдоровича, обсуждали перспективы и принципы их публикации. И перебирая письма, вчитываясь в их строки, я остро ощущал проступающее сквозь страницы писем повседневное подвижничество Павла Фёдоровича. В тот вечер его письма долго не отпускали меня, и я засиделся за письменным столом Павла Фёдоровича до глубокой ночи.

А наутро, примерно за час до отправления автобуса на Таллинн, со мой произошло что-то странное. По какому-то наитию я взял ручку и принялся быстро, без остановки писать. Нет, я не просто напряжённо писал – я лихорадочно творил какую-то огненную возгонку цепи ушедших в прошлое эпизодов, напряжённо выявлял из потока проносившихся в моём воображении событий обобщённый образ, зримо и убедительно являющий существо Павла Фёдоровича. Я писал о самом главном. Этим главным, бесконечно дорогим моему сердцу, был дух живой Павла Фёдоровича.

Это он, дух Павла Фёдоровича, определил светлую атмосферу Рериховского движения семидесятых годов ХХ в. В те годы магнетизм Беликова сформировал ту славную когорту подвижников, усилиями которых было совершено деяние, завершившее, по сути, миссию семьи Рерихов: Россия в лице Советского Союза приняла наследие семьи Рерихов, вобравшее в себя высшие достижения культуры Востока. Исполнилась мечта Николая Константиновича Рериха, писавшего: «Для кого же мы все трудились? Неужели для чужих? Конечно, для своего, для русского народа мы перевидали и радости, и трудности, и опасности»1.

Примерно через час, когда я, обессиленный, кончил, наконец, писать, возникли вопросы: «Что это было?» и «Что у меня получилось?». Ответить на последний вопрос могли только Галина Васильевна и Кирилл. И я, едва закончив писать, стал торопливо читать им написанное мной. И как же радостно мне было услышать одобрительные слова Кирилла и Галины Васильевны! Кирилл даже попросил оставить им копию написанного. Однако времени на переписывание уже не оставалось – автобус не собирался ждать – и я просто оставил Беликовым написанное мной.

Прошли годы, и я, увы, забыл о нескольких торопливо исписанных листках, оставленных мной в Козе-Ууэмыйза. Но Кирилл Павлович не забыл об оставленном мной наброске. Он сделал всё от него зависящее, чтобы мой краткий очерк появился среди воспоминаний о Павле Фёдоровиче, вошедших в трехтомник «Непрерывное восхождение»2. Когда же «Непрерывное восхождение» вышло в свет всё-таки без моего текста (но это отдельная история), я, честно говоря, был даже рад этому – ведь слишком много заветного и сокровенного выплеснулось из моей души тем апрельским утром 1985 г. Вот только остался вопрос: «Только ли из моей души всё это выплеснулось?». Ведь в тот памятный мне апрельский день долго не оставляло меня особое ощущение – ощущение обретения вести о самом дорогом и заветном, – ощущался приказ: «Помни!»…

 

Примечания:

1. Рерих Н. К. Из литературного наследия. – М.: Изобразительное искусство, 1974. – С. 244.

2. Непрерывное восхождение: Сборник, посвящённый 90-летию со дня рождения П. Ф. Беликова: В 2 т. – Т. I. – М.: МЦР, 2001. – 504 с.: ил. – Т. II. Ч. 1 (1934–1975). – М.: МЦР, 2003. – 448 с.: ил. – Т. II. Ч. 2 (1976–1981). – М.: МЦР, 2003. – 560 с.: ил.

 

Цит. по: Международная научно-практическая конференция «Рериховское наследие». Том XI: Рерихи, их предшественники, сотрудники, последователи. – СПб.: Издание СПбГБУК «Музей-институт семьи Рерихов», 2013. – С. 266-268.

 

П. Ф. Беликов. Новосибирск. 1976. Фото А. Анненко.

 

 

 

 

Г. К. Беликова и Ю. А. Горбачев. С-Петербург.

Международная научно-практическая конференция «Рериховское наследие». 2011 год.

Фото А. Анненко.

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№62 дата публикации: 01.06.2015