ГРАНИ ЭПОХИ

этико-философский журнал №97 / Весна 2024

Читателям Содержание Архив Выход

Александр Костюнин,

член Союза писателей РФ

 

Ингушетия

Дневник поездки

 

Продолжение, начало см.: часть 1, часть 2, часть 3

 

 

Мат в несколько ходов

Малумат

 

Горячность продай, рассудительность купи.

Сихал йохка, сабар эца.

Ингушская пословица

 

Фотография автора

 

Кровная месть – один из брендов, один из ярких символов Ингушетии.

Институт наказания обидчика в частном порядке...

Обычай вендетты – кровной мести – не изобретение кавказцев. (Возможно, ингуши обидятся, но пальма первенства и в этом вопросе не принадлежит им.) Обычай кары существовал на Руси, в США, Европе... Много у него и сейчас сторонников и противников. Кавказ на сегодня едва ли не единственный заповедник, где принцип «зуб за зуб» – распространяется на всех, кроме стоматолога. В этом отношении Кавказ впереди планеты всей!

Хусен Гелисханов, корреспондент газет «Ингушетия», «Вести Малгобека», задумался:

– Ненависть отравляет жизнь и самому человеку, и народу, источающему, вырабатывающему это ядовитое чувство. Пока не поймём, что все мы произошли от Адама и у нас общая мать – Ева, до тех пор люди будут уничтожать, истреблять друг друга. Ненависть ингуши погасить в себе не могут. Простить не могут. Желание отомстить выше всех других чувств – выше прощения, выше сострадания, выше любви. Это самое слабое место.

Но ведь нельзя жить ради мести.

 

Даже не желающему вражды её не избежать.

Довнах кхийрар ведача а ваьннавац.

 

Нашего тейпа беда эта тоже коснулась: мой двоюродный брат убил одного из Яндиевых. Пойдёшь, бывало, на похороны или свадьбу и перед тем, как переступить порог дома, вызываешь хозяина, узнаёшь:

– Есть ли тут кто из Яндиевых? Могу ли войти?

Если там есть хоть один из его родственников – не имеешь права. Ждём, когда Яндиевы отгуляют, отвеселятся на свадьбе, совершат все необходимые ритуалы на похоронах и разойдутся по домам... Тогда только прошмыгнёшь тенью... Боишься столкнуться с ними на базаре, на улице... Не то, что они тебя убьют. Некрасиво. Неуважение проявляешь к человеку, к его горю: ты убил его брата и как ни в чём ни бывало спокойно здороваешься.

– Но ведь не ты убил!

– Какая разница? Большим оскорблением считается.

 

С приходом к власти Юнус-Бека Евкурова практически положен конец этому старинному дедовскому обычаю и бабушкину обряду. Председатель примирительной комиссии Малгобетского района Алихан Муцольгов официально подтвердил этот факт. Алихана мне представили как человека, который «лично спас как минимум пятьдесят жизней»:

– По городу Малгобеку и Малгобекскому району состоит на учёте 30 кровников, а в целом по Ингушетии более 120 случаев непогашенной, тлеющей кровной мести.

 

Потихоньку, не спеша,

Ингуш давит ингуша [1].

 

Бывает, вражда длится по сорок лет и более. Бывает, вроде не прощают кровника, примиряться не хотят и не мстят – назло кондуктору – чтобы над виновником всё время висел, как дамоклов меч – страх. Тогда посредники из числа уважаемых старейшин, имамы уговаривают самого уважаемого из тейпа пострадавшей, обиженной стороны. Просят ради Всевышнего простить канлы [2].

 

Оказывается, раньше, отвечая на кровную месть, старались завалить не обидчика, – тот зачастую пускался в бега, – а наиболее уважаемого представителя рода, чтоб досадить побольней. Брат матери – «наьна воша» – родственник второй по весу, по влиянию после отца. Если отца нет – сразу идут к нему. И предъяву делают ему. Его гибель – компенсировала моральный ущерб полностью.

Как шахматные фигуры разнятся своим значением, так отличаются по иерархии родственники для ингуша: на первом месте дед отца, отец отца, сам отец – это неоспоримо. Это носители фамилии рода. Вторая по значению фигура после отца – брат матери. Если нет отца, именно он перед людьми за вас отвечает, решает все вопросы, утрясает конфликты, несёт всю ответственность: кто благодарит – к нему, кто с претензиями – к нему. Он становится под удар. С хорошей, с плохой стороны... Всякое в жизни бывает. В щепетильной теме брат матери даже важнее, чем брат отца. Потом идут родные братья. В России если кого-нибудь убьют, никто из родственников мстить не пойдёт. Дела нет... В Ингушетии не так... Стоит один камень спихнуть сразу – обвал... лавина пошла.

Я на секундочку представил: ежли б все ингуши неукоснительно соблюдали священный адат кровной мести, что тогда? Легко построил математическую модель развития сюжета по этому сценарию: один джигит убивает другого: e2 – e4; затем родственник из тейпа погибшего заставляет обидчика заплатить за содеянное собственной кровью. (В наличии два трупа, по одному с каждой стороны). А дальше с каждым новым ходом число погибших удваивается. В математике это называется геометрической прогрессией.

 

Геометрическая прогрессия – последовательность чисел, членов прогрессии, в которой каждое последующее число, начиная со второго, получается из предыдущего умножением его на определённое число – знаменатель прогрессии.

 

2,4,8,16,32,64,128,256,512,1024,2048,4096,8192,16384,32768,65536,131072,262144,524288...

 

Ингушей в республике проживает намного меньше.

К тому же не требуется вести отсчёт с нуля, задел уже сделан: 120 случаев кровной мести затаились и ждут своего часа... Получается мат на двенадцатом ходу.

Чистая победа достанется последнему оставшемуся в живых ингушу. Но доставит ли она ему радость, принесёт ли счастье? Впрочем, «радость», «счастье» – слюнявые сантименты, которым нет места в ингушских скрижалях...

Эти слова-сорняки не из местного лексикона.

 

Примечания:

[1] Ингушский народный фольклор.

[2] Канлы – кровник – у кавказских народов человек, находящийся в отношениях кровной мести с другим родом, семьёй.

 

 

Антихиджаб №1

Хабарик

 

Легче загасить искру, чем потушить пожар.

Сийг боабе аттаг1а да яьнна ц1и йоаечул.

Ингушская пословица

 

Фотография автора

 

Директору школы СОШ №3 г. Карабулака Лиди Гомкоркиевой я задал, как и остальным своим собеседникам, один и тот же вопрос:

– Чем школа в Ингушетии отличается от «среднестатистической» школы страны?

– Тем, что на территории школы адаты тоже действуют: «уважение к старшим» – один из ключевых. У меня сестра – педагог, переехала в Новосибирскую область. По инерции устроилась в школу, но не смогла... Насмотрелась на разнузданность, своеволие детей, отношение их к педагогам... и не выдержала: отсутствие единой школьной формы, пьют в школе энергетические напитки, матерщина, прямо на уроке могут вести себя как угодно. Выдержала три дня! У нас дети себе такого поведения позволить не могут, у нас они все «под колпаком»! У нас ученики в массе в своей – ингуши и чеченцы. Кругом городки беженцев: мы принимали детей в школу, сколько могли! У наших ребят отношение к старшим, конечно, совсем другое.

А ещё школа в Ингушетии отличается национальным колоритом...

В десятом году произошёл щекотливый случай... Ещё по России не утвердили единую форму, а я завела порядок: школьная форма с первого дня. В обязательном порядке! И вдруг на 1 сентября приходит родительница, завёрнутая, и приводит в пятый класс дочку – вся-вся-вся, будто куколка завёрнутая. И объявляет мне:

– Сама привела дочь, чтоб Вы не придирались... Она так и будет ходить.

– У нас не медресе – светское учебное заведение. Зачем Вы девочку закутали?.. И так слабый ребёнок, а теперь вообще ничего на уроке слышать не будет.

– Меня муж прислал, просил передать: не потерпит другого отношения.

– У нас ко всем детям нормальное отношение.

– Вы нарушаете Конституцию страны.

– В Конституции не прописаны шпильки, платки, тапочки, юбки, бантики... Есть ведомственный законодательный акт, отраслевой закон, где предписана единая школьная форма. У нас в республике такой закон разработали ещё при первом президенте Ингушетии – при Аушеве.

– Пойду в прокуратуру.

– Ваше право.

Разговора душевного не получилось, и поехало...

Наутро школу наводнили правозащитники, начались разборки, скандалы... А вечером пятого сентября во двор моего дома кинули гранату... Гром-грохот!.. осколки, гарь, дым, окна вдребезги... Я телевизор смотрела, сразу даже не поняла, что случилось. Выхожу во двор – воронка! ворота набок... Муж выбегает:

– Это твои!..

Боже, какой страх!.. У меня четверо детей... Кто бы знал, что тогда пережила.

Я прослыла в стране, как «Антихиджаб №1». Сразу муфтият, звонки с исламских каналов Al Jazeera (Аль Джазира)... Из Москвы, заграницы понаехали эмиссары.

Но я настояла на своём: «В школе должен быть порядок». Точка.

 

* * *

У ревностных защитников паранджи и нудистов-фанатиков, у пуритан и стиляг, у абреков и воспитанников балетной школы разные представления о «правильности» формы одежды, её «хорошести»... разнятся суждения о том, можно заезжать в школу верхом на лошади или нет. И каждый из посетителей храма науки, включая лошадь, будет настаивать на своём понимании. Эти и много других вопросов ежедневно приходится решать каждому директору государственной общеобразовательной школы. Давайте пожелаем им мудрости.

Сейчас подумал: а вдруг прав Махмуд, предположив, что «паранджа» – акт девичьей безысходности, когда уже и макияж бессилен...

– Я бы учителям ставил памятники прижизненно.

– Согласен! – кивнул Махмуд, – даже на собственных детей порой не хватает нервов... Вчера брат спрашивает моего сына, третьеклассника:

– Как учишься? Покажи дневник!

Тот достаёт.

Дядя листает, листает, а там сплошь пятёрки, редко четвёрка проскочит.

– Да ты пай-мальчик, не къунах – не мужчина! Нет ни одной двойки.

Сын вспыхнул:

– Какой я къунах, ты узнаешь, кода увидишь второй дневник! – и достаёт из этого же ранца подлинник. Там тройки-двойки... Оказывается, он мне и маме, чтоб не расстраивать, подпихивал для ознакомления «представительский» вариант.

 

 

Мудрость, возведённая в ранг

Хабар

 

Лучше иметь доброго пса, чем плохое потомство.

Дикача коа дика ж1али хилар теннад, во т1ехье хучул.

Ингушская пословица

 

Фотография автора

 

Председатель Совета старейшин Ингушетии.

На такие посты не назначают за лояльность к власти, такую должность не купишь за отару овец, не получишь в наследство от отца. Председателя Совета старейшин Ингушетии избирают коллегиально равные из равных, самые мудрые, авторитетные аксакалы. Председатель Совета старейшин в Ингушетии – Салман Опиев.

– Ему 94 года, – пояснил Махмуд.

– То есть древний старик?

– Старик... Не вздумай состязаться с ним в скорости: пока ты будешь пыхтеть у подножия, он уже покорит вершину, дихон.

Я притих.

– Однажды Салман спас Первого Президента Ингушетии Руслана Аушева. Тот был после ранения, река Асса течением сбила с ног и понесла. В советские годы Салман всю жизнь носил на поясе именной кинжал, а в кармане галифе – наган. За ношение оружия грозил тюремный срок. Так он что делал: каждое утро писал новое заявление, о том, что нашёл пистолет на улице и в данный момент несёт сдавать его в милицию. Каждое утро, старое заявление рвал – новое писал! Всю жизнь!.. Настоящий джигит!

Кому как, мне такой рекомендации для встречи хватило:

– Махмуд, зажигай!

 

* * *

Салман ждал нас и вышел встречать во двор. В бешмете, подпоясанном узким кавказским ремнём с серебряными бляшками, в высокой каракулевой папахе, в галифе, заправленными в хромовые, до блеска начищенные сапоги. Судя по стальному рукопожатию – крепкий джигит.

Я попросил его начать свой рассказ с происшествия на реке Асса.

– Да, было такое... Довелось в 1989 году спасти Героя России.

Асса у нас – река горная, своенравная. Она оплошностей не прощает. Её переходить нужно знать как. Руслан только по колено зашёл, водопад сбил его с ног, и течением понесло. Думаю, Аллах!.. Рванул по берегу, обогнал и, заскочив в воду, схватил за руку, подтащил... не успел он наглотаться воды. Я молодой тогда был – семидесяти не исполнилось. Потом долго смеялись, шутили...

Сосредоточенно уплетая блины с творогом, я помалкивал: в свои неполные пятьдесят два я чувствовал себя старбенем.

– Блины называются «чапенгишь» – наша излюбленная национальная еда, – тарелку с высокой стопкой выпечки Салман пододвинул ближе ко мне. – Вы кушайте спокойно, я Вас ненадолго оставлю – намаз сделаю. Время пришло.

Он вернулся минут через десять, уже в домашней одежде.

– Соблюдаю все исламские традиции. Теперь можно. Теперь никто не запрещает. При коммунистах иначе... Я с детства решил: в коммунистическую партию не пойду. Помню, в конце двадцатых наши горцы обступили сельского муллу, интересуются: «Можно ли вступать в партию?» Щекотливый вопрос... Прямо агитировать не будешь: мол, не вступайте! (Свои же красные ингуши шлёпнут!) Я хорошо запомнил ответ:

– Вступайте, раз иначе нельзя, но, если ваше сердце, ваша душа пойдёт в партию – беда будет. Такой человек, считай, пропавший.

Все радостно загомонили:

– Ну раз так, вступим, главное – души-то у нас останутся чистыми.

Горцы потянулись к выходу из мечети, а мулла окликнул моего отца:

– Ахмед, подожди! – когда мы остались одни, он взял в руки Коран: – Ахмед, они пусть вступают, а ты не ходи. Я тебя очень люблю.

Как я услышал, на всю жизнь зарубил себе на носу эти слова. И сколько бы мне потом ни предлагали, а должности занимал серьёзные, неизменно отвечал одно и то же:

– Чувствую, пока не готов. Формально вступать не хочется, сначала нужно созреть политически, соответствовать этому высокому званию.

Секретарь райкома одно время настаивал: «Вступай!» На русском со мной говорил. На чеченском, ингушском тогда боялись – пришивали чуть ли не национализм, никакой не «салам алейкум» – здравствуй-здравствуй. Настаивал, но сделать ничего не мог. Ведь я отказывался мотивированно. Получалось, своим решением, серьёзным подходом партию даже возвышал. КПСС – это вам, понимаешь, не проходной двор, не сборище карьеристов. По всему выходило, я прав. А потом, в восьмидесятые годы, чтобы вступить, уже нужно было немного сунуть «на лапу», ввели разнарядку: на одного интеллигента – двух рабочих. От меня и вовсе отстали. В итоге коллектив у меня в подчинении – более трёхсот человек, крупная партийная организация, а я – беспартийный. Удалось, считай чудом, не запятнать свою душу. Помог Аллах. Аллах никогда не оставит в беде. Сейчас у нас появилось новое гнилое течение «ваххабизм». Заграничные эмиссары предпринимают попытки перечеркнуть вековые ингушские адаты, сбить нашу молодёжь с пути, привить своё... А что у них своё? Ничего. Всё чужое, чуждое нам. Расшатывают устои, для них слово старших – не авторитет. А кто должен заниматься воспитанием сына, если не отец? Отец обязан успокоить свою бешеную собаку сам, пока она не покусала других людей.

И в качестве весомого аргумента Салман положил на стол боевой револьвер.

– Раньше так носил, сейчас на оружие у меня официальное разрешение. Всё по закону. Патроны есть, самые боевые. Каждое утро кладу наган в карман с молитвой: «Дай Аллах, чтобы в меня никто не выстрелил и я ни в кого не выстрелил!» На ночь – под подушку... Потому что, ты сам знаешь, здесь Кавказ, и мы должны быть готовы ко всему. Я не зря держу на видном, на самом почётном месте портрет Сулумбека Гаравожева. Это – наш национальный герой, абрек. Обязательно про него прочитай, а я расскажу из его жизни лишь один эпизод. В апреле 1910 года он ограбил Кизлярский банк. Назрановский округ Терской области тогда возглавлял грузинский князь Андроников, он объявил, что если Сулумбек добровольно не сдастся, его родное село Сагопши будет уничтожено, жители сосланы. Помилования ему не обещали, но он дал согласие сдаться, если при казни его не повесят – расстреляют. Ему обещали. Весь город вывалил встречать Сулумбека. Ценою своей жизни он сохранил родное село от уничтожения, а его жителей от сибирской каторги. Но царские власти не сдержали слово, обманули и Сулумбека повесили. Кровь предков, которая течёт в наших жилах – нам в помощь.

Да поможет нам Аллах!

 

Нам пора было и честь знать – убираться восвояси... Приближалось время очередного намаза. Мы тепло попрощались с гостеприимным хозяином, с семьёй. Когда сели в машину, Махмуд прикурил и жадно затянулся:

– Помнишь, он упомянул про «бешеную собаку», ответственность отца?

– Ну.

– Два года назад один из сыновей Салмана повадился ходить в мечеть к ваххабитам. Салман его строго-настрого предупредил: «Не ходи туда!» Слова не подействовали... Он вытащил револьвер и прострелил сыну ногу: «Ещё раз увижу, вторую пулю получишь в голову!»

Всё. Сын успокоился, занимается бизнесом, семьёй, ему уже не до джихада.

 

 

Абреки

Малумат

 

Абреки села не основали.

Эбаргаша юрт йиллаяц.

Ингушская пословица

 

Шире улица раздайся,

Банда жуликов идёт!

Банда жуликов-мазуриков

Нигде не пропадет! [1]

 

Отношение к разбойникам в России традиционно восторженное.

Их имена присваивают ледоколам и улицам, о них слагают оды, снимают фильмы, пишут романы... Советские дети в школах из последних сил надрывались, налегали на учёбу, лишь бы именно их классу присвоили имя грабителя повесомей: Стеньки Разина или Емельки Пугачёва. Ведь красиво! А?! Рецидивисту Сталину едва простили учёбу в семинарии... Сколько пришлось ограбить банков, подломить сейфов, перерезать глоток, пока досадное пятно в биографии стало затираться. Тюрьмы и каторга по уровню образования у большевиков ценились много выше всяких там МГУ с оксфордами... Дедушка Ленин первым делом у соискателя на высокий государственный пост интересовался:

– Какой институт закончили, батенька?

Посвящённым было понятно: вождь мирового пролетариата интересуется, сколько лет человек на зоне «чалился», когда «откинулся». И сегодня биографию Мишки Япончика, Соньки-Золотой Ручки, Котовского, Анки с Молдаванки знают лучше, чем конструктора космических ракет Сергея Павловича Королёва. (Он, кстати, тоже сидел...) Так – в России. Что тогда говорить про Ингушетию... Её и приняли в дружную семью советских народов только за высокие показатели в разбоях, грабежах, за удаль и мастерство в набегах. Уже само соседство казаков с ингушами, по мнению Императора Российского, «благотворно влияло на военную выучку казачества». Абреки – те же воры в законе. И сегодня продвинутые родители вешают у изголовья детской кроватки портрет абрека Сулумбека Гаравожева. Вам каждый бесштанный, сопливый мальчуган объяснит:

– Насиональный гелой! Оглабил банк.

Это первые слова мальчишки в жизни. Он произносит их раньше, чем «папа», «мама»...

 

Харон Саутиев показал фотографию легендарного предка:

– Мой дед Израил был очень мужественным. Он вырастил жеребца, которого все шугались. Когда дед только заезжал на нём в село, уже из двора во двор в страхе передавали: «Люди, спасайтесь! Конь Израила здесь». Людей брыкал, кусал, топтал... А замечал деда – как тряпка стоял, до того боялся. Оседлать коня не удавалось никому. Дед, ещё до депортации, работал председателем колхоза «Красный Кескем». Однажды утром он ехал на своём жеребце в правление и встретил по дороге первого секретаря райкома с начальником милиции. Начальник милиции натянул повод, спрашивает у деда:

– Израил, почему твой конь хромает?

– Если правду говорить, вчера был за рекой, угнал оттуда скот.

– Об этом мне уже ночью сказали... Слушай, Израил, ты ведь председатель колхоза, у тебя и так всё есть. Зачем ещё воруешь?

– Председатель я – во вторую очередь, в первую – къунах!

Как в Греции юных спартанцев учили сперва воровать, потом уж говорить, читать, писать... Вайнах, если он настоящий, должен уметь украсть жеребца, умыкнуть невесту.

А ещё был у нас такой односельчанин Мавлий. Освободился он из тюрьмы: отсидел за хулиганство, пришёл на родину, вот токо-токо... Заглянул в рюмочную выпить с радости. Заказал стакан водки, закуску... И вдруг от соседнего столика отделяется незнакомец, бесцеремонно забирает его стакан с водкой... залпом выпивает. Мавлий обалдел, но виду не подал: решил обиду стерпеть: ему драка ни к чему, опять легавые, опять тюрьма – так никогда до дома не доберёшься. Заказывает второй стакан... А неугомонный незнакомец и его – выпивает залпом.

!..

Мавлий стиснул в кулак пальцы незнакомца с пустым стаканом и – в нос. Кровища потекла... он подставил под кровавую струйку стакан, нацедил – выпил, закусил и домой.

 

* * *

– Махмуд!

– Чего?

– Один ты не рассказываешь про разбой, грабежи. Непатриотично!

– А что рассказывать... Это как любовь. Настоящие мужчины об этом не рассказывают – этим занимаются. В славные девяностые рэкет расцвёл пышным цветом. За помощь в решении вопросов, за «крышевание» брали серьёзные проценты с тех, кому помогали, и с тех, у кого выбивали. У моего соседа взяли в долг и кинули – не отдают: месяц, другой, третий... Он идёт к крутому, авторитетному «челу», у того кликуха «Отвечаю».

– Помоги вернуть миллион! Собака не отдаёт.

– Сто тысяч вперёд.

Деваться некуда, отстёгивает бабки. Проходит неделя, разыскивает он «вышибалу»:

– Что-то не видать тебя... Как дела? Деньги вытряс?!

– Слушай, ты меня сильно подвёл...

– Что такое?

– Такой плохой человек, такой грубый оказался. Я еле забрал у него своих сто. Остальные ты сам забирай!

 

Я тогда в Москве часто ошивался. Подруливает ко мне в гостиницу «Россия» знакомый чеченец Идрис на красной «четвёрке» – старой-престарой, не знаю, где взяли:

– Выручи деньгами.

– Сколько?

– Пятнадцать тысяч. Через два дня в Грозном верну миллион.

Пятнадцать тысяч – немалые деньги в конце восьмидесятых. Я помялся, прикинул... достаю. С ним ещё подельник. Они на мои деньги снимают офис в центре Москвы на один день, дают объявление во все газеты: «Фирма реализует со склада оптом видеоаппаратуру – камеры, видеодвойки, телевизоры...» – всё по-взрослому. Сидят, ждут. Я с ними, на подстраховке...

Приходят два русских парня:

– Техникой торгуете вы?

– Мы.

– Можно документы посмотреть?

– Да без проблем! – кипу им на стол. – Из Японии, прямая поставка, ещё не растаможено.

– А глянуть на неё можно?

– Канэшно.

– Как только убедимся, что техника на месте, отдаём вам авизо на всю сумму.

Идрис рыжий, ростом маленький, ещё глубже натянул бейсболку. На него посмотришь – классе в седьмом, не старше.

– Поехали.

Сторожу заранее забашляли:

– Если кто приедет, скажешь, аппаратура фирмы «Восток».

Один покупатель остался в офисе, на связи, другой с Идрисом на склад. Открывают ворота: склад под крышу забит техникой. Он связывается с напарником, тогда ведь телефоны с батон размером:

– Всё в норме. Техника на месте.

– Лады.

Делает дозвон в банк, даёт поручение:

– На счёт... перегоните сумму. И сюда на факс, на этот номер пришлите копию платёжки.

– Ок!

На вечер у Идриса уже заказаны билеты на самолёт в Грозный – сваливают из Москвы. План у них расписан по минутам. И тут покупатель интересуется:

– Ребята, вы чеченцы?

У меня вмиг дрёма слетела, я с гордостью добавляю:

– И ещё ингуши...

– Вы нам не поможете за дополнительные бабки отогнать технику в Грозный?

Смотрю, у подельника Идриса челюсть отвисает, отвисает...

– А на хрена вам в Грозный?

– Хозяин, от кого мы работаем, тоже чеченец.

– Как фамилия?

– Сейчас познакомлю, через минуту он будет здесь.

Подъезжает шестисотый мерин, хозяин в дорогом прикиде... и тут Идрис нарисовался:

– Эти ребята, оказывается, ваши земляки.

Босс в офисе повёл жалом по сторонам, понюхал:

– Салам алейкум!

– Алейкум салам!

И на чеченском Идрису:

– Ты чеченец?

– Да.

– Техника «левая?»

– Само собой...

И тут «джи-жи»: вылезает из факса копия платёжки с отметкой об оплате на сто с лишним миллионов. Он улыбнулся:

– Ну тогда заберите эти деньги себе, они тоже левые.

Судя по всему, у чеченца-покупателя был план и тоже расписанный по минутам. Я молчком, чё тут скажешь... пошлёпал в гостиницу. Вечером Идрис заваливает ко мне в номер, в дымину пьяный.

– Я понял, что в Грозный за деньгами мне спешить не нужно.

– Ты правильно поня-яял... Ик!

Спал он у меня в номере на полу, денег не было ни на гостиницу, ни на билеты до аэропорта. Ни копейки...

 

P.S.

Есть в истории абреков эпизод, за который им респект от всей творческой интеллигенции России: когда академик Дмитрий Лихачёв сидел в лагерях, именно благодаря двум ингушам он остался жив – заключённые проиграли его в карты, а спасли от издевательств и мучительной смерти гIалгIай.

 

Примечания:

[1] Народные частушки.

 

 

Вор

Хабарик

 

Николай I – сыну, будущему императору Александру II:

«Во всей России только ты да я не воруем».

 

Фотография автора

 

Однажды Махмуд поинтересовался:

– Александр, какой у тебя самый любимый советский лозунг?

– ?.. Ну, я люблю сытно поесть, побаловаться пивком и на кухне повесил плакат: «Сегодня – рекорд! Завтра – норма!»

– Ты считаешь, этот призыв имеет отношение к потреблению пива?

– Прямое. А тебя какой слоган вдохновляет?

– Много достойных! Наверное, этот: «Твори, выдумывай, пробуй! Воруй, но не попадайся!» Если б ингуши не воровали, пожалуй, в ссылке не выжили. В Казахстане все выкручивались, как могли. У казахов глаза – узкие щёлочки – раскрылись благодаря нам... Бабушка рассказывала: сосед увёл корову, а чтоб не опознали – кипятком распарил рога и выгнул в обратную сторону. Комендант с хозяйкой коровёнки пошли по дворам искать пропажу, казашка напротив своей бурёнки остановилась, ходит вокруг, нюхает. Комендант допытывается: «Эта?» – «Корова, вроде, моя, но рога не её». Александр, надеюсь, ты не собираешься писать только о примерных ингушах? Получится слащаво, гладко, неправдоподобно, дихон. Есть один интересный, колоритный человек. По роду своих занятий, по призванию – вор.

– Махмуд, зажигай быстрей!

– Спешка горцу необходима в трёх случаях: гостя накормить, умершего похоронить, сына женить. В остальных случаях нужно быть степенным, достойным, хладнокровным.

– А у русских спешка – при ловле блох и при поносе...

 

Вор...

Интересный персонаж.

Мой «сусанин» прав, как всегда! Негоже, если повествование выйдет приторно-сладким.

Так, следуя рекомендациям своего проводника, я познакомился с Ибрагимом Саутиевым.

И, доложу вам, не зря...

 

* * *

– В Игушетии нет воров в законе, – любезно объяснял Ибрагим, – поскольку нет зон. Если вор показал себя, проявил дух – его принимают в семью. В воровском мире нет религии, нет национальности, гражданства. В крытом режиме любые разногласия пресекаются на корню. Выше вора – только другой вор и Бог. Нельзя брать в руки оружие и вставать на чью-либо сторону... Даже если на твою Родину напал враг... В душе можешь переживать, но в руки автомат брать нельзя... ну, никак. В руки взял оружие – уже «сука» получаешься. Вор должен воровать – у продажных людей, у чиновников, цеховиков, банкиров – и помогать бедным. Вором если станешь, нужно забыть про всё. С воров спрос особый... В «красной зоне» в Сегеже на семёрке мне ногу сломали, чтобы сотрудничал с администрацией: вступал в актив, вставал на должность, защемлял какого-нибудь бедолагу по их указке... Я был смотрящим на зоне и помогал зэкам, чем мог. Меня уже собирались принять «в семью», всё шло к тому... я бы стал вором в законе, но... мать серьёзно приболела... Впала в кому, представь! Ей восемьдесят семь лет. И я решил: «Вернусь домой! Со всеми ребятами попрощался, извинился: «Мать бросить не могу!» Недавно она упала, вот уже пять месяцев лежит в постели. Я женился даже – матери ведь невестка нужна, ухаживать. И всё, я уже осел в Ингушетии. Для меня мать – святое.

 

Признаться, раньше я не слышал ничего подобного...

Даже вор ингушский и то оказался не таким, как все. Благородным! Ведь для человека, избравшего воровскую судьбу, – нет желания слаще, сокровеннее, чем быть коронованным авторитетами, получив вожделенный статус «вор в законе». Как бы объяснить попроще... Ну это примерно, как для нас с вами в советские времена отказаться от мандата депутата Верховного Совета и присвоения звания «Герой социалистического труда». Для Ибрагима мать оказалась важнее, чем возможность достичь самого верха в воровском мире... Для вора ингушского «мать» – понятие святое.

 

И молиться не учи меня. Не надо!

К старому возврата больше нет.

Ты одна мне помощь и отрада,

Ты одна мне несказанный свет [1].

 

Примечания:

[1] Сергей Есенин.

 

 

Ингушетия – фотовзгляд

Фотография Али Оздоева

 

Фотография Али Оздоева

 

Фотография Али Оздоева

 

 

Фотография Али Оздоева

 

 

Махмуд зажигает

О чём писать? Восток и юг

Давно описаны, воспеты...

Михаил Лермонтов

 

Махмуд пошире открыл окно:

– Ты извини, у меня в машине накурено... Сам-то не куришь?

– Нет.

– А я вот курю. Пагубная привычка. По исламу строго запрещено, но никак не могу отвыкнуть... На людях не балуюсь, только в машине. Иногда знакомый встретится на дороге, всё потом выведывает: «Ты разве куришь, Махмуд?» – «Нет. Зубы болели, горячий дым во рту держал». Пока так выкручиваюсь... Надо бросать. Да если б не братья... придурки! Обстоятельства так сложились, Александр, из-за братьев и закурил.

– Как это из-за братьев?..

– Да там история такая, дихон... Когда СССР рушился, появилась возможность заниматься бизнесом. Я купил в Нальчике десять тонн подсолнечного масла и повёз на КАМАЗе в Казахстан продавать. Денег тогда живых в обороте практически не ходило – всё шло по бартеру: ты мне – я тебе. Даже анекдот был такой: «Дважды два сколько?» – «Зависит от формы оплаты: наличкой – «три», «по безналу» – шесть, бартером – восемь». Такие тогда времена...

На птицефабрике директор предложил мне в обмен гречку. Беру гречку, везу в Нижний Новгород, там продаю за наличку. Куш получился хороший... С этими деньгами – назад в Казахстан, а директор, кореец, Цой Николай Иванович, за наличку продукцию отпускать запретил. Цой этот заказал себе в Санкт-Петербурге служебную «Вольво». В Москве в салоне она стоила двадцать две тысячи долларов, ему подписались за гречку и мясо на сумму в сорок четыре тысячи отдать её по бартеру. И поставщик ООО «Глория» его кинул. Продукты забрали – машину не отдают. Я сидел в приёмной, дверь в кабинет приоткрыта, и всё слышал... Захожу в кабинет, он как увидел меня, в психе смахнул бумаги со стола:

– Ты опять? Я же сказал: гречку не продам.

– Николай Иванович, дихон, я не за тем... Могу услугу вам оказать.

– Какую ещё услугу?..

– Случайно слышал разговор... Могу поехать в Питер и забрать машину.

Задумался, глазки забегали: до этого посылал туда водителя с юристом, питерские бандюганы их отметелили. – С одним условием, хоть тонн десять крупы продайте, чтобы не кататься порожняком.

– Лады.

Загружаю гречку, рассчитываюсь, гоню на Питер через Нижний, там гречку продаю – опять куш. Приезжаю в Питер, нахожу контору этой ООО «Глории», представляюсь:

– Из Казахстана, нам бы машину забрать...

Директор, не проронив ни слова, нажимает кнопку вызова: заходят две «торпеды», молча под руки меня подняли, вынесли в коридор и предупредили:

– В двадцать четыре часа, если не смоешься из города, ноги вырвем.

Думаю, на кой хрен мне чужие проблемы? Рассчитался я с водителем КАМАЗа, купил билет на поезд, взял пивка и – в гостиницу до вечера. Сижу, фисташки грызу, пивко потягиваю, на душе волнение постепенно улеглось, тревога исчезла, благодать... Я ещё пивка... Раздухарился, осмелел... Душа стала пятачком. Думаю, Махмуд-Махмуд, как тебе не стыдно!.. джигит ты или не джигит, ингуш или не ингуш. Подумаешь, какие-то громилы пригрозили, и сразу – в кусты?! Завожу себя, завожу... Всё: чувствую – опять орёл. Еду на дом к этому директору «Глории», он сам открывает, я его за грудки, с ним в прихожую, перерезаю ножом телефонный провод и ему, нежно так, доверительно сообщаю:

– Если завтра машину не отдашь, с тобой будут разговаривать другие ребята.

Сам на вокзал, сдал билет и – в гостиницу на телефон. Звоню брату в Назрань, продиктовал ему номер:

– ...Только не по коду звони – через межгород, чтобы, козлина, знал, откуда звонок, спроси мягко: приезжал ли представитель из Казахстана? И дай срок решить вопрос до утра.

Второй звонок сделал в Грозный – младшему брату, поручил то же самое, только с интервалом в час. И сам опять – за пивко.

Ночью звонок из Казахстана, Николай Иванович в трубку смеётся:

– Звонил директор «Глории», обижался, зачем я натравил на него чеченскую мафию.

Что ты думаешь, Александр, к девяти утра машина – муха не сидела! – оформленная, со всеми бумагами стояла у окна. И всё культурно, без грубостей... Оказывается, даже в Питере умеют общаться культурно. (Хотя сразу и не подумаешь...) Пригнал я в Казахстан эту нулёвую «Вольво» чёрного цвета, встречали меня всей конторой. Встречали, как героя! Николай Иванович при всех обнял, – а здание конторы стояло на взгорке, на краю посёлка, – он рукой так широко над домами провёл:

– Тебе, ингуш, разрешаю осеменять всех женщин этого посёлка!

Он устроил меня в санаторий «Майбалык» для женщин, страдающих бесплодием, дал денег, и я куролесил-гулял на полном его обеспечении месяц. Через неделю в гости ко мне приехал брат... Как уви-ииидел... что там творится, сразу за телефон и... – все голодные ингуши-ханжи потянулись ко мне, будто в хадж. Чуть с ума с ними не сошёл... Идиоты. Вот тогда, дихон, я первый раз и закурил. Ночью из санатория отправился пешком за десять километров в посёлок, постучался в ближайший дом, п-ппоп-росил сигарет. Трясло всего, не мог успокоиться...

Даже сейчас...

Меня все уже знали, дали четыре «Астры»: две скурил прямо на месте, две по дороге назад. Нет, думаю, пора уезжать. Николай Иванович на прощанье загрузил бесплатно тридцать тонн гречи, я вытащил из КПЗ своих оболтусов, и мы вернулись на родину.

 

 

Поправка к «сухому закону»

Хабар

 

Цена мужчины зависит от него самого.

Къонахчун мах цо ше хьабаьр ба.

Ингушская пословица

 

Фотография автора

 

Илез Даурбеков, секретарь антитеррористической комиссии Малгобекского района, показывал армейские фото, похвальные грамоты, выданные командованием:

– На срочную службу попал интересно...

С детства серьёзно занимался вольной борьбой, кандидат в мастера спорта. 2004-й год, май... Утром, как всегда, шёл на тренировку, ничего не подозревая (через пару дней должен был ехать в Черкесск на соревнования – мастерский турнир). Занимались по три раза в день: утром физзарядка 45 минут, потом с 11.00 до 13.00 и с 17.00 до 19.00 – тренировки. Смотрю, знакомые ребята с сумками, рюкзаками тусуются:

– Вы куда?

– В армию.

– Ну, давай, пацаны! Желаю отслужить достойно.

– Илез, поехали с нами!

– Не могу, через два дня турнир.

– После армии успеешь на свой турнир.

Думаю, может, правда, с ними рвануть? Паспорт при себе... Я – к военкому.

– Илез, если тебя сейчас заберу, тренер меня убьёт. Ты знаешь, это не шутка. Он несколько раз приходил, ходатайствовал за троих... просил, умолял, чтоб призыв отложил и дал возможность вам сдать на мастера. Я обещал: до конца июня не трогать.

– Забирайте сегодня!

Военком немного поупрямился, потом устало махнул рукой, и я без вещей, с паспортом встал в строй. Дома никто ничего не знал... Я успел передать через двоюродного брата – тот провожал одноклассников:

– Пока не говори нашим, где я, сообщи ближе к ночи.

Сам думаю: быстрее бы вывезли за пределы республики. Если отец узнает!.. Перехватит, заберёт назад. Я единственный сын в семье, отец проклянёт, коли ослушаюсь. А тренер... боюсь Вам даже не понять... За шесть лет я ни одной тренировки не пропустил, один раз опоздал на десять минут – всё! светопреставление, ужас... Легче в Следственном комитете отбрехаться, чем перед ним. А тут – «мастерские»!..

 

Попадаю в Омск.

Замполит роты капитан Баранов, боевой офицер, стоящий мужик... С каждым знакомится, беседует по отдельности:

– Ну, Илез, как себя чувствуешь? Как там на Кавказе? Что говорят дома?

– Дома не в курсе, товарищ капитан.

– ?! Как! Восемь дней прошло... – достаёт свой мобильник. – Звони сейчас же.

Набираю отца... Сам боюсь...

– Па, я войсковой части, в Омске... Внутренние войска.

– Ну!.. раз уж служишь – служи достойно. Не позорь род. В звании ниже старшины домой не возвращайся.

У меня на душе сразу отлегло... Такая поддержка! И замполиту:

– Спасибо Вам большое!

– Нужно будет позвонить домой – обращайся.

 

И началась моя служба...

Попал в роту БТР, единственный из призыва ингушей – у меня права «В», «С».

По окончании учебки – итоговая проверка. Прибыл командующий внутренними войсками округа... Такой жёсткий полковник – он и был председателем комиссии, всё проверял лично, досконально, чтоб в точности доложить обстановку министру обороны. Заранее объявили: «Кто пройдёт проверку на «отлично», для дальнейшего прохождения службы будет направлен в хорошие части...» Но посулы мало действовали – сдают мастерство вождения на БТР: первый курсант – «неуд», второй, третий, пятый – двойка за двойкой. Командующий орёт матом на командира полка... Тот стоит, виновато переминается:

– Чем вы здесь три месяца занимались? Почему не учили людей?

А ведь люди бывают способные к технике, к вождению, а бывают, сколько ни учи – «ноль». Неправильная политика проводилась... Изначально нужно оценить склонность, а они распределяли механически – неэффективно! В итоге из ста двадцати призывников один получил «тройку», я – «пятёрку», остальные – «неуд».

Полковник на инструктора-прапорщика рычит:

– Почему у тебя машина неисправна?

И правда: ручник не держит, на склоне машину не остановить – скатывается. А требование жёсткое: при трогании нельзя скатиться назад более чем на тридцать сантиметров.

И зампотеху влетело из-за меня:

– Ты почему на место водителя контрактника посадил!?

– Это военнослужащий срочной службы.

– Как срочной?..

Председатель комиссии сам забрался в БТР, сел справа от водителя и одного за другим стал выгонять курсантов с двойкой. Доходит до меня.

– Вперёд!

Я прокатился.

– Ещё давай!

Я – газу.

– На склоне останови!

Торможу, ставлю на ручник, сам педалью деликатно придерживаю, чтоб он не видел. Трасса сложная, интересная: склон на склоне... затопления... Три раза меня прогнал по всему маршруту.

– Стоп!

Останавливаюсь, полковник вылезает из БТР и зампотеху – тот на броне сидел:

– Вы чё, ребята, кого хотите обмануть? Я воевал, когда вас ещё на свете не было... Почему подсунули мне контрактника?

Я рядом стою навытяжку и ему:

– Товарищ полковник, разрешите обратиться!

– Обращайся, курсант!

– Я из Ингушетии, с детства за рулём.

– Ты что, на самом деле срочник?!

– Да.

В доказательство сдёргиваю сапог с ноги, показываю портянку: грязная-прегрязная, мы неделю перед его приездом не вылезали из-за рычагов. А у всех контрактников уже давно берцы и носки.

– Материальную часть знаешь?

– Так точно.

Вразброс задал мне три вопросика, подошёл и обнял:

– Молодец, ингуш! Откуда такая практика?

– У отца свои фуры, с детства самостоятельно водил.

Полковника не обманывал: действительно, тысячи километров намотано за рулём КАМАЗа. Водительские права по возрасту не полагались, – смеётся Илез, – мне оформляли справку-времянку, что права изъяты за нарушение ПДД, и с пятнадцати лет я – в Нальчик, Черкесск, с прицепом. По итогам проверки мне присвоили звание сержанта и... никуда направлять не стали – оставили служить в учебном полку. Все офицеры удивлялись, неделю потом обсуждали это неординарное событие – выходящее из ряда вон!.. Дело в том, что в этой воинской части царил «сухой закон»: инструкторов, сержантский состав из кавказцев не набирали: учебка готовила спецподразделения для отправки в горячие точки. Внутренние войска, сами знаете... операции по зачистке, мало ли... Чтоб не возникло конфликта интересов...

Илез ухмыльнулся.

– Хотя какие могут быть «конфликты интересов»? Смешно даже... В нашей семье всегда придерживались традиционного ислама, и мой дедушка, и отец, и я – всегда были врагами ваххабитов. От рук этих шакалов погибло столько близких родственников. У меня личные счёты... Секретарём АТК никто не желал работать... Я пошёл добровольно, осознанно.

 

Я внешне никак не отреагировал на эти слова, но по Дагестану знаю прекрасно: люди на подобных должностях – под прицелом.

 

– На срочной службе как: до старшего сержанта звание присваивает командир полка, но мне-то отец наказал вернуться старшиной. А его может присвоить только командующий округом... Как заслужить звание «старшина», пока не представлял. Я лишь старался точно, в срок выполнять приказы командиров, стрелять точнее, проходить полосу препятствий быстрее, подтягиваться больше и управлять БТРом лучше других. А ещё теория... Были у нас такие занятия – «индивидуальные профилактические беседы с подчинёнными». Сейчас даже конспект покажу – сохранил на память.

 

Илез достал из книжного серванта аккуратную тетрадь.

 

Однажды командир полка собрал весь офицерский и сержантский состав:

– Хочу проверить ваши ИВРы и конспекты.

Офицеры стопкой сложили свои тетради, сержанты отдельно – свои.

Берёт в руки первую тетрадь, пролистнул, сморщился:

– Командир третьей роты!

– Я.

– Капитан, разве это работа с материалом, разве это конспекты? – разорвал тетрадь в клочья.

Вторую тетрадь, третью. Молча рвёт одну за другой... доходит до моей: «Тетрадь конспектов по боевой подготовке, огневой, спортивной... Заместителя командира взвода 4-й учебной роты старшего сержанта Даурбекова И. И.» В лице изменился, бережно открыл мою тетрадь, остальные, не глядя, отодвинул и как гаркнет:

– Дежурный! подойди сюда со своим дневальным. Вот это всё, – показывает на стопки офицерских конспектов, на клочки порванных страниц, – выбросить на свалку, быстро. Товарищи офицеры, мне стыдно за вас. Если вы к завтрашнему утру не приведёте конспекты в такой же вид, как у старшего сержанта Даурбекова, – не обижайтесь...

Все ко мне в очередь:

– Даурбеков, кто тебя просил так стараться?!

– Отец звонит ежедневно: «Ты ингуш, должен для всех быть примером».

Смеются, хлопают по плечу:

– Дай списать!

 

Спустя несколько дней меня находит дежурный по роте:

– Даурбеков, тебя замполит полка вызывает к себе!

– !?

Полковник Тюменцев!..

Жёсткий до крайности... Вызывал курсантов только по одной причине: объявить строгое наказание, вплоть до дисбата. Его боялись все без исключения.

В штабе офицеры сочувственно:

– Что у тебя? Что стряслось?

– Сам не знаю. Тюменцев вызвал.

Захожу, строевым шагом отчеканиваю:

– Товарищ полковник, старший сержант Даурбеков по Вашему приказанию прибыл.

Смотрю, на столе «Уголовный кодек» с красной закладкой, ведомости «Верховного суда»...

– Скажи по слогам, как правильно пишется твоя фамилия.

– Да-ур-бе-ков...

Сам размышляю в смятении: «Что натворил? Что я натворил?» Полтора года отслужил, вроде, достойно, без замечаний, осталось шесть месяцев, неужели решил наказать?

– Илез, мы с командиром полка, с офицерами приняли решение наградить тебя Нагрудным знаком «За отличие в службе».

Стою ни жив, ни мёртв... Думаю: «Издевается надо мной полковник...» Все знают: эту награду вручают только кадровым офицерам и контрактникам... Для срочника это всё равно, как получить Героя России.

– Товарищ полковник, шутите?

Не поверил, клянусь.

– Даурбеков, я всегда говорю серьёзно. Эту награду ты заслужил.

А в казарме меня уже ждут командир роты, офицеры:

– Илез, зачем он тебя вызывал?

– Вручил «Орден мужества».

– Говори серьёзно, не томи...

 

Для меня это был – самый счастливый день службы.

 

Наградной знак вручали в Омске, в театре на торжественном концерте, посвящённом Дню защитника Отечества, через неделю присвоили звание «старшина». По всему выходило, я – исключение из строгого правила, поправка к «сухому закону»...

 

Илез продолжал машинально перелистывать конспекты, а мне на память пришли строки:

 

Старшиной –

как и поэтом –

надо родиться [1].

 

С новыми погонами и забот прибавилось.

Поступило однажды пополнение из Дагестана, тридцать пять курсантов: мне девятнадцать лет, а там мужики – по двадцать три, двадцать четыре года, спортивные, быковатые. Не знаю, где таких набрали? Офицеры меж собой порешили: «Всех дагестанцев – в один взвод в подчинение Даурбекову. Он сам кавказец, вот пусть с земляками и разъя... разбирается».

А для меня национальность, вероисповедание значение не имеют. Для меня все одинаковые: и дагестанцы, и русские, и ингуши, и татары, и негры... Для меня главное – справедливость и порядок в роте. Когда ротный уходил домой, объявлял:

– Илез – ты старший!

– Есть, товарищ капитан!

Офицеры – его подчинённые, ревниво наблюдали, но помалкивали.

С кавказцами всё оказалось непросто: земляки – земляками, но дисциплину как-то нужно выстраивать. Пришлось немного отступить от Устава... нарушить его. Иначе бы ни за что не справился. Ещё Пётр I говорил: «Не держись Устава, аки стенки. В каждом случае надо и голову приложить». Построил их, объявляю:

– Существует график уборки, очерёдность нарядов. Я – старшина роты. Я тоже кавказец, ингуш. Согласно графику полы будут мыть все, все – заступать в наряды, на тумбочке стоять дневальным, картошку чистить.

– Да ты чё! Полы мыть не будем, это женская работа! – и началась буза.

Дал им выговориться и опять за своё:

– У меня дома этим тоже занимаются только женщины, но мы с вами в армии.

– Да пошёл ты...

– Не предлагаю вам убирать за другого, уберите – за собой.

Подхожу к качку, стоит лыбится, желваками поигрывает.

– Это твоя кровать?

– Да.

– Вот и убирай тут. Ты же не будешь, как свинья в грязи жить!

– Я мужчина, мыть полы не стану.

– А кто за тебя убирать будет? Я что ли?!

– Нет. Другой человек уберёт.

– Шалишь! Здесь по Уставу старший – я. Пока не поймёте, будете учить Дисциплинарный Устав наизусть.

Строю роту, одному из дагестанцев вручаю эту маленькую невзрачную книжицу, приказываю читать вслух. Все стоят по стойке «смирно», слушают, я стою с ними... Читает-читает-читает... Один человек опускает голову:

– Отставить. Нарушили строй. Начинай с начала.

Есть мудрая русская поговорка: «Клин клином вышибают». Я им по-доброму объяснил:

– Ребята, давайте не будем церемониться. Если вы откажетесь исполнять приказы, на обед не пойдёте ни вы, ни я. Общий порядок – для всех, иначе будет несправедливо.

Остальным взводам дал приказ, сержанты построили, повели в столовую.

Даги рычат:

– Мы тебя зарэжем...

– Будете соблюдать?

– Нет.

– Хорошо. Тогда и на ужин не пойдёте ни вы, ни я.

А солдату что самое главное: покушать-поспать, покушать-поспать. Это знает каждый, кто служил. Хоть в сушилке, хоть в строю, но поспать, кемарнуть сытому. Утром смотрю, единства в их рядах уже нет: кто-то готов на попятную – жрать-то хочется, – кто-то готов терпеть.

Опять объявляю построение, но уже только этого взвода:

– Ребята, мы с вами все российские курсанты, все россияне. Вы хотите служить по Уставу или нормально?

– По Уставу.

– Это вам так только кажется... Если я начну обращаться по Уставу, у вас крыша съедет сразу. Устав для этого и придуман. Так что давайте служить нормально...

– Будете соблюдать?

– Нет.

Мы сэкономили армейские продукты и в этот день.

На третье утро смотрю – делегация:

– Илез, решили слушать тебя. Ты прав. Так положено.

На обед строем пошла уже вся рота в полном составе, и с тех пор график соблюдали безукоризненно. Конечно, нужно «дожать», добиться исполнения своих требований. Были среди кавказцев и те, что выполняли приказы, но зубами скрипели:

– Домой не поедем, пока не убьём тебя.

За справедливость я готов стоять насмерть: ещё до горцев было несколько конфликтов – сержанты отбирали у молодых пайку масла, деньги. Предупредил одного, самого борзого: «Пусть сяду, но ты ни масло, ни деньги ни у кого больше не заберёшь!»

 

Сейчас мне тридцать лет, за спиной диплом об окончании «Академии безопасности в Москве», финансовая академия... три высших образования, кандидатский разряд по вольной борьбе, но самый-самый полезный жизненный урок дала мне армия. Если у меня родится сын, хоть он будет единственным, хоть половинкой... отправлю на срочную службу. Причём измерю по карте: чтобы от дома ехать не меньше недели. Это обязательно!

А в Омске как считали: если от армии сумел откосить, значит, ты грамотный – не лузер, человек деловой; если в армию тебя замели, ты – лох. Они так считали. Я не соглашался, хотя мне было восемнадцать лет:

– Ребята, вы неправы! Раз мы граждане России, должны служить в армии, уметь защитить, коли потребуется. Если занимаю в долг, обязан ведь долг возвращать, если я мужчина. Служба в армии – возврат долга нашей родине. А кто не отдал – права голоса не имеет.

Они – мне:

– Долг возвращают только трусы!

 

Я не случайно вспомнил эти споры.

Был у меня в роте такой Женя. Отец его в Омске – полковник МЧС. Сына устроил в шаговой доступности, чтобы подкармливать, холить, оберегать. У Жени этого физподготовка на «два»: подтянуться не мог, стометровку бегал за двадцать секунд! кросс... на руках по очереди несли. Высокий, студенистый... Глиста! Родители на него в детстве дыхнуть боялись, пылинки сдували, носились, как с золотым куриным яйцом. И вот он попадает в армию... В мою роту. А я, как начинают составлять список на увольнение, каждый раз его вычёркиваю. Вычёркиваю, вычёркиваю, вычёркиваю:

– Женя, посвяти свободное время физподготовке.

Он каким-то образом связался с отцом: «У нас тут в роте обезбашенный кавказец, придирается, не пускает в увольнение. Папа-мама, караул! помогите! спасите!»

Раз дежурный несётся вприпрыжку:

– Илез, к телефону.

В дежурке трубка – на столе, прикладываю к уху, в мембрану как рявкнут на том конце:

– Я полковник МЧС, отец Жени, прекратите измываться над ребёнком!.. Я дойду до командования... У меня связи с военной прокуратурой, в штабе округа... я Вас посажу.

Минут пять орал, но глотка тоже, видно, не лужёная, чувствую, стал выдыхаться, выдыхаться... примолк.

– У Вас всё, товарищ полковник?

– Да.

– Можно отвечать?

– Да.

– Старшина Даурбеков, служу в четвёртой учебной роте. Вашему сыну сколько лет?

– Двадцать три года.

– Мне девятнадцать. Вы знаете, сколько раз Ваш сын подтягивается на турнике?

Сопит в трубку.

– Ни разу. Стометровку преодолевает за двадцать секунд, хуже всех. Километр вообще не в состоянии пробежать. Товарищ полковник, я давал Родине присягу, взял на себя ответственность, что из Вашего сына сделаю достойного бойца, защитника. На это мне отведено всего четыре месяца. Поэтому сам не хожу в увольнительную, занимаюсь с Вашим сыном и другими отстающими. И делаю это потому, что над страной нависла угроза. Угроза не в лице Кавказа – Америка и Европа. И я не хочу, чтобы Ваш сын погиб в первом бою. Я в ответе за него.

– Давайте встретимся...

– Жду вас на КПП.

Приезжает, в форме... большие звёзды на погонах.

Увидел меня, презрительно хмыкнул:

– Так это ты, что ли... моего сына в увольнение... не отпускаете?

– Я.

У меня телосложение хрупкое, хотя в округе на армейских соревнованиях по рукопашному бою частенько брал первые места. На КПП народу полно, женщины подпирают стены в ожидании свиданки, услышали нас, разгалделись, набросились на меня.

– Кавказцы распоясались! Управы на них нет! Детей истязают!!!

И он, чувствуя народную поддержку, опять раскрыл рот. Я деликатно останавливаю:

– Вы вроде бы взрослый, серьёзный человек, дослужились до полковника, а подзуживаете женщин, баламутите народ. Скажите людям, что здесь армия – не базар.

Он покраснел, вспотел, голос понизил:

– Давайте где-нибудь поговорим отдельно.

– Пойдёмте.

Строю взвод. Женя увидел отца, обрадовался: «Наши пришли!»

Я назначаю старшего, отдаю приказ личному составу заниматься по распорядку, сам с полковником прохожу в Ленинскую комнату. Отец думал, с собой заберёт сына, а я завожу прежнюю пластинку:

– Товарищ полковник, пока Вы, используя свои связи, не снимете меня с должности или не переведёте сына в другую роту, я увольнительную не подпишу. Сначала он должен сдать нормативы. – Достаю свою личную карточку, «дневник замполита», где подноготная каждого бойца: выговоры, поощрения, взыскания, награды. Показываю:

– Видите, у меня здесь одни поощрения, награды, даже личная благодарность от командующего округом: если я пойду на сделку с совестью, закрою глаза на низкие показатели Вашего сына – меня справедливо накажут. Портить свою биографию не хочу.

Взмолился:

– Сколько нужно, дам денег!..

– Товарищ полковник, у меня душа болит за Вашего сына, но если я у Вас возьму деньги и буду снисходителен к нему, из него вырастет наркоман, слюнтяй. От Вас нужна помощь другого рода: мне нужно отцовское разрешение и я, за оставшиеся три месяца, сделаю из Вашего сына отличного солдата, достойного человека.

Он аж сгорбился...

– Обещаю.

– И большая просьба: сейчас на улице к сыну не подходите, чтобы почувствовал – мы с Вами заодно.

– Хорошо.

Он так и сделал, хотя, я думал, дрогнет...

Через два месяца звоню ему сам. По голосу сразу узнал:

– О, Илез Исаевич, как дела?

– Как и договаривались, прошло два месяца. Сегодня в 11.00 принимаю у бойцов нормативы, приглашаю Вас.

Отец наблюдал, как его сын летал на турнике, выделывал чудеса и, клянусь, Александр, счастливее человека я в жизни не видел. Он лучился счастьем...

 

* * *

В конце восьмидесятых руководству Советского Союза стало очевидным: кавказцы в рядах Советской Армии – плюс неоспоримый. Непонятным оставалось только, кому «плюс»: нашей армии или врагам? Не замечать национальные, религиозные особенности южных братьев стало невозможно, невыносимо... Темпераментных, страстных ревнителей зикра, лезгинки, гостеприимства и кровной мести по инерции в ряды срочников ещё призывали, однако после очередного ЧП Секретариат ЦК издал секретное Постановление: всех призывников из Кавказа отправлять только самолётом и только в сопровождении старшего, в ранге не ниже заместителя министра [2]. А потом и вовсе решили: «Спасибо, не надо!»

Как здорово, что «сухой закон» по призыву кавказцев не распространили стопроцентно, оставили какую-то квоту. Иначе таких воинов, как Илез, Башир, как генералы Осканов, Аушев, Евкуров... (список можно продолжать долго), страна бы так и не узнала.

 

Примечания:

[1] Белаш Юрий Семенович, поэт.

[2] Подробно об этом я писал в книге «Дагестан (Дневник поездки)», глава «Рекрутские адаты», а дополнительно, в ярких красках, мне поведал Мержоев Исса, который в бытность работы инструктором Грозненского обкома партии сопровождал подобную группу призывников на самолёте из города Грозного в Алма-Ату.

 

 

Проспект отца

Хабар

 

Мерило народа не то, каков он есть, а то, что

считает прекрасным и истинным, по чём воздыхает.

Фёдор Достоевский

 

Фотография автора

 

19 апреля – день рождения моего отца...

Его давно нет в живых. И все эти годы без него… отца мне не хватает. Мы были большими друзьями. Когда родители уходят, начинаешь понимать, что между тобой и Богом уже никого нет.

– Махмуд, а твой отец жив?

Он отрицательно махнул головой:

– Отец учил: «Всегда говори правду. Возможно, если сегодня ты сказал человеку правду, он даже обидится на тебя, развернётся, уйдёт, но совесть в жизни по-любому приведёт его к зеркалу, и он вспомнит твои слова. Может, на это понадобится полчаса, может, год, может, жизнь, но человек обязательно вернётся и скажет: “Ты прав! Извини”. Не ври даже в малом. Если солгал – ты кинул зёрна, семена зла в душу человека, из семени проклюнется росток, затем вырастет дерево, и дерево это со временем принесёт для тебя неприятные, горькие плоды. Деньги можно вернуть, власть, даже здоровье поправить... Честь – не вернёшь. Ложь – прямая дорожка к утрате чести».

 

* * *

Разговор об отце получил неожиданное продолжение в кабинете главного редактора газеты «Сердало» Якуба Патиева:

– У нас мода пошла – давать улицам, по настоянию тейпа, имена родственников, причём некоторые «герои» знамениты лишь тем, что родились и умерли в Ингушетии. Спрашиваю в селе у одного члена подобной инициативной группы:

– Вы ходатайствуете о переименовании, а чем имярек знаменит?

– Он всю жизнь простоял тут на углу.

Дословно!

Или приходят:

– Напишите про нашего Магомеда в газете, – протягивает листок, а там все эпитеты в превосходной степени «легендарный, великий, грандиозный, лучезарный, солнцеликий...»

– Что о нём написать?

– Напиши «великий».

– А его величие выражается в чём?

– Он мой отец.

– Ну, допустим, а Вы кто?

 

Нужен символ!

Вот если бы появился «Проспект отца» – дело другое, это близко, свято каждому.

Отец для каждого ингуша – второй человек после Аллаха.

 

Вы правильно заметили: у меня на столе, в рамочке, портрет отца. Свои поступки и сейчас мысленно сверяю с его наказами... Бывает, останавливаюсь в шаге от резкого слова, которое он бы не одобрил. Не буду лицемерить, что делаю это всякий раз, поминутно... но в вопросах судьбоносных – всенепременно. На должности редактора недопустимы резкие слова в чей-то конкретный адрес... да и вообще упреки лучше не персонифицировать. Надо помнить: здесь Кавказ. Ингушетия! Жену раньше всё выпытывали на работе: «Что пишет муж?» Выведывали через неё. Я ей, как профессор Преображенский, запретил читать газеты. Ко мне несколько раз на дом приходили бородатые старики: «Как посмел нашу фамилию выставить в неприглядном свете?» Ингушетия – не место для персональной критики! В этом специфика работы журналиста. Иначе обиды, кровная месть, упрёки, всеобщее осуждение... Начинают давить на родственников, те бегут с мольбой: «Прекрати, Якуб! Нам проходу не дают!»

– Нужно, как в знаменитой советской песне:

 

Если кто-то кое-где у нас порой

честно жить не хочет...

 

– Да. Так.

И ещё: здесь нельзя идти вразрез с мнением большинства. Я почему не люблю социальные сети? Там будут критиковать не мою идею – меня. Вспомнят всю подноготную, всю родню до седьмого колена, вспомнят все мои проступки вплоть до мокрого детства... где, что на горшке сделал не так... «Ребята, я ж только высказал идею, критикуйте её...» Куда там!..

Для меня портрет отца и в те далёкие, советские времена перевешивал по значению портрет Генерального секретаря ЦК КПСС. Генеральный секретарь даже понятия не имел, существую ли я на свете, а отец за меня молился. В детстве он частенько наказывал меня по жалобе педагогов, хотя я был отличником.

– Пререкается с учителями!

– Как смел?!

Если бы учитель средь бела дня сказал моему отцу: «На дворе ночь» – он бы подтвердил: «Учитель прав! Солнце зашло». Жалоба учителя, в понимании отца, была столь тяжким грехом, что он выносил суровый приговор, который обжалованию не подлежал... А сегодня жёсткие правила учебного заведения, ведомственные инструкции требуют с детьми сугубо деликатного обхождения: не ругать, голос не повышать, из класса не выгонять, в угол не ставить, по заднице не шлёпнуть – что ты?!. Это, мол, травмирует ребёнка. Разрешается хвалить, заигрывать: «у-ти, у-ти!», излагать материал и – всё. «Главное – прокукарекал, а там хоть не рассветай!..»

– В ингушах проснулись финны.

– Люди моего поколения боялись, не дай Бог, об их неблаговидном поступке узнают родственники, соседи, односельчане, передадут отцу. За этим следовало неизбежное наказание, без выяснения правоты: старший всегда прав! А сегодня не многие отважатся сделать замечание родному племяннику... Раньше даже в страшном сне не представить, чтоб родители боялись нас, в том числе физически! А сегодня страшатся расправы со стороны своих собственных детей. Появилось новое течение ислама: салафиты призывают не подчиняться родительской воле, решению отца, не исполнять адаты. Всё национальное подвергают переоценке, уценке, осмеянию: «Родители не правы, они живут не так, молятся не так, и не тому, руки держат неправильно, ноги криво, ходят, сидят, спят, принимают пищу, делают детей, дышат – всё не так!» И многие побаиваются своих сыновей, опасаются за здоровье, за жизнь...

– !

 

Мне горько, что «салам алейкум»

подчас звучит, как «hande hoch!» [1]

 

– Мне тоже горько...

Сейчас продвинутые ингушские невесты у предполагаемого жениха узнают заранее: «У вас дома мебель старая есть?» В переводе с молодёжного сленга сие означает: живут ли с тобой мать, отец? Не осталось ничего святого!

– В Дагестане был случай: пацан ушёл «в лес» и получил для проверки первое задание – отрезать голову отцу, бывшему сотруднику милиции. Сынишка добросовестно исполняет поручение, снимает казнь на мобильник, и довольный, счастливый выкладывает видео в социальные сети...

– Так можно зайти далеко. Нужно авторитет отца восстанавливать. И я бы горячо приветствовал появление в каждой республике, каждой столице – Проспекта отца.

 

Я тоже двумя руками «за!».

А вы?

 

Слово авторитетным ингушским учёным

Из рубрики «Азбука языкознания». Чтобы доказать, что все энергоёмкие «русские» слова заимствованы из «наьна мотт», приведём пример: ключевое слов «нах», которое формирует всю семантику русской речи, является ингушским и в переводе обозначает «люди».

Во, нах! (инг.) – Эй, люди!

 

Примечания:

[1] Александр Костюнин «Точка души» (Подстрочник).

 

 

Махмуд зажигает

Вовремя сказанное слово – по делу выстрелившее ружьё.

Ала дезача аьнна дош – тоха езача теха топ.

Ингушская пословица

 

– Александр, каждый вечер вспоминаю-прикидываю имена полезных тебе людей – самобытных, мудрых, талантливых рассказчиков. Оказалось, их не так и много, талантливых-то. А кое-кто меня даже разочаровал...

– ?

 

Бывает, от человека ждут великих свершений,

а потолок его способностей – плохие анализы [1].

 

– Бросай ты эти аристократические манеры, вычурный язык! Переходи на ингушский...

– Нах!..

– Во!

– Нах!.. Три раза.

– Совсем другое дело, можешь ведь...

– Знаешь такой мелкий-мелкий крупа?

– Манка что ли? – Махмуд подозрительно скосил взгляд.

– «Нах» – три мешка такой крупа!

Он восхищенно хлопнул меня по плечу:

– Чё ж ты раньше-то молчал? Мандила?! Ты же почти ингуш!!!

Короче... Есть у меня в запасе интересный человек, работает в министерстве туризма большим чиновником, но сейчас занят на работе. (Скажу по секрету: мы вовсю развиваем туризм, только об этом никто не знает.)

– А что, нет вариантов, с учётом ингушского менталитета, вырвать этого чиновника из рутины, чтоб всё бросил, нах... и присоединился к нашей беседе?

– ?.. Деньги он уважает, но не до такой степени, чтобы лететь из-за них сломя голову. Запугать? Нереально. Просьба?.. Запишет её, когда-нибудь поможет, чем сможет, но сейчас не сорвётся. Единственный вариант «подписать»: позвонить ему и настойчиво, каким-то дерзким непонятным голосом сказать в трубку «Собака, ты меня конкретно обидел... Чё не понял?!» И не вдаваясь в подробности, не пускаясь в длинные объяснения, отключить телефон. Тогда точно, как бы ни был занят, через полчаса будет здесь...

– Из могилы встанет ради такого случая.

– Да. Ингуши долго запрягают, но, когда запрягут, мало никому не покажется. Если даже в шутку задеть самолюбие ингуша, он моментально закипает, обида перерастает в кипеж, кипеж – в мордобой, тот – в резню, перестрелку, взрывы, пожарища...

– И другие формы кавказской дружбы.

– Да.

– Пусть продолжает развивать туризм. А вообще «дурной признак, когда перестают понимать иронию, аллегорию, шутку». Так считал Фёдор Достоевский и учил: «Если хотите рассмотреть человека и узнать его душу, то вникайте не в то, как он молчит, или как он говорит, или как он плачет, или как он волнуется благороднейшими идеями, а смотрите на него лучше, когда он смеётся. Хорошо смеётся человек – значит, хороший человек».

 

Мы помолчали, переваривая сказанное.

 

– Летом ездил в горы навестить старшего брата... тоже хохмач! Кстати, это именно из-за него я поздно женился! Вроде уже и невесту присмотрел, а мать в штыки:

– Хочешь из старшего брата тряпку сделать?

Ну, короче, только приехал – в гости нагрянули пограничники. Постучались, заходят, всё деликатно, глава сельского поселения с ними. Старший наряда представился:

– Лейтенант такой-то... Паспортный контроль... Совершаем плановый обход домостроений на предмет выявления посторонних лиц в погранзоне.

И тут брат прям, как с цепи сорвался:

– Чего тут высматриваете, чё вынюхиваете?.. Я тебя не знаю, может, ты бандит...

Надо было видеть лицо молоденького лейтенанта. Парень недавно на службу попал, сам, как оказалось, из Дагестана. Оторопело переводит взгляд с хозяина дома на меня, на главу поселения... Ситуация накаляется!.. Вот-вот выйдет из-под контроля.

– Никаких официальных документов не предъявил, а туда же!

Пограничник полез в бушлат, за пазуху... брат расхохотался, хлопнул его по плечу:

– Да это я так шучу.

Лейтенант выдохнул:

– А я уж за удостоверением полез, чтоб заново представиться.

Брат угорает:

– Хотел просто проверить твою морально-психологическую готовность к службе, выдержку оценить... Вы ж с населением работаете.

– Проверить, есть ли патрон в патроннике, – подсказываю я.

– Ну-уу! Методом ты-ка-аа!..

 

У нас в семье на язык все острые... Это от матери. На днях услышала по телевизору слово «амёба». Спрашивает:

– Что это?

– Рыба такая.

– Раз ты говоришь, точно не рыба.

Вот и возьми её за рубль за двадцать...

 

Помню, в первую чеченскую войну федеральные войска прибыли в Мужичи, заняли позицию на окраине, окопались. Командир роты посетил с официальным визитом главу села, представился:

– Сколько нам здесь находиться, не знаю, но давайте жить мирно. Мы вас не трогаем – вы нам хлопот не доставляйте. У нас приказ.

– Конечно, конечно!

На следующее утро он заваливает в контору к главе сельсовета недовольный:

– Мы ж договаривались!.. Вам что, проблемы нужны?!

– В чём дело?

– Скажи своим, чтоб перестали в жмурки с нами играть...

– Не понимаю.

– Всё ты понимаешь! Как стемнело, ваши пацаны ходят по лесу вдоль позиций и кричат, визжат, дразнят, смеются. У меня в подразделении молодые необстрелянные ребята, не надо на них страх наводить.

– Так это шакалы, не обращайте внимания.

– Шакалы?

– Да.

– А я думал «шакалы» – это ругательство.

 

Примечания:

[1] Александр Костюнин «Точка души» (Подстрочник).

 

 

Муж учительницы

Хабар

 

Спрашивай не у того, кто долго жил, а кто много повидал.

Дукха ваьхачунга ма хатта, дукха дайначунга хатта.

Ингушская пословица

 

«Муж учительницы» – ранг почётный, миссия особая...

Моя мама преподавала русский в национальной карельской школе. Я – в теме... Изнутри насмотрелся, как непросто пришлось бате идти по жизни под ручку с «учительшей». Потому, когда Председатель горсовета Малгабека Шарапудин Мамилов заикнулся на эту тему, я сделался само внимание:

– Учительница – мужу не жена, детям – не мать, матери – не дочь, сноха – никому, – перечислял обречённо Шарапудин, бросив руль.

– !.. Смотри за дорогой!

– Личной жизни нет. На кухню придём кушать – она со своими портками: стопкой тетрадей, планов – убегает в зал; мы покушали – возвращаемся в зал – она со своим шмотьём – на кухню. Жизни нету. Единственное свободное помещение – туалет, где можно ещё посидеть, пофантазировать – остальное всё занято бывает. Из школы уходит последней... Я в треть голоса скандалю: «Как так можно? У тебя мать, у тебя дети, муж, в конце концов... иди домой...» Нет. Ответственная баба такая. Не знаю, к чему это приведёт...

Работник образования в семье – привилегированный человек. Как инвалид! – горячился Шарапудин. – Словно у человека сахарный диабет... Его нужно оставить в покое, за ним ухаживать, угождать, все прихоти исполнять. Здесь с кондачка не возьмёшь, требуется подход серьёзный. Ночью в три часа просыпаешься: сидит под лампой – тетради проверяет, таблицы чертит, к проверке готовится... Вариант «а», вариант «б». Это не жизнь, Александр. Да ещё при такой зарплате мощной... Издевательство. Причём, заметь: она не одна работает на министерство образования – вся семья. Я с отличием закончил экономический, в силу своей должности слежу за политической ситуацией, и когда намечается классный час – узнаю первым. Могут ночью разбудить, вразброс задать вопросы по обществознанию: кто у нас возглавляет Конституционный Суд? когда выборы в Государственную Думу? по какому принципу идёт отбор кандидатов? есть ли одномандатники?

– «Одна манда...» Сама ты... Спи!

Откровенно признаюсь тебе, Александр, сложно соответствовать статусу «муж учительницы».

 

* * *

«Сложно»?!

Я и верил Шарапудину, и сомневался в искренности его слов. Разве для него может быть что-то сложно?! Род Мамиловых состоит исключительно из людей талантливых. Да, возможно, генетика причиной всему. Знаю лишь одно: Шарапудин – герой. Настоящий герой, каких встречал мало.

– Случилось это в 1997 году, 17-го октября.

Ингуши и чечены создавали интернациональные бандформирования, время плохое. Приехали ночью на дом, вызвали брата. Я сразу почувствовал недоброе, вышел сам. За грудки схватили:

– Ты Шамсудин?

– Я. Что нужно?! Ру-кии!..

Отметелили, забросили в машину...

Лежу на заднем сидении, думаю: «Ликвидируют, понятно. Меня не будет, но ведь машина останется... Каким образом дать знак брату, что я был здесь? Какую оставить зацепку, ниточку, потянув за которую с помощью Всевышнего, найдут этих собак и накажут». – Тайком отрываю карман у рубашки: – «Брат-Шамсудин, когда найдёт мой труп, обнаружит: “Карман оторван. Почему? Где хлепетень? Куда делся?” Будет искать. Найдёт машину, обыщет и обязательно найдёт от меня весточку – оторванный карман. Брат поймёт: в этой машине заложником был я». Лоскут запрятал под полик, под уплотнитель...

Не знаю, как ещё сообразил в той ситуации? Как просчитал?.. Видно, хотел бандитов наказать сильно-сильно. Куда везут – непонятно... На яме тряхнуло... Машина клюнула носом: чувствую, шаровая накрылась... Дальше на такой машине не двинешься. Меж собой откровенно толкуют, понимают, со мной им не уйти. Последнее, что слышал: выходят из салона и... очередь в упор.

Очнулся, никого нет...

Лежу в липкой кровище, нога перебита, в боку жжёт. Тишина. Выполз из машины, кое-как дополз до дороги, там меня и подобрали. Три года операции одна за другой... Три года по госпиталям, больницам... Потом стал усиленно, интенсивно заниматься физкультурой, встал на ноги... Одного из тех людей я тогда узнал: и потихоньку, одного за другим, нашли всех. Дело, вроде, к суду. Заседания первой инстанции Верховного Суда назначили в Назрани. И вдруг дело разваливается на глазах... Свидетели от своих показаний стали отказываться, машина, в которой меня расстреливали – «вещдок!», вроде стояла в РОВД – на ней уже следователь колесит по городу. На «вещдоке»!.. А бандюганы на суде хором:

– Не было ничего! Мамилов с ума сошёл, шизанулся! Ему пригрезилось.

Я в ответ – ходатайство:

– Давайте сделаем выездное заседание, и я докажу, что именно в этой машине меня расстреливали. Вещи мои к делу приложены? Приложены.

Пригнали машину.

– Рубашка, в которой был в тот момент, – прострелена, отверстия совпадают с ранами. А почему рубашка без кармана? Кто оторвал? Куда он делся? Не знаете?! Я умышленно его тогда оторвал!.. и лоскут сейчас находится в этой машине, которая, как вы заявляете, не имеет никакого отношения к делу.

Стоят, глотают воздух, переглядываются.

– Откройте заднюю дверку... достаньте под поликом, под обшивкой окровавленный карман, приложите.

Нашли лоскут, приложили к рубашке – точно.

Следователь нехотя:

– Да, парень действительно был в этой машине.

 

Дело было громким. Мрачная история...

Одному дали десять, другому одиннадцать лет.

Только по нашим горским обычаям, даже если ты срок отсидел, к сатисфакции это не имеет никакого отношения. Кровь – за кровь! Однако в Республике нужно было как-то останавливать бандитизм, волну насилия. Мы собрали совет тейпа, и отец вынес непопулярное решение: «кровную месть не объявлять, врагов простить». Вопрос закрыли.

 

* * *

В 92-м сюда хлынуло население из Северной Осетии, шестьдесят тысяч, потом из Чечни... Забито было всё. Представь, в городе Малгабеке население утроилось. Люди, люди, люди... кругом. Не выйти, не пройти... в магазинах давка, в автобус не забраться. В городе не протиснуться: беженцы, беженцы, беженцы...

И воцарился в Ингушетии беспредел.

С наступлением сумерек никто никуда не выезжал – небезопасно. Уж не говорю, когда стемнеет. У каждого водителя на палке – зеркальце: перед тем, как сесть в машину, тщательно днище осмотришь, не установлена ли мина – «техосмотр по-кавказски!» На улицах – ни одной милицейской машины – все отсиживались в РОВД, заняв круговую оборону. Машины ГАИ обстреливали, взрывали, сотрудников убивали. Рядом с нами поселковый отдел милиции, гражданские люди, инициативная молодёжь ходила поддержать этих ребятишек. У тех ни оружия нормального, ни бронежилета. А 22 июня у нас в республике двойной траур – мало того, что эта дата – начало страшной войны, так ещё 22 июня 2004 город Назрань был полностью захвачен Басаевской бандой, сто сотрудников расстреляны в упор: Министра внутренних дел, прокуроров, оперативников... – сто сотрудников в один день! И день-то выбрали какой. Это был ужас... [1]

Терпеть беспредел сил уже не было, но кардинально ситуация изменилась к лучшему, переломили хребет бандитам, только при Евкурове. Он доказал: бандитов, оказывается, можно побеждать. А ведь сам чуть не погиб в теракте. Машину взорвали, восстановлению не подлежит, его врачи собрали по частям. И даже после этого он не спрятался за спины силовиков. Къунах!

Непонятное что-то творилось... Ситуацию можно было исправить только личным примером. Он созвал комиссию по примирению, подключил к этому делу авторитетных людей, создал Совет тейпов. Полная прозрачность всех действий, гласность, доступность. Номер его мобильника есть у каждого ребёнка... У нас, когда закрыто и что-то скрывают, тихорят – сразу возникает недоверие, сразу начинают подозревать во всех смертных грехах. А он постоянно в дороге, в разъездах. В Москву летает не каким-то служебным самолётом – обычным гражданским рейсом. Стюардесса объявляет: «Уважаемые пассажиры, у нас на борту находится Глава Республики Ингушетия Юнус-Бек Евкуров. Желающие могут подойти, задать вопросы». Клянусь матерью, сам видел!

Он – наша яркая фишка, козырная карта!

Он перевернул представление народа о власти.

Понятно ведь, без поддержки местного населения воевать в лесу невозможно. Родственников предупредил: «Кто отнесёт бандитам корку хлеба, бутылку воды – голову оторву». И все знали: не шутит. Миндальничать, заигрывать с убийцами прекратили. Жёсткий военный подход. Задней скорости у него нет. И потихоньку ситуация... начала выправляться. Зачастую ведь люди по какой причине брали в руки оружие – недовольство властью зашкаливало: правду не найдёшь! до чиновников не достучишься. Все работали на себя... гребли, как мотыга... И вдруг власть повернулась лицом к народу. Зажравшихся чинуш он – под зад пинком, турникеты, решётки снёс, заставил вести приём населения. А в ответ население, весь народ от мала до велика, не побоялся подставить своё сердце под пули врагу.

 

Фотография автора

 

Семиклассница Залина Арсанова спасла младшего брата от пуль, закрыв своим телом.

Президент Российской Федерации Владимир Путин вручил ей медаль «За отвагу».

Мне было неловко набирать эти строки: девчонка смогла, а я бы смог?..

 

На всякий случай строки продублирую: «Семиклассница Залина Арсанова спасла младшего брата от пуль, закрыв своим телом».

 

Примечания:

[1] Сейчас мирно светит солнышко, и память человеческая так устроена: всё плохое забывается. Дабы воспоминания освежить и сегодня понять масштабы трагедии, предлагаю материал из газеты «Коммерсант» 28.06.2004:

«На прошлой неделе отряды боевиков напали на Ингушетию. Одновременно были атакованы и захвачены объекты МВД, погранвойск, Минобороны и прокуратуры. Около сотни людей, в том числе руководители МВД и прокуратуры республики, погибли, ещё больше – ранены.

Корреспондент «Власти» Ольга Алленова попыталась разобраться, почему это произошло. Нападения боевиков начались в 22 часа 21 июня. Разбившись на небольшие отряды, они разоружили и расстреляли омоновцев на блокпостах на въездах в Назрань и Карабулак. Потом с криками «Аллах акбар» прошли по Назрани и атаковали здания МВД, УВД и погранотряда. В Карабулаке попытались захватить расположение мобильного отряда МВД России в Ингушетии и склады вооружений и боеприпасов местной милиции.

После многочасовой осады погранотряда боевикам пришлось отступить. А вот сотрудникам МВД и УВД свои здания отстоять не удалось. Воспользовавшись тем, что в них находились всего несколько дежурных милиционеров и руководство министерства, боевики захватили их и сожгли. В бою погибли и.о. министра внутренних дел Ингушетии Абукар Костоев и один из его заместителей. В соседние здания ИВС и УБОПа боевики попасть не смогли – из-за их усиленной охраны. Выехавшие на место происшествия прокуроры Назрани Мухарбек Бузуртанов и Назрановского района Бислан Озиев, а также их сотрудники попали в засаду и были расстреляны.

Не менее тяжёлые бои произошли в Слепцовской и Карабулаке. В Карабулаке боевикам удалось даже захватить склады оружия. Нападавшие, видимо, рассчитывали вооружить часть местных жителей, а затем при их поддержке атаковать столицу республики Магас, где расположена резиденция президента Мурата Зязикова, но план сорвался. Поднятые по тревоге войска были брошены спасать президента. При этом два крупнейших города республики, Назрань и Карабулак, были фактически отданы боевикам, которые немедленно устроили чистки: врывались в дома и расстреливали местных руководителей. Так был убит в общем-то далёкий от войны директор местного кирпичного завода. Только к утру, когда силовики смогли скоординировать свои действия, бандиты оставили захваченные города и ушли в горы. Руководство МВД говорит об уничтожении сотни бандитов, но на деле потери с их стороны, видимо, оказались минимальными. Например, в Назрани нашли тела только двух ачхоймартановцев, участвовавших в ночном налёте.

 

 

Корреспондент «Интерфакса»

Хабар

 

Войну остановит лишь война.

Дов довно мара юхатехадац.

Ингушская пословица

 

Шамсудин Боков.

До того, как его назначили главным редактором республиканской общественно-политической газеты «Ингушетия», он успел поработать пресс-секретарём Президента. А начиналась его карьера в журналистике с агентства «Интерфакс».

– В горячие годы мне повезло быть в эпицентре всех значимых событий. В 2004-м Ингушетии приходилось нелегко: ежедневные обстрелы, подрывы, охота на сотрудников милиции, духовных лидеров... В воздухе висел, не выветриваясь, едкий запах пороха... Опасность подстерегала всякого, кто открыто нёс слово правды, публично озвучивал гражданскую позицию. Эти люди – под прицелом. Но журналисты – циники по жизни... Не то, чтоб бесчувственные, просто, когда вокруг каждый шаг, каждый миг – горе, страдание, беда, начинаешь привыкать к опасности. Начинаешь оценивать события объективно, как бы отстранённо. Словно опасность лично тебе не угрожает. Время тяжёлое... Время, когда вечером населённые пункты вымирали – ни души. Даже милиционеры на улицу носа не казали. Каждый опасался за свою жизнь, но когда опасно сегодня, завтра – инстинкт самосохранения, чувство опасности притупляются... Требовалось, как ни в чём не бывало, освещать чрезвычайные происшествия... освещать оперативно. Вроде бы к этому моменту была изобретена мобильная связь, Интернет, а на практике узнать новости по телефону невозможно. Выезжай на место... в ночь-полночь, в непогоду, болеешь-нет... десятки километров пешком до места происшествия. Помогали друзья, неравнодушные, ответственные граждане, которые подсказывали, информировали:

– Шамсудин, ты в курсе?

– Нет. Спасибо, что поставили в известность, выдвигаюсь...

Зачастую прямо на месте события, с фонариком на коленке готовил материал, по телефону передавал в Москву. Информационное агентство «Интерфакс» – подразделение боевое. Многому там научился...

 

Когда в горячей точке родился, живёшь и работаешь – учёба движется быстрее.

 

Во время проведения силовых операций мы неотступно следовали за бойцами вторым эшелоном, не высовываясь вперёд, но и не отставая. И был один рабочий момент, который запомню навсегда... хотя всё продолжалось секунд тридцать – перед глазами жизнь пробежала...

Это случилось в 2005 году, в Назрани, недалеко от гостиницы «Асса», где Вы жили, – там частный сектор. Силовики проводили очередную операцию: ликвидировали боевиков, блокированных в частном доме. Информации никакой. Обычно как: слышу отчаянную стрельбу – выдвигаюсь туда, ближе к месту происшествия. Другого источника получения оперативной информации нет. Гражданское население бежит, сломя голову, прочь – я поступаю с точностью до наоборот. Это было время, когда между спецслужбами никакой координации: даже милиция – понятия не имела, что делает ФСБ, и наоборот. А мне информация требовалась любой ценой, информация – в режиме реального времени. Просроченные, вчерашние факты не интересовали никого.

Добираюсь... Мой коллега и больший друг – собкор ИТАР ТАСС Руслан Майсигов – уже на месте. Конторы у нас с ним вроде бы и разные, а задачи – одни. Мы друг другу помогали, всегда плечом к плечу. Стрельба неожиданно закончилась, бойцы «Вымпела», «Альфы» сели на БТРы, умчались – интервью никто никогда из них не давал.

Мы остались вдвоём. А как узнать, что конкретно произошло? Сами вперёд, на ощупь... стали приближаться к дымящим развалинам. Идём, считаем трупы, фотографируем... У разрушенного двухэтажного дома разделились: он – направо, я – налево. Смотрю, из подвального окна соседнего дома выглядывает ребёнок... Не плачет, не кричит – в ужасе молча смотрит на меня. Дверь снаружи подпёрта металлической лестницей, дом наполовину разрушен... стены в осколках, крыши нет. «Странно! Обычно гражданское население перед началом обстрела выводят далеко за пределы».

 

Убираю лестницу, открываю дверь, захожу в подвал, а там семья: бабушка, мать и четверо детей – ВСЕ СЕДЫЕ!..

 

Мать, сбиваясь, рыдает-мычит:

– Спали... зашёл мужчина в маске, приказал всем лечь на пол... Потом четыре часа – сплошные взрывы...

Я про работу не забываю: фотографирую, пишу рассказ на диктофон, помогаю им выбраться на улицу, передаю под опеку Русику, сам иду дальше... за дом... Запашина горелого мяса с ног сшибает... Продолжаю считать трупы: в сводке ведь нужно сообщить точно: сколько уничтожено бандитов в ходе спецоперации. Ни в ФСБ, ни тем более в милиции этих данных не дадут. Я стою на пожарище, готовлю по свежим впечатлениям сводку и... чувствую под ногой что-то горячее... жжёт что-то... Глаза опускаю и вижу: стою на раскалённом неразорвавшемся артиллерийском снаряде 122 миллиметров. (Обычно боевики использовали их для закладки фугаса: капсуль снимают, вместо него шнур с механизмом управления – мина готова. Мина огромной разрушительной силы...) Я блокнотик, нежно, – в нагрудный карман, оплавленный кроссовок осторожно приподнима-ааю... делаю шаг в сторону, второй...

 

Понимаю: сейчас рванёт.

Снаряд лежит прямо на жарких углях...

 

Бессознательно ныряю в сторону, перекатываюсь кубарем и, пригнувшись – к воротам. Только успел добежать до Русика, повалить детей на землю – мощный взрыв!.. Нас оглушило, засыпало обломками кирпичей, чёрной гарью. На том месте, где стоял их дом, подвал... откуда буквально десять минут назад выбрались дети, на месте двора, где записывал в блокнот информацию, – зияла одна сплошная воронка.

 

Это сейчас так излагаю всё последовательно, гладко, логично...

Потом уж, задним числом, выстраивал цепочку действий... когда всё было позади.

В тот момент не думал...

Некогда было.

 

 

Ужас-Бек

Малумат

 

Гнездо орла всегда пахнет железом.

Аьрзе б1ена чура аьшка хьадж йоаг1аш хул.

Ингушская пословица

 

Фотография Евгения Шивцова

 

Валентин Крыжановский, бывший полковник ГРУ, припомнил к слову:

– В 1987 году в десантном училище я был командиром взвода. КПСС тогда являлась руководящей и направляющей силой общества, инакомыслие строго каралось. Однако, несмотря на власть коммунистов, был один курсант, старшина роты, у которого был коврик, исламка и который, как ни в чём не бывало, делал намаз. Ни замполит, ни командир не упрекали его – уважали за искреннюю веру. Веру – не в угоду моде.

Фамилия курсанта была Евкуров.

 

* * *

Криминал – уменьшительно-ласкательный термин той силы, которая безраздельно властвовала к моменту избрания его на должность Президента Республики Ингушетия. Фактически шла гражданская война... Война в разных фазах, с разной интенсивностью... Кровавая, беспощадная. Только за период с 2006 по 2012 год в Ингушетии убили 341 и ранили 794 сотрудника силовых ведомств [1]. И тут Президентом Ингушетии становится он.

 

Юнус-Бек Баматгиреевич Евкуров.

 

Служил в ВДВ. Принимал участие в контртеррористических операциях на Северном Кавказе. Рассказывают, в частности, как отряд подполковника Евкурова, выполняя одно из заданий по разведке местности, обнаружил и вызволил из чеченского плена двенадцать российских военнослужащих. В 99-м Евкуров находился в сербо-боснийском городе Углевик в составе российского контингента в Боснии и Герцеговине под эгидой SFOR. В мае 1999 года группа, под его командованием, в составе восемнадцати бойцов ГРУ тайно проникла на территорию аэропорта Слатина и фактически контролировала объект до подхода десантного батальона. Все обстоятельства данной операции засекречены до сих пор. 13 апреля 2000 года Юнус-Беку Евкурову присвоили звание Героя Российской Федерации с вручением медали «Золотая Звезда» – за бросок на Приштину российских десантников.

 

По мнению и друзей, и недругов – именно он переломил хребет бандитам в Ингушетии.

Враги его называют не Юнус-Бек – Унзар-Бек – Ужас-Бек!

Такой комплимент заслужить непросто.

 

Враги его ненавидели люто... да и сейчас.

22 июня 2009 года на Президента Ингушетии совершили покушение. При проезде президентского кортежа в микрорайоне «Центр-КамАЗ» города Назрани машина сопровождения попыталась оттеснить автомобиль «Toyota», медленно двигавшийся по обочине трассы; водитель автомобиля совершил манёвр и въехал в середину кортежа; вскоре прогремел взрыв. В результате один из охранников скончался на месте; Президент Евкуров и ещё два человека госпитализированы с ранениями различной степени тяжести. Состояние Евкурова характеризовалось как «тяжёлое». Однако уже в августе он вернулся к исполнению обязанностей Президента Ингушетии. Не поддался эмоциям, не испугался, не струсил, не обозлился, не стал, как это предписано ингушскими адатами, вершить кровную месть, а стал налаживать гражданский диалог: «хождение Президента в народ», опубликование им номера личного телефона, созыв чрезвычайных органов народного представительства (сходы родов, советы старейшин, всенародные съезды) – далеко не полный перечень нестандартных мер, призванных восполнить недостающий авторитет официальных институтов власти. Президент РИ Юнус-Бек Евкуров работал «на износ», спасая жизни и души молодых ингушей, не стесняясь заниматься работой, совсем не свойственной Президенту.

Легенды про Евкурова складывались не на пустом месте...

Наглядный тому пример – совершенно уникальный в практике антитеррористической борьбы на Северном Кавказе случай, произошедший в ночь на 28 января 2010 г. в станице Троицкой. Накануне вечером сотрудники ингушской милиции в ходе оперативно-розыскных мероприятий, проводившихся по факту обстрела милицейской «Газели» и гибели милиционеров, блокировали боевика. Заметив во дворе вооружённых людей в масках, тот бросил в их сторону гранату, затем открыл огонь из пистолета. Сотрудники милиции вызвали подкрепление и открыли по дому ответный огонь. На место выехал Президент, штурм дома приостановили, а потом... Юнус-Бек Евкуров... сам!.. пошёл на контакт с террористом, убедив того сдаться.

 

Довелось мне знаться с разными руководителями, но ничего подобного не слыхивал...

 

В эксклюзивном интервью телеканалу RT он заявил, что готов пойти на переговоры с террористами, если это сможет спасти хотя бы одну жизнь. «Главным стратегическим направлением нашей политики... было и остаётся проявление доброй воли к тем, кто отступился от закона, стремление к убеждению и склонению их к отказу от участия в преступных сообществах, бандгруппах, от осуществления террористической деятельности и пособничества в этом», – подтвердил Евкуров в специальном обращении к соотечественникам 8 февраля [2]. «Цель не убить, цель – убедить» – так он сформулировал задачу правоохранительных органов на одном из совещаний [3].

Именно благодаря открытости, честности Юнус-Бека Евкурова Ингушетия сегодня, как никакой другой регион Северного Кавказа, живет насыщенной общественной жизнью. Налажен постоянный тесный диалог между обществом и властью. И неслучайно Евкурова признали «человеком 2009 года» по версии журнала «Эксперт», а также вручили престижную премию Фонда Андрея Первозванного «За Веру и Верность» [4].

Евкуров по-военному решительно разрубил гордиев узел кровавого территориального спора. Муниципальная реформа, проведённая осенью 2009 г., зафиксировала существующее административно-территориальное размежевание с Северной Осетией и сделала невозможными дальнейшие территориальные тяжбы с соседями. Сегодня обстановка в Ингушетии нормализовалась. Обойдя республику вдоль и поперёк, побывав в каждом селе и горном ауле, я убедился в этом лично. Глава Ингушетии не без гордости подчеркнул, что безопасность в республике больше не является больным вопросом.

А я, нарушив все каноны интервью, не вопросы задавал легендарному Унзар-Беку – откровенно признался ему в своих симпатиях.

 

Примечания:

[1] Три года «стабильности», Бюллетени Правозащитного центра «Мемориал» о ситуации на Северном Кавказе. Выпуск 2 Осень 2009 года – осень 2012 года.

[2] «Республика Ингушетия», 8.2.2010.

[3] «Республика Ингушетия», 29.1.2010.

[4] «Республика Ингушетия», 14.12.2009.

 

 

Умористы

Хабарик

 

Мы – за смех! Но нам нужны

Подобрее Щедрины

И такие Гоголи,

Чтобы нас не трогали.

Юрий Благов

 

Фотография Беслана Холухоева

 

В последней надежде помочь отыскать мне в Ингушетии юмор, Махмуд договорился о встрече с руководителем государственного бюджетного творческого объединения «Зокх» Мадиной Дзортовой. Не «для посмеяться», этого в Ингушетии хоть отбавляй – ухохочешься – «для серьёзно» поговорить о смешном.

А я, признаться, уж не чаял найти коллектив, анонсированный как «юморной».

– «Зокх» – студия театра, кино, – терпеливо объяснял Махмуд, – что-то вроде дагестанских «Горцев от ума». Умористы!

– «Горцы... » – команда титулованная, появилась не на пустом месте: основной состав – «Махачкалинские бродяги», чемпион Высшей Лиги КВН.

– А тут – рядовые армии искусств. Член их коллектива, выпускник детской музыкальной школы, написал музыку для ингушского гимна.

– Не смешно.

 

* * *

Нас ждали...

Чуть ли не с порога я поинтересовался у Мадины:

– А можно посмотреть выпуски вашей юмористической программы?

– Да... но все они на ингушском.

– Смешно. Похоже, так с пустыми руками и уеду. А что хоть означает само название?

– «Зокх» – в переводе с древне-ингушского, в словаре 1934 года нашла... Если дословно: «самое интересное» и дальше «шут, шутка».

– Два значения?

– Нет.

– Самая интересная шутка?

– Просто «самое интересное». Ингуши частенько говорят: «какой интересный человек» (Ма зокх болаш саг ва). «Зокх» переводится, как самое интересное, а дальше идёт «шут, шутка».

– Но ведь «самое интересное» и «шутка» – понятия не тождественные – разные.

– Задача нашей организации делать то, что людям интересно, – лицо Мадины сделалось пронзительно-торжественным, – обращать внимание общества на темы насущные, злободневные. Не только юмор, но и сатира, пороки общества, наверное... Человеку, если прямым текстом ляпнуть, мол, он «такой-сякой» – обидится.

– Тем более на Кавказе... Тем более в Ингушетии!..

– Да! – она прыснула. – А с юмором всё сойдёт с рук.

– Мадина, извини, но я так и не понял, что означает «Зокх». «Самое интересное» – и всё? Точка?

– Давайте поставим точку: «самое интересное».

– Просто «самое интересное»?

– Да.

– То есть формат научный, образовательный, познавательный: «Хочу всё знать!», «Что? Где? Когда?» А причём тогда юмор?

– Зокх – такая остроумная шутка, потеха, забава. Следи за своими шутками!

– Следи за «базаром»?

– Да. Юмор безадресным не бывает.

– Прикол?

– Боже упаси! Это типа сборника ментальных анекдотов....

 

Шажок за шажком, как по минному полю, мы продвигались к мерцающей цели – переводу слова «Зокх». А цель, словно мираж, неуловимо отдалялась, отдалялась... И смеяться пока было рано. Хихикать над текстом, не зная перевода, всё равно, что влюбиться в горянку в парандже. Нет гарантий.

 

– Язвительность, насмешливость, сарказм?

– Нет-нет! Что Вы! Сарказм в Ингушетии...

– Ну, то есть получается «ирония»?

– Да, ирония... Ирония – добрая шутка. Пороки высмеиваем.

– Тогда это сатира.

– Ирония и сатира. Да. Это скорее сатирический журнал.

– То есть «Зокх» – это сатира? – с надеждой в голосе спросил я.

– Да. И ещё «самое интересное».

Я с опаской глядел на Мадину:

– Вы настаиваете?! «Зокх» – самое интересное?

– Да.

– То есть жанр ближе к передаче «Очевидное невероятное»?

– Нет...

 

Я знаю, вы будете смеяться, но мы так и не смогли перевести название комик-группы.

Да разве это так важно, когда речь заходит о юморе?..

Главное, чтоб публика смеялась.

 

Слово авторитетным ингушским учёным

Из рубрики «Азбука языкознания». «Визави» – безосновательно считается, что выражение это французское: vis-а-vis – «лицом к лицу». Однако, ингушские учёные убедительно доказали: французский язык, как все остальные языки мира, произошёл от ингушского. Слово «визави», широко используется ингушами в поездках за пределы республики. «Так мы гаварым в общаге: «Машу визави!» Дикция у нас такая.

 

* * *

Я тоже много размышлял на тему фонетики, разницы в произношении одних и тех же слов в разных весях. У нас, к примеру, пряжинские карелы говорят: «юкси» (один), а олонецкие – «юкши». Учёные считают: «Причиной всему – диалект!» Я голову над этим вопросом ломал – чуть не сломал, пока старая карелка мне по секрету не назвала истинную причину:

– Пусть зубы вставят.

 

 

Свадьба

Малумат

 

А где-то свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала;

И крылья эту свадьбу вдаль несли.

Широкой этой свадьбе было места мало;

И неба было мало, и земли!

Р. Рождественский

 

Фотография автора

 

На центральном перекрёстке Малгобека Махмуд резко затормозил, не поехал на «зелёный»:

– Ты чего?

– Пропустим свадебный кортеж.

– Как ты определил, что свадебный? У нас хоть на капот машины куклу бантами привязывают, а здесь?

– Видишь поток машин по встречке? Стрельбу слышишь?

Действительно, по участку с односторонним движением нам навстречу, непрерывно нажимая на клаксон, летели джипы.

– Сейчас за стрельбу в свадебном кортеже выписывают штраф. Особо законопослушные джигиты оплачивают его заранее, чтобы саму церемонию ничем не омрачать.

Теперь я отчётливо слышал хлопки: горец, сидя за рулём джипа, стрелял в воздух из пистолета и что-то задорно кричал.

– Ингуши по натуре люди скромные, замкнутые: если нам плохо – знают лишь врачи, если хорошо – милиция.

– Вижу...

 

 

Фотографии автора

 

Я мечтал попасть на ингушскую свадьбу.

В Ингушетии, в отличие от Дагестана, свадебные обряды претерпели нешуточные изменения. Несколько лет назад по инициативе Главы Ингушетии Юнус-Бека Евкурова старейшины и духовенство приняли решение: положить конец кражам невест. Теперь ни один имам не пойдёт освящать подобный брак, ни один старейшина не решится на примирение – серьёзный штраф с жениха, с его кунаков. Штраф, конечно, не остановит, но вот строгость, системность, единость – преграда серьёзная. В итоге сегодня адат умыкания невест, неукоснительно соблюдаемый века, практически искоренён. Кража невесты вызывает смех только в фильме «Кавказская пленница». В реальности всё не так забавно... На практике – стрельба, трупы, многолетняя вражда, кровная месть, полиция, ФСБ... и вещие проклятия. Запрет – знаковое решение, влияющее на положительный имидж республики. Удалось в одночасье остановить бушующий горный поток! А в любимом Дагестане воруют красавиц по сей день!

И ещё, в отличие от Дагестана, в Ингушетии браки между двоюродными, троюродными братьями-сёстрами, близкородственное кровосмешение, запрещены категорически.

 

Фотография автора

 

– Махмуд, как попасть на свадьбу?

– Придумаем что-нибудь. Хотя тебе это мероприятие едва ли приглянётся.

– ?..

– У нас на свадьбе: гости – за столом, невеста – в углу, жених – у друзей, тёща и тесть – за порогом. Ингушская свадьба для русского непривычна: без танцев-жманцев, без песен, выпивки, «горько», порванной гармошки, тостов... без брачной ночи.

– Так вот кто придумал «комсомольскую свадьбу»... В конце восьмидесятых я угодил как раз на такую.

– Есть любители выпить и у нас – представители старой, коммунистической закваски – им накрыто в отдельной комнате, подальше от глаз. Ингушская свадьба: прибыли, деньги принесли, покушали от пуза, вкусно, на невесту поглазели, и – по домам. (А невеста, бывает, сутки стоит, стоит в углу, сознание теряет и падает с грохотом, точно зрелая груша, – единственное развлечение гостям!) Остряки предлагают вывешивать чёрный флаг на ингушских похоронах, чтоб они хоть чем-то отличались от свадьбы.

Свадебный обряд у нас многослойный, начинается исподволь – с подбора невесты, со сватовства... Успел, небось, заметить: ингушские традиции очень строги, особенно, что касается отношений мужчины и женщины. Юноше категорически запрещается притрагиваться к девушке, под любым предлогом. Недопустимо абсолютно! Даже заговорить можно только в особой, подконтрольной ситуации. Но род бы прекратился, если б не придумали способа выхода за рамки запрета. Лоузер – шуточное сватовство, которое зачастую потом переходило в настоящее. Не путать с «лузером». Сейчас время такое необычное: старые традиции и новые технологии встретились на узкой дорожке... Я присутствовал на виртуальной свадьбе: жених в момент свадебной церемонии находился за границей и наблюдал за происходящим по скайпу.

 

* * *

На свадьбу настоящую, ингушскую, я таки попал.

Невесту доставляли в Ингушетию из Казахстана. Однако писать о божественном ритуале трудно. Нужно видеть, участвовать самим... Впечатления, ощущения от текста, фото – не те.

Это, как первая брачная ночь... по скайпу.

 

Мне показался интересным рассказ о сватовстве Султана Батырова.

Без него представление читателей об этой сокровенной стороне ингушской жизни будет однобоким, куцым.

– Например, я хочу женить сына на Вашей дочери, присылаю гонцов. Вы их принимаете, выслушиваете, берёте срок для дачи ответа и начинаете изучать, поднимать всю подноготную.

– «Пробивать»?

– Да. Оценивают моральный облик кандидата, тейпа, не было ли за последние века с этим родом конфликтов, кровной мести... Всё кропотливо изучается, прежде чем дать ответ. Невеста должна продемонстрировать полную покорность свекрови, свёкру, если она не умеет вести себя скромно, если она бесстыжая – это уже не невеста. Для ингуша выбор подруги жизни – дело крайне ответственное, серьёзное. Однако подходить к этому делу излишне мрачно, без юмора – не рекомендуется. Не продуктивно! Однажды из нашего села поехали свататься, и что-то у них там не срослось, не сладилось – родители девушки отказали. Возвращаются с пустыми руками, а их родственник возьми да ляпни:

– Если б нормальных людей послали, отдали бы.

– А мы, значит, по-твоему «ненормальные»? Посмотрим, что ты сделаешь.

Слово за слово, слово за слово – пришлось ехать тому.

Он в смятении, потный забегает к нашему отцу:

– Маги, выручай. Загнал свой язык в топи болотистые, без твоей помощи мне его оттуда не вытащить.

– Что случилось?

– Вах! Похвастался, что могу сосватать невесту, высмеял сватов, теперь отправляют меня. Что делать? Если девушку не отдадут, в тейпе житья не будет.

– Как её фамилия?

Он назвал.

– Поехали. Отец её – мой друг по молодости, в Казахстане в ссылке вместе бедовали.

И, правда, там как увидели отца, согласились отдать девушку сразу – не гонять два раза (обычно сватовство и выдача невесты – два совершенно разных, отдалённых друг от друга по времени, хлопотам мероприятия). Но даже «ускоренная» процедура нескорая: пока мулла прочитал молитвы, пока угощались, пока добирались назад... Во дворе жениха уже все на нервах: сваты не возвращаются. Собрались представители всего тейпа, недовольно галдят: «Что случилось? Куда пропали?» И тут сваты заходят во двор, да не с пустыми руками – с невестой.

А ростом они оба маленькие-маленькие...

 

У родственников жениха сразу рожи деревянные: «им не отдали, а каким-то двум коротышкам уступили, да ещё сразу выдали».

 

– Как вам удалось?

– Они решили, что мы на коленях стоим, – сжалились. Под руки нас пытались поднять: «Вставайте, вставайте, ваша просьба будет удовлетворена!»

Хохот... гогот...

Отец не боялся иронизировать над собой. Отец был мудрым человеком, умел шуткой сгладить острые углы. Он не стал обострять и без того взрывоопасную ситуацию: «отдали не потому, что мы лучше вас – вовсе нет! пошли навстречу, потому что думали, стоим на коленях, – пожалели». И сразу были умиротворены, удоволены даже те, которым отказали – ведь они-то не унижались, стоя на коленях. Нет, без юмора нельзя браться за сватовство. В случае отказа только и остаётся иронизировать над собой.

 

А вот свежий случай: украли невесту, на выручку выбежал брат. Девушку-то похитители запихнули в машину, с места рванули... а жениха в сутолоке забыли… Он злой, психованный, хватает камень, в ярости кидает вслед, рвёт волосы, проклинает похитителей. Брат с благодарностью обнимает его, утешает, отряхивает грязь с одежды, не слушая возражений, ведёт благородного юношу – отважного защитника сестры – в дом, представляет отцу, угощают дорогого гостя. Только на следующий день отец узнал, кого потчевал... и сразу, не раздумывая, дал согласие на свадьбу: «Такой находчивый джигит из любой передряги спасёт семью».

 

А ещё друг Али как-то под настроение поделился своим опытом ухаживания за барышней:

– В Казахстане когда жил, – говорит, – влюбился в девушку. И никак не мог с ней познакомиться, завязать разговор... С другими свободно выходило, а её увижу – язык отнимается, до того робел. Вован, сосед по дому, каждый день интересовался:

– Ну что? Получилось?

– Какой... что получилось?!. боюсь руки коснуться.

– Ладно, ничего, завтра я организую выезд на лодке на остров – там у вас всё будет нормально.

Взяли выпить – с запасом! закусить, ружьё (уток по дороге настреляем), собрались ехать.

Погода отличная!..

Я с утра навёл марафет, причипурился: надел белую рубашку, брюки отутюжил, туфли начистил, лирику Пушкина в памяти освежил... А живот у меня недовольно бурчит и бурчит, крутит и крутит, крутит и крутит. Сели в лодку, отплыли, чувствую – не дотерплю... Нет мочи, нету никакой мочи. Думаю, всё: нужно хоть чуть спустить воздух, а чтоб заглушить, поднимаю ружьё... совместить выстрелы чтоб. Нажимаю на гашетку – нет выстрела! всё остальное – без осечки... У неё на руках собачка маленькая, болонка, носом сразу повела недовольно.

В общем, все наши старания рухнули. Пришлось поворачивать и грести назад. Так и не смог я эту девушку очаровать. Хотя запомнит она меня, думаю, надолго.

 

 

Сваха

Хабар

 

Коршун нёс в когтях куропатку, а она кричала: «Я за него замуж выхожу!»

Керо ше хьош, – “Маьре юг со!” – яхаш ц1ог1а дийттад 1овдалча моашас.

Ингушская пословица

 

– Махмуд, а ты как подбирал жену?

– Строго по науке... После армии устроился мастером швейного комбината в Назрани, вскоре назначили начальником. Коллектив – одни бабы, больше ста человек. Три категории: замужние, незамужние, разведённые. Я тогда холостой был... Девчонки сильно в меня влюблялись, но романы с ними не крутил – в Ингушетии находимся. Потом думаю: «Чё я сижу, сложа руки, начну-ка изучать женскую психологию. Как говорится, пользуясь служебным положением». Там склад готовой продукции, между складом и цехом – столовая. Перегородка тоненькая из ДВП. А бригадирша у меня была преданная... Пытай-расстреливай – не сдаст. Не замужем, я с ней крепко дружил и ладил. Вызываю её к себе в кабинет и поручаю:

– Зухра, возьми одну замужнюю, одну незамужнюю и разведёнку.

– Зачем тебе?

– Слушай, не перебивай! Предложи им в столовой попить чай, но садитесь обязательно за тот столик, который стоит у перегородки.

– Что придумал?!

– Не перебивай, говорю... Заведи разговор о замужестве, о мужиках, дихон. Хочу подобрать себе невесту. Поняла?

– Поняла, поняла...

Сам иду за перегородку, сажусь на баулы – заранее приготовил – устраиваюсь поудобнее, жду. Слышу, пришли, стульями елозят, рассаживаются, наливают чай, и бригадирша начинает:

– Аза, ты замуж-то когда?

– Аза, не ходи! – перебивает разведёнка.

– Почему? – девичий голос тонкий, удивлённый.

– Да все мужики дураки! На уме одно. Что ни делай, им не угодишь. И главное тебе – нельзя ничего, им – можно всё! И ещё оправдание найдут в книгах... Знала бы, никогда не вышла.

– Может, тебе просто не повезло?

– А кому повезло?!

– Мой, вроде, ничего...

Это замужняя! – угадываю я по голосу... Эсет.

– Бывает, конечно, повздорим – не без этого, но быстро миримся. С ним главное не спорить. Потом потихоньку-помаленьку делай, как знаешь.

– А часто пристаёт?

– Часто... – смеётся Эсет. – Вечером хоть поздно приедет, всё равно сигналит, сигналит... сам ворота никогда не откроет – вид не сделаешь, что спишь. Иду встречать и, бывает, не разуваясь, тащит в спальню... На ушко шепчет: «Телу – время! Потехе – час!» Уверяет, что это ингушская пословица.

– А больно?

– Только первый раз. Потом приятно... У него ещё вторая жена, мы сперва с ней всё отношения выясняли, но он предупредил: «Не прекратите грызню, возьму третью жену, вас закрою. И ни копейки вам, ни удовольствий не будет». А как дети пошли один за другим, нам уже стало не до склок...

Я сижу, всё слушаю, анализирую... Не ради любопытства – с познавательной целью.

– Свекровь как относится, свёкор?

– Уважают, подарки дарят.

– А у меня подружка замуж вышла, свёкор вечно недовольный, вечно орёт... Она два дня не решалась в туалет сходить, никак освоиться не могла – терпела.

– Поначалу и у меня было всяко, сейчас живём отдельно – проблем нет.

– Боюсь.

– Чего...

– Украдёт какой-нибудь абрек в рабство, в гарем, и реви потом всю жизнь...

– Это как повезёт.

И чешут, и чешут языком. Советуют молодухе:

– Сразу не поддавайся, а то подумает, что до него уже с кем-то была... Ревновать станет.

 

Порой еле сдержишься, чтоб не расхохотаться...

 

На другой день бригадирша следующую троицу подтаскивает:

– Пойдёмте, попьём чайку, пока начальника нету.

А начальник – уже на боевом посту!

«Тысяча и одна ночь», Александр, все эти сказки Шахерезады – скучное чтиво по сравнению с моим онлайн-спектаклем. У каждой девчонки в голове особый мир! Хочется ведь пооткровенничать... Между нами, девочками, какие могут быть секреты? Одна ждёт принца на горячем коне, чтобы обязательно её украл: «Значит, настоящий къунах! Значит, любит!» Другая верит, что отец подберёт ей достойного жениха... Пять лет я вёл эти научные наблюдения, коллектив ведь постоянно обновлялся, ротация шла. Благодаря этой исследовательской работе я подобрал себе хорошую жену. Знание женской психологии пригодилось и после женитьбы: помогал молодым найти друг друга.

– Сваха?

– Так выходит... Многих помирил, Александр. Полгода живут, год живут, дихон, потом или характерами не сходятся, или свекровь рассорит, и молодуха убегает. Я мирил...

– Как?

– Выясняю, в чём конкретно проблема? Если не могут отделиться, даже квартиру им снимал... Денег не хватает на семью, помогал мужу устроиться на работу – знакомых у меня много, сам видишь! Бывает, муж в горячке ударит: ночью вызывают не милицию – меня. «Жена ушла из дому, дети маленькие, помоги вернуть!» Причины разные... Месяц назад парень женился на городской девушке, а у них скотины полон двор: овцы, коровы, куры, лошади. Она, как сноха, должна вставать первая, ложиться последняя, вся живность – на ней, а она до замужества корову видела только по телевизору. Да ещё ребёнок появился... Мужу поставила ультиматум: или мы отделяемся, или ухожу. Муж просит: дай годик, будет свой дом. Она – ни в какую, собрала манатки – усвистала домой. Муж, свекровь, свёкор – по очереди ко мне:

– Помоги вернуть!

Я утром – к ней на квартиру, она с отцом жила. Звоню. Дверь открывают...

– Салам алейкум! К вам гости.

Впускают, делать нечего... Гостя не имеют права не впустить. Я раздеваюсь, сажусь беседовать с отцом и – до отбоя, дихон, пока тот не начнёт клевать носом, из квартиры не ухожу: с ним кушаю, в шахматы играю, истории всякие рассказываю, он мне байки... О том, для чего пришёл фактически, – молчу. Никаких просьб, никаких уговоров вернуться... Я решил взять их измором... сесть на мозоль и не слезать, пока сами не выбросят белый флаг. Один день закончился, наутро я опять у них. Второй день, третий, пятый...

Ровно неделя прошла.

Они уже стали побаиваться за мою психику... всё ли нормально. Но впускали, терпели, беседовали. Я с утра до вечера у них на глазах, сижу, улыбаюсь. Квартира двухкомнатная, а там ещё женатый брат с детьми... она с ребёнком, сестра... Протолкнуться невозможно! Табор! Потому утром уж я как сел на одно место, больше не двигаюсь. Целыми днями с этим стариком, за неделю закадычными друзьями стали. На седьмой... ровно на седьмой день старик дочку вызывает:

– Я тебя умоляю... Как отец... Хочешь, на колени встану... Если тебя будут обижать – заберу. Но остальное потерпи годик, прошу...

Ей деваться некуда.

Собралась, отвёз её назад к мужу.

Сегодня у них пятеро детей, живут отдельно в своём доме.

Живут – не нарадуются.

 

 

Продолжение следует.

 

 


№69 дата публикации: 01.03.2017

 

Оцените публикацию: feedback

 

Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore

 

 

 

Редакция

Редакция этико-философского журнала «Грани эпохи» рада видеть Вас среди наших читателей и...

Приложения

Каталог картин Рерихов
Академия
Платон - Мыслитель

 

Материалы с пометкой рубрики и именем автора присылайте по адресу:
ethics@narod.ru или editors@yandex.ru

 

Subscribe.Ru

Этико-философский журнал
"Грани эпохи"

Подписаться письмом

 

Agni-Yoga Top Sites

copyright © грани эпохи 2000 - 2020