ГРАНИ ЭПОХИ

этико-философский журнал №97 / Весна 2024

Читателям Содержание Архив Выход

Владимир Калуцкий,

член Союза писателей РФ

 

Бабушка надвое сказала

 

Об этой загадочной книге я знал всегда. С детства предание о ней жили во мне наравне со сказками, и я верил в книгу так же, как в Колобка и Царевну Лягушку. А ходячим образом её оставалась бабушка Варвара – высокая властная женщина с одним глазом. На селе у нас имя ей было – старуха Изергиль.

Память моя начинается с блеска золотых очков фельдшера Терентьевича. Он склонился над моей люлькой и смешно шевелит усами. Глаза мигают за толстыми стёклами и он гулко вещает:

– Корь, голуби мои. Но всё позади – мальчик переломил хворобу и расти ему до ста лет!

Потом оборачивается через плечо к той, в ком дальше стану признавать бабушку, и спрашивает:

– Так, что ли, в твоей книге написано, Варвара Карловна?

Бабушка согнулась по другую сторону люльки. Чёрная книга при ней, водит пальцем по странице:

– Тонко прясть – долго жить… – Голос гулок и колюч.

– Так и я о том же! – Терентьевич отходит к окошку. Начинает набивать ручной машинкой табак в тонкую папиросную гильзу. Бабушка задёргивает пелены над моей люлькой.

– Спи.

И я засыпаю счастливый и почти здоровый с тем, чтобы память моя зацепилась за чёрную книгу уже в другом возрасте.

 

У нас в семье разброс по детям – двадцать лет. К тому времени старший, Алексей, служил в Средней Азии. Шестьдесят восьмой год – наши войска вломились в Чехословакию, и воинская часть Алексея оказалась в Братиславе. Мама с ума сходила – там стреляют, а вестей оттуда – никаких. Сидим в хате, горюем.

На крюке под потолком – та же люлька, только в ней теперь не я, а младший брат – Саша. Вторая бабушка – Анна Ефремовна, забавляет Сашу. Тренькает погремушкой. Потом осторожно касается пальцем его стручика, нюхает палец и притворно-громко чихает:

– Крепок табачок у внучка!

На окно ложится мимолетная тень и входит бабушка Варвара. Молча садится на лавку с краю и раскрывает книгу. Гвоздём-пальцем почти царапает страницу:

– Написано: не спадет голова – будет и борода. Не ревите – ничего с солдатом не случится, до седых волос доживёт.

И той же тенью мимо окна уходит. Жила бабка Варвара не у нас, а у второго своего сына – Павла.

Уходит и бабушка Аня, уносит на руках Сашку. В нас, внуках, она души не чаяла. Я и вырос-то на печке у бабы Ани. Помню запах пересушенных валенок и не выветриваемый дух самосада. Каждое лето зелёные листья его лопушились за окном на громадной грядке. Через эту грядку мухи не перелетали – дохли в настоянном на самосаде воздухе. Мы с мамой долго сидим за столом, а потом в окно стучится тётя Оля – почтальонша наша. У неё письмо от Алексея – живого и не раненного.

На селе про книгу знали все. Но бабушка Варвара гаданием не занималась. Только если сама видела, что человеку плохо – брала книгу и шла помогать. Говорили, что попадание у неё безошибочное, даже что-то вроде поговорки ходило в округе: «Правда, как у бабки Варвары». Пацаны просили меня украсть книгу, а я даже в руках её никогда не держал. Видел – ну, чёрная, толстая. В ней рисунки и круги какие-то. Учитель истории Николай Фёдорович сказал, что вся это чертовщина к науке отношения никакого не имеет. Такая же чушь, как поповские выдумки о Боге.

Так я и думал. Раз у бабушки чёрная книга и крестик на шее – стало быть, она с чёртом и Богом заодно. Старуха Изергиль, одним словом.

Это её так первой наша руссовет назвала, Раиса Степановна Наказных. Шёл урок по биографии Горького, а тут бабушка стремительной своей поступью промчалась за окном к баптистам: там умирал их пресвитер. Вот Раиса Степановна и высказала, указав за окошко:

– Вылитая старуха Изергиль! Если бы жив был Алексей Максимович – он непременно свой образ списал бы с бабки Варвары.

Тогда я и невзлюбил Горького. Ещё мне не нравилось, что ему позволено было то, что в других порицалось. Раиса Степановна соловьём пела о нелёгкой жизни писателя, о том, что «он исходил всю Россию, пробовал заниматься множеством ремёсел». А я вспомнил, как неделю назад председатель колхоза Коркин кричал на моего брата Алексея: «Чего тебе на месте не сидится? Трактористом был, скотником, завклубом – тебе мало? Теперь в город уехать хочешь? Летун!»

«Значит, – думал я. – Горький был летуном и бродягой – это хорошо. А брату моему нету ходу из колхоза? Да попробовал бы тот Горький пожить в нашем селе – вряд ли написал про старуху Изергиль!»

Пытался я заговорить с бабушкой о книге. «Любопытной Варваре нос оторвали!» – отбрила меня бабушка. А дядя Павел, у какого она жила, как-то сказал:

– Книгу эту привёз из Крыма с войны наш прадед Платон Савич Железцов. Он там с адмиралом Истоминым Севастополь оборонял.

Дядька сходил в дом и вернулся к крыльцу с резной шкатулкой:

– Вот – достал из шкатулки медаль тусклого металла на жёлтой ленточке, – его, Платона Савича.

Я взял медаль. «Не намъ, не намъ, но имени Твоему» – отчеканено на одной её стороне. Дядька добавил, что шкатулка и прочие документы фамилии бабушка Варвара хранит при чёрной книге.

– По той книге ещё и бабушка её читала будущее, и мать. И ни разу никто не ошибся! – закончил дядя Павел, унося шкатулку в темноту хаты.

Последний раз книгу целой я вдел в день смерти деда Емельяна – мужа бабушки Ани. Был жаркий летний день. В их небольшой хате набралось много народу. Хата в одну комнату – угол с окном отгорожен занавеской. Люди по эту сторону, баба Аня с умирающим – по ту. Там лежал на лавке дед, а в приземлённое окно заглядывали листья самосада. Тишина, и только слышны бабушкины причитания. Сейчас это вспоминается кощунством, но тогда, помню, я никак не мог понять лёгкого смятения в горнице. Муха жужжала под потолком и слышны были почти укоризненные слова бабушки:

– Емелька, Емелька, сам-то ты умер, а табак твой стои-и-т…

Бабка Варвара на это громко кашлянула и прочла по раскрытой на коленях книге:

– Не плач, тетеря, что вышла потеря.

И враз всё зашевелилось, дёрнулась занавеска. Вышла бабушка Аня и вытерла под глазами:

– Кончился…

А вскоре, одна за другой, умерли и мои бабушки. Дядька Павел сказал, что шкатулку с книгой бабушка заранее увезла в село Солоти, под Валуйками, к своей младшей сестре. Дескать, и голову о том бить не стоит.

Отец тоже не добавил надежд:

– Там от книги одни обложки остались – рассказал он. – Бабка туда случайных листов напихала и только делала вид, что читает. Знаешь – её муж, а мой отец, Павел Христианович с Первой мировой самовольно ушёл, как армия распалась. А тут – гражданская война. Вот он на чердаке себе лежанку устроил, чтоб не мобилизовали. А мать хитрая была: придут красные: – Где военнообязанный Павел Железцов? Бабушка зыркнет на них, да ещё и накричит:

– Нехристи! Где-где..? Так ваши же только сегодня утром и забрали.

И те уходят восвояси.

Меняется власть – приходят белые. Опять мобилизация. Стучат к бабке на подворье: – Где вольноопределяющийся Павел Железцов?

– Где-где!.. Так ваши утром и увели. Нехристи.

А дед мышью сидел на чердаке. Но когда темнело, он опускался в хату. И тут бабка милостиво выкраивала ему ножницами из страниц заветной книги чистые поля и пространства между абзацами и рисунками на курево. А когда и этого не хватило – дед стал сворачивать цыгарки из целых страниц. Война шла несколько лет – вот так и искурил наш Павел Христианович заветную книгу. А ты уши развесил, лопушок!

– Но ведь она угадывала точно! – не сдавался я.

– Именно – угадывала, – согласился отец. А насколько точно – так то бабушка надвое сказала! Шарлатанство всё это, правильно твой учитель истории говорит.

…и я смирился.

Жизнь так закрутила, что опомнился лишь пять лет назад на пороге пенсионного возраста, опять в своём селе. Без чинов и званий заканчивается жизнь. А оно и лучше – всё по Библии – домой не заявляются на белом коне – домой принято возвращаться в рубище. Словно вернулись ко мне и Терентьевич, и Раиса Степановна, и запах пересушенных валенок. На сельской улице с разбегу врезалась в меня девчушка, лет семи. Глянул на неё и понял – родня! – в глазу у девочки пятно табачного цвета. Это у нас фамильное по линии бабы Ани и деда Емельяна. Спросил, и – точно: своя, двоюродного брата внучка.

Обошёл глухую улицу с заколоченными домам. Постоял напротив ушедшей в землю, с проваленным чердаком, хаты дядя Павла. Это там докуривал таинственную книгу мой дед Павел Харитонович.

Чем чёрт не шутит!

Пролезаю сквозь крапиву, становлюсь на остов железной кровати и подтягиваюсь на руках. Чердак пронзают лезвия солнечных лучей, золотится встревоженная пыль, кучи присыпанных сизой золой школьных тетрадей и учебников. Чёрные крылья разодранной книги, битые граммофонные пластинки. Дунул на едва заметный пол слоем пыли кружок – медаль. Поднял. Отёр. "Не намъ, не намъ, но имени Твоему".

Вразброс листы бумаги старой пореформенной печати. Это у меня профессиональное – такое я вижу сквозь слой пыли.

«Кометы и падающiя звезды»… Ещё лист. «Таблицы арабской или магической кабалистики, предсказывающiе судьбу»… Вот страницы с глубокими вырезами по тесту – следы пагубной страсти деда-курильщика...

Так это же страницы знаменитой гадальной книги!

Мир перестал существовать для меня. Я до темноты елозил в пыли, собирая крупицы сакрального издания. И я нашёл всю книгу – постранично!

Потом ещё неделю я собирал её – листок к листочку, а потом съездил в Новый Оскол к знакомому переплётчику и опять заключил весь труд в его же обложки.

Теперь книга моя и у меня. Я, понятно, не чернокнижник, не гадатель. Я книге нисколько не верю.

Но только за те пять лет, что живу на хуторе, она ни разу не солгала. Поначалу я просто из любопытства пытался угадать по ней погоду на день. Попадание было в десятку.

Потом у здешнего фермера угнали трактор. Ради смеху заглянул в книгу. «Как ни вилять, а быть бычку на верёвочке» – ответила книга. Точно! – пропажа вернулась к вечеру.

Да много чего мне открыла книга. У людей – компьютеры – а я ухожу мыслью между тёртыми обложками мягкой телячьей кожи. И чем больше вникаю в страницы – тем обширнее открываются горизонты.

Слушайте, а может – это сумасшествие?

А разве компьютер – норма?

Книга на сей счёт говорит: «Не спрашивай – лучше будет».

 

 


№68 дата публикации: 01.12.2016

 

Оцените публикацию: feedback

 

Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore

 

 

 

Редакция

Редакция этико-философского журнала «Грани эпохи» рада видеть Вас среди наших читателей и...

Приложения

Каталог картин Рерихов
Академия
Платон - Мыслитель

 

Материалы с пометкой рубрики и именем автора присылайте по адресу:
ethics@narod.ru или editors@yandex.ru

 

Subscribe.Ru

Этико-философский журнал
"Грани эпохи"

Подписаться письмом

 

Agni-Yoga Top Sites

copyright © грани эпохи 2000 - 2020