МУЗЕЙ-ИНСТИТУТ СЕМЬИ РЕРИХОВ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ

Санкт-Петербург – Вышний Волочёк

2000

В.Л.Мельников

КНЯЗЬ П.А.ПУТЯТИН И ЕГО БОЛОГОВСКАЯ УСАДЬБА

 

назад / далее

 

Усадьба Высокое в Бологом. Фото начала XX в. Собрание Бологовского краеведческого музея

Князь Павел Павлович имел одну дочь, Наталью (1904-1984), Таточку, которая вышла замуж за крупного мальтийского капиталиста, доктора Эдгара Табоне. Делом её жизни стало создание балета на Мальте. Около 1930 годаНаталья Табоне окончательно поселилась на Мальте и основала там академию классического танца. Её учителями были лучшие мастера балета XX века: Тамара Карсавина, Фелия Дубровская, Любовь Егорова, Ольга Преображенская. Знаменитая Анна Павлова сказала о ней: «Молодая княжна обладала необыкновенной чувствительностью к музыкальной выразительности в движениях - природный дар, которому нельзя научить».

Знаменательно, что этот дар мог развиваться и крепнуть в наилучших условиях бологовских усадеб. По свидетельству её мальтийской ученицы (имя которой осталось нам неизвестным), передавшей, видимо, то, что было сказано самой Натальей Табоне, воспитание было организовано «на высшем уровне»: «княжну окружала красота, её дом, одежда, игрушки, музыка, живопись, литература и танцы делали её счастливым ребёнком, благодаря чему она имела прекрасный взгляд на жизнь и развивала наилучшим образом выражение этого счастья - танец»[i].

Схожие воспоминания сохранили и другие дети - обитатели путятинских усадеб в Бологом. Знакомясь с ними, не приходится удивляться, почему так много детей бывало всегда у Путятиных. О том, с какой нежностью относиласькнягиня Евдокия Васильевна к своему мужу, детям и внукам, можно судить по сохранившимся фотоснимкам (ил. 12-14) и письмам. Вот фрагменты из её письма к мужу, адресованного в Бологое.

Из письма княгини Е.В.Путятиной мужу[ii]

Италия, 13 марта 1913

Дорогой мой Павлуша!

Спасибо, родной мой, за письма, какое это утешение нам здесь. Слава Богу, что Кате [Е.Ф.Митусовой, жене сына княгини от первого брака С.С.Митусова. -В.М.] лучше, меня это очень тревожило. <…> Ты не думай, дорогой, что я забыла о твоём поручении, но дело в том, что мы ещё не были в Милане, так как приходится оставлять детей на несколько часов, а мы этого боимся, а так как нам необходимо ехать через Милан, то мы и решили остановиться там на один день и исполнить твоё поручение, Мира [М.П.Маркова, дочь Путятиных, жена генерала С.Л.Маркова. -В.М.] мечтает выбрать тебе хорошенький рисунок. <…> Скажи Серёже [С.Л.Маркову. -В.М.], что и я, и Мира деньги благополучно получили. Напиши что-нибудь про Стёпу [С.С.Митусова. - В.М.], тоска ничего не слышать о нём и его семье, ведь он мне тоже дорог.

Что Мима, что Нока [Марина и София Потоцкие, внучки Путятиных. -В.М.], был ли ты на концерте? <…> Скажи Соне [С.П.Потоцкой, дочери Путятиных, жене Д.Н.Потоцкого], что следующее письмо будет ей, и это прочти ей. И Миру мне жалко, и Вас то я всех так люблю, и скучаю по Вас, одним словом, душа моя разрывается. Всех люблю, всех хотела бы иметь около себя. Целую тебя и Соню, и деток, и Катю крепко, твоя жена и друг. Е.П.

Семья Путятиных у главного дома в бологовском имении. В центре — князь П.А. Путятин, справа от него супруга княгиня Е.В. Путятина, слева — пасынок князя С.С. Митусов, на колене сидит дочь княжна Марианна, на коврике — дочь княжна София. Около 1895. МСССМ

Ещё в 1888 году князь Павел Арсеньевич писал в своих заметках, что супруга горячо поддерживает его в археологических занятиях[iii]. Как видим, спустя четверть века поддержка Евдокии Васильевны оставалась прежней и даже иногда усиливалась благодаря детям.

КнягиняЕвдокия Васильевна (25 мая 1855 - после 1922; ил. 4, 12-14), рождённаяГоленищева-Кутузова[iv], имела двух дочерей от князя Путятина:Софию (р. 1883; ил. 12, 13) иМарианну (р. 1884; ил. 12, 13).

Княжна София Путятина вышла за Дмитрия Николаевича Потоцкого, подъесаула, Георгиевского кавалера в войне 1914 г. Имела от него двух дочерейМарину (Миму; ил. 13, 14) иСофию (Ноку; ил. 13, 14), впоследствии оказавшихся в США. Марина вышла замуж за американского голландца, финансистаМарка Лос Туккера, имела трёх сыновей, из которых после всех войн остался в живых один средний,Стеббин, талантливый музыкант-композитор. Старший сын,Марк, стал лётчиком, погиб в Корейской войне, младший сын,Жоржик, скончался «от злостного белокровия». Сестра её, София Потоцкая, вышла замуж за швейцарского подданного Сант-Гали, проживавшего в США. По некоторым данным, С.П.Потоцкая (дочь Путятиных) умерла довольно рано от туберкулёза[v].

Её сестра княжна Марианна Путятина вышла замуж заСергея Леонидовича Маркова, впоследствии ставшего генералом, имела сына Леонида (ил. 14) и дочьМарианну (Дитю; ил. 14).

Семья князя П.А. Путятина и его ближайшие родственники в Бологом. 1909. Слева на право в верхнем ряду стоят: С.С. Митусов, в центре князь П.А. Путятин, далее княгиня Е.В. Путятина, Е.Ф. Митусова с дочкой Златой; сидят в нижнем ряду: С.П. Потоцкая с дочками Софией (внизу) и Мариной, М.П. Маркова с сыном Леонидом, А.В. Потоцкая (Шелехова). МСССМ

За генералом С.Л.Марковым прочно закрепилась слава героя, в одном эмигрантском издании о нём напечатаны следующие строки: «Редко в жизни нашего Воинства можно встретить явление, чтобы так быстро, высоко и ярко взлетела боевая слава, как это предопределила судьба генералу Маркову. Его натура - безудержная жажда подвига во имя долга и пользы Родины, движение только вперёд… Он успел сделаться легендарным героем… синонимом всегдашней победы… Всеми признавался воином и впрямь отмеченным Перстом Божьим»[vi]. В Гражданской войне генерал Марков сражался на стороне белых под командованием Деникина; 12 июня 1918 года геройски погиб в бою от прямого попадания снаряда из бронепоезда.

Дети в усадьбе князя П.А. Путятина в Бологом. Евдокия Васильевна со своей первой дочкой Соней (1), Мима и Нока Потоцкие с каталкой (2), Лёня Марков в песочнице с петухом (3), Дитя Маркова на каталке (4). 1883 (1), 1908-1909 (2-4). МСССМ

Семья генерала после революции жила в Бельгии. Уже в эмиграции Марианна Сергеевна Маркова, внучка Путятиных, вышла замуж заЧебыкина, сынаАнастасии Васильевны Чебыкиной, рождённойГоленищевой-Кутузовой. Последняя приходится княгине Евдокии Васильевне племянницей. Таким образом, поженились внучка и внучатый племянник княгини Путятиной. В ноябре 1922 года, уже в глубокой старости, княгиня покинула Россию[vii] и какое-то время жила в Бельгии у своей дочери Марианны Марковой. Умерла почти ослепшей в богадельне.

Степан Степанович Митусов (1878-1942; ил. 8, 12, 13, 17), сын Евдокии Васильевны от первого брака со Степаном Николаевичем Митусовым, пасынок князя П.А.Путятина, был женат в первом браке на дочери потомственного дворянина Нине Александровне Давыдовой-Карапетовой, но, как и у матери, первый его брак оказался недолговечным. Вторично он женился в 1907 году наЕкатерине Филипповне Потоцкой (1884-1942), из польского графского рода, разжалованного в своём достоинстве после поражения Польского восстания и сосланного в Олонецкую губернию.

Злата Митусова в усадьбе П.А. Путятина в Бологом. 1909-1910. На ограде песочницы (1), в детской комнате в окружении любимых игрушек и картинок (2-3). МСССМ

Степан Степанович стал известным музыкантом-педагогом, внёс свой уникальный вклад в развитие отечественной культуры. Вот какую характеристику дал ему сын композитора Николая Андреевича Римского-Корсакова Владимир: «Степан Степанович Митусов - товарищ Андрея и Владимира Римских-Корсаковых, один из ближайших друзей всей семьи Римских-Корсаковых. Высококультурный и разносторонний человек, увлекавшийся современной музыкой, живописью, литературой. Автор либретто оперы И.Стравинского “Соловей”»[viii].

С.С. и Е.Ф.Митусовы имели трёх дочерей: Злату (1908-1942, ил. 15)[ix], впоследствии замужем за художником Олегом Всеволодовичем Карташёвым (1915-1941),Людмилу (р. 1910), впоследствии замужем за художником Ростиславом Владимировичем Трониным (1911-1942), и младшуюТатьяну (1913-1994), оставшуюся незамужней. Из сестёр Митусовых только Злата Карташёва имела дочь Наталью (1941-1942). Из членов семьи Митусовых, погибших в блокадном Ленинграде, она умерла последней. Сначала скончались от голода Степан Степанович, Екатерина Филипповна и Злата. Ещё раньше погибли на Ленинградском фронте Олег Карташов и Ростислав Тронин…

У Л.С.Митусовой сохранилась подлинная метрика Златы, выданная 30 января 1909 года в Бологом (все даты по старому стилю): «Выпись из метрической книги, часть первая, о родившихся, за 1908-й год. Счёт родившихся: Женского пола 172.Месяц и день: рождения Июль, 19; крещения Июль, 30.Имена родившихся: Злата. Звание, имя, отчество и фамилия родителей, и какого вероисповедания: Потомственный дворянин Степан Степанович Митусов и жена его Екатерина Филиппова, православные. Звание, имя, отчество и фамилия восприемников: Потомственная дворянка Екатерина Васильевна Шапошникова и князь Павел Арсеньевич Путятин.Кто совершал таинство крещения: Священник Александр Скородумов с псаломщиком Павлом Синявиным. [Подписи:] Новгородской епархии Валдайского уезда, Бологовской Покровской церкви Священник Александр Скородумов, Диакон Гавриил Вознесенский». На метрике стоит печать с изображением пятиглавого храма. В этой величественной церкви, возведённой в конце XIX века в самом центре Бологого на красивом возвышенном месте, крестили многих внуков князя П.А.Путятина, здесь для многих сам князь становился крёстным отцом, о чём и свидетельствует метрика Златы Митусовой, или, к примеру, метрика внучатого племянника Евдокии Васильевны,Юрия Николаевича Рериха (1902-1960, ил. 16)[x], будущего выдающегося востоковеда и исследователя Центральной Азии. После революции Покровский храм взорвали. С тех времён сохранилась только Троицкая приходская церковь на кладбище, упомянутая в документах приведённого выше “клеветнического” дела. Дата её постройки - 1808 год[xi].

Юрий Рерих в усадьбе князя П. А. Путятина в Бологом. Около 1908 г. МСССМ

Итак, у четы Путятиных в Бологом воспитывались и набирались сил 7 их собственных детей и 8 их внуков и внучек, а также несколько десятков детей родственников и свойственников. Например, у Евдокии Васильевны было ещё два брата и три сестры, и все они гостили в Бологом со своими отпрысками. Ближе всех ей были сестраЕкатерина Васильевна Шапошникова (1857-1913)[xii] со своей дочерьюЕленой Ивановной, в замужестве - Рерих (ил. 10, 21). На протяжении тридцати лет, начиная с 1882 года, они месяцами жили в Бологом.

В наследии семьи Рерихов сохранились уникальные сведения о князе Путятине, его семье и Бологовской усадьбе. Будущим исследователям они помогут ещё полнее осознать значение этого родового гнезда для отечественной культуры. Здесь мы отметим лишь некоторые упоминания, относящиеся к культурной жизни имения, научным занятиям князя и его коллекциям, хранившимся или собранным в Бологом.

Бессменный директор Музея Н.К.Рериха в Нью-Йорке Зинаида Григорьевна Фосдик приводит сведения о самых ранних годах пребывания Елены Ивановны в имении князя Путятина, записанные с её слов. Первые усадебные впечатления юнойЛяли (или Лялечки, как ещё называли её родные и близкие) связаны с животными: «Любовь к животным сказалась в раннем возрасте. Лето часто проводилось в Бологом, имении князя Путятина и его жены, сестры её матери. Маленькая девочка с любовью ухаживала за птицами и животными. Журавль с подбитым крылом, которое нужно было перевязать, больной цыпленок, домашние животные, все бежали к ней навстречу, когда она утром спускалась вниз, чтобы их кормить. Все чувствовали её заботу о них и шумно приветствовали»[xiii].

На сохранившихся фотографиях усадьбы мы, действительно, видим детей рядом с домашними животными: козой (ил. 7), петухом (ил. 14-3), собаками и т.д. Павел Арсеньевич и его сыновья содержали самых разнообразных животных, занимались разведением лис, прудовым рыболовством и добились в этом значительных успехов. Коровы, завезённые из Швейцарии (швицы и симменталы), давали у них до двух вёдер молока в сутки при жирности 4% и более, что отмечал в своих трудах русский учёный-зоотехник Потёмкин[xiv].

Одно из сильнейших детских переживаний Елены Ивановны также было в Бологом, в местной церкви (видимо, это Троицкая церковь). Описание этого переживания оставил нам в своих дневниках её муж художник Николай Рерих.

Н.К.РЕРИХ. ПАМЯТНЫЙ ДЕНЬ

Наггар, Кулу, Индия. 1 марта 1946

(фрагмент листа дневника)

На днях Елена Ивановна вспомнила трогательный эпизод из её раннего детства. В Бологовской церкви семья Путятиных имела особое знатное место на клиросе. По праздникам все ездили на службу в праздничных нарядах. Е.И. помнит и белое платье с кружевами, и шёлковые чулки, и белые сапожки. И вдруг она видит, как через решётку протягивается крошечная загорелая ручка и робко гладит белый сапожок. Е.И. так и застыла, чтобы не спугнуть девочку. Стало стыдно, незабываемо стыдно и за своё кружевное платье, и за шёлковые чулки, и за белые сапожки, и за знатное место.

С.С. Митусов. Около 1895. МСССМ

С годами отношение к малоимущим у Елены Ивановны не изменилось. Она никогда не кичилась ни своими успехами, ни богатством, ни блистательной внешностью. Не боялась выходить к обездоленным и подавала в Бологом милостыню даже во время эпидемий[xv].

Как и Таточка Путятина, юная Ляля была очень музыкальна, у неё были определённые успехи в игре на рояле, разделённые ею с любимым кузеном, неразлучным спутником её детства, Стёпой Митусовым. В 1949 году Елена Ивановна вспоминала о своей юности: «Окружавшая девочку так называемая “золотая молодежь”, за редкими исключениями, ничего не могла дать ей. Единственным тогда огоньком явился двоюродный брат Стёпа Митусов, спутник её детства. Он приносил некоторые неплохие книги модных поэтов и мыслителей и знакомил с новыми веяниями в искусстве, главным образом, в музыке»[xvi]. Спустя годы и Н.К.Рерих вспоминал: «Стёпа Митусов всегда был живым звеном с музыкальным миром»[xvii].

Несомненно, огромное влияние на воспитание Елены Ивановны оказала музыкальная жизнь путятинской усадьбы, которая поддерживалась не только заезжими музыкантами (вспомним представление в театре в 1881 году, отмеченное в документе из “клеветнического” дела), но и окружавшими её родственниками. Конечно, прежде всего, это относится к хозяйке дома княгине Е.В.Путятиной. Интересно в связи с этим привести высказывание Н.В.Шишкиной, одной из немногих известных нам теперь знакомых Елены Ивановны в молодости: «Евдокия Васильевна обладала необычайно красивым колоратурным сопрано и пела с огромным успехом в опере Мариинского театра в Петербурге… Искусство музыки и пения царило в их доме, пели и дочери и она сама. Дом их напоминал дом Ростовых в “Войне и мире”. Вот та обстановка, в которой Елена Ивановна проводила свою молодость. У князя Путятина был свой особняк в Петербурге и именье в Новгородской губернии. Они вели великосветский образ жизни. У них бывали блестящие балы, и, конечно, на этих балах всегда бывала Елена Ивановна, всегда в красивом бальном туалете, - она мало танцевала, больше сидела где-нибудь в конце зала, окруженная толпой поклонников»[xviii].

В мае 1878 года, уже нося под сердцем своего будущего сына Степана, Евдокия Васильевна окончила курс Санкт-Петербургской консерватории по классу пения Камилло Эверарди и классу композиции А.Г.Рубенштейна. В её аттестате отмечено, что во внимание «к особым дарованиям и успехам Евдокия Голенищева-Кутузова награждена большою серебряною медалью»[xix]. В монографии об Эверарди о ней напечатано следующее: «С блестящим успехом дебютировала в Париже в итальянской опере, но затем и покинула сцену. Редкое по красоте и гибкости голоса колоратурное сопрано»[xx]. В Мемориальном собрании С.С.Митусова хранится уникальная реликвия, свидетельство ошеломляющего парижского дебюта - алая лента, которую Евдокия Васильевна получила от благодарных поклонников. На ней золотыми буквами начертано: «Русской Патти. 28 апреля 1877»[xxi]. Ещё один свидетель этого успеха - итальянский концертмейстер Рива-Берни, спустя 20 с лишним лет с восторгом рассказывал Н.К.Рериху в Париже о Евдокии Голенищевой-Кутузовой[xxii].

Её выступления на сцене Мариинского театра находили такой же горячий отклик в сердцах отечественных слушателей[xxiii]. Например, нам удалось отыскать письмо Константина Петровича Победоносцева от 10 января 1882 года, адресованное Е.Ф.Тютчевой[xxiv]. Судя по всему, влиятельный обер-прокурор Синода, законоучитель наследников престола относился к Евдокии Васильевне, тогда ещё Митусовой, с большим сочувствием и интересом: «Вы помните Митусову, которую вы видели у нас и которой плачевную историю мы вам рассказывали. Дело её с безумным и распутным мужем [имеется в виду С.Н.Митусов - В. М.] кончается разводом, а она хочет поступать на сцену, и завтра дебютирует на Мариинском театре вРиголетто. По этому случаю не мудрено, что и я завтра попаду в театр».

Между датой этого представления и 4 апреля 1882 года - датой венчания Павла Арсеньевича и Евдокии Васильевны - меньше трёх месяцев. Очевидно, в этот срок весьма бурно решалась их судьба! И если князь весьма ко времени «встретил поддержку в обожаемой им второй жене»[xxv], то и Евдокия Васильевна не разрубила бы гордиев узел своих несчастий[xxvi] без него - своего защитника и покровителя…

Так же скоротечно и бурно решилась судьба Николая Рериха и Елены Шапошниковой. Произошло это летом 1899 года и именно в Бологом, о чём спустя годы Николай Константинович записал ёмко и выразительно в своём дневнике: «Во время… раскопки, в Бологом, в имении князя П.А.Путятина я встретил Ладу, спутницу и вдохновительницу. Радость!»[xxvii]. Ласковое именование Елены Ивановны Ладой, Ладушкой, другиней, вдохновительницей Рерих пронёс через всю жизнь.

Большое значение в этой Встрече имел С.С.Митусов, сыгравший роль проводника, указующего дорогу к заветной цели. Именно он, тогда ещё просто знакомый Рериха по университету, объяснил ему, как добраться до путятинского имения[xxviii]. Николай Константинович сталкивался с князем Путятиным на заседаниях Императорского Русского Археологического общества (далее - ИРАО) ещё и раньше, начиная с весны 1897 года[xxix], но настоящего знакомства не было, тут и помогла рекомендация Степана Степановича. По-видимому, коллекции князя П.А.Путятина давно привлекали Рериха. Бологовский кабинет-музей произвёл на него неизгладимое впечатление. Но всё-таки главное рериховское “открытие” было здесь не в области науки или искусства. Встреча с прекрасной девушкой - Встреча на всю жизнь - решила всё.

Ближайшая сотрудница Рерихов З.Г.Фосдик позже записала об этом со слов Елены Ивановны.

З.Г.ФОСДИК

ПО СТРАНИЦАМ ДНЕВНИКА

(5.VIII.1922, 2.IX.1928; фрагменты)[xxx]

Сегодня Е.И. опять очаровательно рассказывала, как она первый раз познакомилась с Н.К., когда он приехал в Бологое, имение её тётки княгини Путятиной, где она тогда гостила. Приехал он вечером. «Сначала, - говорит Е.И., - через окно прямо на балкон шагнула пыльная нога или, вернее, пыльный сапог». Е.И. подошла к окну, а Н.К. спрашивает: «Здесь живёт князь Путятин?» Е.И. пошла в комнату своей тётки и говорит: «Тётя, не то курьер, не то арендатор к тебе приехал». Та велела ей обратиться к лакею, чтобы он провёл его к мужу. Вечером за чаем выяснилось, что это археолог какой-то, его ещё никто не видел. Тётя говорит: «Археолог, какое-то старьё, положить его спать у князя в кабинет». На другой день за завтраком гостя увидели, он оказался молоденьким, хорошеньким, и решили ему дать комнату для приезжих.

Пробыл он там три дня. Е.И. говорит, что он расположил их к себе тем, что дипломатично и тонко завёл разговор о старине своей фамилии Рерих и своего рода, а вся семья Путятиных увлекалась старинными родословными. <…>

Он был представлен Е.И. как знаменитый художник, и ей сразу понравились его «чистые глаза»[xxxi].

Однако Елене Ивановне было нелегко решиться связать свою жизнь с художником Николаем Константиновичем Рерихом (1874-1947, ил. 21, 22). Она и её семья принадлежали к великосветской знати, и большинство её родственников прочили ей совсем другое будущее. К ней сватались блестящий гусар Аккерман, затем какой-то лицеист, единственный сын у родителей-миллионеров (имя его осталось для нас неизвестным), на балах за ней ухаживал некий богач Молво, были и другие “заманчивые предложения”. Но “манили” они не Елену Шапошникову, а её мать, Екатерину Васильевну, еётётю Дуню (как называли княгиню Путятину племянники и племянницы), многих других в их знатном кругу. Лишь один “вечно поющий” Степан Митусов безоговорочно поддержал выбор любимой кузины и стал активно ей способствовать в этом непростом выборе. Кажется, и князь П.А.Путятин симпатизировал молодому Рериху, которого он всегда поддерживал в его археологических и художественных устремлениях. Это был настоящий заговор против своего круга, реализованный смело и не без хитрости. Приходилось прибегать к тайной переписке, ибо обычные письма Рериха читала вся семья. Были и тайные встречи и, наконец, Елена Ивановна Шапошникова и Николай Константинович Рерих были уже тайно обручены… Сопротивление родственников было сломлено лишь тогда, когда Рерих стал секретарём Императорского Общества поощрения художеств (далее -ИОПХ) и получил право прямого доклада к великой княгине…

О том, что Рерих весьма дорожил общением с князем Путятиным, свидетельствуют многие его фразы в письмах Елене Ивановне, по настроению самые разнообразные: «Поклонись всем, кому следует, скажи им что-либо приятное и к случаю подходящее, Ты ведь это умеешь как нельзя лучше. Князя можно поцеловать в лысину, ему будет приятно. Княгине скажи, что она помолодела; Екатерине Васильевне, что она похудела; ну, словом, кому поумнела - кому что следует» ([26 мая] 1900)[xxxii]; «Сейчас я написал и князю, и кажется “очень”, - какое на него произведёт впечатление? <…> Ещё у князя есть мои прошлогодние фельетоны…» (19 июня 1900)[xxxiii]; «Воображаю, как князь ходит грачём. Анекдоты без меня процветают?» (20 июня 1900)[xxxiv]; «Целую Тебя крепко и всем кланяюсь и целую. Но, конечно, не всех, а князя и Екатерину Васильевну (или она, быть может, обидится - тогда не говори ей)» (24 июня 1900)[xxxv]; «Князя поцелуй, но иначе, чем Екатерину Васильевну» (24 августа 1900)[xxxvi]; «К празднику мне бы хотелось написать письмо князю; научи, будет ли удобно, или просто карточку послать?» (14-15 декабря 1900)[xxxvii]; «Что Стёпа? Князь? И все» (1901)[xxxviii]; «Всех целую. Екатерину Васильевну так, а князя этак, чтобы неодинаково» (17 июля 1901)[xxxix]; «Князь наш как рад членству в Обществе [имеется в виду ИОПХ -В.М.], - а ещё говорили, что он не хочет быть» (17 ноября 1907)[xl]; «Ривьер [Ривье де Прекур - французский антрополог и археолог. -В.М.] - князю поклон» (23 ноября 1907)[xli]; «Скажи князю, что прирейнский каменный век не очень интересен - очень много позднейшего полированного» (16 июля 1908)[xlii] ; «Поцелуй Стёпу и князя - если они Тебе полезны и приятны. В сущности, без них кто же ещё останется в Бологом?» (25 июля 1908)[xliii].

Сохранились десятки писем Н.К.Рериха к Елене Ивановне, адресованные в Бологое, в имение князя П.А.Путятина. В этих и в других его письмах порой упомянуты подробности тесного семейного круга, выражено отношение к князьям Путятиным и их гостям[xliv]. «…Князь хочет сказать де-Баю про мою картину, он находит, что это было бы очень хорошо» (8 июля 1900)[xlv]; «Спасибо князю за письмо» (12-13 августа 1901)[xlvi]. - Это свидетельства того, что князь П.А.Путятин поддерживал творческую деятельность художника ещё до его назначения секретарём ИОПХ. Барон И.А. де Бай, хороший знакомый князя, был известным коллекционером и влиятельным знатоком искусства, выполнял дипломатическую миссию Французского правительства в России и, конечно, знакомство с ним было полезно молодому художнику. О том, что знакомство состоялось и даже переросло в дружбу, говорит сохранившаяся переписка Рериха с бароном де Баем и его родственниками[xlvii]. Рерих от всей души благодарил князя Путятина за поддержку.

Н.К. Рерих и Е.И. Рерих. 1908-1910. МСССМ

Н.К. Рерих в имении князя П. А. Путятина в Бологом. Из фотоальбома Рерихов в МСССМ

Когда в 1904 году князья Путятины решили соорудить в Бологом свой «специальный художественно-археологический музей, который давал бы полную картину этой богатой историческими воспоминаниями местности»[xlviii], Рерих одним из первых поддержал их начинание. Многие пункты раскопок и разведок Рериха в 1899-1916 годах находились на землях, принадлежавших либо князьям Путятиным, либо их родственникам (например, барону А.А. фон-Гейкингу)[xlix]. Поэтому в музее Путятиных были археологические предметы из раскопок Рериха. Несомненно и другое: Рерих участвовал в формировании художественной коллекции Путятиных. Уже в начале 1903 года на выставке в Петербурге появились два его произведения (“Портрет князя П.А.Путятина” и “Вечер”), отмеченные как собственность князя Павла Арсеньевича[l]. Известно, что в собраниекнязя Михаила Сергеевича Путятина (1861-1938)[li] также поступала его живопись[lii]. В 1908 году, в Кёльне, Рерих намеревался купить князю Павлу Арсеньевичу «марок за пять настоящего Рембрандта»[liii] и, судя по всему, осуществил своё намерение.

О своём желании поработать в Бологом Рерих не раз писал Елене Ивановне, например, летом 1900 года: «Непременно зарисую Тебя и всех присных - углем на обёрточной бумаге»[liv]; «Нельзя ли через Машек и Дунек найти в Бологое старика с белой бородой и старуху старую, когда приеду, то хорошо бы их порисовать для картин. Поспроси»[lv]. Действительно, в 1900 году Николай Константинович несколько раз приезжал в имение и интенсивно работал. Так, 26 мая Елена Шапошникова уехала в Бологое на лето, а уже 6 июня Рерих отправился вслед за ней и пробыл в имении 12 дней. С 3-го по 5-е и с 20-го по 24-е июля Рерих снова гостил здесь. 10 августа Рерих опять выехал в Бологое, отлучился на несколько дней на раскопки в имение герцога Лейхтенбергского под Окуловкой и снова возвратился к Путятиным; в Петербург уехал к 22 августа. Елена Ивановна вернулась в Петербург 1 сентября… Наверняка, от этих бологовских занятий у Павла Арсеньевича что-то оставалось. Были летние плэнеры, поездки на озёра, дальние прогулки и в последующие годы, на них Рерих приглашал даже своего братаБориса Константиновича (1885-1945), архитектора-художника[lvi]. Одно время Бологовское имение было для Рерихов своеобразной летней мастерской, в которой возникали творческие замыслы, некоторые идеи здесь же реализовывались, но чаще Николай Константинович дорабатывал то, что начинал раньше. В 1908 году, в Германии, в период работы на эскизами “Богатырского фриза”, Рерих обмолвился об этом в двух письмах к жене: «Теперь примусь за два последних эскиза для Алёшина (баян и юноша), и тогда работа будет облажена; в Бологом поправим. Ещё три акварельки и два этюда и тогда весь художественный урок будет выполнен»; «Сегодня опять за эскизы. Так хочется всех их здесь сочинить, чтобы в Бологом после перерыва только поправить»[lvii]. Несколько лет спустя, в 1916 году, Николай Константинович даже собрался приобрести землю в районе Бологого с тем, чтобы иметь постоянную возможность работать в полюбившейся ему обстановке. Этим он поделился со своим другом архитектором А.В.Щусевым, который писал Рериху: «Купили ли Вы землю у Бологова, если покупаете, прихватите пару десятин и на меня (с буграми, какие Вы любите). Если Вы там будете проводить лето, я думаю к Вам на несколько дней заехать вместе смотреть на природу и чувствовать, это мне даст для души после архитектурной сутолоки»[lviii].

В очерке “Собиратели” Николай Константинович кратко охарактеризовал тех владельцев произведений искусства, с которыми ему пришлось столкнуться в жизни. Всех владельцев он разделил на две неравные части: наследственные собственники коллекций, в формировании которых они не принимали участия, и «три группы живых собирателей, горевших каждый по-своему и любивших избранную ими область». Эти три группы, по выражению Николая Рериха, дали России много культурных страниц. И вот князя П.А.Путятина Рерих поместил в первую из этих трёх групп - группу питерских собирателей, охарактеризованную им в целом так: «Не все из них были богатеями. Многие отдавали в собирательство все свои средства и заработки. Как часто бывает, семейное окружение нередко препятствовало собирательству, считая его не дельною забавою… Также нередко увлечение собирательством объяснялось чем-то своекорыстным для удовлетворения самолюбия… Всегда люди судят по себе»[lix].

О конкретных вещах из художественной коллекции Павла Арсеньевича в материалах Рерихов также сохранились весьма интересные, хотя и отрывочные сведения.

Елена Ивановна записала целую историю в связи с одним портретом из бологовского собрания. «Поликастрицкие, новгородские помещики, - вспоминала Е.И.Рерих в 1950-х годах, - тоже в близком родстве [с нами]. Так, Поликастрицкая была необыкновенно красивой, имела много поклонников, и после самоубийства второго поклонника она дала обет не показываться среди людей без маски. В имении тётки Путятиной висел прекрасный большой её портрет, в белом платье времён Ампир, она сидит в большом красном кресле и в руках у неё маленькая белая атласная маска. Головка, действительно, очаровательная. Тёмно-бронзовые волосы, курчавые и обрезаны, как у мальчика. Потомства она не имела. Умирая, она отпустила на волю своих крестьян и завещала им одно из своих поместий в Новгородской губернии. Народ чтит её могилу, ибо она велела похоронить себя в освобожденной земле, под открытым небом»[lx].

Одним из первых дел Николая Константиновича в должности секретаря ИОПХ стала выставка картин старых мастеров, организованная им осенью 1901 года совместно с коллекционером и знатоком средневекового искусства Тринейзеном в помещении этого общества в Санкт-Петербурге на Большой Морской, дом 38. Среди приглашенных Рерихом владельцев картин присутствовал и князь П.А.Путятин, многие годы действительный член ИОПХ, внёсший значительные труды на пользу этого учреждения культуры[lxi]. В письме Елене Ивановне художник упоминает о редком полотне из путятинского собрания:«Дорогая моя Ладушка, сейчас был я у Тринейзена. <…> Картину князя - ждём у него; она в порядке. Передал ему поклон и ожидание князя его приезда. Картина князя по его словам интересна и быть может кое-где на ней подлинная рука да Винчи»[lxii]. И подобных примеров сотрудничества было ещё много[lxiii].

Живое знакомство с деятельностью князя Павла Арсеньевича, начавшееся весною 1897 года на заседаниях ИРАО, позволило Рериху перенять тот огромный научный опыт, которым князь охотно делился с коллегами. Не это ли общение с Путятиным и его наследием имел в виду Рерих, когда 26 августа 1900 года писал будущей жене:«Вспоминаю вечера у князя в кабинете…». Ключевое слово - кабинет! Тот самый кабинет, в котором трудился и отдыхал император Александр II. Здесь Рерих спал в свою первую ночь в бологовском доме. Здесь он общался с князем П.А.Путятиным и его коллекциями многие годы спустя. Ещё в 1878 году А.Н.Виноградов назвал путятинский кабинетмузеем[lxiv].

Действительно, в кабинете князя хранилось много замечательного, что могло привлечь внимание исследователя: ценное собрание картин, эстампов, эскизов, акварелей, архитектурных чертежей работы русских и иностранных мастеров, фотографических, олеографических, литографических и других снимков; огромная археологическая коллекция, включавшая в себя находки от палеолита до средневековья, нумизматическая коллекция, коллекция медальонов и жетонов, собрание редких бюстов, наконец, уникальное палеографическое собрание разных рукописей, старопечатных книг, свитков, столбцов и другой формы бумаг; также автографы и факсимиле замечательных лиц (от царей Алексея Михайловича и Петра Великого до А.С.Пушкина)[lxv].

Перечислим некоторые старопечатные книги, хранившиеся в кабинете: два “Синопсиса” (Гизель, 1674 и 1680), “Печерский патерик” (Гизель, 1678), два издания “Книги Марсовых или воинских дел с войска его королевского величества свейского” (1712 и 1736), “Феатрон” (1720), “Духовный Синедрион” (1721), “Математическая фортификация для употребления Его Величества Императора [Петра I]” и другие. Среди уникальных рукописных книг были: перевод Арсения Грека “Хронограф, сиречь летописец” (1665), “Уложение государя царя и великого князя Алексея Михайловича” (20-е годы XVIII в.), “Родословная книга от первого человека Адама” (1740), “Житие Петра Великого”, “Лусидарион или златый бисер”, “Книга глаголемая прохладный вертоград или лечебник” (все XVIII в.) и ряд других. Все эти культурные сокровища, исторически связанные с валдайским регионом, где они бытовали и собирались, были открыты для исследователей.

В Бологом Рерих обрёл надежных помощников на поприще археологии. Известно, что племянник княгини Путятиной, Борис Николаевич Рыжов (Боба, около 1878 - после 1941), участовал в раскопках и разведках Рериха по Боровичскому уезду в 1902 году[lxvi]. Сын князя Путятина,Михаил Павлович, активно помогал Рериху во время его исследований на озере Пирос в 1904 году, в последующие годы участвовал в пополнении рериховской коллекции каменного века, совместно с Рерихом осуществлял передачу археологических находок в музеи и т.д.[lxvii]. Да и сам Павел Арсеньевич всегда лично содействовал Рериху, когда тот исследовал то или иное окрестное урочище[lxviii].

Судя по всему, между князем Путятиным и Рерихом велась весьма содержательная переписка, но, к сожалению, большая её часть утрачена. Почти все известные письма опубликованы[lxix]. Сохранившиеся протоколы заседаний ИРАО, ИОПХ, других художественных и научных обществ, ссылки в статьях Рериха на князя П.А.Путятина[lxx], эпистолярные упоминания - всё это свидетельствует о том, что в начале XX века между двумя деятелями науки и искусства вёлся доброжелательный, взаимно полезный диалог, приобретавший порой различные формы дружеского сотрудничества.

Однажды князь, обычно сдержанный на людях и скупой на проявление каких бы то ни было чувств, на собрании в Петербургском Археологическом институте “не сдержался”… и высказал своё восхищение перед новым открытием, убедительно объяснив всем собравшимся, чем же отличился “первооткрыватель”[lxxi]. За несколько минут пред тем Рерих продемонстировал во время своего доклада 267 янтарных привесок, относящихся к каменному веку, впервые обнаруженных им в России, в кургане на берегу озера Шерегодро летом 1902 года…

Для Рерихов, как, впрочем, и для многих других гостей бологовской усадьбы, князь Павел Арсеньевич Путятин всегда был живым звеном с выдающимися событиями прошлого: с пушкинским кругом, с эпохой императорских звериных охот, с миром потомственных петербургских собирателей-подвижников. Беззаветно преданный идеалам отечественной культуры, князь Путятин был идейным продолжателем духовных заветов «святой старины», идей нравственного развития общества, почерпнутых из сокровищниц православия, других религий мира, многих этических учений (от античности до современных ему масонов) и из его любимых наук - истории, археологии, антропологии, палеоэтнологии, этнографии…

Читая труды князя Путятина, иной раз поражаешься, как точно он предвосхитил некоторые идеи XX века и нашего времени. Приведём только один фрагмент из его сочинения, весьма созвучный рериховской проповеди Культуры.

КНЯЗЬ П.А.ПУТЯТИН

ИЗ ОБЛАСТИ АСТРОНОМИЧЕСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

ИЗОБРАЖЕНИЯ СОЗВЕЗДИЯ БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ НА КАМЕННОЙ ТОЧИЛКЕ КАМЕННОГО ПЕРИОДА РОССИИ.

(Закончено 19 марта 1886; фрагменты) [lxxii]

Науки в последнее время достигли многого, но это куплено ценою страданий; в прежнее время их напрасно и усиленно преследовали; причиной подобного гнёта было невежество известной среды с её научной нетерпимостью. Учёные вследствие этого должны были герметически закупориваться в герметические науки, через что большинство заблуждений тем усиленнее держались известной среды, чем замкнутее была среда, отчего анализ разума для людей правды делался почти невозможным. <…>

Велика та страна, которая укрепляясь прогрессивно наукой, поддерживает своих труженников от грубой среды. Пожалуй, не мало приносят пользы и единичные, общедоступные, вне педантизма, известные учёные разных стран,которые во имя науки деляться своим знанием на пользу всего человечества[lxxiii]. <…>

Фаза давлений относительно Археологии в нынешний век совсем ослабла. Религиозные воззрения, одно время затемнённые, начали приходить к своей первобытной чистоте. Люди поняли, что космогонические истины нигде так ясно не выражаются, изучение природы нигде так не поддерживается, как в основных книгах наших верований, и что истинная религия никогда не была против практического изучения сил природы. Прежняя нетерпимость, перешедшая было в фарисеев науки, сгладилась. Педантические взгляды, зависть к идее и к новым отраслям знаний, поддерживаемые клеветой и всякой ложью, притупили своё жало. Желание людей, слабых умом, повредить прогрессу подпольными интригами составляет теперь исключение. Словом, настало время, когда мы, взаимновспомоществуемые, смело можем идти по стезям мира и света, изучать всё, что есть нерешённого и неизвестного в живой всеобщей науке человеческой культуры.

Не будет преувеличенным утверждение, что такими “всеобщими науками” в XX веке стали рериховская Живая Этика, учение В.И.Вернадского о ноосфере, учение отца Павла Флоренского о пневматосфере, учения Циолковского, Эйнштейна, Николая Морозова, Чижевского, Ясперса, Казначеева и других.

17 июля 1917 года Рерих с горечью писал о гибели путятинского имения:«В Бологое у старика Путятина сгорел старый дом. Часть мебели вынесли, но наслоения времени погибли...»[lxxiv]. С 13 по 23 марта 1943 года на Бологое было сброшено 1811 немецких авиабомб, в другие месяцы войны ещё тысячи снарядов. «Это был настоящий ад!» - говорят выжившие очевидцы[lxxv]. Почти весь город был стёрт с лица земли. Таким образом, в течение XX века облик его изменился неузнаваемо и невосстановимо. Можно ли говорить в связи с этим о чём-то подлинном, что ещё осталось от путятинской усадьбы, от старых хозяев?..

Судьба коллекций князя П.А.Путятина до сих остаётся невыясненной. Это тема для будущих изысканий. Археологические находки князя поступали в Государственный Эрмитаж, в Кунсткамеру, в Императорский Санкт-Петербургский университет, музей ИРАО, в Исторический музей в Москве, в Новгородский музей, в Венский придворный музей натуральной истории и даже в Смитсоновский институт в Вашингтоне[lxxvi]. В 1915-1916 годах князь Путятин поддержал созданный Рерихом Музей русского искусства при школе ИОПХ, передав в дар этому Музею шесть произведений из своей коллекции[lxxvii]. Но где находятся теперь эти произведения, попали ли они в Русский музей, в другие музеи страны, были ли проданы за границу, неизвестно.

Лишь несколько картин и вещей, имеющих прямое отношение к имению князя П.А.Путятина в Бологом, ныне хранится в Мемориальном Собрании С.С.Митусова в Санкт-Петербурге. Например, две работы художника Фёдора Братского, бывшего крепостного, дававшего когда-то уроки живописи молодому Павлу Арсеньевичу. На первой его картине (масло, холст, 100×80) изображён сидящий мальчик Стёпа Митусов в одном из уголков бологовского сада. В нижней части полотна надпись: «Бологое, 1883 г. Ф.Братский». Вторая картина (картон, пастель, 48×35) - это овальный портрет молодой княгини Е.В.Путятиной.

Ещё одна своеобразная “частичка” путятинской усадьбы сохранилась в музыкальном творчестве великого композитора Н.А.Римского-Корсакова. Это народная песня, претворённая в стилистике духовного стиха. Имеется в виду суровая тема корабельщиков (купцов) “Благодарствуй, царь Салтан” из 2-й картины III акта оперы “Сказка о царе Салтане”. По свидетельству В.В.Ястребцева, эту песню композитору сообщил в 1898 году С.С.Митусов; её пели в Бологом нищие на слова “Я стремлюсь к тому чертогу” и “Я поставлю к Богу свечку”. Она понравилась Николаю Андреевичу, и он взял её в оперу для характеристики купцов[lxxviii].

В 1997-1999 годах мы осмотрели места, связанные с именем князей Путятиных в Бологом. На территории усадьбы Высокое уже более полувека располагается совхоз-колледж, ведётся большая работа по воспитанию подростающего поколения. Многие постройки старой усадьбы утрачены, но главный дом князя Михаила Павловича Путятина (ил. 11) ещё стоит, хотя крыша и некоторые перекрытия давно рухнули. Окна без рам и стёкол глядят на нас немым укором…

От усадьбы Павла Арсеньевича сохранилась лишь одна аллея, ведущая к Бологовскому озеру, да огромная лиственница, с отсечённой то ли молнией, то ли снарядом вершиной. Далее при осмотре обнаружилось, что во время недавних земляных работ на значительной площади бывшей усадьбы снят и куда-то вывезен культурной слой (толщина снятого грунта 1-1,5 м). Были ли при этих работах специалисты-археологи, нам неизвестно. Символично, что на месте главного усадебного дома (ил. 6, 7) ныне высится внушительное кирпичное здание местного дома культуры. В нём находятся мастерские художников, народные промыслы, танцевальные кружки, библиотека и т.п. Так продолжается вековая история путятинской усадьбы, замечательного памятника русской культуры и подвижничества, запечатлённого в творчестве выдающихся учёных, художников, писателей и композиторов.

Приложение 1

После того, как эта статья уже была сдана в печать, мы получили из Музея Николая Рериха в Нью-Йорке уникальные документы, о судьбе которых прежде можно было только догадываться. Это два письма князя П.А.Путятина Н.К.Рериху, написанные в самый тяжёлый в его жизни 1917-й год. Присоединив к ним известные послания Н.К.Рериха князю П.А.Путятину 1899-1909 гг. из других архивов, мы решили воспроизвести здесь сохранившуюся часть переписки двух выдающихся деятелей отечественной культуры. Имеющиеся в архиве конверты не сохранившихся писем Рериха здесь не приводятся[lxxix]. Посланные в них четыре письма, судя по штемпелям, относились к 1908 году.

1. Н.К.Рерих - князю П.А.Путятину.СПб. 29 сентября 1899

[Автограф на конверте:]

Его Сиятельству Павлу Арсеньевичу князю Путятин[у].

Лиговская, 65[lxxx].

[Листовка с портретом Диего Веласкеса[lxxxi]:]

ИМПЕРАТОРСКОЕ ОБЩЕСТВО ПООЩРЕНИЯ ХУДОЖЕСТВ

С.-ПЕТЕРБУРГ, Б. МОРСКАЯ, 38

ПЕРИОДИЧЕСКИЕ СОБРАНИЯ

ПО ХУДОЖЕСТВЕННЫМ ВОПРОСАМ

Октября 1-го дня 1899 года, в 8 часов веч[ера], имеет быть 3-е очередное Собрание, на котором будет сделано сообщение г-м Н.Ф.Селивановым[lxxxii] о Веласкеце (по случаю 300-летия со дня его рождения), с туманными картинами на экране при помощи волшебного фонаря.

Гг. Члены Общества, подписчики журнала “Искусство и Художественная Промышленность”[lxxxiii] и учащиеся в Рисовальной Школе Общества пользуются правом бесплатного входа; посторонние лица платят 50 коп.[lxxxiv]

Автограф. Типографская печать. РА ИИМК, ф. 15, №. 220, л. 1-2.

2. Н.К.Рерих - князю П.А.Путятину.СПб. 14 мая 1901

[Отпечатано на специальном конверте ИОПХ с гербом:]

ИМПЕРАТОРСКОЕ ОБЩЕСТВО ПООЩРЕНИЯ ХУДОЖЕСТВ

С.-ПЕТЕРБУРГ. МОРСКАЯ 38

Г-ну Действительному Члену ИМПЕРАТОРСКОГО Общества Поощрения Художеств Павлу Арсеньевичу Князю Путятину.

Лиговская, 65[lxxxv].

[Две повестки дня, отпечатанные в типографии[lxxxvi]:]

[1]

Комитет Императорского Общества Поощрения Художеств имеет честь покорнейше просить Вас пожаловать, в Воскресенье [1]9 Мая[lxxxvii] в 3 часа пополудни, в Общее годичное Собрание, имеющее быть в помещении Общества (Б. Морская, д. № 38) под председательством Е.И.В. Принцессы Евгении Максимилиановны Ольденбургской.

Предметы заседания:

1. Чтение отчёта за истекший год.

2. Раздача медалей ученицам и ученикам Рисовальной школы.

3. Доклад Ревизионной Комиссии.

4. Розыгрыш лоттереи между Гг. Членами Общества.

Секретарь Общества Н.Рерих.

Просят быть в сюртуках.

[2]

Гг. Действительные Члены Императорского Общества Поощрения Художеств приглашаются пожаловать в Обыкновенное Собрание, имеющее быть в Воскресенье, [1]9 Мая с.г. в 4 часа дня под председательствомЕ.И.В. Принцессы Евгении Максимилиановны Ольденбургской.

Предметы занятий:

1) Выбор 12-ти Членов в Экспертную Комиссию по присуждению премий на ежегодном конкурсе.

Секретарь Общества Н.Рерих.

Просят быть в сюртуках.

Типографская печать. РА ИИМК, ф. 15, №. 220, л. 63-65.

3. Н.К.Рерих - князю П.А.Путятину

[СПб. Июль-октябрь] 1905[lxxxviii]

Глубокоуважаемый дорогой Павел Арсеньевич.

Очень рад я Вашему хорошему отзыву о моих находках этого лета. Конечно, обработать отчёт об этих работах теперь на месте раскопок за малым временем не удастся. Спешу сообщить Вам хотя бы краткие сведения об условиях моих новых исследований.

В одной только Северной части Вышневолоцкого уезда насчитывается до 270 озёр, переплетённых реками и ручьями, соединённых часто бывшими плёсами - моховыми болотами. Такова природа нашего очага каменного века! Условия исследований в озёрной области, как Вы знаете, совершенно исключительны. Мало ошибётся исследователь, если предположит, что на каждом озере, кроме водохранилищ искусственных, можно найти следы древнейших обитателей.

Теперь мне выясняется целый район из девяти бывших озёр в уездах Валдайском и Вышневолоцком. Говорю, что условия наши исключительны: все эти озера вошли, как водохранилища, в состав системы шлюзов Мстинских и Волжских, устроенных Петром Великим. Вследствие шлюзов реки и озёра далеко выступили за свои прежние границы и размыли стоянки каменного века, бывшие на их прежних берегах. Теперь в мелководье по берегам озёр на осохших местах и в воде около берега можно находить массу кремневых орудий и гончарства, небольшая часть которых нашита на таблицы.

Пока что это[го] лета моя работа была скорее разведочного характера, ибо на большинстве озёр стоянки совершенно размыты, так что можно только собирать вымытые предметы или отрывать их из намывного песка, — правильных же культурных наслоений чрезвычайно трудно найти кроме Кафтина и Пироса - эта раскопка описана мною в последней книжке издания Императорского Арх[еологического] Общества[lxxxix]. Случайностями намыва можно объяснить и полное смешение предметов очень древних, смешанных течением воды с последними ступенями неолита. Не вдаюсь в описание таблиц с предметами.

Среди вещей и типов, довольно известных по Вашим наводкам[xc], есть, как видите, орудия формы довольно новой и в России мало известной. Таковы три изображения человеческих, лично нами найденные[xci], похожие на находки Графа Уварова[xcii] и Г-на Кудрявцева[xciii], предмет с анкошами, два наконечника стрел, нигде мною не встреченные, штампы для гончарных узоров (по справедливому замечанию Вашего сотрудника Г[-на] Каменского и н[екоторых] д[ругих], гончарство представляет хороший подбор разных комбинаций орнаментов).

Систематическую раскопку удалось произвести около озера Кафтина в Кафтинском городке. Городок единственное место по вышине на расстоянии почти 50 верст, расположен на пологом мысу в 50-150 шагах от озера. Возвышенность городка длиною 120 арш[ин] (кроме боковых скатов) и вышиною до 7 сажень.

Боковые скаты настолько круты, что даже теперь трудно войти наверх. На пашне около подножия горы можно находить массу оббитых кремней и грубых орудий, свалившихся с крутизны городка. Вся площадь городка была обследована пробными ямами и траншеями. При этом выяснилось, что культурный слой совершенно сполз с вершины по южному боковому склону, образовав в середине ската толщину чёрного пласта до 2 арш[ин] толщиною. Ближе к подножию горы были найдены металлические орудия (железо и бронза), ближе к вершине и в середине ската были находимы кости, гончарство и кремни. Всё лежало в беспорядке и давало странную картину перемешения древнейших, хорошо патинированных кремней и костей с остатками железа и бронзы. Но всё становилось ясным, если вспомним, что нижние пласты с вершины при оползании почвы вполне перемешались с позднейшими и могли оказываться почти наверху. Это тем более интересно, что многие из почтенных французских учёных проводили мысль, что уже изготовленные в палеолитический период орудия могли употребляться в течение неолитического периода. Смесь же культуры нашей и неолитной в одной стоянке может объясняться [тем], что местные удобные условия по рыбной ловле, защиты и пр. заставляли древних селиться на тех же выгодных стоянках.

Слой чёрный отличался компактностью, маркостью и был насыщен угольками. Предметы находились случайно в разной глубине слоя от поверхности на ¹/₂ - ¹/₂ арш[ин][xciv]. Разбитые сосуды лежали частями далеко разъединёнными. На противоположном скате культурный слой был не толще 4-5 вершков и, кроме костей без обделки и отдельных частей сосудов, ничего найдено не было.

Я очень сожалею, что по краткости времени я не могу представить конгрессу большее количество вещей, которые ещё уложены в ящиках и не могут быть так скоро разобраны и нашиты. У меня остаётся ещё масса отличных экземпляров.

Характеристику предметов я полагаю на Ваше внимание и огромный Ваш опыт, — у меня же здесь в деревне на раскопке не имеется никаких источников и сравнительных данных. И если я решил представить конгрессу мои новые находки, то исключительно благодаря Вашему личному отзыву, тем более что среди находок есть несомненные новинки для России. При этом посылаю Вам мою брошюру о курганах камен[ного] века[xcv]. Об этой брошюре был отзыв в[L']Anthrophologie и в Zeitschrift für Eutnologie[xcvi], так что всякий скептицизм по поводу этой находки делается излишним. Прилагаю при сем схему найденных красок. Пользуюсь случаем принести моё искреннее приветствие Доисторическому конгрессу, быть на котором мне мешают мои спешные занятия художественные.

Искренно Вам преданный и сердечно любящий Н.Рерих.

Не могу не прибавить ещё переданный мне местный обычай, доживший почти до нашего времени: в деревнях изготовлялись особые конические горшки с ямчатым орнаментом и разбивались на берегу озера при смерти кого-нибудь из домашних. Интересный и, вероятно, древний обычай.

Публ. по тексту из архива Н.К.Рериха, записанному рукой Е.И.Рерих (?): ОР ГТГ, ф. 44, № 121, л. 1-2.

4. Н.К.Рерих - князю П.А.Путятину. СПб. 2 января 1909

[Автограф на специальном конверте с вензелем “Салон 1908-9”:]

Его Сиятельству Павлу Арсеньевичу князю Путятину.

Здесь. Греческий просп. № 6[xcvii].

[Отпечатано в типографии:]

ПРИГЛАСИТЕЛЬНЫЙ БИЛЕТ НА ОТКРЫТИЕ ВЫСТАВКИ

“САЛОН 1909 Г.”[xcviii],

ИМЕЮЩЕЕ БЫТЬ В ВОСКРЕСЕНЬЕ, 4-ГО ЯНВАРЯ (С 1 - 7 Ч.), В ПОМЕЩЕНИИ МУЗЕЯ И В “МЕНЬШИКОВСКИХ КОМНАТАХ” ПЕРВОГО КАДЕТСКОГО КОРПУСА.

ЧАСТЬ СБОРА ПОСТУПАЕТ В ПОЛЬЗУ НАХОДЯЩЕГОСЯ ПОД ВЫСОЧАЙШИМ ПОКРОВИТЕЛЬСТВОМ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА ОБЩЕСТВА ВЗАИМОПОМОЩИ КАДЕТ ПЕРВОГО КОРПУСА

ВАСИЛЬЕВСКИЙ ОСТРОВ, УНИВЕРСИТЕТСКАЯ НАБ., УГОЛ КАДЕТСКОЙ ЛИНИИ, БЛИЗ АКАДЕМИИ ХУДОЖЕСТВ.

ПЛАТА ЗА ВХОД - ОДИН РУБЛЬ.

Автограф. Типографская печать. РА ИИМК, ф. 15, № 220, л. 20-21.

5. Н.К.Рерих - князю П.А.Путятину.Новгород. 16 июля 1909

Бологое, Никол[аевской] ж[елезной] д[ороги].

Его Сиятельству Павлу Арсеньевичу князю Путятину.

Дорогой Павел Арсеньевич.

Возвращаемся из Новгорода. Ждём от Вас телеграмму. Может быть, в Субботу соберётесь. Будем очень рады. Целуем всех. Искренно Ваш Н.Рерих.

Автограф. РА ИИМК, ф. 15, № 76, л. 1, 1 об.

Князь П.А. Путятин. Письмо Н.К. Рериху. Лицевая сторона почтовой карточки. Бологое. 30 июня 1917. Оригинал в Музее Николая Рериха в Нью-Йорке

Князь П.А. Путятин. Письмо Н.К. Рериху. Лицевая сторона почтовой карточки. Бологое. 30 июня 1917. Оригинал в Музее Николая Рериха в Нью-Йорке

6. Князь П.А.Путятин - Н.К.Рериху. Бологое. 30 июня 1917

Его Высокородию Николаю Константиновичу Рёригу[xcix].

Сердоболь. Sortavala. Seminarium Relander.

Родной и сердечный Николай Константинович.

Очень благодарим Вас за память. В трудные наши жизненные минуты она для нас драгоценна. Вижу, что Вы не знаете о нашем громадном горе. Большой Бологовский дом накануне почти нашего приезда сгорел, хотя многое удалось из него спасти. Картины и большая часть библиотеки, рояль, мебель успели вытащить. Но такую постройку с верандой, паркетами и пр.: из чудного соснового леса, почти столетнего, не устроишь - сгорела дотла. Думаю, Вы понимаете, какой для нас с женою и детьми, жестокий удар. При погромах, разрушениях памятников, грабежах наше горе понятно. Кабинет-лаборатория, разумеется, исключая книг, частию разрушен у 80-тилетнего старика больного и моей жены!

Целуем все вас крепко, как любим. Князь П.А.Путятин.

P.S. Видимо, конец моим занятиям по археологии и искусствам, положение жестокое, аренды не платят и везде грабят.

[P.] P.S. Соня[c] и Мира[ci] у своих мужей на фронте, а у нас живут Митусовы Злата, Людя и Катя[cii]. Адрес Стёпы: Омск, Думская улица, 33[ciii].

Автограф. Почтовая карточка. Штемпели: Бологого 30 июня 1917; Сердоболя (Sortavala) 26 июля 1917. Архив Музея Николая Рериха в Нью-Йорке. Ксерокс в МСССМ.

7. Князь П.А.Путятин - Н.К.Рериху

[Пг.] Вторая половина 1917

Дорогой друг Николай Константинович.

Не знаю, когда к Вам дойдёт моё письмо, и дойдёт ли исправно при современной путанице. Дуня[civ] писала раза три и не получила в ответ от Ляли[cv] ничего. Верно, письма пропадают. Поправилось ли Ваше здоровье и приедете ли Вы в наш милый град Питер, который, по случаю дороговизны и пр[очего], порядочно повымирает [1 сл. нрзб.]. Мы, как знаете, это время к старости порядочно терпим. Сначала сгорел дом в Бологом. Потом страдания за дочерей и их мужей. Ныне из-за разных недомоганий и так далее просто жизнь делается адом. Что Юра и Светик[cvi], как они проводят время. Относительно науки могу одно сказать - теперь она принижена и только иногда бывают учёные доклады в обществах, но на них по случаю трудностей в трамваях и пр[очего] часто невозможно попадать. Кроме того, моя 80-тилетняя голова не выдерживает все эти давления судьбы и я сам прихварываю от страданий телесных и душевных. Как Ваша живопись и что сталось с квартирой и коллекциями?.. Хотя до сих пор ещё мои дочери не утратили веру в будущем, но письма зятьёв, сильно пострадавших от военных бурь, нас всех перемучили и подействовали на организмы. Мы сильно осунулись, похудели и изменились. Беспорядочно жестокий век отразился гибительно. Письмо посылаю заказным в виду того, что не только наши к Вам не дошли, но и племянниц. Катя сомневается, дошла ли корреспонденция Кн[ягини] Шаховской[cvii]?.. Стёпу мы видим, но не надолго. Он тоже волнуется и хлопочет о своей судьбе. Жаль мне очень Бологовского дома и моего кабинета, моей лаборатории раскопок и продуктов драгис озёрных жилищ на плотах. Образцы почв тоже я не успел подвергнуть промывке до пожара. Что из моей библиотеки и собраний предметов науки пропало, не могу ещё сообразить. Ещё в 1878-м году в “Памятниках древней письменности” у Ф.И.Булгакова была статья под заглавием “Палеографическая коллекция Кн. П.А.Путятина”[cviii]. Картины и мебель спасли. По-видимому, тут был недосмотр трубочиста, чистившего трубы к нашему приезду летом. Но что наше горе с ужасами погромов дворцов, уничтожением памятников истории и искусств, старинных зданий усадьб и пр[очего], пр[очего]. Наши с Вами художественные волнения ничто перед этим. Там уничтожалось воюющими народами, - а тут свой своего и своих разоряет и уничтожает, доводя до голода народ. Графиня Уварова[cix] мне написала очень сочувственное письмо по поводу утрат в Бологом. Но что всё это в сравнении с муками о детях, внучатах и наших страданий героев России… Всё это ничто перед больным сердцем. Дай Бог Вам всего хорошего от старика и его жены и Сони, которая не забывает нас, покоит, сколько возможно, не смотря на то, что тоже похудела и перестрадалась много. Об Мире тоскуем тоже, она с мужем и с детьми около них. Целую всех от мала до велика от любящего сердца. Князь П.А.Путятин. […][cx]

[Приписка жены княгини Е.В.Путятиной:]

Ляля, целую тебя и деток без конца. Сердечный привет Колиньке твоему. Твоя тётя.

Автограф. Без даты. Архив Музея Николая Рериха в Нью-Йорке. Ксерокс в МСССМ.

назад / далее

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

 

№9 весна 2002 г дата публикации: 22.04.2002