Л. С. Митусова

 

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
О П. Ф. БЕЛИКОВЕ

 

Павел Фёдорович Беликов, с которым я познакомилась в трагические дни ухода Юрия Николаевича Рериха, потом рассказывал мне, что в момент ухода Ю. Н. Рерих был чем-то напуган, у него было испуганное лицо. В ежедневнике Таня[1] записала, что Юрик ушёл 21-го мая в 17.20.

Мы приехали в Москву на следующий день. Людмила Богданова говорила мне, что когда врач скорой помощи, констатировавшая смерть, вышла от Юрия Николаевича, она в сердцах подняла руки и сказала: «Какого человека убили!».

Но в гробу у Юрика было удивительно спокойное, просветлённое лицо. Не лицо, а Лик.

На гражданской панихиде было много выступающих, много представителей Востока. От ленинградских учёных говорил Александр Васильевич Королёв.

 

* * *

 

После открытия выставки в Эрмитаже[2], Светик просил меня приехать в Москву и заняться разбором спальни Юрика: «Я хочу, чтобы его комнату разбирали свои руки». Мне были выданы деньги на дорогу[3].

Кабинет Юрия Николаевича разбирала и описывала Маргарита Иосифовна Воробьёва-Десятовская, ученица Юрия Николаевича, востоковед. Ей помогала Кира Молчанова, тогда студентка, о которой её дядя[4], Павел Фёдорович Беликов, говорил мне, что она необходима ему как секретарь, так как была очень хорошая стенографистка, но по своим знаниям она ещё не готова выполнять более серьёзную и глубокую работу.

 

 

* * *

 

Я благодарна Р. Я. Рудзитису, Б. Н. Абрамову, П. Ф. Беликову и некоторым другим людям, к которым я относилась с большим доверием, за их участие в те дни, за их помощь мне. Им я тоже хотела по возможности чем-то помочь и очень радовалась, когда это получалось.

 

 

* * *

 

Борис Николаевич Абрамов, Павел Фёдорович Беликов, Виктор Тихонович Черноволенко, Борис Алексеевич Смирнов-Русецкий, Эдуард Яковлевич Бложис, Гаральд Феликсович Лукин, Арвид Юльевич Калнс и его жена Лидия Петровна - вот моё окружение, мои друзья вскоре после ухода Юрия Николаевича. О них вновь напомнили выписки из писем Арвида Юльевича Павлу Фёдоровичу, сделанные во время поездки в Таллинн и Козе-Ууэмыйза в 1998 году.

Больше всего поразило письмо 29 сентября 1961 года:

«Хотя Рая договорилась с Зюмой о нашем приезде, в связи с чем нам приготовили комнату, мы всё-таки решили не воспользоваться этой любезностью сестёр [Митусовых, - А. Б. и Л. М.] и устроились через гостиницу частным образом на одной квартире, где получили отдельную прекрасную комнату. Татьяны Степановны не было, она была на уборке картофеля, а Людмила Степановна приняла нас очень сердечно, показала очень много интересного и сокровенного. Расстались хорошими друзьями. При встрече расскажу об этом подробнее. Кстати, Людмила Степановна для Вас имеет несколько экземпляров цветных репродукций Святослава Николаевича, но никак не соберётся Вам их отослать. Говорила, между прочим, о том, что Юрий Николаевич ей звонил незадолго до ухода, и говорил о Мойке, 83 как о Мемориальном музее Николая Константиновича и как уже о решённом факте, причём был в очень приподнятом настроении».

Последняя фраза очень важна для нас теперь, когда наступило время выполнения заветов Рерихов в отношении Санкт-Петербурга. Значит, в своих воспоминаниях я всё правильно передавала о решении Юрием Николаевичем вопроса с музеем. Это его очень заботило, и он радовался, что вопрос сдвинулся с мёртвой точки. Возвращение рериховской работы в России, как тогда, так и теперь, должно идти через Музей, Образование, Просвещение. Необходимо выполнить волю отца и матери Юрия Николаевича и Святослава Николаевича.

 

 

* * *

 

Я очень благодарна Павлу Фёдоровичу Беликову за его помощь некоторым моим друзьям в преодолении их советского воспитания. Павел Фёдорович с ними беседовал, и они пробуждались, тянулись. В 1960 - 1970-е годы они останавливались у Павла Фёдоровича и Галины Васильевны в Козе-Ууэмыйзе под Таллинном. Иногда все вместе ходили на прогулки по усадебному парку. Бывало, Павел Фёдорович и ещё кто-то идут впереди, увлечённые высокими разговорами, а мы с Галиной Васильевной сзади смеёмся: «Смотрите, как увлечены, даже нас забыли». Один раз решили подшутить - отстали на дорожке, свернули в лесок, спрятались. А они, увлечённые беседой, прошли дальше. Вдруг на другом берегу озера хватились нас, ищут, а мы наблюдаем…

 

 

* * *

 

У Павла Фёдоровича я имела возможность читать очень интересные книги. О некоторых из них я слышала раньше от отца и его друзей, но у нас их уже не было[5]. Прежде всего - Добротолюбие. Сделала выписки:

«…Еже ко Господу нашему Иисусу Христу Сыну Божию непрестанно молитися не просто умом[6], глаголю, и усты: но весь ум во внутреннего человека обратив, и в самой глубине сердца призвати всесвятое имя Господа, и от Него милости просити, единем оным внимая…»

«…Огнь бо есть Бог наш, и огнь поядаяй нечестие. Ум же и сердце помалу очищаются, и сами с собою соединяются»[7].

Еще у Павла Фёдоровича я читала книгу Фомы Кемпийского «Подражание Христу» и книги Оригена, «учителя александрийского»: «О началах» (в переводе Н. Петрова) и «Против Цельса» (в переводе Л. Писарева). «Истинное слово» Цельса написано приблизительно в 177 - 178 году. Ориген выступает против Цельса приблизительно в 248 - 249 году, то есть через 70 лет:

«С любовью к спорам и предубеждением трудно справиться. Они производят то, что люди, проникнутые ими, даже очевидные вещи не желают замечать, чтобы только не получить возможности лишиться убеждений, которые сделались привычными для них и которые сообщили их душе известные определённые качества. Легче человеку бывает лишиться каких угодно привычек, хотя и это, конечно, трудно, чем оставить всё то, что касается убеждений. Нелегко бывает оторваться и от вещей, с которыми сживаешься; так неохотно приходится расставаться с домом, с городом, с деревней, с людьми, к которым привыкаешь: к ним чувствуется особенное предрасположение. Вот это-то обстоятельство и послужило причиной, почему многие из иудеев того времени не пожелали видеть очевидных пророчеств и чудес, совершенных Иисусом, не пожелали знать страданий, которые, согласно писанию, Он претерпел.

И что человеческая природа уж так настроена, что имеет все эти слабые стороны, особенно ясно может быть для тех, которые понимают, с каким трудом люди оставляют убеждения, которые они получили от предков и сограждан, и в которых они утвердились, несмотря на их постыдность и ничтожность…»

Что значит «постыдность и ничтожность» для того, кто не знает «другого», кроме «своего»? А если в его вере есть все устремления его души и сердца к Свету? Если он любит? Если он стремится? Если он преклоняется перед Высшим?

Пусть это будет Солнце, звёзды. Пусть это будут все силы природы. Пусть это будет всё, что не понимает, что выше его.

И он будет выше верующего в «истинного» Бога, если его стремление горячее и действеннее.

Господи, пошли Учителя на путях моих!

 

 

* * *

 

1974 год. Ноябрь месяц. Наш дом на Моисеенко назначили на капитальный ремонт. Это значит, что надо выезжать, но куда? Нам с сестрой предложили на выбор: переселиться на время в маневренный фонд где-то в центре, но в плохие условия, и дожидаться окончания ремонта нашего дома, чтобы в него вернуться. При этом наша жилплощадь на старой квартире должна была ещё больше уменьшиться, так как предполагалась перепланировка. Другой вариант был предложен такой: переехать в новую квартиру в обычном доме в одном из «спальных» районов Ленинграда, далеко от исторического центра города. Ни тот, ни другой вариант нас не устраивали, ибо в результате могли пострадать вещи отца, а главное, вещи Рерихов, которые наша семья хранила.

Об этой ситуации знали наши друзья: Павел Фёдорович Беликов, Ренита Андреевна Григорьева, Людмила Васильевна Мищенко, Александр Борисович Батурин, Мария Александровна Потоцкая и другие. Все они помогли нам хлопотать. С их помощью мы обратились в Охрану памятников и в Комитет по культуре и получили поддержку, которой, впрочем, оказалось недостаточно.

Как раз в это время у нас в доме происходили съёмки фильма о Н. К. Рерихе[8]. Святослав Николаевич и Девика Рани в них участвовали. Режиссёром фильма был Роллан Сергиенко, авторами сценария Ренита Григорьева и Людмила Шапошникова, оператором Олег Мартынов. Коллектив съёмочной группы подобрался очень дружный, искренний, устремлённый. Заправляла всем Ренита. Она же и рассказала Святославу Николаевичу о нашей проблеме. Он сразу же откликнулся и предложил свою помощь. Сказал, чтобы мы сняли новую квартиру, а он может дать денег для этого. Он не понимал, что в то время в нашей стране «квартирный вопрос» решался совсем по-другому: через ордера в жилконторе, прописку и т.д. Ренита ему всё объяснила. Она же организовала его встречу по этому вопросу в горисполкоме с руководством Ленинграда. Для этой встречи нужно было написать его личное обращение, и к нему полагалось приложить прошение от нас, сестёр Митусовых. Экземпляр обращения Святослава Николаевича сохранился в нашем архиве:

«Председателю Исполнительного Комитета Ленинградского Городского Совета Депутатов товарищу Казакову В. И.

Настоящим подтверждаю, что в квартире моих троюродных сестёр Митусовых Людмилы Степановны и Татьяны Степановны находятся мебель и вещи моего отца, академика Николая Константиновича Рериха. Все эти вещи имеют историческую ценность и в их сохранности я очень заинтересован. Ввиду предстоящего переезда Митусовых на другую квартиру в связи с капитальным ремонтом дома № 6 по улице Моисеенко, я был бы благодарен, если бы им была предоставлена такая квартира, которая обеспечила бы дальнейшую сохранность фамильных вещей моего отца.

Святослав Рерих.

11.11.74».

Наше прошение взялся напечатать художник Батурин. Он сделал несколько экземпляров и один отдал Рените перед тем, как она и Святослав Николаевич пошли в Смольный. О результатах этого похода мы узнали на выставке Николая Константиновича и Святослава Николаевича в Эрмитаже. Там мы с Таней ожидали Светика и Рениту.

И вот они идут. Улыбаются. Даже смеются. Святослав Николаевич весело повторяет: «Митусята! Митусята!».

Оказывается, Батурин в шутку на одном экземпляре нашего прошения напечатал вместо «сёстры Митусовы» - «Митусята». По ошибке именно этот экземпляр Святослав Николаевич передал в Смольном для рассмотрения главе города. Вышел небольшой конфуз. Святослав Николаевич с невозмутимым видом объяснил, что это, видимо, опечатка машинистки. На этом письме и была поставлена виза с положительным решением нашего вопроса.

Мы с сестрой очень благодарили Святослава Николаевича. Я сказала: «Светик, ты не понимаешь, что ты для нас сделал!» - «Кажется, начинаю понимать», - ответил он.

Так и было многие годы после ухода Юрия Николаевича. Если Юрик быстро разобрался с ситуацией в России, как действовать, и главное, по каким направлениям, то Светик долго не мог разобраться. Уход Юрия Николаевича был неожиданным и для Святослава Николаевича, и для него самого.

 

В квартире сестер Митусовых во время съемок фильма "Рерих": (слева направо) С. А. Ковалевская, неизвестная, А. В. Гнездилов, Т. С. Митусова, П. Ф. Беликов, Л. С. Митусова, Р. П. Сергиенко, В. М. Сидоров, Д. Р. Рерих, С. Н. Рерих, Р. А. Григорьева, О. Ф. Мартынов. Ленинград. 1974 год.

* * *

 

Павел Фёдорович Беликов. Он и его большая семья: Галина Васильевна, Кирилл, Елена, Алла, Галочка и другие… Столько счастливых дней в Таллинне и Козе-Ууэмыйза! Павел Фёдорович посылал мне все свои новые работы, советовался, просил сходить по рериховским делам в Эрмитаж, в Академию художеств и т.д. Встречи с Павлом Фёдоровичем у нас были особенно сердечны[9].

 

 

Фрагменты книги Л. С. Митусова. О прожитом и судьбах близких. СПб., 2004.

 

(Подготовка фрагментов к печати: А. А. Бондаренко и В. Л. Мельников)

 

 

Примечания:

 

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№47 дата публикации: 01.09.2011