Юрий ЛИННИК

ШАМБАЛА ВЕЗДЕ

(О П. Ф. Беликове)

 

В сферу притяжения Н. К. Рериха я попал ещё ребёнком. Детство моё прошло в Сортавале. Отец работал начальником почты, которая располагалась в здании финского банка, построенном У. Ульбергом. Рерихи там часто бывали. Конечно же, имя художника не звучало в послевоенные годы, но тем не менее я неисповедимо приобщился к миру, созданному им. Случилось это так. В мои руки попалась крупноформатная финская книга. Внутри неё было несколько вкладок: на плотной серой бумаге - цветные репродукции. Они очаровали меня своей красочностью. И непонятностью. Теперь я понимаю: это были картины Н. К. Рериха. Нечаянная встреча с ними сыграла роль своего рода импринтинга: что-то изменилось в душе - настроилось на высокую волну. Словно передо мной распахнулись оконца в запредельное! Можно сказать, что я начал трансцендировать с той поры - безотчётно потянулся к чему-то нездешнему, сказочному.

В 1957 г. в Россию вернулся Ю. Н. Рерих. Поэтапно наследие его отца становилось доступным советскому зрителю. Я наблюдал за этим волнующим процессом с самого начала. Собирал статьи, репродукции.

В 1974 г. отмечалось столетие Н. К. Рериха. Был издан том его трудов. Дефицит величайший! Достать книгу мне помог поэт Л. А. Озеров. Она стала для меня откровением. На её основе я написал статью «Мастер духовного синтеза». Напечатанная в журнале «Север», она была замечена Павлом Фёдоровичем - с доскональностью профессионального библиографа он отслеживал все публикации на рериховские темы.

Конечно же, понятие «Живая Этика» было у меня на слуху - ореол тайны окружал его. Должен признаться, о книгах Агни Йоги до 1977 г. я не имел ни малейшего представления.

Говорю об этом вот почему: Павел Фёдорович оценил мою статью как хорошее изложение идей Живой Этики. Не скрою: для меня это было лестно. Очевидно, тексты Рерихов обладают специфической фрактальностью или голографичностью: на основе фрагментов восстанавливается целое. Думается, нечто подобное произошло со мной - получив несколько начальных импульсов, душа спонтанно воссоздала более или менее полную картину.

Вначале у меня наладились почтовые контакты с Павлом Фёдоровичем. Самым драгоценным подарком в моей жизни стала полученная от него огромная бандероль! Там были различные рериховские материалы.

Павел Фёдорович удивился тому, что я не читал книг Агни Йоги. Он активно содействовал заполнению соответствующих лакун в моём образовании. У меня всегда был вкус к формированию библиотеки, к созданию архива. Тут у нас с Павлом Фёдоровичем имелся абсолютный унисон.

Огромную роль в развитии моего интереса к Рерихам - и конкретно: в поиске их изданий - сыграла благословенная Прибалтика.

О, это был своего рода Троянский конь, чьё чрево заполняла крамольная литература! Чекисты не могли распотрошить его досконально. По прямому назначению в подневольную Россию была доставлена масса прекраснейших книг. Открыв для себя этот канал, я всемерно эксплуатировал его.

Пятрас Казимирович Иодвалькис - в Литве, Гаральд Феликсович Лукин - в Латвии, Павел Фёдорович Беликов - в Эстонии: благодарствую им за содействие. Из Прибалтики я всегда возвращался с книжными раритетами.

Вскоре в мой круг вошла «Амаравелла». Дружба с Борисом Алексеевичем Смирновым-Русецким одухотворяла. В беседах с ним я часто ощущал незримое присутствие Н. К. Рериха. Такое же ощущение вызывали контакты с Альфредом Петровичем Хейдоком. Мы тесно сблизились.

Осью и средоточьем чудесно расширившейся рериховской Ойкумены был Павел Фёдорович.

Мой интерес к Рерихам рос по экспоненте. Я всё больше и всё увлечённей писал о них. Задумал исследование о институте «Урусвати». Была нужна информация. За таковой поехал в Козе-Ууэмыйза - обиталище Павла Фёдоровича.

Это было тяжёлое для меня время. Только что похоронил любимую бабушку. В Эстонии я нашёл утешение и поддержку. С головой ушёл в работу. Архив Павла Фёдоровича казался бездонным. Всё время всплывало что-то очень важное. И неожиданное! Хорошо понимаю В. А. Росова, аса архивного дела. Он постоянно переживает радость новых открытий. Что-то очень похожее, но в малом масштабе, я испытал в Козе-Ууэмыйза.

В Эстонии я остро осознал всю необычность миссии Павла Фёдоровича. Это был великий связной - работал он сразу на двух линиях:

- соединял в пространстве Рерихов с Россией;

- наводил во времени мост между Россией эмигрантской и Россией советской.

Молодость Павла Фёдоровича прошла в свободной Эстонии. Это напечатление он сохранил навсегда. Про таких совки говорили: чужой. Но ведь это позитив! Едва ли не прирождённая дипломатическая гибкость помогала Павлу Фёдоровичу быть проводником действительно чуждой советскому строю идеологии. Делал он это мастерски. В глухие брежневские времена благодаря ему началась экспансия рериховских идей. Он стоял у истоков будущего движения - мудро и терпеливо готовил почву для него.

Сильно впечатлила меня методичность Павла Фёдоровича. Свой обширный архив он держал в идеальном порядке. Казалось, что помнит каждый документ в бесчисленных папках! Это был архив-система, архив-организм. В нём отражался, воспроизводился многогранный и гармоничный внутренний мир Павла Фёдоровича. Собирание архива: это нетривиальный вид творчества. Здесь тоже действуют законы красоты.

Козе-Ууэмыйза оставила в душе светлый след. В моём восприятии она выпадала из советской действительности - воспринималась отдельно от неё: как бы на отшибе - в некоем суверенном пространстве, недоступном для сексотов и прочей дряни. Будто я попал на свободный Запад! Здесь работал механизм идеализации? Но возможна и своеобразная инерция: Эстония подспудно сохраняла память независимости. Неисповедимо это преломилось и в личности Павла Фёдоровича.

В 1979 г. Павел Фёдорович с сыном Кириллом гостил у меня. Карелия очаровала его. Он воспринимал её сквозь призму Н. К. Рериха. Я как раз писал о сортавальском периоде в жизни мастера. Некоторые мои интерпретации его картин были крайне субъективными. А потому и спорными. Никогда не забуду той деликатности, с какой Павел Фёдорович поправлял меня. Свыше он был наделён покоряющей интеллигентностью. Простота и доступность сочетались в нём с подлинным аристократизмом духа.

В 1981 г. Павел Фёдорович помог мне встретиться со Святославом Николаевичем.

Беседа состоялась в отеле «Советский». Это бывший «Яръ». Уже после падения коммунизма в прессе появились сообщения о том, что КГБ записывало все разговоры, которые вёл высокий гость из Индии. Значит, и я сподобился этой чести? И приятно, и гнусно. Хотелось бы прослушать давнюю запись. Однако вряд ли доживу до такого уровня свободы, когда доступ к документам этого рода станет возможным.

Запомнилось, как Павел Фёдорович дирижировал временем контактов, расписанных до минуты. Он хотел, чтобы со Святославом Николаевичем пообщалось как можно больше людей - и всё делал для этого.

Морозом по росткам рериховских начинаний ударил приход к власти Ю. В. Андропова. Мрачная, отвратная, реакционная фигура!

Начались репрессии.

Появились первые новомученики рериховского дела.

Это были увлечённые неофиты, чистой воды романтики. Увы, порой с авантюристическими склонностями. Часто их прожекты были крайне наивными, утопичными. Ну разве нужны ленинскому ЦК КПСС консультации Шамбалы? А ведь на необходимости таковых настаивали пусть искренние, но утратившие способность к саморефлексии фанатики - адекватно отражать реальность они не умели и не хотели.

Павел Фёдорович тяжело переживал коллизии этого рода. Он был прав в своём убеждении: поспешность лже-миссионеров Шамбалы с их непомерными амбициями вредит делу. Все нелады обитатель далёкого Козе-Ууэмыйза принимал близко к сердцу. Создавалось ощущение, что он брал на себя ответственность за всё рериховское дело в целом - даже за те его участки, где не имел никакого влияния. Постоянно возраставшее нервное напряжение ускорило уход Павла Фёдоровича.

Особо хочу отметить великодушие Павла Фёдоровича. Он умел прощать. Была у меня перед ним вина. И вот какая.

Павел Фёдорович доверил мне «Надземное». На условиях конфиденциальности.

Как-то Альфред Петрович Хейдок спросил меня о том, не располагаю ли я текстом «Надземного» - очень ему хотелось прочесть заветную книгу.

Передо мной возникла мучительнейшая антиномия.

Будто я оказался на дыбе.

Возможно ли нарушить слово, данное П. Ф. Беликову?

Возможно ли солгать А. П. Хейдоку?

Дилемма решалась на уровне бессознательного.

Внутренний голос подсказывал: открытость лучше закрытости - отдача предпочтительней утаивания.

Импульсивно и спонтанно вопрос был решён в пользу Альфреда Петровича. Он получил чаемый том. И тоже на условиях конфиденциальности. Однако масштабно нарушил их по причине своей бесконечной доброты.

Началась экспансия «Надземного».

От Павла Фёдоровича я не услышал ни одного слова упрёка. Наши отношения ничуть не омрачились. С тех пор я укрепился в убеждении: засекречивать нужно как можно меньше - собственничество, монополия на владение тайной несовместимы с подлинной духовностью. Фашистская по своей сути травля В. А. Росова даёт тому драматическое свидетельство.

Недавно МЦР издал письма Павла Фёдоровича. Благое дело! Есть там и письма ко мне. Одного из их мотивов хочу сейчас коснуться. Речь идёт о выходившей тогда из-под моего пера Крита-Йоге.

В 1977 г. я был свидетелем петрозаводского НЛО. Проблема контакта с внеземными цивилизациями со школьных лет волновала меня. Моделирование этих контактов стало моим увлечением. Воспитанный на фантастике И. А. Ефремова, я форсировал не только вхождение в структуру Великого Кольца, но мечтал и о трансгалактических коммуникациях. Более того: увлечённый идеей множественности Вселенных, я пытался представить миры с другой онтологией и физикой - мысленно входил в эти миры и вёл оттуда репортажи.

Это была игра?

Я раскованно фантазировал?

Меня поразила мысль Е. И. Рерих о том, что для самой смелой фантазии в беспредельности обязательно найдётся прототип - за креативным воображением может скрываться считывание реальной информации.

Да, я был контактёром - но никак не псевдологом: теперь я бы сказал, что мне удавалось выходить на уровень архетипов - общаться с ними и проявлять в образах.

Из этих опытов родилась Крита-Йога.

Мои импровизации иногда записывала незабвенная Елена Кондратьевна Андреева, благородный и самоотверженный апостол Рерихов.

Записи эти уходили в самиздат. Часто в своём вольном хождении они причудливо трансформировались. Не знаю, где и когда, но однажды возник миф, будто я имею претензии на то, чтобы продолжить миссию Елены Ивановны.

Конечно, это нелепица.

Во-первых, мне чуждо эпигонство в любой его форме - я считаю себя вполне самодостаточным поэтом и философом.

Во-вторых, нескромные притязания всегда вызывают у меня резкую идиосинкразию - терпеть не могу болезненных амбиций.

В-третьих, я слишком уважаю Рерихов, чтобы чем-то дополнять их или подвергать ревизии - они сотворили совершенный космос, вызывающий во мне трепет и восхищение.

Крита-Йога поссорила меня со многими рериховцами. Однако Павел Фёдорович проявил здесь понимание и мудрость. Об этом свидетельствует переписка.

Уже тогда я понял - поверх всех своих маленьких обид и недоразумений - что рериховскому движению грозит опасность: к нему так и липнут фанатики с диктаторскими замашками. Тогда это были первые симптомы. Сегодня мы видим широкую картину прогрессирующей деградации. Обидно! Но я верю в Ренессанс рериховского дела. Оно начнёт подниматься на той здоровой основе, которую заложили люди типа П. Ф. Беликова или Б. А. Смирнова-Русецкого, носители европейской культуры.

Я бы сказал так: Павел Фёдорович представлял в рериховском движении либеральный фланг - это был свободномыслящий и терпимый к поискам интеллигент. Являя дар Всевмещения, он вместе с тем сохранял твёрдость и последовательность в нравственных убеждениях - Рерихов не адаптировал к потребе дня, в тяжелейших условиях держал свой курс уверенно и чётко.

Однажды я спросил Павла Фёдоровича о локализации Шамбалы. Тогдашний его ответ поразил меня:

- Шамбала везде.

Это был ответ в духе платонизма.

Мы не раз обсуждали с Павлом Фёдоровичем вот какую проблему: Агни Йога является в равной степени детищем Востока и Запада - однако наше её восприятие асимметрично: преобладает азийский уклон. Экзотика часто первенствует над сущностью. Живая Этика ещё не прочитана в России по-настоящему.

Очень и очень не хватает Павла Фёдоровича Беликова.

 

Апрель 2011.

Петрозаводск. Карелия.

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

45 дата публикации: 17.04.2011