Алекс Сергеев
11
Курилка. Лёша вдыхал дым сигареты. Затягивался с таким смакованием, что красавица из рекламы «Баунти» облилась бы слезами зависти. Но была в этой табачной браваде фальшь, незаметная окружающим. Она сидела иголкой в мозгу, время от времени царапая сознание. Лёша ненавидел курить… Каждый раз, доставая пачку сигарет, ему приходилось разыгрывать ненавистный спектакль. Все друзья курят. Чем он хуже?
Звонок. Разбросанные по всему двору ученики слились в единую массу, пылесосом всосавшуюся в главный вход. Школьный двор на следующие сорок с лишним минут погрузился в унылое одиночество.
Занятия были скучны до невыносимости. Последние два урока вела Валентина Геннадиевна, за глаза называемая Тягомотина. Почему Тягомотина? За её выдающееся умение даже интересную тему изложить ну уж в таком скучном, бесформенном виде, что самой тошно становилось. Добавить сюда монотонно-усыпляющую манеру разговора. Тягомотина, одним словом!
Лёша отчаянно боролся со сном. Тягомотина делилась своими мнениями по поводу гениального произведения Михаила Булгакова «Собачье сердце»:
- Профессор Преображенский предстаёт перед нами в двуликом свете. С одной стороны, он – творец, гениальный хирург и учёный. Этого, конечно, отрицать нельзя. Но посмотрите на его человеческие качества. Взяв Шарика к себе в дом, он всячески балует собаку, прощает ей подранную сову и цапнутого доктора Борменталя. Так сказать, извиняется перед животным, за то, что предстоит. Это очень тонко отмечает слабость его характера. А обратите внимание на то, что говорит профессор после операции на собаке: «Не издох. Ну, всё равно издохнет…» Не завершив дело до конца, он уже опускает руки. Разве сов… экхм, наши доктора так делают? А сколько у него вредных привычек: сигары, изысканное питание…
«Всё, я отключаюсь, - решил Лёша и отрезал поток информации наушниками МП3-плеера. – Зачем таких учителей в школах держат?»
Занятия кончились. Начиная со второго класса, дорога домой Лёши не отличалась от Вовиной. Сегодняшний день исключением не стал.
- Тягомотина меня сегодня из себя вывела! – сообщил Вова.
- Та да, она это умеет, - ответил Лёша.
- Нет, но сегодня особенно! Она такой откровенный бред несла, что хотелось ей рот тряпкой забить. Мы ведь не сопляки малолетние, чтобы чушью бОшки забивать. Девятый класс, как никак!
- А меня когда в край задолбало, – плеер врубил. Так сказать, выстроил защиту…
- Хорошо тебе. Ты на задней парте сидишь, она тебя почти не видит. А я прямо перед носом. Ни заснуть, ни музыку послушать.
- Да уж, не повезло…
Громкий лязг металла.
- Чёрт! Ты это видишь?! – завопил Вова, ткнув пальцем на подскочившую крышку канализационного люка. Крышка с глухим хлопком плюхнулась на пустую песочницу.
Лёша молчал.
- Смотри, люк. С него слетело!
Вроде бы и нет причин для паники. Но почему Лёшино сердце долбит грудь отбойным молотком? Почему всё тело оцепенело в немом приступе страха?
- Нет. Вова, не ходи туда, – еле выдавил он.
- Да не будь ты занудой, пошли посмотрим.
- Не пойду.
- Нудный ты сегодня какой-то…
Вова направился к люку. Твёрдыми, бесстрашными шагами, он приближался к цели. Вот уже и металлический обод с приваренной лестницей, тонущей во мраке.
- Отойди оттуда! – крикнул Лёша.
- Да что с тобой?
- У меня очень-очень плохое предчувствие…
- Ну ты даёшь! Хорошо, хорошо, не кипешуй больше только.
Вова развернулся и гордой походкой направился к другу. Видимо, вся эта затея ему самому не слишком нравилась… Но не прошёл он и нескольких метров, как чудовищная боль схватила его спину, молнией прошлась по лёгким, рёбрам и судорогой растеклась по конечностям, вонзилась в мозг и… отпустила.
На глазах у оторопевшего Лёши странное существо воткнуло конечность в спину Вовы. Остриё вместе с брызгами крови вырвалось из груди. Белая рубашка моментально пропиталась красным цветом. Лицо Вовы застыло в безмолвном крике…
Тем временем, из люка вылезло ещё одно существо. За ним ещё одно. Лёша побежал прочь.
Он бежал в беспамятстве. Через дороги, дворы, улицы. Может быть, он что-то кричал, но чувство ужаса слишком громко отбивало в висках, чтобы услышать. Было страшно. Никогда ещё не было так страшно…
Прохожие оборачивались. Устремляли на Лёшу удивлённые взгляды. А он всё бежал. Бежал до тех пор, пока не врезался в кого-то и повалился на асфальт. Из разодранного локтя текла кровь. Он не чувствовал боли. Словно это было не с ним. Будто он – не он, а компьютерный герой неудачной игры-страшилки. А сам Лёша сидит сейчас за монитором, дёргает мышкой, топчет стрелочки и наблюдает. Всё, что пришлось пережить – лишь виртуальная симуляция. Вова жив! Он тоже сидит за компьютером и ждёт, пока вновь начнётся игра. Ведь его персонажа убили. Это сетевая игра! И эта миленькая брюнетка, которую Лёша свалил на асфальт – лишь хорошо детализированный персонаж, ведь правда? Нельзя же в реальной жизни сбить с ног девушку на асфальт? Ей бы было очень больно. Она громко плачет, потирая разодранное колено. Была бы в штанах вместо юбки – отделалась лёгким ушибом. Вокруг собрались люди. Смотрят. Они ведь тоже все ненастоящие…
Что?! Словно укол булавки в разгаре сна: локоть словно разрывается от пульсирующей боли. И плечо. Кажется, вывих…
- Простите, пожалуйста, - выдавил Лёша.
Девушка не переставала рыдать, обхватив руками колено. Не так уж и страшно – царапина небольшая. Но какой испуг…
Окружившие люди пускали в Лёшу ядовитые стрелы осуждений. Но они (стрелы) пролетали мимо. Не было места, которое можно задеть. После того, что он пережил…
Раздался лязг металла. С канализационного люка сорвало крышку.
- Уходите! Убирайтесь отсюда! Бегите! – заорал Лёша. – Они скоро придут! Они выходят из люков! Они всех убьют! В С Е Х!!!
- Заткнись, малолетка! - крикнул кто-то из толпы. – Так и поверили. Мы тебя сейчас в милицию поведём!
Выкрику последовал одобрительный гул толпы.
Лёша вскочил на ноги, протолкался сквозь стену людей и побежал. Его никто не останавливал. Видимо, всерьёз в милицию вести никто не собирался.
Позади он услышал крики. И не простые крики, как это бывает на рынке при избиении пойманного вора. А крики, даже скорее – визжание, похожее на то, которое Лёша однажды слышал на дедовой скотобойне…
Почему бежать так сложно? Что-то вцепилось в руку. Конец! Эта тварь схватила… Лёша обернулся. Заплаканное, раскрасневшееся лицо. Девушка, которую он сшиб! Её маленький ротик жадно глотал воздух. А тонкие пальчики с удивительной силой сжимали его запястье.
- Я испугалась…
- Ты можешь бежать быстрее?!
- Я постараюсь.
- Быстрее, я сказал!
- Хорошо.
- Да отпусти ты руку!
- Нет!
- Отпусти!
- Не отпущу!
- Ты меня угробишь!
- Пожалуйста…
- Да чтоб тебя!
- …
- …
- А куда мы бежим?
- Чёрт с тобой! Куда мы бежим…
- Куда?!
- Да успокойся ты!
- Не могу! Н Е М О Г У!
- Успокойся ты!
- Скажи.
- Подальше от этих проклятых люков!
- Куда? Куда это?
- Ну и обуза!
- Куда мы бежим?
- Не останавливайся!
- К У Д А?!!
- Да разве не ясно?
- Нет.
- Я сам не знаю.
- …
- …
- Я больше не могу! У меня болит колено!
- Тогда отпусти и подыхай здесь.
- Не отпущу.
- Отпусти!
- Не отпущу!
- Я сейчас ударю!
- Нет, пожалуйста!
- Вот молодец! Хочешь, сиди здесь, а я побежал дальше.
- Куда?
- Куда глаза глядят!
- А вдруг они там будут?
- О Н И! – взвыл Лёша.
А ведь, действительно. Толку бежать, если О Н И будут там...
Отдышавшись, собравшись с мыслями, Лёша осмотрелся. Набережная. Скамейки. Потрескавшаяся тротуарная плитка. Пожелтевшие деревья. Совсем недалеко – здоровенная труба сточного слива. Чуть выше – пешеходный мостик на другой берег. Всё как всегда. Здесь он с друзьями гонял бродячих котов. Они вечно удирали в сточную трубу. На этом, естественно, погоня прекращалась. Из трубы изрядно воняло.
- Меня зовут Вика, - попыталась улыбнуться девушка.
- Тоже мне, нашла время… - отозвался Лёша.
Вика расплакалась. На вид ей лет пятнадцать, а ревёт как пятилетняя.
- Ладно, не реви. Меня – Леша.
Будто бы она расплакалась из-за того, что не назвал имя… Но всё же слёзы потихоньку высохли.
- А ты откуда знал, что они выйдут из люка?
- Эти твари моего друга убили…
Вспомнив о Вове, Лёше тут же стало одиноко и страшно. Теперь заплакал он.
- Оно проткнуло его насквозь… Оно отобрало его жизнь… Оно хотело убить и меня…
Дальше слов было не различить.
- Ааааа! - рвущим барабанные перепонки криком разразилась Вика.
Лёша поднял голову и увидел тварь. Потом ещё одну. И ещё… Они были повсюду. Хоть ещё далеко, но повсюду. Разумные кровожадные твари – окружили, чтобы не оставить и песчинки шанса. Они медленно приближались. Треногие уродцы, покрытые чёрной, как смерть, шерстью.
Сточная труба! Можно забежать в неё! Как те коты, напуганные грохотом трещалок! Схватив за руку, Лёша потащил оцепеневшую Вику за собой.
Кисловатый запах полуразложившегося органического мусора. Может быть, из-за него твари не полезли вслед за подростками? Или им просто не захотелось мочить шерсть? Странно, если учесть, что вылезли они из канализации…
Сеть водостока была огромна. Мрачные туннели с пробивающимся из сточных решёток светом. Нечистоты хлюпали под ногами. К вони быстро привыкаешь. Существа остались снаружи. Если где-то рядом не бродит одно из них – можно вполне порадоваться за невероятное спасение своих жизней. Эти подземные твари. Подземные, подземные, подземные! Именно это слово крутилось в Лёшиной голове… Мимо пробежал облезлый кот.
- Мне страшно! – прижалась к плечу спасителя Вика.
- Тупой кот! Должно быть, тоже Подземных испугался… - Лёша старался всем видом показать хладнокровность, хотя поджилки у него тряслись сильнее, чем перед дракой с одиннадцатиклассником полгода назад. Ох и навалял ему тот одиннадцатиклассник…
- Подземных?
- А как ещё этих тварей называть?
- Да, пожалуй, ты прав…
Некоторое время они шли молча.
- Лёш, а что теперь делать?
- Идти дальше.
- Куда?
- Заладила со своим «куда»! Не знаю куда! Есть предложения?
- У нас во дворе рассказывали, что в сточных туннелях бомжи живут.
- И что?!
- Думаю, нужно их найти.
- Зачем?!
- Ты успокойся, пожалуйста… – Вика погладила его ладонь. – Если они живут, то сможем и мы. Обратно в город я не пойду. Там Подземные. Сюда они не пошли. Значит, у нас ещё может быть шанс…
- А ведь ты права, блин! Как не дика идея…
Вика смущённо улыбнулась и отвела глаза. Подростки. Даже в самый скверный час они способны сохранять оптимизм…
Жилище бомжей было обнаружено спустя полчаса. В широком проёме на пол были набросаны тряпки, доски, банки, мятые газеты, обломки кирпичей и прочий мусор. Сквозь решётки на потолке пробивались полосы света. Жужжали мухи. Рядом с забитой протлевшими углями металлической бочкой лежала деревянная коробка. Из-под картошки, наверное. В коробке покоились ломти заплесневелого хлеба, а на один бортик были облокочены три длинные металлические спицы. «Вместо шампуров, – подумал Лёша». Самих обитателей не было.
- Ты уверена, что это единственный выход? – спросил Лёша.
- Хочешь вернуться обратно?
- Хочу…
- Я жутко устала. Ещё немного и свалюсь.
- Согласен на все тысячу. Нужно полежать, а лучше – поспать недельку другую. Но где? Неужели на этих засаленных тряпках?
- Ты как хочешь, а я…
Вика рухнула на грязные подстилки. Лёша не нашёл ничего лучше, как последовать её примеру. «Портфель посеял! Там плеер был, и телефон… – с этим удручающим открытием он уснул».
…Треногое существо пробиралось по сточному тоннелю. Мокрая шерсть липла к бугристому телу. Громадный овальный глаз окутывала багровая плёнка. Из короткоклювой, словно у кальмара, пасти текла тёмно-зелёная слизь. Над передней ногой выпирал конусообразный бугор. С каждым шагом тело Подземного податливо покачивалось, как желе. Всё, кроме этого бугра…
Оно шло на запах.
Лёша спал, когда Вика взвыла в предсмертной агонии. Он вскочил. Существо копошилось передней ногой в вывернутом наизнанку животе девушки. Вдруг, оно резко повернулось и устремило свой окровавленный глаз на парня. Лёша стоял в оцепенении. Он хотел бежать, но не мог. Ноги словно застыли в бетонной глыбе. Подземный присел для прыжка. Из переднего бугра вылезло толстое жало. В полумраке оно казалось тёмно-коричневым, хотя Лёша почему-то знал, что на самом деле оно цвета запёкшейся крови. В два прыжка существо настигло парня и вонзило смертоносное жало прямо в живот.
- Ааааа!!! – заорал Лёша.
- Проснись! Проснись, Лёша! – позвал из другой реальности голос.
- Ах! Вика! Ты жива! Ты жива, Викочка! – Лёша обхватил девушку и принялся целовать. – Викочка! А я думал… Это такой плохой сон…
Опомнившись, Лёша отпустил смутившуюся Вику из объятий.
- Прости… Это сон такой… А тут ты… Я обрадовался очень…
Вика сидела рядом и молчала. Несмотря на растрёпанные волосы, подтёки туши под глазами, потрескавшиеся губы, надорванную кофту – она была красива. Самая красивая девушка на свете, как подумал тогда Лёша…
- Ты хочешь есть? – решил прервать неловкое молчание парень.
- Очень сильно. Но больше – пить…
- Там у бочки ящик лежит. В нём заплесневелого хлеба в изобилии.
- Гадость какая.
- Это ещё королевское лакомство, по сравнению с тем, что придётся пить…
- Ты хочешь сказать… – Вика посмотрела на медленно текущий ручеёк сточной воды.
- Да, я другого выбора не вижу.
- А как мы её? Она ведь такая грязная.
- Видела те банки? В них нужно набрать и поставить отстаиваться. Нам на физике говорили. Сила притяжения гадость вниз стянет. Сверху останется плёнка жира. Посередине – питьевая вода…
- Что вам ещё на физике говорили?
- Что плесень на хлебе – это антибиотик какой-то. Будем его есть – простуда нам не страшна.
- Если ты не знал, антибиотики на живот давят.
- Это как?
- Ты не знаешь как?
- Знаю, не знаю… Всё равно этой дрянью запихиваться придётся.
И таки пришлось…
Последняя надежда на связь с реальностью была разорвана отсутствием сети в мобильнике Вики. Время тянулось болезненно долго. Вика с Лёшей практически не разговаривали. Сидели по разные стороны и вспоминали каждый своё. Прошлым друг друга не интересовались. Разве что имена знали. Вика догадывалась, что Лёша был прилежным учеником и любил уроки физики. Но уточнить не осмеливалась. Зачем? Вдруг ему будет больно вспомнить пьянящий своей безоблачностью прошлый образ жизни. Ей ведь больно…
Леша наоборот – ни о чём не догадывался и не собирался, поскольку все мысли вертелись во вьюге переживаний о судьбе своей мамы. Что с ней? Жива ли она? Где прячется? Об отце он не переживал, так как ненавидел. Тот бросил жену и пятилетнего Лёшу ради своей тупорылой гимнастки. Если Подземные распорют его брюхо – Лёша только порадуется…
Вике было проще: родители с младшим братцем уехали в Крым. Бархатный сезон им всегда нравился. И хотя она часто их вспоминала и плакала, в душе была уверена – с ними всё в порядке. Как выяснилось позже – так оно и было, чего нельзя сказать про родителя Лёши…
Бомжи не возвращались. Можно предположить, что Подземные убили их на поверхности…
Вику разбудил крик, эхом пролетевший по туннелям.
- Лёша, проснись, Лёша, - прошептала она, тряся его плечо.
- Что, что случилось?
- Тут кто-то кричал.
- Тебе не приснилось?
- Нет. Я точно…
По туннелям вновь прокатился крик.
- Сиди тут. Никуда не уходи, – скомандовал парень. – Я пойду посмотрю.
Вика кивнула.
Лёша подобрал с пола ножку от табуретки. Кажется, крик доносился из левого туннеля. Жирные крысы, встречавшиеся на пути, разбегались в стороны.
Снаружи был день, поэтому Лёша смог рассмотреть голову мужчины, щекой прижатую к железным прутьям решётки. Густые чёрные волосы были кое-где выкрашены в красный. Мужчина вновь закричал. Громко. Дико. Отчаянно. Замолчал.
- Что с Вами?
Голова повернулась лицом вниз. Мутные глаза испугали Лёшу. Они словно два дотлевающих угля прожигали душу. Парень отвёл взгляд.
- Не бойся, малыш, – булькающим голосом сказала голова, – хочешь батончик?
Лёша трясся от страха. Красные волосы. Это ведь не краска. Это кровь!
Дрожащая рука уронила батончик. Лёша машинально подхватил его. «Шоколадный рай» было написано на окровавленной обёртке…
- Тебя как зовут? – увядающим голосом спросила голова.
- Л-лёша.
- Лёша… Моего младшего сына звали Лёша… А знаешь, Лёша, я скоро умру…
Лёша молчал.
- Да, умру… Эти твари распотрошили меня, как рождественского гуся… Гуся… Как бы хотелось Рождества…
- Я могу как-то помочь? – сквозь слёзы спросил парень.
- Конечно можешь, сынок. Конечно… Я приготовлю салаты, а ты накрывай на стол… Сегодня будет много гостей…
- Я не понимаю.
- Да, и гуся тебе разрезать.
В сточном ручейке булькнуло. Лёша подбежал. Поводил рукой в воде и нащупал предмет. Вытянул. Складной ножик.
- Спасибо большое!
Ответа не последовало. Тлеющие угли глаз потухли…
Батончик Лёша отдал Вике. Ей нужней. Слишком часто она плачет. Думает, Лёша не видит. Хоть как-то, но поднимет ей настроение.
К третьему дню хлеб закончился. Ещё два дня Леша и Вика успешно боролись с голодом, пытаясь его не замечать. Но на третий терпеть стало невозможно. Первой сорвалась Вика. Отупев от жгучего желания поесть, она набросилась на Лёшу и несколько раз ударила, когда тот пытался её успокоить. Придя в себя, она упала на колени и так громко разрыдалась, что канализационные крысы разбежались в опаске за свою мохнатую жизнь. К Р Ы С Ы! Схватив обломок кирпича, Лёша побежал за ними.
Охота завершилась триумфом. Три забитые крысы. Правда, одна из них умудрилась впиться зубами в левую кисть. Он-то её задушил, но острые как битые стёкла зубы оставили глубокую рваную рану. Вика перевязала её тряпкой.
- Кто бы мог сказать, что ненавистное курение в конечном итоге спасёт мне жизнь?! – ликовал Лёша, достав из кармана дешёвую пластмассовую зажигалку. Газа было меньше половины, но этого достаточно, чтобы сотни раз распалить костёр в той металлической бочке.
- Я приготовлю! – Вика схватила тушки и нанизала на металлические спицы. Сделала она это довольно умело.
Лёша разжёг костёр из нескольких газет и деревянных обломков. Вика положила на бортики бочки шампуры. Крысы мгновенно вспыхнули. Едкий запах палёной шерсти ударил в нос.
- А их с шерстью жарят?
- Нет, наверное…
Лёша разрезал готовую крысу раскладным ножиком покойника. Она подгорела. Внутренности запеклись. Заплесневелый сухарь казался райским деликатесом по сравнению с жёстким, жилистым мясом, полным маленьких костей. Но это была еда. Настоящая еда! После трёх дней голода…
Дни проходили быстрее. Было чем заняться. Вика училась разделывать и готовить. Лёша ловил крыс, мышей и прочую сточную фауну. Во время одной охоты ему встретилась большая, но сильно исхудалая собака. Животное блестело голодными глазами и, рыча, скалило острые зубы. Трезво оценив ситуацию, Лёша кинул ему тушку крысы. Пёс жадно вгрызся в добычу. Самое время убежать.
Но на этом стычка не закончилась. Раз в день пёс прибегал к их пристанищу и начинал громко лаять. Пришлось делиться едой.
Жить можно, но до того неприятно! Нельзя выразить одним словом, как Вике с Лёшей хотелось вернуться на поверхность. Возможно, так хочет вырваться девятимесячный плод, заточённый в утробу матери.
Но назад нельзя. Время от времени из решёток доносились такие вопли, что на их фоне бой сирен воздушной опасности показался бы слабее детского колокольчика. Это не говоря уже о постоянно доносящихся раскатах выстрелов и взрывов.
Будет наивно полагать, что замкнутые в ограниченном пространстве, связанные общей бедой мужчина и женщина, в конечном итоге, не испытают интимной близости. Пусть они и пятнадцатилетние дети.
Вика хотела посмотреть как заживает рука Лёши. Во время самой первой охоты, крысиные зубы оставили глубокую рану на левой кисти. Лёша больше никогда не говорил об этом. Кажется, он даже не менял повязку. Но при упоминании о ране, он начинал нервничать, повышать голос и наотрез отказывался показывать. А сейчас Лёша спал. Вика подкралась и развязала тряпку. Нагноение покрывало большую часть тыльной стороны ладони. С обратной стороны его было меньше.
Вика заплакала.
- Теперь ты понимаешь, почему не показывал…
Вика не ответила. Ей было нестерпимо обидно. Ведь Лёша ради неё гонялся за той дрянной крысой! Как лечить? Нет ни зелёнки, ни стерильного бинта. Да воды даже чистой нет! Если бы хоть как-то помочь…
И Вика помогла…
Всю оставшуюся жизнь их будут разъедать неприятные воспоминания. Первый сексуальный опыт под запах крысиных испражнений…
На следующий день они не разговаривали до вечера. Было стыдно, обидно и неприятно. Сквозь решётки всё так же пробивался холодный свет. Но было в нём что-то не так. И только когда он начал гаснуть, Лёша понял в чём дело.
- Вик, ты заметила?
- Заметила? – Вика сидела на тряпках и всматривалась в грязные пятна на своих когда-то белых босоножках.
- Ну, так что? Заметила? – подсел к ней Лёша.
- Да, заметила, – не отводя взгляда от босоножек, ответила Вика. – Вчера я была девушкой, а сегодня – я женщина. Настоящая женщина! Женщина, твою мать!
Лёша молчал.
- Ты доволен, кобель вонючий? Доволен, я тебя спрашиваю?!
- Вика…
- Сволочь! Я себе это не так представляла! Не так! Понимаешь? Не так…
- Вика…
- Как я могла? Как только позволила? В этой помойке. В этой сраной помойке!
Вика закрыла лицо руками и заплакала. Нет, Лёша не виноват. Ей хотелось помочь. Разве могла она подумать, что после этого останется такой неприятный осадок?
- Вика… - гладил спину Лёша.
- Лёш, я ведь люблю тебя. Очень люблю. Сильней всего. С того дня, когда ты сшиб меня с ног. Я сидела, держась за ушибленное колено и плакала… Но плакала не от боли. Её не было. Лишь лёгкое пощипывание, вот что было. Я плакала оттого, что влюбилась. Стоило заглянуть в твои глаза… Я никогда ни в кого не влюблялась. Поэтому и зарыдала. Я всегда была сильной. Никому не давала себя обижать. Ведь все страдают от любви. Так говорит мама. Мой отец – далеко не первый её муж… И вот, увидев тебя, я поняла… люблю…
Эти слова прошибли Лёшин мозг сильней, чем способен цветочный горшок, летящий с пятидесятого этажа. Он напрочь забыл, о чём хотел рассказать. Оставалось только сидеть рядом. Молчать. Не шевелиться. Лишний раз не вздохнуть…
Следующий, одиннадцатый по подсчётам Вики, день начался в обычном ритме. Лёша пошёл на охоту. Вика осталась «дома». Перед уходом он поделился догадками, которые пытался донести вчера. Он обратил внимание, что из решёток больше не слышны крики и раскаты выстрелов. Уже второй день... Может, всё? Подземные подохли от пуль военных? Хотелось бы в это верить. Но лучше подождать ещё денёк-другой. Вдруг это только затишье? А там можно и выбираться из этой проклятой дыры!
Прибежал пёс и начал просить. Если раньше его грозный лай означал требование, то сейчас – прямое попрошайничество. Барбос лаял дОбро, игриво. Он заметно поправился. На облезлых боках и хвосте пробивалась новая шерсть. Вика кинула тушку крысы. Пёс увлечённо заработал челюстью.
Раздался шум приближающихся шагов. Пёс поднял морду и навострил уши. Зарычал. Кто-то шёл к ним. Кто-то чужой…
- Слава Богу! А я уж думал, что из людей никого не осталось-рассталось!
На мужчине был засаленный, надорванный в плечах пиджак. Лицо заросло щетиной. Короткие светлые волосы. Круглые, словно у филина, глаза.
- Деточка, опусти табуреточку, – обратился он к Вике.
Вика выпустила из рук ножку от табуретки. Человек! Ещё один живой человек!
- Ой! Да ты не одна. Вижу, зверушка имеется. Кыс-кыс-кыс, - обратился к Барбосу незнакомец. Пёс грозно клацнул зубами. – Всё, не буду, толстенькое блюдо.
Глаза. Его огромные глаза. Что в них не так?
- Тебя как зовут, деточка-конфеточка?
- Вика, - представилась девушка, не сводя взгляда с глаз.
- А меня зовут – Жгут-уют, - словно песенкой представился мужчина.
- Приятно очень… - выдохнула Вика. Она начинала жалеть, что выпустила ножку.
- А что ты здесь делаешь, деточка-конфеточка? – сверкнул глазами незнакомец.
- От чудовищ прячусь…
- Вот какая умница-разумница, деточка-конфеточка! Чудики-бермудики, прямо как на судике. Страшном Судике-ублюдике!
Глаза! Конечно! Этот блеск! Такой был у Джека Николсона в «Сиянии» по Кингу! Он же сумасшедший!
- Не приближайтесь ко мне! – испуганно выкрикнула Вика. – Стойте на месте!
- Стой не стой, беги – не ври. Я порублю тебя на пироги!
- Лёша! Лё-ёша! – в истерике закричала девушка.
- Лёша хороший, Лёша – дружок, - сумасшедший раскрыл стальную бабочку, - ему тоже будет пирожок!
- Лё-ё-ёша!!!
Вика принялась бежать, но зацепилась ногами о тряпки и упала.
- Ножик, бабочка, лежишь, я убью тебя, малыш.
- Лёша, Лёша, Лёша!
Безумец медленно подходил к девушке. Ему некуда было спешить – пытаясь подняться, она ещё крепче запуталась в груде тряпок. Он наслаждался каждым криком. Словно подпитывал себя её страхом.
Осталось ещё несколько метров – и он с невероятным наслаждением вонзит свой нож в её молоденький животик…
- Ррраааффф! – издал боевой клич Барбос и мёртвой хваткой вцепился в предплечье безумца.
- Подлый, злобный, дикий люд! Всё никак вас не убьют! – кричал мужчина, всё быстрее вонзая калёное остриё в шею бесстрашного пса.
Но даже мёртвым, Барбос не разнимал челюстей.
Раздался громкий чвякающий звук, словно одновременно разбилось с десяток яиц. Лицо Безумца застыло в вопросительном выражении, он шатнулся и упал. За ним стоял Лёша. В руке держал окровавленный кусок кирпича.
Вика жадно глотала воздух. По щекам текли слёзы. Спасена!
- Вика, пошли отсюда. Пошли наружу. Уж лучше меня изорвут чудовища, чем такая дрянь, как этот человек…
Вика не стала с ним спорить. И правильно сделала.
Сентябрьское солнце щедро обливало ярким светом развалины зданий и завалы улиц. Повсюду валялись отстрелянные гильзы. На асфальте зеленели жирные лужи слизи. Кое-где встречались пятна засохшей крови.
В мусорнике неподалёку копался старичок.
- Мужчина! – позвал Лёша, не вынимая руку из кармана, в котором был раскладной нож. Вика пряталась за его спиной. Мало ли, вдруг этот тоже сумасшедший?
- А?
- Мужчина.
- Что тебе?
- Скажи, что здесь произошло?
- Как что? Ты откуда выполз?
- Из канализации…
- Из канализации, говоришь? Они тоже оттуда вылезли!
- Кто?
- Уродцы трёногие. Они весь город перевернули. Многих убили. Других в дома позагоняли и не выпускали.
- А где они теперь?
- Ну ты, прям, неродной какой-то!
- Скажите, пожалуйста, - выглянула из-за плеча Вика.
- Да не знает никто. Исчезли они. С ними военные воевали, да ни буя не выходило. На одного уродца десяток-другой солдат шло… Их, сволочей, пули не берут…
- Как исчезли?
- Не ясно сказал, что ли? Не знает никто.
- Что, взяли и исчезли?
- Говорят тебе! – старик начал терять терпение. – Позавчера были. А потом, наутро, смотрим – и нет уже!
- Странно…
- А как по мне, пусть лучше странно будет, только бы этих гадов здесь не было! – заключил пожилой и вернулся к прежнему делу.
И вправду. Лучше не знать, но жить, чем знать с дырой в животе…
* * *
По сей день Подземные не возвращались…
Как и надеялась Вика, до Крыма они не добрались. Её родители даже представить не могли те ужасы, которым подверглась дочь в течение этих одиннадцати дней.
Мама Лёши тоже не пострадала. Как многих других, существа заперли её в одном из общежитий. Пришлось голодать, подбирая изредка бросаемые Подземными куски сырого мяса. Но это малая плата за сохранение жизни.
Отцу Лёши не повезло. Ему, как и мечтал сынишка, Подземные распороли брюхо, как тарани на рыбном рынке. Узнав о такой участи родителя, Лёша не «возрадовался», как это делал в размышлениях. Он разрыдался и возненавидел себя. В смерти отца он винил только себя. С этим пришлось мириться всю оставшуюся жизнь…
Что было между Лёшей и Викой дальше? Ничего… Они больше никогда не виделись вживую. И не хотели этого. Слишком много неприятного им пришлось пережить вместе.
Вика переехала в другой город. Сейчас у неё семья и двое детей. Она хорошая мать и прекрасная хозяйка. Квартира всегда вылизана и набрызгана освежителем воздуха. Ни одной пылинки. Ни одного дурного запаха…
Лёше семью завести не удалось. Да он особо и не стремился. Пил много… Так и умер: пьяным сел за руль, не справился с управлением и вылетел в обрыв. На похороны кроме матери пришёл только один человек. Лицо скрывала траурная вуаль. Но читателю не нужно видеть лица, чтобы узнать её. Никому Лёша больше не был нужен. Никому, кроме Вики.
От автора:
В данном произведении Канализация представляет собой наше подсознание. Подземные, вырвавшиеся из неё, отождествляют те звериные, неконтролируемые порывы, злые мысли, чёрную зависть, необоснованную ненависть и т.д., время от времени выплёвываемые нашим подсознательным. Когда эти порывы очень сильны - они вытесняют наши сознательные мысли, кои в произведении есть ничто иное, как люди. И когда это происходит, здравым мыслям ничего не остаётся, кроме перспективы спрятаться в глубине подсознания и ждать, пока неконтролируемые эмоции утихнут. Крысы и прочая живность, которыми питались подростки, есть позитивные воспоминания, жизненный опыт хорошего, доброго. Без них добро в нашем подсознании гибнет...
Военные, борющиеся снаружи с Подземными - попытки сознания обуздать вырвавшиеся наружу плохие мысли. Естественно, это не так просто, а в большинстве случаев - вообще невозможно.
Мать Лёши выжила, потому что Подземные заперли её и других людей в здании и подкидывали иногда куски сырого мяса. Это случай психического состояния человека, когда его сознание способно смириться с происходящим и не вмешивается, не сопротивляется, даже иногда подпитываться им. Такое бывает с каждым. Сколько раз нам хотелось сделать то, что противоречит нашим принципам, но заставить себя отказаться от этого мы не в силах? Мало того, мы получаем от этого удовольствие! К такому поведению относятся супружеские измены, превышение скорости при езде, увиливание от государственных налогов, поедание большого куска торта, когда сидим на диете и т.д.... (это, конечно, в том случае, если действия, «действительно», противоречат нашим принципам...)
Псих, появившийся в канализации и напавший на Вику – слабоволие, сознательное приятие подсознательных порывов. Барбос, который спас девушку – защитный механизм, те же хорошие воспоминания, при обращении к которым наше сознание может подпитывать в себе добрую сторону.
Только подсознательный порыв ослабевает – сознание вновь способно взять бразды правления. И когда это происходит - всё возвращается в своё русло, будто бы ничего и не было. Но это так только на первый взгляд. Сознанию нанесена травма. В случае с Викой - травма невелика. Она всего лишь ненавидит дурной запах. ("Ни одной пылинки. Ни одного дурного запаха…") С Лёшей дело другое. Его психика подверглась эмоциональной нагрузке, с которой он не смог справится. В рассказе – он спился и в конечном итоге разбился в автокатастрофе. А в реальности – наше сознание сильно меняется. Прошлая его модель умирает. Новая, смешанная с подсознательными порывами, заменяет её место...
Сентябрь – Октябрь, 2007 год
С другими работами автора можно познакомиться на его сайте
Ваши комментарии к этой статье
Ваши комментарии к этой статье
№36 дата публикации: 01.12.2008