Владимир Калуцкий,
член Союза писателей России

СТРАЖ ПУСТОТЫ

(попытка осознания)

РАССКАЗ

Как капля в море опущенна
Вся твердь перед Тобой сия.
Но что мной зримая Вселенна?
И что перед Тобою я?
Гавриил Державин. Ода "БОГ"

 

За пенным руслом горной речки начинался колючий кустарник. Речку я перепрыгнул по камням, а кустарник сразу начал держать меня, впиваясь в одежду. И полоса его тянулась метров на двести вверх, где виднелась пологая зелёная луговина. Сейчас очень хотелось продраться сквозь ветки и упасть на манящий зеленый пуховик.

Но чем яростней воевал я с многоруким бушем, тем дальше отступала заветная зелёная полоса. Ещё хуже с речкой - когда оглянулся - себе не поверил: уже километров пять отмахал от берега! Заросли просто на глазах становились шире и шире и полоса их, увеличиваясь, всё отодвигала и луговину, и самое горную вершину. Словом - чем больше я воевал с кустарником, тем больше расширялись его цепкие владения.

Лечь и отдохнуть здесь? Чёрт его знает, что за гады водятся в предгорье. Ужалит какая-нибудь serpent’а - и никто в Намче-Базаре не спохватится ушедшего странника. Разве что звероподобный шерп - хозяин свечной лавки вспомнит, что я не доплатил ему за таблетку сухого горючего две с половиной рупии… И ещё этот великан-спасатель в оранжевом комбенезоне: он возмущался тем, что я закупил весь сухой спирт из лавчонки.

Впрочем, и впрямь впору разводить костёр - с вершины явственно потянуло холодом ледника. Я в отчаянии огляделся. И увидел, что нахожусь как раз в середине полосы зарослей. Теперь я уже не брался на глаз определить её широту, однако простиралась она и позади, и впереди километров на десять, пожалуй. Да и как тут разожжёшь огонь - листья живые, влажные, и ветки упругие - через колено не ломаются.

Закусив губу, я рванулся вперёд. Минут сорок я добросовестно оставлял на острых иглах ошмётки своих одежд и устало опустился на широкий, выступавший углом из перетянутого кореньями дерна камень. Опять огляделся - и совсем упал духом: от берега я ушёл, судя по всему, очень далеко, но столь же далеко от края манящей луговины отстоял и противоположенный берегу окоём кустарника.

И тут я вспомнил старика лимбу. Нынче утром в той самой лавчонке коричневый и в рубцах, как кора дуба, старый монах в жёлтых рваных тканях среди сумбурной своей речи вдруг отчётливо произнёс на непали: "Время опять изогнулось и подвинулась вершина". После этого в лавчонке утихли разговоры, а торговец-шерп даже забыл прибавить на калькуляторе две с половиной рупии мне в счёт за таблетку сухого горючего. А в нашем лагере историк Павел Нехайкин задернул за собой полог палатки, протиснувшись снаружи и предупредил, приняв от меня стакан чаю:

- Семьдесят лет назад тут два таких же умника, как и ты, хотели вот так же подняться на вершину. Я на равнине читал записи этих путешественников из фашистской "Ananerbe".Они вели записи вплоть до ухода из Намче-Базара. Тоже хотели к секретам Шамбалы приобщиться. Последняя запись у них -"Старик предупреждает нас нелепой фразой: "Время изогнулось". Похоже - здесь все ненормальные".

- Я ищу Беловодье, - пришлось поправить Павла. Он покатал между ладонями горячий стакан и легко согласился:

- Ну, это одно и то же. Представляешь - немцы не вернулись! А ведь у них проходной документ был самим фюрером подписанный. Не то, что у тебя - только российский паспорт. Причём - они вдвоём были, а ты один прёшься.

- Я, - говорю, - эту историю с немцами хорошо знаю. Одного из них звали Вальдемар Вассервайс, а второй был твой полный тёзка - Пауль Нейнхайль. Мне кажется, - они только мешали друг другу, потому и не вернулись с хребта Лобуджи-Ист. Да и цели у нас разные - они шли за тайнами для Рейха, а я иду убедиться, что никаких тайн в Гималаях нет. Поэтому спутники мне не нужны. Да и вершины покорять я не собираюсь - кой дурак тайны станет поднимать в поднебесье! Тайны среди людей прячутся, а не среди вершин. Разве что минерал какой неизвестный науке может отыскаться, вот его-то я и припасу для отчёта перед экспедицией.

- Ну-ну, - неопределённо хмыкнул историк и выбрался наружу.

 

А я теперь среди зарослей вспомнил про немцев: интересно, в какое время они одолели заросли? "Время теперь изогнулось", - вдруг вспомнил я старика лимбу и резко глянул вверх. Солнце тусклым желтком висело низко над долиной и значит - день кончался. Времени у меня до спасительного луга оставалось минут пятнадцать. Пытаясь встать, я оттолкнулся от камня, и тот неожиданно опрокинулся. Открылось его основание - свинцово-плоское, с орнаментом четких прожилков. Я лишь глянул на них, и понял, что передо мною географическая карта.

Скорее, - это был некий план местности. Причём в центре его стоял тот самый камень, у которого я теперь стоял, а в левом верхнем углу был нарисован слон. Город внизу, вершина наверху, невидимые тропинки и потоки составляли топографическую сетку. Колючие ветки закрывали солнце и камень на глазах погружался во мрак. Не долго думая, я достал из рюкзака провизию, развернул с неё белую промасленную бумагу и накрыл ею план. Потом, не жалея брюк, плотно плюхнулся на камень, желая тем самым наглухо припечатать карту к бумаге. Проделав всё это, я попытался успокоиться и решить, что делать дальше. Ведь по-прежнему мне из зарослей оставалось одинаково далеко что до лугового предгорья, что до реки. И план тут вряд ли поможет.

План… Впрочем, к чему там нарисован слон к северо-востоку от камня? Эмблема какая - или проверить? Свернув бумагу и сунув её в нагрудный карман, я ринулся по указанному на карте направлению. Через несколько минут напряжённого труда я оказался на небольшой поляне. Удивлению моему не было предела: холмом этой поляны щетинилась спина настоящего слона. Слон стоял в углублении и с аппетитом пихал хоботом в рот листву всё того же кустарника. Кто и зачем привёл сюда животное? Почему нет следа, ведь этакая громадина непременно должен был его проломить? …Впрочем - не всё ли равно: темнеет, холодно, а на слоне можно быстренько преодолеть непреодолимые кустарники. И пусть я никогда не ездил на слоне - но ведь вон же небольшая корзина для погонщика! И едва я оказался в корзине, как слон с лёгким храпом взял край своего углубления и легко пошёл вверх по склону. Совсем скоро мы оказались на заманчивой луговине, и тут слон остановился, предпочтя листву кустарника зелёному подножному корму. Он равнодушно отнёсся к тому, как я опускался вниз. Через хвост и через голову мне это показалось очень высоко, поэтому я свесился с боку, уцепившись рукой за корзину. Слон лишь передернул кожей - и я тупо плюхнулся в траву. Мой ходячий транспорт тут же развернулся и с шумным сопением исчез на протоптанной им тропе. Видимо - слон свою работу сделал - слон может отдыхать. Я отряхнул с колен траву и огляделся.

Солнце теперь оказалось много выше, чем я ожидал. Оно золотой луковицей варилось внизу, в бульоне тумана, что поднимался над долинами и Намче-Базаром и говорило мне, что до вечера ещё далеко. Это вдохновило и осенило: я достал из нарукавного карманчика перламутровый мобильный телефон и накоротке набрал номер. Наверняка Павел уже возвратился в гостиницу. Он и отозвался, но голос его звенел столь яростно, что я невольно оторвал трубку от уха:

- Чёрт бы тебя побрал, бродяга: мы  всякую надежду потеряли! Где тебя носит целую неделю, мы уж спасателей послали по твоему следу.

- "Хе-хе", - сказал я себе и отключил аппарат. Шутник Павел, но сорвать свой поход такой примитивной выходкой я не дам. Я двинулся по лугу выше, хотя уже понимал, что в этих горах не всё так однозначно обыденно: испуг от вязкого кустарника навсегда осел на донышке сознания. Впрочем - чего я хотел? Подняться по склону к вершине не такой уж высокой горы - всего (всего?) трёхтысячника и доказать всем, что нет тут ни особой трудности, ни загадки. Ну и что, что местные легенды утверждают гибельность такого поступка - так на то они и легенды. Ну - уходили сюда исследователи и не возвращались - так они наверняка по противоположенному склону прокладывали свои пути дальше. И что с того, что вершину эту жители Непала считают воротами Шамбалы, - нет на света никакой-такой загадочной страны-сказки, что спряталась бы от многочисленных её искателей. Не нашли ведь - значит, нету. И Беловодья никакого нету, и Эльдорадо придумано. И вообще простого счастья на Земле нету, не то, что бы целой страны его. Если б такая страна была, то наши дельцы уже давно научились бы качать из неё счастье, как нефть, на продажу. По всему миру уже стояли бы колонки и за зелёные деньги можно было бы купить целую канистру счастья… Н-да…

Впрочем, умный слон из моих логических построений выпадает напрочь. Потом - этот камень с удачно подвернувшейся картой… Стоп! - на ней же все тропки обозначены!… Лихорадочно разворачиваю промасленный оттиск и впрямь - вот самая прямая ниточка к вершине. Выходит, я стою на торном пути в Шамбалу - плотная тропа прямо у меня под ногами. Так вперёд!..

То-то-то-то… Не торопись, Владимир. На карте прямо по курсу обозначена деревня - а на местности - голые камни. Тут вот ещё какая-то арка нарисована, а дальше - опять фигурка слона У самой вершины полукружьем отмечены городские кварталы а на самой верхотуре - …сфинкс, настоящий египетский сфинкс! Он державно смотрит с вершины горы и глаза его отливают изумрудами даже на промасленной бумаге. Как я всего этого не рассмотрел с первого раза?!

Заметно потеплело, я распустил на пуховике молнию и перебросил его через локоть. Неуклюже работая пальцами свободной руки, разгладил план до самых его корешков. Однако, что толку от плана, совсем не привязанного к местности? Передо мной голый бесконечный подъём и наверху, у самой груди горы - белесые облака. И что мы имеем? На карте - целая страна, на местности - пустота…

И тут что-то произошло. Я ощутил перемену не органами чувств - вернее, всеми своими органами я почувствовал, что я - это не я. Незнаемая до того лёгкость влилась в мою душу, а всё тело наполнилось, на манер пузыря, чем-то вроде пустоты. Она заполнила меня до кончиков пальцев, до отстрелившихся от рубашки пуговиц и вдруг захотелось петь, орать во весь голос. "Эйфория? - сквозь захлеснувшую радость спрашивал я себя, - но ведь я ещё невысоко, кислородного голодания вроде бы нет?" И ведь было от чего ликовать: прямо передо мной, чуть выше по тропинке, уступ на уступе, лежала обещанная планом деревня, а у самой вершины, чуть прикрытый облаками, лежал большой сияющий город.

Я почувствовал, как ноги сами понесли меня к деревне. Я мчался трёхметровыми прыжками, едва отталкиваясь от тропинки и в несколько приёмов оказался у крайнего строения. Мне хотелось побыстрее встретить горцев и расцеловать каждого, ибо моего счастья для одного было очень много!.. И тут в мой пузырь словно вонзилась железная спица. Пустота начала стремительно покидать меня, ноги потяжелели и с трепещущим сердцем я оказался перед первыми встреченными на этом склоне людьми. Это были два рослых эсесовца в той самой, известной по фильмам форме и с воронёными "шмайсерами" у поясов. Они размеренно двигали челюстями, жуя что-то и смотрели сквозь меня. Испуг мой как-то истончился, и я пошёл вперёд, осторожно пройдя сквозь ненавистные фигуры. Они  были всего лишь оптическим видением. Без всяких остатков эйфории я побежал по улице, стараясь коснуться каменных стен строений. Рука не встречала сопротивления, а на одном повороте я буквально прошил насквозь гигантского слона и какую-то сопровождавшую его процессию.

Я оказался в селении-призраке и теперь уже ужас наполнил мою душу. Кажется, я истошно кричал, ещё больше пугая себя, но видение не исчезало. Оно спокойно жило своей жизнью, дымы плавали над плоскими крышами, журчала вода в уличном желобе и вкусно пахло жареным и пряностями. Я кинулся вниз, вон из селения, мимо эсэсовцев, к тому месту, где впервые развернул промасленный план. …Стоп! Вот это место. Вот обронённый мною пуховик. А вот и обронённый чертеж местности. Я поспешно развернул его и оторопел: не было на бумаге ни селения, ни города, ничего! Только маленький слоник в самом верхнем углу - я теперь знал, что делать. Слон уже раз выручил меня - выручит и дальше.

Я ломонулся вверх, к нарисованному слону. Домчаться туда оказалось делом десяти минут. Как ему и надлежало - слон стоял в углублении и хоботом совал между клыками листву с низенького близкого деревца. Прыгнуть в корзину на его спине было очень удобно. Слон вострубил и легко взял из яму. Он без натуги повёз меня вверх, к сияющей снегами голой вершине.

Но как-то уж резко потемнело вокруг. Я оглянулся - над долиной уже стояли сумерки. Я глянул вниз: мой живой корабль стремительно плыл сквозь все те же дебри низменной полосы кустарника. Пугаясь и бранясь, я перелез через край корзинки и кубарем скатился со спины животного прямо в ежовую сущность проклятого буша. Я вернулся к тому, с чего начал несколько часов назад. Прямо передо мной издевательски торчал знакомый гранитный болван.

И снова в новых сумерках я завалил этот чертов камень и увидел на его основании гравировку плана местности. Листа бумаги у меня больше не было, но я живьём содрал с пуховика белый льняной подбой и обтянул им карту. Обратив свое заднее место в пресс, я припечатал подкладку и даже покатался по ней для прижима со спины на пятки. Чтобы прочитать карту, надо было достать из рюкзака фонарик. Но сделать я этого не успел.

За спинной у меня раздался треск кустарника, и судя по шуму, ветки ломались под ногами нескольких человек. И впрямь - снизу, от долины, ко мне вереницей из семи альпинистов двигались спасатели. Впереди, разрубая ветки широким палашом, уверенно плыл сквозь кустарник высокий шерп в красном рубище. Я едва увернулся от блестящего, словно ротор, лезвия и от неожиданности пропустил мимо себя шестерых европейцев в оранжевых комбинезонах. Не замечая меня, они уверенно шли вперёд.

-л…лю…люди! - закричал я, переходя с шепота на крик, но "люди" уже скрывались в черноте зарослей. Я кинулся догонять их. И вот так, на хвосте спасательной команды, выбрался на знакомый альпийский луг.
Здесь альпинисты опустили на землю снаряжение и поставили большую оранжевую палатку. Рядом на шесте подняли белый флаг Непала с двумя красными треугольниками. Пока они деловито суетились, я тоже пристроился рядом. Впрочем - заговорить ни с кем из команды не удалось - они меня попросту не замечали. Старший спасателей был тот самый детина, что нынче утром устроил скандал в лавке шерпа. Он разлёгся отдыхать, положив голову на рюкзак и раскинул далеко по склону узорные подметки солдатских ботинок.

Я плохо знаю английский язык, но свою фамилию разобрал без перевода. Оказывается, среди спасателей была женщина. Она стояла теперь над отдыхающим верзилой и в чём-то горячо его убеждала. В гроздьях её сочных фраз то и дело звучало слово "Belowodsci". Значит, - эти люди искали меня. Меня же они и не замечали. Из обрывка фраз я понял, что верзила не желает разводить костра, потому что "этот недоумок Беловодский увёл у меня в лавке из-под носа последнее сухое горючее".

Впрочем, я уже понял, что эти спасатели были сродни недавним эсесовцам. Это был мираж, пустота, звук. Для доказательства я прошёлся сквозь палатку и сквозь самое запальчивую спасательницу. Тщетно! - окружающий мир жил помимо меня.

Солнце опять оказалось высоким, оно осеняло в долине… необозримое белое пространство, видимое с моей высоты необъятной северной страной. Даже без бинокля резко, словно на графической картине, просматривалась большая река с вмёрзшими к пристани кораблями, нитки железных дорог с бусинками нанизанных на них составов и - прямо у подножья - город. Я узнал бы его из всех других городов мира из любой точки пространства. Знакомый изгиб моей Тихой Сосны, строгий и величественный Покровский собор с улочками, разбегающимися от него веером… Бирюч, мой скромный тихий Бирюч, утверждённый некогда на карте Петром Великим. Там, в России, в далёком уездном центре ждут меня из экспедиции очень многие… Впрочем - почему "далёком" - вот он, в зоне видимости. Попробовать позвонить?

Не обращая внимания на суету спасателей, я извлёк из карманчика мобильный телефон. На нём высветился номер последнего моего собеседника - Павла Нейхайкина. Я машинально нажал зелёную кнопочку вызова, и аппарат  буквально заверещал  в ладони:

- Объявился!?! Думаешь - я козлом буду скакать от радости? Мы тут тебя ещё в годовщину в церкви отпели... Где тебя полтора года носит, гад! За тобой тогда спасатели пошли - не вернулись…

Но я уже потерял интерес к Павлу. Знакомое чувство эйфории опять стало вливаться в мои члены и необычайно лёгкая пустота распёрла тело, которое теперь держала в рамках швов лишь моя крепкая одежда. Я отвернул лицо от долины и глянул наверх, на северо-восток. Там в бесчисленных окнах золотой мозаиках сияло солнце и неведомый сказочный город манил к себе. Полулетя, полупрыгая, я устремился туда, к Беловодью, давшему мне и мечту, и фамилию. Совсем скоро я просквозил через грандиозные каменные ворота, инкрустированные фигурами из слоновой кости.

Боже мой православный, пресветлый Будда и и все Держатели мира! Настанет день, когда я подробно опишу людям благость и сказку отысканного Беловодья. Я пролетал сквозь дома и храмы и на широких площадях пытался слиться с толпой. Я слушал проповеди седовласых старцев и вдыхал осветляющий дым благовоний. Я забыл о времени и пище, потому что видел - здесь никому нет дела ни до еды, ни до времени. Мерилом всему в Беловодье было счастье. И мне стало казаться, что я тоже хлебнул его сполна, пока…

Пока на одной из праздничных площадей, выложенных с прилежащими улицами в форму свастики, буквально грудь в грудь не столкнулся с тем самым стариком из народности лимбу, что потрясал в предгорье жёлтыми обрывками одежды. Он схватил меня за руку и увлёк прочь с праздника, к городским воротам. И пока мы шли туда, я опять терял признаки околдованного толстяка. Сразу за воротами я ещё был похож на полуспущенный воздушный мешок, но уже у полосы кустарника превратился в запыхавшегося усталого бегуна. Нисколько не притомившийся лимбу увлёк меня в заросли, и через пару минут мы остановились всё у того же гранитного камня. Жёлтый монах уселся на него и сказал, устраиваясь поудобнее:

- Предупреждал ведь тебя утром, что время изогнулось. Почему не поверил?

Я устало сел у ног старика на раскинутую куртку и попробовал, успокаивая дыхание, прийти в себя.

- Старик, - начал я, - кругом происходят странности. Или что-то случилось со мной. Вот, например, от этого чертова камня отойти не могу, всё время возвращаюсь. Или вот…

Лимбу поднял руку, останавливая меня. Я поутих, и он заговорил всё на том же понятном мне языке гор, который я старательно изучал много лет. Он сказал:

-Ты всегда искал, и ты нашёл. Ты сомневался, - и ты поверил. Ты хотел быть, - и ты был. Ты хотел видеть, - и ты видел.

Я уставился на старца, ничего не понимая. Он тоже понял мою непонятливость и улыбнулся. Его улыбка была под стать мягкому солнечному свету, что заливал собой всё поднебесное пространство. Он продолжил:

-Тогда объясню словами Святого Писания: "…слухом услышите, и не уразумеете, и очами смотреть будете, и не увидите". Так сказал апостол Павел, передавший слова Человека, полностью одолевшего дорогу к Беловодью. Да, искатель пути, до тебя тут прошёл Христос, и старцы дали Ему изначальную мудрость. И Евангелие Его - суть продолжение Вед, с которыми Оно "срастается" гораздо безболезненее, чем с Ветхим Заветом. И это быль. Но ты, путник, являешь собой скорее небыль. Ты провалился сквозь время.

И опять я ничего не понял. Тогда лимбу тоже сел на край моей распластанной куртки и подогнул под себя босые, в прожилках коры дуба, ноги. Он принял у меня из руки плитку шоколада, жёстко пошелестел фольгой и аккуратненько надломил оттиснутый квадратик с краю от плитки. Я плеснул себе из термоса в крышку резко пахнувший густой кофе и чуть смочил губы. Старик подождал, пока я закручу крышку, и заговорил:

- Ты приехал в Непал, чтобы найти ворота в Беловодье. Так? Так… Тебя Беловодье не звало, но ты всё равно приехал. Так? Так… Но ты бы ничего не увидел, поскольку самозванец… Однако твоя фамилия дала тебе ключ к тайне. Все, у кого в имена или фамилии включены понятия белого света, или воды, или они покровительствуемы Водолеем, есть прямые потомки Беловодья. Оно их призывает не поимённо, а всех и в своё время. И вот ты здесь, причём здесь по праву. И тайна тебе приоткрылась.

- Старик! - взмолился я, - но всё случившееся со мной, - скорее, насмешка, чем допуск к тайне!

- Так! - согласился лимбу. - Но помыслы и душа твоя недостаточно чисты, чтобы ступить на заветную землю. Тебе нужен подвиг духа, чтобы в теле попасть в Беловодье. А пока ты похож на многих, кто навсегда заблудились в этих горах…

- Как немец Вассервайс?!- озарило меня. - Это он приставлен стражем в предгорье?

- И его спутник Нойенхайль, - добавил старик. И ещё сказал, - счастье твоего Павла Нейхайкина, что не согласился сопровождать тебя. Уж он-то навсегда остался бы в наших горах.

- Да, но как быть мне?… Я всё-таки был - или не был в Беловодье?

Старик посмотрел на коричневый шоколад в коричневых пальцах и ответил:

- Когда ваш Бог только ещё лепил из глины Адама, мы уже жили в Гималаях. Поэтому вся история Вселенной и все её тайны нам полностью открыты во времени и пространстве. Они хранятся здесь и притягивают в Беловодье и праведников, и бандитов. Ты же - извини, ни то и ни другое. Поэтому Беловодье тебе лишь приоткрылось по праву наследника.

- Но я хочу  увидеть его!

- Ты его видел. Но посетить в теле сможешь лишь путём духовного подвига.

- Старик, - остановил я его, - ты меня совсем запутал. Я уже не понимаю разницы: в теле, не в теле… Я только соображаю, что нахожусь в каком-то многослойном пространстве, где сразу и Гималаи, и Беловодье, и Бирюч, и ты вот ещё, такой умный.

Лимбу внимательно осмотрел свой кусочек шоколаду и заговорил так:

- Постарайся хорошенько выслушать меня и не перебивать. А я буду исходить из того, что с азами физики ты знаком.

- В объёме средней школы.

- Этого достаточно. А теперь представь себе тот кусок Вселенной, который можешь представить. Вся эта жёсткая связка созвездий, туманностей и пространственных провалов заодно вращается в некоей пустоте. Вопрос: а вращается ли при этом сама пустота?

- Это ты меня спрашиваешь, старик?

- Нет, это я так выстраиваю логическую цепь повествования. Так вот: ежели пустота не вращается заодно со Вселенной, значит, - мы можем, условно говоря, в некоем космическом аппарате остановиться в одной точке космоса и попросту ждать, пока к нам "подплывёт" нужная планета. То есть: в полной пустоте можно путешествовать, оставаясь на месте. Это хорошо. Но с другой стороны решишь ты, скажем, с Земли полететь на Марс. Стартуешь - но на красную планету никогда не прилетишь. Потому что в межзвёздной пустоте ты будешь барахтаться сам по себе, а звёздная связка Вселенной вращаться сама по себе. Мимо тебя будут пролетать неведомые космические объекты, а ты за ними не угонишься, потому что скорость полёта твоей ракеты ничтожна по сравнению со скоростью вращения Вселенной.

- Но ведь летаем же на тот же Марс?..

- Верно. Значит, - что? Значит, - вселенская пустота вращается заодно со Вселенной! Это как если в повёрнутой вокруг центра тарелке с холодцом заодно с кусочками мяса - звёздами - вращается ещё и пространство - заливающий блюдо студень. Об этом первым среди людей догадался ещё в XV веке русский святой Нил Сорский. Он записал в своём "Поучении против иосифлян": "Поелику простор есть содержание мира, то миру несть живота, отринуту от простора". Потом физик Альберт Эйнштейн обрёк эту истину в своей Теории относительности как учение об изогнутом пространстве. То есть он понял, что межзвёздная пустота, "заклиненная" между твёрдыми телами, тоже вращается заодно со Вселенной. Вот поэтому-то, стартовав с Земли, мы в заданное время попадаем на Марс: в своём линейном полёте к красной планете мы ещё и летели, так сказать, боком, поскольку "боком" с нами, как тот же студень, летело и пространство. Это понятно?

- Ну, в общих чертах.

- Уже хорошо. Теперь тебе понятно, что такое пространство имеет свойство складываться слоями?.. Да-да - вокруг земли, в частности, оно свёрнуто в спираль. Условно говоря, - с некой точки наша планета представляется срезом дерева с годичными кольцами пространства, окольцевавшими центральное пятно - Землю. И в каждом такой кольце, в каждой складке наблюдателю будет казаться, что и время, и свет там распространяются линейно. Потому что и то, и другое изгибается параллельно другим слоям. Вы видите то, что происходит "за поворотом", хотя вам кажется, что объект наблюдения в зоне прямой видимости. Более того, если вы начнёте двигаться по такому кольцу, то и шаги ваши поменяют размер, и количество их в любом случае окажется таким, каким вы посчитаете их для линейного мира. То есть - и расчётами, и всеми органами чувств вы не определите, что имеете дело с искривлённым пространством. А мы даже в обычной городской квартире не понимаем, что путь от двери к окну может быть в тысячи миль. Однако и свет, и наш вроде бы прямой путь между этими объектами нам кажутся короткими и прямыми. В нашей квартире сосуществуют сразу несколько реальностей - вспомни хотя бы булгаковскую "нехорошую" квартиру. Мы же, друг мой, живём всего лишь в одной определённой складке бытия и не подозреваем о невидимых соседях. Вот откуда общеизвестное утверждение: нет ничего тайного, что не стало бы явным. Они способны всюду наблюдать за нами.

- И я… здесь, в горах, провалился сквозь другие складки!?

- Именно так. Не случайно тебя в этих путешествиях распирала внутренняя пустота: она и есть "кусочек" параллельного сущего. Я помню, как знаменитый предсказатель и лекарь Мишель Нострадамус лечил своего короля от обжорства: он давал ему проглотить капельку ртути. Тяжёлая ртуть "пробивала" кишечник короля насквозь, и он облегчался. Так и ты, вроде этой капельки тяжёлого металла, тоже пробивал складки пространства. А поскольку в каждом из миров своё время, то ты недоумеваешь по поводу телефонных разговоров со своим другом Павлом Нейхайкиным. В его реальности, куда ты нечаянно заглянул, уже несколько лет прошло, а для тебя это здесь - всего несколько часов. Ведь ты сейчас пребываешь в складке того дня, в котором пустился путешествовать. А само настоящее Беловодье находится не только в иной складке бытия, но и в качественно иной!

- Это ещё как?

- Попробую объяснить понагляднее. Давай представим себе не кольцеобразное пространство, а, так сказать, в виде куска полотна. Вот представь: некий купец берёт штуку шёлка и слоями складывает его в некий короб. Эти слои и есть наше пространство. Это понятно… а теперь представь, что этот купец опускает в короб параллельно одно другому две штуки материи - красного шелка и зелёного бархата. И в коробе нашем теперь чередуются два слоя пустоты - красный, зелёный, красный, зелёный… Дальше я не стану забивать тебе голову тем, что количество таких слоёв в физике не имеет границ. Нам же надо усвоить, что мы с тобой пока оперировали лишь понятиями красного шёлка, а настоящее Беловодье лежит в складках "зелёного бархата"! Вот почему многочисленные альпинисты многожды брали вершины Гималаев, но ни разу не видели ни Шамбалы, ни Беловодья. Исследователи просто существуют в качественно ином межзвёздном поле. Грубо говоря, возвращаясь к прежней аналогии, есть множество "тарелок с холодцом", поставленных одна на другую, где по своим законам вероятности существуют и бесчисленные России, и неисчислимые Беловодья, и размноженный ты, Владимир с выигрышной фамилией. Боюсь, что все вы теперь бродите между мирами и даже можете столкнуться носом к носу. Вот откуда к нам сюда залетают и зелёные человечки, и странные аппараты, именуемые вами неопознанными летающими объектами.

- Да, но почему, в таком случае я, попав в "зелёный" спектр, оказался как бы бестелесным?

- Да потому, что ты был наполнен "красной" пустотой, а она несовместима с зелёной. Старцы Беловодья, как наследнику, лишь позволили тебе как бы со стороны увидеть заветный мир. Это легче всего сделать в момент прохождения мимо Земли кометы, которая меняет натяжение поля: она как бы притягивает к себе ту сторону колец пространства, мимо которых летит и истончает противоположенную. Вот тогда и случается то, о чём я сказал сегодня утром: "время изогнулось и вершина подвинулась". Сквозь утончённые кольца тебе легче было скользить к Беловодью. А вот чтобы попасть туда во плоти, тебе нужно "позеленеть". Тебе это и впрямь нужно?

Я молча просидел несколько минут и спросил:

- Кто ты, старик?

Он внимательно осмотрел подтаявший кусочек шоколада и легко тронул запачканным пальцем кончик языка. Он сказал:

- Я Страж Пустоты. Я приставлен к этому камню пропускать дальше только тех, кого зовёт Беловодье. Лично тебя оно пока не звало. И если ты задумаешь двигаться вверх по склону, то вечно будешь бродить между мирами и неизменно возвращаться сюда же. Пока не позовёт Беловодье, или пока не совершишь духовного подвига. А как его совершить - тебе никто не подскажет. Зато ты можешь вернуться назад, в город Намче-Базар. Скажешь своему другу, что никакого Беловодья не нашёл, и да минует его чаша Пауля Нейнхайля, который призван вечно стоять простым стражем небесного царства. Словом - решай сам - а я пойду в город, в лавку к шерпу. Погрею старые кости. Кстати, - ты не хочешь вернуть ему полторы рупии, что задолжал утром?

- Скажи, - спросил я, - а спасатели, ушедшие меня искать, и впрямь не возвратились обратно?

- Да ну, - что ты? Они в привычном мире только через неделю выйдут в горы. Всё, что ты видел до сего - лишь события иной вероятности. А любая вероятность столь же материальна, как мысль. Вспомни, например, усилия Бога по созданию мира, который возник по слову Его, а слово имеет множество содержаний. Впрочем, об этом обстоятельно ты сможешь узнать в Беловодье. Если рискнешь совершить духовный подвиг, конечно… Так что насчет полутора рупий?

- Возьмёшь у Павла, в случае чего, - сказал я и поднялся на ноги. Я размял плечи и сказал:

- Старик, дай подумать.

И лимбу аккуратненько положил так и не распробованный кусочек шоколада в фольгу, отложил плитку в сторону и ушёл. И как-то сразу стемнело и я понял, что наступил настоящий вечер. Тогда я собрал сухие ветки, достал таблетку сухого горючего и разжёг огонь. В его свете я развернул на камне оторванную подкладку от куртки и начал изучать оттиснутый на ней план. Здесь ясно была видна деревня выше полосы лугов, сияющий город у вершины и - маленький слоник в углу карты.

Потом я достал мобильный телефон и набрал номер Павла. Я услышал голос друга и сказал ему:

- Пашка, ни в коем случае не посылай за мной спасателей. А будешь в Бирюче - не служи по мне заупокойную годовщину. Я за то сам буду в Вышнем граде всешда молиться во здравие ваше.

И это будет мой духовный подвиг.

Январь, 2008 г.

 

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№33 дата публикации: 01.03.2008