Евдоким Чудин

СТИХИ

Чего хочу? Не мне решать, не мне –
Дышу, и тем доволен я вполне.
Знать истину и быть с тобою рядом –
Вот, кажется, и всё, что сердцу надо.

4 июня 1973 г.

31.07.1894 – 19.03.1975

Стихи о Боге

* * *

Тобой наполнен мир. Ему, дивясь, как чуду,

Смотрю вокруг себя – Тебя встречаю всюду.

Как ни был бы Твой дом ни страшен, ни велик –

Во все углы его Твой зоркий глаз проник.

Как Ты велик, из дел понять могу легко я,

Но как могу я знать, кто Ты и что такое?

И было б дерзостью мне большего желать,

Как в проявлениях Твой образ осязать.

Сирены грозный вой, треск воробьёв на крыше

Мой поражают слух – Твой возглас в них я слышу.

Взгляд солнца из-за туч ценю я с давних лет

Как твой прощальный знак иль утренний привет.

Осмеян и прибит? Покипячусь для виду,

К Тебе же отношу и ласку, и обиду.

Всё дело рук Твоих. Как дар небес беру

Всё, что дарует жизнь, и знаю – всё к добру.

Одно лицо – не два – у солнца-пилигрима, –

Во всём его двойник присутствует незримо.

Так, в недрах вечности свой водрузив престол,

Ты в каждый дом, как брат и верный друг, вошёл.

Прилягу на кровать, подумать в кресло сяду,

Поддерживать мой стан готов Ты до упаду,

Я сплю, а Ты в трудах проводишь день и ночь,

И я не знаю, как и чем Тебе помочь.

Ноябрь 1966 г.

* * *

Без Тебя, как пылинка, я был бы ничтожен и мал,

Что бы в жизни я смыслил? В законах Твоих понимал?

Как бы мог нерождённый о счастье лелеять мечту?

О возвышенном грезить, Твою предвкушать красоту?

Точно камень в ущелье, вдали от проезжих дорог,

До скончания мира я в бездне от стужи бы дрог,

Без хозяина даже и мощного грифа крыло

Из бездушного лона извлечь бы меня не могло.

Это Ты – кто ж иначе! И мне ли не помнить о том! –

Дал зародышу крылья, чтоб к небу подняться потом.

Верный отчему зову, черчу я над бездной круги,

Невозможное будет! Только Ты, только Ты помоги!

Если я ещё мыслю и дожил до этого дня,

Значит, что Ты ещё любишь, что Ты ещё помнишь меня.

Стоит зодчему в небе забыться на миг за трудом,

Я немедленно рухну, как лишённый фундамента дом.

Январь 1968 г.

* * *

В небе, снега белее, Твой высится вечный престол,

Но о детях жалея, к нам, смертным, в долину сошёл,

Чтоб, спасаясь из бездны, где гения ум изнемог,

Этой мантии звёздной рукою коснуться я мог.

В форме матери нежной, вот тут же, средь белого дня

Ты в объятиях нежил, в коленях баюкал меня,

Как отец, вечный труженик, ночи не спал напролёт,

Чтоб избавить от стужи и снедью наполнить живот.

Где, болезный и хилый, я гнулся от бед и тревог,

В форме девушки милой, из страданий извлёк.

Ныне с детской улыбкой стучишься мне в сердце и дверь,

Сам Ты знаешь, как шибко к Тебе я привязан теперь.

Март 1968 г.

* * *

Кто мог бы знать другой, насколько глубока

Та рана, что на склоне дня когда-то

Твоя врачующая нанесла рука

Невыносимо тяжкою утратой?

Ещё не гасло пламя, но уже над ним

Слой пепла намели метель и стужа,

Когда одной лишь фразой, окликом одним

Ты вызвал вновь священный огнь наружу.

Устами смертного Ты выдал тайну мне.

Теперь из первых рук – не понаслышке – знаю,

Что Ты не грозный Бог, что явлен в купине,

А любящий Отец и Мать родная.

Ты предпочёл страду земную небесам

И, как в дремучий лес, невинной ланью,

С когортой верных слуг сошёл на землю Сам

Для подвигов любви и состраданья.

Когда, в семнадцать лет, умом как птенчик мал,

Средь джунглей и болот петлял внизу я,

Ты на крутой тропе меня не покидал,

Перстом к вершине путь мне указуя.

И если, Твоему завету вопреки,

Заблудшего вели к провалу ноги,

Я тяжесть чувствовал отеческой руки,

Нищал, но духом богател в итоге.

Так милостью Твоей спасался я от зла,

И волею божественной Десницы

В конце тропа меня в предгорье привела,

Где спят орлы, гнездятся люди-птицы.

Сколь перечувствовать должна над сыном мать

И увидать недремлющее око,

Чтоб в двух словах уметь полжизни передать

И в душу мне проникнуть так глубоко?!

Декабрь 1968 г.

* * *

Живём ли во дворце, проводим дни в лачуге,

Все склонны ждать плодов от маленькой заслуги

И, совершив добро иль подвиг в некий час,

Награды требовать немедленно от нас.

Лишь Ты, кем мир живёт, неуловимой тенью,

В ночи, прикрыв лицо, проходишь по селенью,

И миру невдомёк – мы так блаженно спим –

Что кто-то до зари глаз не смыкал над ним.

Всё, всё, чем красен мир, чем гений мог гордиться,

Есть изваяние божественной Десницы,

Лишь форма мысли творческой Твоей,

Но кто ваятеля узреть способен в ней?!

Так от начала дней до старости глубокой

Над миром бодрствует недремлющее око.

Мы всем, о, друг, обязаны Ему,

И никому другому – Никому!!!

Декабрь 1968 г.

* * *

Вы всюду встретите в глазах у речки сонной

Два мира - мир действительный и отражённый.

Так царствуют в душе два мира у меня:

Один - в тиши ночей, другой - при свете дня.

В душе, как в зеркале, две голубые чаши,

Два неба встретились, одно другого краше.

И то мне дорого, и это мило мне,

Обоим радуясь, я жизни рад вдвойне.

И так, из двух миров, стеснённых у границы,

В глаза мне ласково родные смотрят лица,

Все ищут близости, и часто трудно знать,

Которым предпочтение отдать.

Февраль 1968 г.

* * *

Мир осязаемый и мир незримый,

Кто скажет, что они соизмеримы?!

Они в глазах у смертных почему-то

Не могут рядом жить одной минуты.

Виновники войны междоусобной,

Природою воде и льду подобны.

Тут нет ни компромисса, ни средины:

Чтоб жить воде, погибнуть надо льдине.

Вот почему, мой друг, земному глазу

Нельзя увидеть оба мира сразу,

Как под полуденными небесами

Нам не увидеть звёзд вечерних с вами.

Отягощённые тщетой земною,

Направим парус к берегу со мною,

Где в тихой гавани, стряхнув усталость,

Передохнём для новых странствий малость.

Как дети двух миров, друзья обоим,

К ним чувство благодарности удвоим,

Неладно, если б кто на свете белом

Был одиноким и осиротелым.

Декабрь 1969 г.

Беспредельность

Весь мир погряз в тумане.

Сражённый слепотою, смолк прибой.

На стыке двух миров, у самой грани,

Стою лицом к лицу с тобой.

Нежданное свиданье.

Но, стоя на пустынном берегу,

Я чувствую твой пульс, твоё дыханье –

Обнять и видеть не могу.

В ночи на всё живое

Простёрта длань всесущая Твоя.

Теперь нас в целом мире только двое,

Да, только двое – Ты и я.

Я счастлив, но досада

Не без причин мою волнует грудь –

К чему тут рваться вдаль, где было надо

Лишь руку, руку протянуть?!

Август 1970 г.

* * *

Пропах тоской о вечном мир земной…

Казалось, что бы в этом сердце понимало?..

И всё ж его палит слепых влечений зной,

Сжигает пламя жажды небывалой.

Вчера стяжания его томил недуг,

Сегодня мысль о славе сон его тревожит –

Чему ни жертвует свой гений и досуг,

И всё ж покоя обрести не может.

Ни слава, ни почёт, ни золотой телец

Его, незрячего, измучили вконец,

Ни красота, ни одеянье дорогое,

А что-то непонятное … другое.

Так часто средь песков, где стёр самум следы,

Блуждают караваны в поисках воды,

Влача пустых надежд тяжёлую поклажу

Навстречу уходящему миражу.

Сентябрь 1969 г.

* * *

Иногда, как изобилья рог,

Шлёт во всём удачу за удачей,

Если в этом кто-то мне помог –

Это Ты, твой гений, кто ж иначе?..

Кто другой бы так чудесно мог

Всё привесть к единству и на деле

Лиц, событий и вещей поток,

С разных мест к одной направить цели?..

Прост закон и он понятен всем:

Чтоб иметь изделие из стали,

Надо план продумать перед тем

И умело рассчитать детали.

Декабрь 1968 г.

Единый и многие

Как мог в одном дому, Великий, Мудрый, Он

Вместить себе подобных миллион,

Где, как ни вычисляй, и как ни ширь границы,

Нет места, где вздремнуть и единице?

Стремясь проникнуть в тайну высочайших сфер,

С самой природы будем брать пример

И от нижайшего, по лесенке удобной,

Дойдём до высшего – они подобны.

Не счесть морей и рек. Один у солнца лик,

Однако в душу всем, как светлый дух, проник,

И лицезреть его вы можете к тому же

В любом сосуде, капельке и луже.

Так, будучи един, подобно солнцу, Он

Весь на мельчайшие искринки разделён

И, погружаясь вглубь, усмотрит ум крылатый

Во всём Его живые дубликаты.

* * *

Я счёл за сущность облик мой,

Но, рассмотрев его поближе,

Меж ним и спящей мостовой,

Признаться, разницы не вижу.

Крепчайшей цепью связан с ним –

Незримый центр в системе сложной –

Но он со мною несравним,

Как с альпинистом плащ дорожный.

Машиной правлю изнутри –

Шофёр, каких не часто встретишь –

В нутро, как зорко ни смотри,

В руках баранки не заметишь.

Нажму педаль и дам маршрут –

Движенье выполнит любое.

Страсть к совершенству, вечный труд –

Вот что роднит меня с тобою.

Август 1967 г.

* * *

Загадочна природа человечья.

Я весь двойной. Так пишут на роду.

Боюсь – как тело – малого увечья,

Сам на заклание – как дух иду.

Как телу – вниз с высокого балкона

Без дрожи ни за что мне не взглянуть,

Как дух – парю над пропастью бездонной,

Бесстрашно к солнцу направляя путь.

Как тело – так крепки земли объятья –

Не сделаю и шага в высоту,

Как дух – по вертикали мог шагать я

До самых глав, к соборному кресту.

Всё плоть страшит и мучит ежечасно.

Ничто не страшно духу моему.

Всё потому, что смерти плоть подвластна,

Мой дух – бессмертный гений – ничему.

Декабрь 1966 г.

Карма

Кто скрывается там, в полусвете?

То не недруги и не друзья.

Это ты – порожденье столетий –

Госпожа и подруга моя.

Мне не скрыться от зоркого взгляда,

Как ни бился, ни путал следы,

Твоего вечно юного сада

Неизбежно вкушаю плоды.

Ты моё стародавнее чадо.

Что тут ныть, искупая вину.

Расправляйся и милуй, где надо –

Сам я сеял, поэтому жну.

От тебя и просчёт, и удача.

Ты велишь – я терплю и молчу.

Но на завтра всё будет иначе –

Будет так, как того захочу.

20 ноября 1970 г.

* * *

О нет! То не они: не ухо и не глаз

Сейчас внимают вам и созерцают вас,

Нет, я веду беседу на досуге,

Они мои друзья и преданные слуги.

Мне стоит выйти вон и отойти от дел,

Чтоб храм немедленно оглох и охладел.

Незряч и глух, как пень, и пуст, как дом забитый,

Пусть будет ухо цело и глаза открыты.

Нет силы, что могла б под формою земной,

Дать зрение и слух оставленному мной.

Не вымолвит, – о нет! – ни слова плоть немая,

Когда я действовать способность отнимаю.

Декабрь 1967 г.

Дух и плоть

Чему подобна ты, о, спутница немая?

Ты – домик временный, который занимаю,

Дом заточения, чудесное окно,

В которое мне видеть мир разрешено.

Нерукотворный храм, что месяцы и годы

Защитой мне служил от бурь и непогоды,

Бесхитростный скакун, не требующий шпор,

Ты – мотороллер, «зим», я – всадник и шофёр.

Ты мне – как воину – кольчуга и забрало,

Футляр – жемчужине, картине – покрывало,

Одежда – путнику – подарок дорогой,

Что можно на ночь снять и заменить другой.

Мы – влага и сосуд, бильярдный мяч и луза,

Ты без меня – лишь миф, планшетка, трюм без груза.

О, плоть! О, чудный дар! Да будет счастлив тот,

Кто до конца тебя оценит и поймёт.

Декабрь 1967 г.

Прощальный привет

Что тебе скажу я на прощанье? –

До свиданья, только до свиданья!

Чувства, что сроднили наши души,

Их ни смерть, ни время не разрушит.

Даже ярость летних бурь не в силе

Сдвинуть камень на твоей могиле…

Пусть он праху служит верным стражем,

Мы же спать не ляжем, спать не ляжем!

Измеряя сотни жизней взглядом,

Выступим мы в путь, как прежде, рядом.

Рыбе – море, солончак – верблюду,

Мы ж проникнем всюду, всюду, всюду!

Ни разливы рек, ни расстоянья

Не лишат нас радости свиданья.

За сто миль, здесь, рядом – коль не ближе –

Я тебя увижу! Я увижу!

Август 1966 г.

* * *

Нет тебя. И мне на свете белом

Светлого не видеть больше дня.

В доме и в саду осиротелом

Ничего не радует меня.

Где вчера от счастья сердце пело, –

Будто тёмная нависла мгла,

У ромашек, яблонь, вишни спелой

Ты и вкус, и запах отняла.

Сердце пусто, ум в потёмках бродит –

Грозный шквал промчался надо мной,

Что над нежной нивою проходит

Вдруг с пожаром, градом и войной.

Январь 1966 г.

* * *

Хорошо и радостно мне было

Дни с тобою коротать,

Взор покоить на головке милой,

Слух твой песней услаждать.

Не могу тех дней забыть доныне,

Вспомнить образ твой без слёз,

Тех цветов, что сжёг холодный иней,

Погубил ночной мороз.

Дней, где всё мне сердце волновало,

Не увидеть мне опять,

Золотой головки, как бывало,

К жаркой груди не прижать.

Мог бы я печаль свою умножить,

Попросить придти во сне,

Только страшно сладкий сон тревожить,

Твой покой нарушить мне.

Январь 1966 г.

* * *

Всё так же май глубок и светел

И грудь земли тепла,

Но вот тропинки так и не заметил,

Что к городу вела.

Где мы, счастливые, шагали рядом, –

Домишек серый ряд,

И вместо твоего, за побелевшем садом,

Чужой встречаю взгляд.

В тоске, как мул под непосильной клажей,

Я чахну день от дня.

Теперь ни даль, ни май весёлый даже

Не радуют меня.

Март 1966 г.

* * *

Сереет снег и блекнет лёд.

Весёлый май не за горами.

Вновь жаворонок запоёт

И сад покроется цветами.

На солнце выйдет стар и млад,

Всё будет сердцу как-то ближе.

Всяк этой жизни будет рад,

Но в ней тебя я не увижу.

Январь 1966 г.

* * *

Когда в глазах твоих последний свет погас

И отдыха от мук сердечко запросило,

Чья нежная рука, тебя на этот раз,

Осиротевшую, у сердца приютила?

В заботах, как ни сох, и сон твой не стерёг,

Как жадно ни тянулся к солнцу светик алый –

Всё рок жестокий смял, морозный ветер сжёг,

И вот – один, как перст, у тёмного причала.

Под солнцем нет от мук лекарств на пользу мне.

Мне дал бы волю к жизни гений твой крылатый,

Когда б привёл тебя хотя бы раз во сне,

Какой была у нас, счастливицей, когда-то.

У вас, как говорят, в гостях у нежных роз,

Царит бессменный май и солнечное лето,

Души не леденит ни вьюга, ни мороз,

Она любовной ласкою согрета.

Любовь! Она и там, как птица над гнездом,

Дрожа за каждого, беспомощного, вьётся,

Там и тебе, дитя, под бдительным крылом,

Местечко на груди её найдётся.

О чём бы плакать тут? Под лаской нежных рук,

Лобзанье наших уст не так уж много значит,

И всё же временами рвётся грудь от мук

И сердце бедное, о чём, не зная, плачет.

Февраль 1966 г.

* * *

Когда непрошеный мне в душу свет струится,

Безмолвный, странный свет,

Я вижу милые и дорогие лица,

Которых вживе нет.

Там, где усталый дух, как тень в потёмках бродит,

На просьбы, наконец,

Для мимолётной встречи мать и сын приходит,

Но чаще всех – отец.

Всегда, где горестью отягощен безмерно,

И мой плачевен вид,

Забросив тёплый кров, отцовским чувствам верный,

На помощь мне спешит.

Декабрь 1970 г.

Сыну

Я видел в жизни радостей немало,

Но таковой вовеки не знавал,

Когда, надежд исполненный, бывало,

Я на ночь лоб твой целовал.

Иль спозаранку, приоткрыв глазенки, –

Какое я блаженство тут вкушал! –

Ты бодрым смехом или речью звонкой

Молчанье утра нарушал.

Другой от жизни я не ждал награды

И слушать я, как музыку, привык,

Средь шумных игр за солнечной оградой

Твой неумолчный гвалт и крик.

Давным-давно умолкли эти звуки…

Но стоит мне о днях напомнить тех, –

Простёртые ко мне я вижу руки

И слышу говор твой и смех.

Всё, всё мне в прошлом дорого и свято,

Мне пядь земли безмерно дорога,

Где, в дни блаженства и любви, когда-то

Ступала милая нога.

Ещё стремлюсь к своим я целям рьяно.

Волнуя ум, чего же сердце ждёт?

Всё бесполезно! След ужасной раны,

Нет, никогда не заживёт.

Декабрь 1959 г.

Василёк

Твой отчий дом – густая рожь,

В нём, как в заброшенной мечети,

Ты так родишься и живёшь,

Как будто нет тебя на свете.

Во ржи, как в роще под кустом,

Ты голубем порхаешь сизым,

Чтоб грустной осенью, потом,

Прощальным нас сразить сюрпризом.

Ты редкий гость в дому у нас,

В хрустальной вазе для показу,

Твоих, как небо синих, глаз

Я не встречал ещё ни разу.

Зато каких сердечных мук

Взгляд на тебя единый стоит!

Он обострит любой недуг,

Любую боль души удвоит.

Я прикрываю неспроста

Перед тобою окна, двери:

Твои вещают мне уста

Лишь об утрате и потере.

Июнь 1968 г.

На родном пепелище

Здесь стоял мой дом и сад плодовый,

Где счастливых много знал минут,

Ныне даже ласкового слова

Я, злосчастный, не услышу тут.

Ни цветка, ни яблоньки, ни хаты…

Точно ливнем смыт цветущий род!

В уголке, где рос и цвёл когда-то,

Даже пса не встретишь у ворот.

Ни души. Печаль и страх отринув,

В тёмный круг последний раз взгляну,

Как купец вперяет взор в пучину,

Где его корабль пошёл ко дну.

Вы! Любимые! Отколь живущим

Силы взять свой кончить трудный путь,

Если не надеяться в грядущем

К сердцу вас прижать когда-нибудь.

Июль 1967 г.

Она не придёт

Я о ней промечтал всю весну и всё лето,

Бесконечные ночи не спал напролёт,

Ждал её на закате, не придёт ли с рассветом,

Вот и день наступил, но она не идёт.

Ждёт обновы декабрь, я же сохну в разлуке.

Скоро полночь и тягостный кончится год,

С новой силой к любимой потянутся руки,

Буду милую ждать, но она не придёт.

Пройден круг. Отжурчали ручьи по оврагу.

Снова вишни в цвету, чист и синь небосвод.

Снова буду мечтать, – спать, конечно, не лягу –

И к любимой взывать, но она не придёт.

Зеленеющий луг!.. Весь он золотом вышит!..

Переполнит мне сердце, все запруды сорвёт…

Громко крикну от боли, может быть, и услышит,

Но утешить меня не придёт, не придёт.

Значит, так суждено. Наши просьбы бессильны.

Рок ни слёз, ни стенаний не примет в расчёт.

Сон её непробуден. Тяжек камень могильный.

Нет, она не придёт, не придёт, не придёт.

Сентябрь 1966 г.

Оттуда

Мало радости мне от безмолвной и тягостной встречи,

Среди каменных плит, у назойливых глаз на виду.

Позови попозднее, я тотчас же на ласку отвечу

И тебя целовать к изголовью приду.

В новом мире, как лань в первобытном лесу я блуждаю,

Где и сказка, и быль, как загадочный сон наяву,

Но в заброшенном храме с тех пор не была никогда я,

Никогда, и бездомной бродяжкой слыву.

День прошёл и забыт. Как бы ни был твой жребий печален,

Старых ран не тревожь и уснувших тревог не буди!

Чем клониться к земле и о встрече молить у развалин,

В царстве грёз и видений меня подожди.

Пусть погаснет закат, и утихнут земные тревоги,

И таинственных встреч и видений настанет черёд –

Позови! Дай мне знать! Верный друг не замедлит в дороге

И как гостья к родному порогу придёт.

Мне ни запертый ставень, ни ливень ночной не преграда.

Моя поступь, как ветер весенний, легка и нежна.

Я теперь уж не та, но мне так же сочувствия надо

И твоя мне улыбка, как воздух, нужна.

Декабрь 1966 г.

Страна вечного лета

Благословенный край! Он здесь, он рядом где-то

Тот светлый вечный день и ласковое лето,

Где под невидимым светилом круглый год

В природе всё ликует и цветёт.

Там всё приводит дух в восторг и восхищенье:

Гор белоснежных пики, пышных трав цветенье,

Недвижных зарослей гигантская стена,

Морей и девственных небес голубизна.

Как бледно выглядит там жизнь и небо наше,

Там слаще запахи и лик природы краше,

И те симфонии, что в воздухе звучат,

Божественнее наших во сто крат.

Там образ мысленный, мечтою окрылённый,

Началам творческим не ведает препоны,

Сама действительность, как пёс послушный, там

За мыслью следует послушно по пятам.

К той тихой заводи, к полуденным высотам

Нет доступа ни злу, ни мелочным заботам.

В час озарения – всей жизни равный час –

Ничто не потревожит, не взволнует вас.

Когда земным ночам приходит день на смену –

Особый, вечный день! – Теряет время цену.

Там чувство вечности, что грезилось во сне,

Из бездны времени заглянет в душу мне.

Январь 1968 г.

* * *

Твоим присутствием отмечен каждый шаг.

Куда ни брошу взгляд, Ты всюду предо мною.

Но образ истинный!.. Его увидеть как? -

Он от профана скрыт завесою тройною.

Как нищий, у окна стоишь и сир, и наг,

Как воин губишь мир пожаром и войною.

Всё это – видимость, влекущий в гору знак,

Лишь пошлина за вход,- чистилище земное.

Шагаю через мир и восхищаюсь всем.

Всё это - Твои, а не чужие лица!

И всё-таки спешу – Ты знаешь сам, зачем –

К небесной храмине, где Твой очаг дымится.

Направь мои стопы и озари мой путь!

В конце передохнём и мы когда-нибудь.

ноября 1972 г.

* * *

Нет, как ни маскируй и с сердцем не хитри ты,

Кривя душой, от кары не уйдёшь.

Есть свет немеркнущий, которому открыты

Коварство мыслей и улыбок ложь.

В себе, в своих делах от бед ищи защиты.

Ты счастлив, мудр насколько был хорош.

Страдаешь, не лукавь, виновных не ищи ты,

Ты всюду лишь посеянное жнёшь.

Тот неподкупный гений, что стоит на страже,

На циферблате мира всякий раз

Отметит каждый штрих, зародыш мысли даже,

Всё, что казалось тайною для вас.

Ты весь, как на ладони. Взвешен и измерен.

В весах обмана нет. Все точно. Будь уверен.

10 февраля 1973 г.

* * *

Ты же знаешь наверно,

Что, отбросив сомненья и страх,

Я, как дикая серна,

Одиноко блуждаю в горах?

Не Твоей ли свирели

Я призывы имею в виду,

К неопознанной цели

Неуклонно и спешно иду?

Все соблазны изжиты.

Умер я для вчерашнего дня.

В нём, как в книге закрытой,

Днесь ничто не волнует меня.

Отошли, отзвучали,

На бесчисленных тропах в пыли

Все мечты и печали,

Что когда-то терзали и жгли.

Всё, что ценят в долине,

Где горами стеснен кругозор,

Есть ничто пред святыней

В небесах утопающих гор.

Только в этих высотах,

На тропинке, пугающей взгляд,

Пусть не думает кто-то

Повернуть караван назад.

Надо знать бы законы,

Как и климат опасных широт,

Где тропа неуклонно

Вас ведёт только ввысь и вперёд.

9 апреля 1972 г.

* * *

Жизнь не каторга, но и не праздник сплошной.

В разный цвет дней бегущих окрашены лица.

К одинаковой цели дорогой одной

Каждый светлому завтра навстречу стремится.

Жизнь не рай и не ад – как мерещилось вам -

Не футбольное поле – как думает кто-то,

Это – дверь в беспредельность, тропа к небесам,

В беспредельную высь золотые ворота.

14 апреля 1972 г.

Судьба

Судьба! Не нам хулить твои порядки.

Ты строгая, но любящая мать.

Твои микстуры часто и не сладки,

Но пациенту их не миновать.

Ты не подашь нам повода к обиде:

За шалость или пагубную ложь

В пустом чулане без обеда сидя,

Всегда в кармане булочку найдёшь.

Порою груз твоей тяжёлой длани

Несносным кажется для наших плеч,

Но ты уж позаботишься заране

И тут кусочек солнца приберечь.

Мне не дано за партою латыни.

Пусть будет так, коль так уж суждено,

Тем легче мне пробить тропу к святыне,

Тобою мне обещанной давно.

Рождённый для познанья и науки,

Но не казённой – так сдаётся мне –

К важнейшему тянул я жадно руки,

К высоким тропам. И успел вдвойне.

О славе мысль безумцем овладела.

Но, к счастью, вразумил тяжёлый кнут.

Ты лучшее готовила мне дело,

Священный, неустанный, вечный труд.

Что вам за прок музейным экспонатом

Таскаться по подмосткам всякий раз,

Когда с уловом сказочно богатым

Вас музы ждут. Они не терпят глаз.

Когда злоречье за спиной судачит,

Кинжал предатель точит за углом,

То знак: Вам в путь сбираться надо, значит,

Для лучшего свой бросить ветхий дом.

Неблагодарность ранила вас тяжко?

Вам истерзали сердце без нужды?

Крепись, душа! Прости, и верь, бедняжка,

И эта боль благие даст плоды.

Сегодня нестерпимы наши муки:

Бьёт мачеха – так нужно понимать –

Но завтра к сердцу вас потянут руки.

Осушит слёзы любящая мать.

11 апреля 1972 г.

* * *

Грядущее! Твоя наука тоже

В пути, как воздух, путнику нужна,

Но кто же смертному прочесть поможет

Твои таинственные письмена?

Надземный мир. Тесны его пределы.

Не дремлет страж у запертых ворот.

Он мечет спящим огненные стрелы,

Но кто их смысл и пользу разберёт?

Дитя неделями твердит упорно

Бессмысленное слово, может быть,

Вам в рот кладут высокой тайны зёрна,

Которых вы не в силах раскусить.

Вам шлют лучи и добрых чувств каскады.

Стучатся вестники. И всякий раз

Вам бы держать открытым ухо надо

И настороженным, и зорким глаз.

Нам мимоходом встречный бросил фразу,

Совет дал пьяный - зрячий между строк

Уловит смысл депеши срочной сразу -

Слепорождённому она не впрок.

13 апреля 1972 г.

* * *

Когда твой дух от жажды изнемог,

Его страданья с мукой ада схожи.

Нектаром кажется воды глоток,

Он всех сокровищ мира вам дороже.

Но горшим мукам дух подвержен твой,

Когда, отвернув плоти мир греховный,

Восплачет о глотке воды живой,

Возжаждет красоты духовной.

Блажен, кто сам по горло горем сыт,

Не предложив вопроса даже,

Страдальца жажду утолит

И путь к источнику укажет.

4 июля 1973 г.

* * *

Нам радость жизни хорошо знакома.

Всё это твой, о солнце, труд.

Твоей лишь милостью везде легко мы

Находим пищу и приют.

Тебе поют хвалу и зверь, и птица,

Им тоже мир на радость дан.

От капли света, что с небес струится,

Слон и ягнёнок сыт и пьян.

Лишь полюби, где труд, там и награда,

Чтоб получить твоё тепло,

Беспечному цыплёнку только надо

Нырнуть наседке под крыло.

Нам всё дано – любовь, свобода, жалость,

Возможность и дышать, и жить.

Что делать нам? Что смертному осталось?

За всё, за всё благодарить.

4 июля 1973 г.

* * *

Всё улетает прочь: миры, народы, лица!

Вихрь времени сметает всё вокруг,

И всё, чем дышит мир и дух спешит сродниться,

В тот час же похищает из-под рук.

Ты ищешь счастия? – Оно проходит мимо, -

Любви? – Проходит час, она уже не та,

Всё, всё забвенью рок неумолимый,

Всё втопчет в грязь железная пята.

И всё же человек, чей век - одна минута,

Он был обманут жизнью сотни раз,

Ещё дрожит над горстью праха почему-то,

А небу, небу и не кажет глаз.

3 февраля 1974 г.

* * *

Теперь, как будто, кое-что понятно

Из дел твоих, творимых в тишине,

Когда рассмотришь на пути обратном

Всю мудрость знаков, явленных на мне.

Слепой ли случай, сердце ли подскажет?

Я знаю – мысль и шаг малейший мой,

Как новый штрих неизгладимо ляжет

На путь, давно начертанный Тобой.

Был день такой - ошибку совершая,

Сухим не думал выйти из воды,

И вот от древа глупости вкушаю

Высоких знаний сладкие плоды.

Глухой порыв, слепые увлеченья,

Угар любви и горькое «Прости –

Всё это суть единой цепи звенья,

Твоей заботы знаки на пути.

На всём Твоя десница! – Будь иначе:

Бразды доверя ветру и уму,

Ни в чём, ни в чём не видеть мне удачи,

Как и покоя сердцу моему.

7 апреля 1974 г.

Светоч

Не исчислить путей, что уводят во тьму,

И в морях кораблей, что блуждают во мраке.

Как откажешь им в помощи? - Вот почему

Свет не гаснет и стража не спит на маяке.

Ты в горах заблудился? В сугробе увяз?

Снежной бурей, обвалом настигнут в дороге?

Если добрые люди не вызволят вас,

Бедный брат! Как уйдёшь от беды без подмоги?

Много бед и препон на великом пути.

Без высокой защиты не сделать и шагу.

Но не спит и добро, даже здесь, во плоти,

Оцени и почти братский труд и отвагу.

Горы есть и повыше, дорога страшней.

Там ведь тоже шагает над пропастью кто-то?

Но звезда состраданья горит и над ней,

Некий дух освещает и эти высоты.

Мир обширный под ним словно луг под горой.

Под пятою внизу всех соблазнов миражи.

Ни венка, ни награды не ищет герой

И, увы, ни блаженства небесного даже.

Безымянный, незнаемый и одинок,

В центре мира таится невидимой тенью.

Он единственный вывод из жизни извлёк:

Ничего - для себя! Всё - на дело спасенья!

8 апреля 1974 г.

* * *

Со всех сторон обнюхал шар земной,

Измерил океаны, взвесил сушу,

Сегодня грезишь Марсом и Луной,

Как на Голгофу гонишь в космос Душу.

За океан летят твои мечты,

Где вам и шагу не ступить без боя.

Как Агасфер, в пространстве ищешь ты

То, что за пазухой несёшь с собою.

Кто обличит твоих деяний ложь?

Пред каждой дверью спину гнёшь смиренно,

Когда под ветхим рубищем несёшь

Сокровище превыше всей вселенной.

Душа - вот цель твоя и та страна,

В которой ищешь средства от недуга.

Она, как девственная целина,

Не зацветёт без рук твоих и плуга.

Её не облететь, не обойти -

Нет стран обширней и путей длиннее -

Вся необъятность Млечного Пути

Не более пылинки перед нею.

5 мая 1974 г.

* * *

Нет ни застенка, ни границы,

Где б тайну мнимую храня,

Ты, человече, мог укрыться

От вездесущего меня.

Ни тёмный бор, ни дно морское

Вас от моих не скроют глаз –

Будь вы в пещере тёмной двое –

Я буду третьим между вас.

За облаками шаришь взглядом,

Летишь на север и на юг,

За морем ищешь то, что рядом -

Здесь, в самом сердце и вокруг.

Вот короля изображенье,

А рядом нищая с сумой,

Всё это суть мои явленья,

Разноименный образ мой.

Я – друг, что встретил вас на пляже,

Враг, где с пригорка на войне

По своему безумью даже

Ты прямо в сердце метил мне.

11 апреля 1974 г.

* * *

Ничтожная искринка, в бренном теле,

Я сам не знаю, как увидел свет.

Тебя я первым встретил у постели,

Ты был в одежды матери одет.

Ты – как отец – о сыне нёс заботы,

Пока он окрылялся и мужал,

Затем, как брата, вывел за ворота,

Как другу на прощанье руку жал.

Иду, нежданной радостью влекомый,

Жизнь льётся, словно Волга по весне.

Мне всюду голос слышится знакомый,

Как будто ты рукою машешь мне.

Ещё тогда смекнуть мне было надо,

Не ты ли делал знаки мне и звал?

Я видел всё, шагал с тобою рядом,

И всё-таки Тебя не распознал.

9 февраля 1974 г.

* * *

Идёт он, как слепой, как зверь в глуши таёжной,

По склону вниз скользя.

Окликнуть, остеречь – всё, что нам возможно,

Но путь пресечь нельзя.

Как сердце ни тепло, сужденья ни здравы –

Коль жребий предрешён –

Ничто тут изменить не в силе и не вправе

Ни вы, ни я, ни он.

Всё предуказано. Судьбе противореча,

Безбожно звать к борьбе.

Вздохнём же о душе, что шествует навстречу

Своей судьбе.

10 февраля 1971 г.

Атлантида

Годы прошли. Как виденья мелькнули столетья.

Сколько их смыло приливом – знает лишь вечность одна.

Как бы хотел, Атлантида, в лицо тебе посмотреть я! –

Время его изменило и стёрло твои письмена.

Спят под водой континенты. И там процветали когда-то

Жизнь, честолюбие, голод духовный, насилье и страх,

Где обезумевший демон бил жизни в лицо автоматом,

Ночью горели костры, залпы гремели в горах.

Там, как и здесь, у тирана одно развлеченье –

Гнать и преследовать мудрость – такова всех великих судьба.

Две перед ними дороги: искать в катакомбах спасенья

Или гореть на костре, у позорного гибнуть столба.

Сила была вам законом, защитой стальное забрало.

Сколько же надо свершить адских деяний и зла,

Чтоб так жестоко, но справедливо судьба покарала,

Сушу вам сделала тесной и в бездну с высот низвела?

Ни стопудовые блоки, ни птицы стальные, ни дзоты

Кары небесной от ваших границ отвести не могли –

Рухнули в бездну колоссы, в тине увязли пилоты,

Тщетно попутного ветра у пристани ждут корабли.

Где ваши пагоды, храмы, жрецов просветлённые лица?

Ваших деяний плоды? Славных вождей имена?

Стёрты губительным ливнем истории вашей страницы,

Вихрь разметал их по ветру, приливная смыла волна.

Вы! Дети ада! Где ваши дворцы? Золотые ворота?

Сила магических чар? Обольстительных нимф красота?

Кажется, будто бы в шутку, могучий, невидимый кто-то

Стал вам пятою на грудь и печать наложил на уста.

Почва не так уж тверда и у нас под ногами.

Новый пришелец, наш прах попирая, в стотысячный год,

Так же слезу сожаленья прольёт над собой и над нами,

Но ни письмён, ни сказаний о наших делах не найдёт.

Тысячи судеб несёт в своих трюмах планета.

Груз поминутно меняя, несёт нас вперёд, но куда?

Ключ от волнующей тайны утерян когда-то и где-то.

Этой потери, увы, не вернуть никогда, никогда!

Декабрь 1971 г.

Стихи о природе

Март

Вновь сплелись на почве шаткой

Два врага в жестокой схватке.

Вечно длится распря эта

Духов тьмы с сынами света.

Беспристрастный и нейтральный,

Старый март, с душой зеркальной,

Роль арбитра взял некстати.

Лучше лез бы на полати.

С каждым часом старцу хуже:

То, как лист дрожит от стужи,

То, как с гуся, под лучами

Пот со лба течёт ручьями.

Иногда с трудом немалым

Ночь прикроет одеялом,

А к обеду зонтик нужен –

Босиком шагай по лужам.

Ждут весенней ласки клёны,

Серый луг парчи зелёной,

А зима ткача и пряху

Снегом бьёт в лицо с размаху.

Но, увы, не впрок защита:

Прорван плащ, броня пробита,

И, бранясь, со всем отрядом

Отступает к речке задом.

А по небу, как кудели,

Кудри стелятся апреля.

Он в кулисах гримом занят,

Скоро нам на сцену грянет.

Март 1967 г.

* * *

Входите, затаив дыханье,

В тот храм, где ландыш каждый год

Под знаком грусти и молчанья

Апреля празднует приход.

Ты молишь небо о свиданьи,

Стоишь, как нищий, у ворот.

Невинных уст благоуханье

Его вам в дар преподнесёт.

Спеши расцеловать ланиты

Цветка в сиреневом саду!

Так мило, просто и открыто

К нам небо сходит раз в году.

Пред вами небо. Так входи же.

Вам не сыскать дороги ближе.

27 мая 1973 г.

На озере

Каким теплом и ароматом

Здесь всё насыщено кругом,

Одни с тобой в челне досчатом

Мы, как по зеркалу, плывём.

Ни соловья, ни струн далёких.

Лишь, счастьем полные своим,

Меж двух лазурных бездн глубоких

Мы словно в воздухе висим.

1918 г.

Белая ночь

Опять, как ангел белокрылый,

Ночь наклонилася к окну.

Опять земли жилец унылый

Я до рассвета не усну.

Опять чредою бесконечной

Мечты и думы побегут,

Любви и юности беспечной

Отрадный вспомнится приют.

И грустно станет поневоле,

Когда вдали за тьмой и мглой,

Рыдая, пронесутся в поле

Аккорды песни удалой.

1917 г.

Луна

Царицею меж звёзд ты выглядишь, Луна!

И всё же исполнять служанки роль должна.

За грех какой, бессонными ночами,

Ты вынуждена бодрствовать над нами?

Холодное чело, невзрачное на вид,

Ларец волшебных чар под маскою таит.

Но что в твоих неясных мыслях бродит,

Живейший отклик на земле находит.

Движение ресниц, заметное едва,

Из тени мастерит ковры и кружева,

И заставляет ком оледенелый

От страсти трепетать в объятьях ночи белой.

Заглянешь в океан и в забытьи вздохнёшь –

Титана буйного бросает в пот и дрожь.

И, старикашка, словно пёс прибитый,

От страсти ищет у тебя защиты.

А твой возлюбленный настолько горд и смел,

Что, стоя на земле, обнять тебя хотел,

И, ослеплённый, все преграды руша,

По воздуху шагает, как по суше.

Росинке ты властна блеск жемчуга придать,

С дворцом по красоте избёнку уравнять,

Рассыпанный с кудрей прозрачный иней

В ночи крестьянку делает богиней.

Мир осязаемый не ставишь ты ни в грош,

И всех в сады надежд несбыточных зовёшь.

Тень искусителя! О, диск, с душой крылатой!

Из стран каких в наш терем забрела ты?

Март 1966 г.

* * *

Когда один, в молчанье ночи лунной,

Бредёшь заглохшим садом в поздний час,

О, сколько грусти в сердце будят струны,

И звук рояля так волнует вас!

Единым махом в царство грёз уносит

Вас от земли волшебная ладья,

И тут не знаешь сам, чего же просит,

О чём грустит, что ждёт душа твоя?

И тягостно, и вместе с тем отрадно

В молчанье сладкой болью изнывать!

И хочется кого-то видеть жадно,

Кому-то что-то грустное сказать.

Каких лишь только грёз в душе не встанет,

Чего на ум и сердце не придёт!

Всё это сердце нежной грустью ранит

И тайно в душу сладкий яд прольёт.

Всё, что когда-то грезилось и снилось,

Всё, что вчера покоилось на дне,

Чего-то сердцу высказать просилось,

Чего постичь не в силах будет мне.

Кто объяснит, поймёт и кто опишет,

Что происходит с вами и со мной,

Когда вдруг ухо чуткое заслышит

Напевный звук рояля под луной?

Декабрь 1965 г.

Золотая осень

Там, где пел апрель и ландыш цвёл –

Грусть и ясность – осени приметы.

Как на пытку плоть свою привёл

На задворки сад полураздетый.

Бронза с жёлтой медью пополам

В шевелюре тополя и клёна.

Осень шарит в парке по углам

В поисках листвы ещё зелёной.

У старушки дела полон рот:

Мир велик, а ночь не за горами.

Так она приходит каждый год

Погрустить о светлом прошлом с нами.

Пышный юг от счастья изнемог.

Нам на радость с новыми плодами

Осень свой лазоревый платок

В воздухе раскинула над нами.

Солнце множит ласки с каждым днём.

Синь и блеск, невиданный доселе.

Точно мать, в экстазе неземном,

Первенца качает в колыбели.

Грусть и ясность в сердце и вокруг.

Дни и ночи точно по заказу.

Столько ласк из материнских рук

Я не получал еще ни разу.

Ноябрь 1967 г.

* * *

О, эти рощи и лесные склоны!

За речкой луг, подобный изумруду!

Как долго вашу боль и смех зелёный

В мечтах и грёзах ночи слышать буду?

Нектаром ваших сот благоуханным

Я вдоволь упиваться мог когда-то,

Но в этом море, море разливанном,

Увы, как мало выпито и взято!

Как часто, тайной жаждою томимый,

В разгар цветенья лип, в часы досуга,

Я равнодушно шёл с друзьями мимо

Искать во сне лекарства от недуга.

Когда зима и вечер на пороге

И речь идёт о заморозке скором,

Я часто вижу взгляд ваш грустный, строгий –

Он молчаливым служит мне укором.

Ноябрь 1970 г.

Тоска по Родине

Сны юности, любви очарованье!..

Вы протекли как вешняя вода,

Об уголке ж родном воспоминанье

Пред нами всюду и всегда.

Всё, всё пройдет! Всё может позабыться! –

Где б ни блуждал и ни скитался я,

Всё так же будет в круг родной стремиться

Грусть неутешная моя.

Цейлон и Крым!.. Как сердцу ни близки вы,

Но во сто крат милей и ближе мне

Немая грусть поникшей долу ивы

И пруд, уснувший при луне.

Цветущий луг, за рощей рожь густая,

Треск льдин и шум потоков по весне,

И этот люд, и эта жизнь простая

Мне часто грезятся во сне.

15 марта 1960 г.

* * *

Под оврагом ключ студёный.

Старых лип чета над ним.

Сладко в их тени зелёной

Этим полднем голубым.

Но вечернею порою

Слаще сумрак их живой:

Там мы часто делим двое

Мир, утраченный тобой.

Манит тайной тень ночная,

Где с узорного холста

Смотрит в душу мне иная

Стран нездешних красота.

Не успеет ризы дивной

Ночь раскинуть в вышине,

Сладкий шёпот, клич призывный

Вновь во мраке слышен мне.

Сладко грёзой быстрокрылой

В лунном сумраке порхать,

Схожий с явью образ милый

Обнимать и целовать.

16 ноября 1959 г.

Солнце в отражении

Говорят я жизни лишено:

Форма – призрак, суть – мечта пустая,

Что я вечно падаю на дно,

А не в горнем воздухе витаю.

Я – ни миф, ни призрак, ни мечта

И ни то, чем раньше называли,

Мне присуща жизни полнота, –

Полноценнее найдёшь едва ли.

Я от солнца древний род веду.

Что – моё, взаймы у предка взято,

С ним мне жить положено в ладу,

Потому и жить могу богато.

Щедро, при восходе на лугу

Сею бриллианты и алмазы,

Тут размножить солнце я могу

В миллионах экземплярах сразу.

Опрокинув небо в водоём,

Я рождаю солнце в каждой луже,

Так мы счастье всюду раздаём,

Да и жизнь, бессмертие, к тому же.

10 мая 1967 г.

* * *

Все, все вы дороги и милы:

Сказаний вещие слова,

Под формой дремлющие силы,

Небес предвечных синева.

Всегда мне душу волновали

И восхищали ум и глаз

Морей синеющие дали,

Лазурный Крым, седой Кавказ.

Был потрясён и, без сомненья,

Я вечно слушать был готов

Рояля рокот, скрипки пенье

И ритм волнующих стихов.

Но изо всей шеренги длинной,

Что мог увидеть и обнять,

Всего дороже взгляд невинный

Мне милой детки увидать.

8 января 1966 г./4 октября 1969 г.

Видение

Мирный склон, ковёр зелёный, нежный шёлк прибрежных вод,

Сказкой ночи усыплённый бледно-синий небосвод,

Серый клок прозрачной ваты – сколько тайны жгучей в вас

Для мечты моей крылатой и моих бессонных глаз!

Как-то, смерив полночь взглядом, невзначай увидеть мог

В чёрной саже, тут же, рядом неба ясного кружок.

Точно парус у причала, там, где глубь не знает дна,

На груди его качала чуть заметная волна.

Кто к разгадке путь укажет – как полуночная мгла

В окнах глаз, закрытых даже, краски полдня обрела?

Как могло в ночном виденье ни с чего явиться мне

В речке неба отраженье, как картина на стене?

Кто сказал, что нету чуда, мир погиб во цвете лет,

Где и в полночь отовсюду несказанный брызжет свет?!

Кто сказал – он лжёт безбожно – будто мир погряз во зле,

Если можно, всё же можно видеть небо на земле?!

5 февраля 1971 г.

* * *

Чада солнца – сад и нива,

Детища родных широт!

Сколько счастья принесли вы

Людям и на этот год.

Не удержишь без подпоры

Груш и яблонь сладкий груз,

Спорит сладостью с которым

Только персик и арбуз.

Схож с нектаром сок плодовый

В жаркий полдень на столе,

Он из солнечной столовой

Прислан к празднику земле.

В милой крошке – землянике –

Вас пленяет вкус и вид.

Это знак любви великой,

Он о многом говорит.

Утром рвёшь цветы к букету

Для любимой и сестры –

Всё же это, всё же это

Солнца милые дары.

Люди, люди! Вы могли бы

Солнцу раз сказать спасибо!

20 июня 1973 г.

Волга

Давно о вас мечтал и грезил я не раз,

В пыли морозных вьюг, в снегах зимы холодной.

И вот же, наконец, теперь я вижу вас,

Вас, воды Каспия и Волги многоводной!

Тут всё к себе влечёт и всё пленяет взор:

Твой ледяной покров и вешних вод разливы,

Простор твоих морей, синь жигулёвских гор,

Ширь дельты, ериков причудливых извивы.

Навстречу, что ни шаг, всё новый вид встаёт:

Пески, прибрежный лес, глубоким сном объятый,

Зелёный шёлк равнин, лазурь спокойных вод,

Высокий вал морей, зелёный и косматый.

Мосты, что медленно плывут над головой,

Канал и тесный шлюз волнуют нас немало,

Поклоны бакенов, сирены зычный вой,

Вид трогательных встреч на сходнях у вокзала.

А там, где в камышах не сыщешь днём дорог,

Рыбак бросает сеть, царит кабан сердитый,

Где твой живой нектар священный пьёт цветок,

Гнездится птицы тьма никем давно не битой.

Когда раскинет ночь свой голубой покров

На гибкий профиль твой, луною озарённый,

Философ и простак всю ночь мечтать готов,

И затихает ум – Тиран неугомонный.

Тьма барок и судов, баркас и теплоход

И вкривь, и вкось всю грудь твою избороздили.

Беляны тяжкий груз, баржа и длинный плот –

Всё по плечу твоей гигантской силе.

Ни вьюга, ни мороз и ни полдневный зной

Вовек твоих глубин заветных не коснётся:

В тисках бетонных плит иль кровли ледяной

Твой неумолчный пульс все также ровно бьётся.

Немало у твоих высоких берегов

Дум передумано и песен разных спето,

Обласкано друзей, загублено врагов,

Затеряно следов нужды полураздетой.

Свои лета от нас в секрете держишь ты,

Не знаешь ты морщин, что портят наши лица,

Перед лицом твоей бессмертной красоты

Как величать тебя: старушкой иль девицей?

Глубокой древности твой путь скрывает мгла

И в дни, когда нас не было в помине,

Ты с севера на юг все также путь вела,

Такая ж юная и бодрая, как ныне.

Века пройдут, и наш давно исчезнет след,

На смену новым дням новейший век настанет,

Но мощь твоя и там всё ж не иссякнет, нет,

И красота твоя, конечно, не увянет.

На лоне Каспия, без отдыха и сна,

Несёшь ты дань свою с учтивостью примерной.

И всё ж всегда в долгу и целый век должна

Нести крест матери и долг подруги верной.

В твоём спокойствии потомству, может быть,

Нет лучше образца и дел для подражанья.

Кто мог бы описать, достойно оценить

Твои, венка достойные, деянья.

Биография Евдокима Чудина

У каждого человека по-разному складывается жизнь. Трудная, многоликая сложилась она и у моего отца Евдокима Яковлевича Чудина. Родился он в 1894 году в селе Девичьи Дубровки Спасского уезда Пензенской губернии в православной русской семье. С малых лет проявился большой интерес к литературе, поэзии. Он много читал и мог наизусть рассказать прочитанные стихи А.Пушкина, М.Лермонтова и других авторов. У него была колоссальная память. Первые наброски стихов у него появились в 15 лет.

Но, будучи в селе, он не мог развить своё литературное призвание и вынужден был в 1917 году приехать в Астрахань, где проживал его старший брат Григорий.

Хотя Евдоким и родился вдалеке от Астрахани, но этот город впоследствии стал для него второй родиной.

Здесь, в Астрахани, судьба свела его с такими же любителями поэзии, как М.Непряхин, И.Верещагин, И.Рабинович, Д.Мельников, И.Войтенко и многими другими, которые своё литературное творчество развивали в кружке рабоче-крестьянских поэтов.

У Евдокима не было литературного образования, он был от природы талантлив. Но время было неспокойное. Шёл 1918 год, год продолжающейся смуты в Российском обществе. Тысячи астраханцев, оставив свои семьи, пошли на фронт отстаивать своё право на справедливую, достойную жизнь. Среди них был и мой отец, Евдоким Чудин вместе с братом Иваном. Сейчас, по прошествии многих лет, стерлись из памяти людей все огрехи той прошлой жизни, когда простые люди, особенно в деревне, кроме подневольного труда, не знали и не видели житейской радости и семейного счастья. Недаром молодой начинающий поэт в своих стихах, опубликованных в газете «Коммунист» в 1918 году, призывал земляков:

Помните грязь царского трона
Шли мы как честь защищать?
Братья! Ужель под знамена
Нынче посмеем не встать?!

Многие его стихи имели патриотический характер, в них отражалась любовь к Отечеству, непримиримость к порокам капиталистического строя. В тот период поколение моего отца к революции относилось с чувством надежды на улучшение своей жизни. Но неискушенному в политике человеку трудно было тогда сразу осмыслить и представить себе перемены, которые произойдут в послевоенной жизни. Совершённая революция, гражданская война принесли народу много страданий и человеческих жертв. Распалась многопартийная система. Взгляды многих людей были устремлены к новому, нарождающемуся строю. Верил в хорошее будущее и Евдоким Чудин. В своих первых стихах, напечатанных в газете «Коммунист», он писал, прославляя первую годовщину Октября:

Гудите ветры вы сильней,
Неситесь тучи-исполины,
Я счастья Родины моей
Справляю нынче именины!

Но недолго продлилась его гражданская жизнь. Войне требовались солдаты. В армии учли его способности и зачислили инструктором в политотдел полка. Через некоторое время в марте 1919 года его от армии направляют делегатом на VIII съезд РКП(б), где он участвовал в заседаниях военной секции.

После съезда он возвращается в свою часть и принимает непосредственное участие в гражданской войне и, особенно, в ликвидации басмачества.

Все его молодые годы прошли в круговороте войны. Трудное, неспокойное было время. Но, несмотря на это, надежды на улучшение жизни его не покидали:

«Я верю, друг, промчатся годы,
Быть может, много минет лет,
Но солнцем счастья и свободы
Мир будет страждущий согрет!»

Долгие годы Евдоким провёл в армии, вдалеке от родного дома. Там остались его друзья детства, родные. Редкие весточки, которые он получал от родителей, вселяли в него беспокойство о здоровье матери, которая, тоскуя, всё ждёт и ждёт единственного оставшегося от войны сына домой:

Уж близится полночь глухая,
Лишь вьюга шумит, - а она,
Ни сна, ни покоя не зная,
Тоскует за прялкой одна.

Прошли годы. Закончилась военная трагедия. В стране началась новая жизнь. К власти пришли люди, многие из которых имели разные подходы к изменению политической и экономической жизни в стране. По этой причине сама революция и её продолжительный путь во времени сопровождался целым рядом противоречий, метаний и скрытых конфликтов. В результате державные достижения стали «опережать» простые жизненные интересы людей. Стала грубо нарушаться законность, практиковались массовые репрессии. В конце 20-х и начале 30-х годов крестьян стали сгонять в колхозы, а непокорных – «раскулачивать». Созданные для этого комитеты бедноты под видом раскулачивания поголовно отбирали у простых крестьян скот, посевное зерно, птицу, а по вечерам, укрывшись в каком-либо доме, пропивали награбленное. Не осталась в стороне от этого произвола семья Евдокима Чудина. В этот период у многих крестьян отнимали не только имущество, но и вселяли страх и озлобление. Но новую державную власть это не смущало. Она своим влиянием подавляла народ и личность. Даже независимая мысль и чувство сострадания становились подозрительными.

Так началась новая жизнь на селе. Как же в эти годы реагировал на всё это Евдоким Чудин?

В начале 20-х годов он возвратился из Астрахани в своё родное село. Здесь он встретил мою будущую мать, Прасковью Евстафьевну Соломатину, обзавёлся семьёй.

Установившиеся новые порядки в стране его явно не устраивали.

В конце 20-х и начале 30-х годов, работая редактором Наровчатской районной газеты (Пензенская область), он не мог спокойно смотреть на произвол, затрагивающий честь и достоинство личности. В газете появились его статьи, осуждающие местную власть. Это вызвало злобу у местных чиновников, они решили его уволить, а через некоторое время посадили в тюрьму. А чтобы придать «законность» своей расправы власти Наровчата свои махинации с заготзерном переложили на него.

Три года провёл в заключении Евдоким Чудин, работая на строительстве в Узбекистане. Досрочному освобождению послужили его обращение в Генеральную прокуратуру и в Верховный суд. Они признали его невиновность, и он вновь приехал в родной край. И с этого времени его жизнь круто изменилась. На многие годы его литературное творчество прекратилась. И только в 60-е годы, будучи пенсионером, из-под его пера появились новые стихи:

Шагая ощупью в тумане,
Забытый миром пешеход,
Как мог бы ты судить заране
К чему всё это приведёт?

Безусловно, каждый человек видит жизнь по-своему, в зависимости от обстановки и уклада жизни.

Мой отец от рождения был добрым и справедливым человеком. В своих стихах он изображал жизнь такой, какая она есть, не лукавя перед обществом, за что и поплатился.

Чиновники родного края, где прошли его детство и юность, неприветливо встретили тюремщика. Сотрудник НКВД, обслуживающий наше село, окруживший себя доносчиками, стал следить за ним и его окружением, поступками. Это обстоятельство вынудило отца собрать пожитки и с семьёй, оставив дом на попечение родственников, уехать в 1940 году опять в Астрахань.

Через год началась Великая Отечественная война.

Много страданий выпало на долю российского человека. Сколько молодых мужчин пошли на фронт. Вместе с ними проводил Евдоким Чудин и двух своих сыновей. Начались тягостные дни ожиданий и тревог за их судьбу.

В мае 1944 года пропал без вести старший сын Василий. Первенец, которого он любил с особой нежностью. Всю свою оставшуюся жизнь он ждал от него весточки. Но чуда не произошло…

Ещё стремлюсь к своим я целям рьяно!
Волнуя ум, чего же сердце ждёт?
Всё бесполезно! След ужасной раны,
Нет, никогда не заживёт.

Более 40 лет Евдоким Чудин не писал стихов. Неумолимая цензура, угодничество перед властью претили ему. Своими мыслями и образом жизни он не вписался в новую жизнь. Он стал изгоем. Работая бухгалтером в разных организациях Астрахани, получая мизерную зарплату за свой труд, Евдоким Чудин потерял всякую надежду восстановить литературное творчество. Но ностальгия о прошлом заставила его на досуге взяться за перо. Но, не имея знакомых людей в литературных кругах, ему не удавалось найти издательства, которые могли бы напечатать его стихи.

Будучи в Москве, он заходил в Союз Писателей, редакции центральных газет, обращался в астраханские редакции. Но двери к его стихам были закрыты. Стихи якобы не отражали перемен времени, в них не было соцпатриотизма.

Безусловно, он мог бы приспособиться к новому строю, как многие другие «идейные патриоты» страны, ради собственного благополучия, но он этого не сделал. Не позволила совесть. Он вынужден был писать стихи для себя и про себя и в этом видел смысл своей жизни:

Инстинкту творчества я щедро дань платил,
Не ожидал хвалы, не домогался платы.
Я мыслил и творил, и тем доволен был.
О, радость творчества, куда теперь ушла ты?

В стихах Евдокима Чудина чувствуется честность и порядочность человека к себе и другим людям. Он всю свою жизнь не стремился к богатству. Оно для него было чуждым. Его стихи – это живая лирика, отражение его жизни, они были свободны от идеологии:

Страстью ненасытною объятый,
Как бы ты минуту выбрать мог,
Чтоб взглянуть на небо в час заката
Иль когда в лучах горит восток.

Он пережил все тяготы гражданской и отечественной войн, тюремные невзгоды, голод и разруху, жестокость власти к своему народу. Жизнь его сложилась не так, как ему бы хотелось. Но он был рад тому, что его дети получили бесплатное высшее образование, пользовались без оплаты медицинским обслуживанием, не было проблем в их трудоустройстве. Он не переживал за будущее своих детей и внуков. Безусловно, не всё было плохо в социалистическом обществе, за которое, по своей возможности, боролся мой отец. По существу, новый строй был народным строем. Он был бы самым справедливым строем в мире, если бы пришедшие к власти многие лжебольшевики не исказили его сущность, так и не построив социализм с человеческим лицом.

Трудный жизненный путь сложился у моего отца, суровая действительность выпала на его долю. В последние годы жизни я замечал, как мрачнело его лицо при взгляде на окружающий мир, на людей, таких же, как и он, и это всё более омрачало его душу. Он замкнулся в себе и своё понимание жизни излагал в стихах:

Остерегись, мой сын, товарищ, друг и брат!
Твой путь провалами и бедами чреват,
Шаг сделав, осмотрись, по карте путь проверь,
Над страшной бездною ты шествуешь теперь.

Около 40 лет Евдоким Чудин прожил в Астрахани. По своей природе Астраханский край во многом уступал средней полосе России, где леса, раздольные луга, пение птиц на рассвете приобщают человека к природе, вдохновляют радостью его жизнь.

Но Астрахань увлекла его по-своему:

Давно о вас мечтал и грезил я не раз
В пыли морозных вьюг, в снегах зимы холодной
И вот же, наконец, теперь я вижу вас,
Вас, воды Каспия и Волги многоводной.

Тут всё к себе влечёт, и всё пленяет взор:
Твой ледяной покров, и вешних вод разливы,
Простор твоих морей, синь жигулёвских гор,
Ширь дельты, ериков причудливых извивы.

Во всех его последующих стихах у него не было политических мотивов. Он писал о человеке, его переживаниях и смысле жизни.

Судить о художественных достоинствах стихотворений моего отца я не берусь. Пусть оценку им дадут читатели и поэты-профессионалы.

Евдоким Яковлевич Чудин умер в Астрахани на 82 году жизни, в марте 1975 года. Он мечтал подержать в руках свой первый сборник стихов, но так и не дождался.

Из воспоминаний
Виктора Евдокимовича Чудина

 

Ваши комментарии к этой статье

 

25 дата публикации: 01.03.2006