Владимир Калуцкий,
член Союза писателей России
ЛЕЙБ-ГВАРДИИ ЗАПЕВАЛА
Автор признателен внуку героя этого очерка Александру Тихоновичу Харыбину за документы, любезно предоставленные им при подготовке материала.
Сохранились ещё в русских сёлах мужики, способные через колено порвать вожжи или одним ударом кулака сбить быка с ног. Настоящие богатыри эти, как правило, немногословные и добрые люди. Вокруг них всегда создаётся некая аура, и в зоне влияния её всякий чувствует себя спокойно и уютно.
Вот таким именно богатырём и был старожил села Малобыково Стефан Фролович Харыбин. От природы наделённый недюжинной силой, он ещё и духом был высок. А уж как пел Стефан Фролович!.. Легенды об этом и посегодня живут в селе. А Мало-Быково цену песням знает.
* * *
...Их соперничество началось ещё на первом году жизни. В том, невероятно далёком теперь 1875, начинали своё «хождение в народ» революционеры-народники, бунтовали на Балканах братья-славяне перед освободительной войной, царь Александр II готовился подписать первую Российскую Конституцию. А в Малобыково на сельской улице, перебирая безделушки в лотке у коробейника, спорили две молодухи в расписных поневах:
- Уж мой-то Стешка как голосист, чисто дьякон! - похвалилась одна, в высокой, усыпанной бисером, кичке.
- А мой-то Алёшенька и того голосистее! - не уступала другая, столь же пёстрая в уборе и румяная баба, - уж как разревётся себе, так соседи ставни закрывают.
Они и впрямь были молодцами - Стешка Харыбин и Алёшка Коровин. Росли крепкими, как желуди, вёрткими, как волчки. Уже будучи учениками церковно-приходской школы, они были первыми, кого кулачные бойцы на Масленой неделе выпускали для пробы сил. То Алёшка бил Стешку, то Стешка Алёшку, но злобы не было - соперничали по-доброму, без зависти. Они и поженились-то в один год, жён в дома привели под стать себе - крепких и голосистых. Чтоб род продолжался на славу Отечеству.
...А вот на призывном участке их пути разошлись. Пятьсот призывников собрались тёплым майским днём во дворе воинского присутствия в Бирюче, но лишь четверых из них отобрала строгая комиссия в гвардию. Таких, чтобы без телесного изъяна, степенных да рассудительных.
Стефан Фролович в эту четвёрку попал. Алексей Коровин на прощанье завистливо пожал ему руку и сказал:
- Вот вернёмся с царской службы - я тебе всё равно сопатку разобью.
Выкурили по-братски одну цыгарку-самокрутку и расстались почти на добрых два десятка лет.
* * *
Привезли Стефана Фроловича Харыбина по чугунке в стольный город Санкт-Петербург. А там - опять комиссия. Двухметровые гиганты-рекруты по очереди проходили перед врачами, то и дело удивляя их своими возможностями. А когда Стефан Фролович, поднатужившись, дунул в трубку так, что поршень трахнулся о верхнюю крышку прибора, медики в одни голос определили:
- В первый батальон.
Они назвали подразделение лейб-гвардии Преображенского полка, несшее службу непосредственно в царском дворце. Вот на какую высоту излетел малобыковский силач!
Уже в войсковом цейхгаузе, где получил замечательное преображенское обмундирование с высоким кивером, попал Стефан Фролович в первую проверку-переделку. В уголке, когда натягивал блестящие сапоги, на него молча навалились два фельдфебеля и рядовой. Крепко насовали в бока, но и сами сполна получили: одного фельдфебеля закинул в сушилку для шинелей, другому нос в сторону своротил, рядовой же исчез сам. Разошедшийся Стефан задел ещё нескольких, пошёл по каптёрке крушить всё подряд. На руках его гроздьями повисли гвардейцы и утихомирили буяна. И тогда навстречу ему вышел... сам Государь Император! Покручивая усы, он с танцующими в глазах бесиками оглядел молодца и приговорил:
- В личную охрану его, разбойника!
Как оказалось, это был вовсе не Николай II, а его двойник, командир Преображенской роты Владимир Владимирович Свечин. Он же чуть позже и определил Стефана Фроловича в запевалы.
А Государь - что ж? Скоро Николай Александрович привык, что его тенью стал высокий красивый гвардеец, силач и певун. Стефан Фролович был не просто телохранителем. Доброта этого человека и распространяемое им тепло скоро расположили к русому гиганту государевых дочек. Нянчил их, напевая слышанные некогда от матери песни.
Песни... Вот поротно, побатальонно, не сфалышивя даже шагом, в парадном строю выступают гвардейцы-преображенцы. В такт подпрыгивает солнце на кончиках штыков, как один, гордо вскинуты кивера.
- Первая рота-а! - на самой высокой поте командует Свечин. - За-а-пева-ай!
Правофланговый Стефан Харыбин делает шаг, набирает в необъятную, перетянутую ремнями грудь воздух и его голос петухом взвивается над колонной:
- Ой, чарочка моя,
Чарочка серебряная!
Кому чару пить да
Тому здраву бы-ы-ть!
И преображенцы сотнями голосов подхватывают:
Эх, да Государю Николаю Александровичу!
...А ещё Стефан Фролович нередко пел и для царских гостей прямо в покоях. Напевы его, принесённые из южнорусских степей, пленяли и царскую семью, и всех гостей. Наверное, потому, что пел гвардеец не столько голосом, сколько душой. Вкладывал он в эти напевы впечатления своей юности, когда месяцами на целые сотни вёрст от родного села гонял по выпасам отары овец. Слышался в песнях звон косы-литовки, принесшей славу первого косаря Стефану на лугах области Войска Донского, где подрабатывал он с родителем. И ещё в песнях его веяли спокойные ветры Тихой Сосны, слышался скрип тележных колёс, виделась ленивая поступь волов на извозе...
Но стал замечать Государь, что день ото дня всё сумрачнее его телохранитель, всё рассеяннее движения его. Это обеспокоило Николая. Спросил, что за кручина гнетёт солдата? И тот рассказал, что дома, в Малобыково, завалилась родительская хата. А поскольку он на службе, то помочь старикам некому.
Государь ничего не сказал тогда солдату, но уже через две недели получили в Бирюче уездные власти приличную сумму денег и строжайшее повеление Государя: «дабы к Покрову нынешнего 1900 года, был выстроен в Малобыково новый дом на имя Стефана Фролова Харыбина и отписка о том представлена была бы ему же, Государю». Он и поныне стоит в Малобыково - этот дом, поднятый на царские золотые червонцы. Крепок и теперь, под стать твёрдому царскому рублю.
* * *
А через год, отслужив государеву службу, вернулся в новый дом и Преображенский запевала. С годами увеличивалась его семья, похоронил стариков родителей. Ещё раз послужил Николаю II уже в 1914 году, подняв на штык не одного германца в легендарной армии генерала Самсонова. Лейб-гвардию на фронт не отправляли, но запасники-гвардейцы своей охотой съехались к царю, тянули по жребию бумажки из кивера. Сефану выпала передовая...
Хорошо - в плен не попал - вернулся всё в том же четырнадцатом году домой по полной выслуге.
И уже в 1918 году на селе объявился Алексей Давыдович Коровин. С дурной вестью вернулся и прямиком - к Стефану Фроловичу:
- Читай вот, - ткнул ему «Известия солдатских, казачьих, рабочих и крестьянских депутатов». «По решению Екатеринбургского Совета казнён бывший император гражданин Романов».
Как говорится, выпили за упокой, Стефан Фролович даже всплакнул:
- Я же их на руках носил, принцесс. А мальчик родился позже, я его не видел, не пришлось.
И затянули песню. Вначале от тоски, потом, распалясь, за встречу, а потом уже потому, что не хотели уступать друг другу. Их развёл стражник, которому пожаловались соседи. «Уж сутки выводят, сердешные. Не свихнулись бы...»
Жили старики. В колхозе работали, хозяйство держали. Друг перед другом выпячивались - кто больше мёду накачает. Сойдясь, до изнурения громыхали солдатскими маршами, обучали старой песне детей и внуков. Но уступить в чём-то друг другу - это уж дудки! Соперничество, видимо, и стало причиной их редкого долголетия. Самолюбие не позволяло каждому раньше другого лечь в могилу.
...Но вот - на девяносто седьмом году жизни жестоко слёг Стефан Фролович.
Бодрился старик, не сдавался, а родные уже съехались, готовые к худшему. В один из замечательных летних дней в прохладную комнату деда зашёл внук Саша - Александр Тихонович Харыбин. В окно билась с улицы пчела, где-то звенела птица. Только бы жить...
- Дед, - начал Александр Тихонович, пересилив себя. - Нынче Алексей Давыдович Коровин умер...
По лицу больного скользнула тень, он слабо улыбнулся. Поднял уже обессилевшую руку и неожиданно свернул крупную дулю:
- А говорил, сопатку разобью... Вот тебе, Алёшка! Хоть на три дня, да переживу тебя.
Рука упала, и к роскошной бороде Стефана Фроловича скатилась крупная слеза.
Он и отошёл через три дня, как сказал. Похоронили лейб-гвардии запевалу на сельском кладбище. Сейчас там стоит православный крест работы Заслуженного художника России Анатолия Шишкова.
И осталась по николаевскому гвардейцу не только добрая память. Но ещё и песни, которые голосистый род Стефана Фроловича разнёс по всему свету.
Ваши комментарии к этой статье
№48 дата публикации: 12.12.2011