Ева РАЙТ

 

СОЛНЦЕ, ВСТАВАЙ!

Е.Райт. Солнце, вставай! Повесть. - Николаев, 2009.
Продолжение, начало см.: здесь

 

ЧАСТЬ 2

Глава 16

Возвращение (мир иной)

 

Пробуждаясь, Араш не почувствовал, ставшей привычной в последнее время тянущей боли в сердце. Он не спешил открывать глаза, наблюдая, как ликующее чувство полноты существования разрастается в душе. Он наслаждался давно не слышанной симфонией гармонично соединяющихся звуков. Мир... радость... покой...

- Здравствуй, друг!

Любимый голос нарушил состояние расслабленного растворения в прекрасном. Оно тут же сменилось радостной готовностью действия на общее благо. Араш открыл глаза, и одновременно его тело приняло вертикальное положение. Сияние ауры Учителя заставило его зажмуриться, вознося силой вспыхнувшего восхищения в огненный мир духа.

- Будь здесь, друг! - удержала оседающее тело Араша рука Учителя.

Глаза юноши вновь открылись - в них сверкал вдохновенный огонь осознания: он снова на родной планете, рядом с дорогим Учителем, который сейчас здесь, с ним... Вот сейчас Учитель откроет новое знание... одну ладонь он приложил к медальону на своей груди, другую - ко лбу Араша... И тотчас же Араш в полной мере принял целостный мыслеобраз, подробности которого осадили его ликование, заставив сердце вспомнить о боли.

Крик, неистовый крик пронзил гнетущую атмосферу подземного царства планеты, на которой ещё недавно самоотверженно трудился Араш. Кричащий и топающий ногами злобный маленький диктатор захлебываясь от ненависти к Арашу, к обитателям Солнечного, в годовщину смерти сына созвал к себе всех подданных, способных держать в руках оружие. Он сгорал от жажды немедленного мщения, желая сию же минуту прекратить расцвет жизни на свету.

Призванные военноначальники проявляли нерешительность: память ещё хранила ужасное поражение передового отряда, напрочь уничтоженного огненной стихией. Уловив обречённость во взглядах своих лучших воинов, диктатор вдруг странно успокоился. Он жестом показал, чтобы все ушли, а сам двинулся вглубь своих покоев. На его лице играла сумасшедшая улыбка.

Маленький человек двигался, не останавливаясь. Только в комнате покойного сына он ненадолго задержался у красного ложа, чтобы взглянуть в молочно-белое лицо набальзамированного трупа. Рывком взметнув край алого покрывала, он накрыл им неподвижное тело и затем ещё быстрей зашагал дальше. Наконец, он остановился в тупике, у небольшой металлической дверцы, и принялся проделывать какие-то сложные манипуляции: вращать ручки, набирать номера кодовых замков. Когда тяжёлая толстостенная дверь в ответ на его усилия начала медленно отъезжать в сторону, он даже не потрудился дождаться, пока она полностью освободит проём. Протиснувшись в узкую щель, он заспешил к металлическому щиту и вновь принялся колдовать, дёргая какие-то рычаги, нажимая на кнопки, вращая маленькие и большие колеса.

Двоим, входящим в этот момент в помещение было очевидно: дело не шло - диктатор стучал ногами и злобно ругался. Они уже как будто успокоились и не так энергично, как вначале, продвигались к неистовствующему человеку, как вдруг один из них что было силы рванулся вперёд с криком: «Не-е-е-т!» В это же мгновение его истерический вопль был заглушен невероятной силы взрывом, потрясшим недра планеты...

Сердце Араша сжалось от боли. Планета разлеталась на куски.

Он с трудом поднял опущенную голову и еле слышно спросил:

- Что с ними?

Последовавший ответ Учителя несколько утешил его. Он видел, как Ило, Гла, Оэль и Дара, чудесная Ану и другие его ученики обрели достойное место в лучших межпланетных мирах и после подлежали воплощению на планете Земля - трудном, но достойном для них мире.

Сердечная боль ещё какое-то время не оставляла Араша. В крушении планеты он ясно ощущал свою вину: воскрешение двоих обернулось страданием для множеств, уничтожением целой планеты. Позже, отрешившись от давящих чувств, сердечно устремив внимание на насущные нужды человечества, он неожиданно осознал: планета и её человечество были обречены на гибель, в его задачу входило поднять дух тех немногих, которых ещё можно было спасти до катастрофы. Это знание до сих пор было скрыто от него мудрым учителем. Разве можно окрылённо строить, когда чуешь неизбежность скорого разрушения?

 

 

Возвращение

 

Холод и чернота коридора кажутся невыносимыми. Каждый шаг в этом страшном месте даётся с трудом. На лбу выступает испарина, от холода снаружи и жара изнутри бьёт мелкая дрожь. Единственное, что удерживает Ашу от последней степени отчаяния, - слабый свет, далёким маяком брезжущий впереди.

Иногда слышатся голоса, обрывки фраз:

- Горло, лёгкие - всё чисто... Нет, это не менингит...

- Летаргия?.. Кома?..

- Ашенька, детка... хотя бы глоточек... ложечку съешь...

- Доктор, как долго?..

- Нервного происхождения...

- Не было никаких стрессов...

- Ничего другого...

Снова мрак коридора. Тишина нарушается мерным стуком капель. Идти уже нету сил. Аша ложится на землю и закрывает глаза. До её слуха доносится:

- Очнулась! Очнулась, моя хорошая... доченька...

- Ну, Ашка, ты даёшь! Целую неделю дрыхла. Температура под сорок.

Некоторое время Аша лежит с открытыми глазами, пытаясь понять, что происходит, и, наконец, осознаёт, что её тяжкое путешествие среди холода и мрака подошло к концу. Слабая улыбка озаряет её лицо. Она соглашается выпить травяной чай. Глоток, ещё глоток... Всё. Сил больше нет. В изнеможении она откидывается на подушку и засыпает.

Господи! Снова тьма, снова узкий проход. Аша со стоном делает шаг, другой. А идти-то, оказывается, легко! С шага Аша переходит на бег... Неверный и недостижимый прежде свет растёт!

По мере того как разрастается свет, сердце исподволь полнится ликованием. И вот уже радостный глаз готов различить в сплошном сиянии очертания необычайного храма, стены и купола которого, кажется, сами излучают свет.

Сон переносит Ашу внутрь храма и оставляет среди множества обращённых к ней спинами людей. Их высокий рост, длинные светлые одежды и головные уборы, напоминающие капюшоны, - всё необычайно. Очевидно, люди чему-то внимают: что-то видят и слышат. Аша напрягает слух и вроде бы начинает различать какие-то удивительные протяжные звуки и ритмичные возгласы на их фоне. Всё больше вслушиваясь, она неожиданно улавливает череду звуков, словно шелестом прибоя доносящих до неё знакомое: «Араш-ш... Араш-ш-ш...»

Сначала тихо, затем всё громче и громче Аша начинает звать любимого друга. Но никто не откликается на её зов. Сердце её сжимается от тоски, быть может, впервые за четыре года разлуки с ним. «Он должен быть где-то здесь», - не покидает Ашу настойчивая мысль. Она заставляет девочку устремиться вперёд. Безо всяких усилий пробираясь меж лёгких, словно бестелесных, фигур, Аша, в конце концов, попадает в место, свободное от людей, и тотчас же замечает, что стоит перед колонной, сотканной из света. Слабый вначале, он постепенно усиливается, и одновременно всё явственней, всё прекрасней становится пение. И хотя в нём сейчас ничто не напоминает дорогого для Аши имени, она знает, что снова прикоснулась к высокому миру Араша - миру любви и красоты.

С тех пор как прервалась её ясновидческая связь с Арашем, дивные ночные откровения стали забываться. Яркие, полные острых переживаний путешествия заменили мимолетные наития, не оставлявшие в Ашином сознании глубоких следов.

Поступив в школу, Аша училась играючи и была отличницей. Ей даже удалось перескочить из первого класса сразу в третий. Но после... Возможно оттого, что с приходом многих учителей нарушился мир почти интимной задушевной близости с учителем, а может потому, что с началом многопредметного обучения терялась игровая стихия, Аша явно заскучала. И теперь считалась одной из отстающих учениц своего класса. После болезни её успехи и вовсе сошли на нет.

Недельный горячечный бред одарил Ашу новой, весьма неожиданной способностью. Она обнаружила, что почти всегда знает ответ на поставленный вопрос: будь-то математическая задача или иной естественнонаучный вывод. Однако объяснить, как она получает свои ответы, ей не удавалось. Знание результата, полученное без логических рассуждений, казалось Аше достаточным и никак не подвигало её к изучению фактов, правил, анализу и синтетическим умозаключениям. Последовавшие за этим неуспехи создали угрозу нескольких переэкзаменовок, о результатах которых Ашина мама боялась даже подумать: при Ашином равнодушии к занятиям, даже если на целое лето засадить её за учебники, вряд ли они будут успешными. И мама снова повела Ашу к психологу.

Кабинет психолога преобразился. Теперь в нём было всё белое: белое кожаное кресло, такой же стильный диван, белая драпировка на окнах. В кресло садиться не хотелось, ложиться на диван тем более.

- Тогда устраивайся, где хочешь, - развела руками психолог.

Аша устроилась прямо на полу, в центре сероватого с белыми цветами ковра.

- Удобно? - спросила её женщина, усаживаясь в кресле напротив.

Аша кивнула: здесь было самое энергетически чистое место.

- Ну, и как твои дела? - поинтересовалась психолог.

Аша пожала плечами. По её мнению, всё было просто прекрасно: к ней возвращался мир Араша - её мир. Однако с точки зрения взрослых...

- А помнишь, ты называла меня Мятой? Какое имя ты бы сейчас мне дала?

- Слово, которое вдруг всплыло в голове, было странным. Стоило ли его озвучивать?

- Мон-сте-ра, - разделяя слоги произнесла Аша, представляя себе при этом нечто монстровидное.

Психолог улыбнулась одним уголком рта - она нисколько не смутилась:

- А ты знаешь, что такое монстера?

- Чудовище?

Женщина рассмеялась и показала в угол комнаты, где у окна в большой деревянной кадке произрастало внушительных размеров растение с замысловато изрезанными листьями. Похоже, оно стояло тут ещё раньше, в первое Ашино посещение.

- Интересно, почему тебе в голову пришла такая мысль?

Аша повернулась к психологу: в её глазах сквозило недоумение, которое возникало всегда, когда от неё помимо готового ответа требовались какие-то доказательства. Женщина передвинула кресло поближе к девочке и, слегка наклонившись вперед, доверительно сказала:

- За много тысячелетий жизни на Земле доказано, что знания ответа на вопрос совершенно недостаточно. Здесь мало знать, что получится в конце, нужно понимать, как оно получается и уметь его получить.

Поймав на себе изучающий взгляд Аши, психолог поняла, что та слушает её невнимательно.

- У Вас болит в правом боку?

- Печень, желчный, - кивнула психолог. - Вот видишь, ты всё это знаешь и, возможно даже, понимаешь, что это излечимо. Однако, как это лечить, не знаешь, и, если бы мне понадобилась какая-нибудь операция, ты не сумела бы её сделать.

- Мне это не важно.

- Хорошо, - согласилась психолог, - давай о чём-нибудь жизненно важном.

Она разгладила на коленях свою узкую юбку из плотной ткани фисташкового цвета. Затем, растопырив второй и третий пальцы правой руки, установила их в вертикальном положении на тугом полотне.

- Смотри, вот человечек. Совсем маленький. Он уже умеет стоять. Но ходить самостоятельно ни разу не пробовал. И вот наступает срок, когда он знает, что может дойти до своей мамы.

Психолог оторвала глаза от «человечка» и посмотрела на Ашу. Ашины растопыренные пальцы в это время смотрели вверх. Её «человечек» явно стремился научиться ходить по потолку.

- Заметь, - постаралась привлечь к себе внимание женщина, - прежде чем что-то совершить наяву, человек уже видит конечный результат. Но, взгляни...

Пальцы психолога начали медленно и как-то неуверенно переступать по натянутому полотну юбки:

- Чтобы дойти, он должен многому научиться. Поднимать ноги на нужную высоту. Попеременно переставлять их так, чтобы в каждый момент одна нога могла удержать тело в равновесии. Научиться правильно огибать препятствия. А в твоём случае...

- Ходить вверх ногами, - улыбнулась Аша.

- Получается, что нужны знания и постоянная тренировка. Давай потренируем наше мышление.

Психолог легко поднялась с кресла и подошла к пальме:

- Давай всё-таки выясним, почему ты сравнила меня с монстерой.

Аша молчала: ей нечего было сказать. Но женщина не торопила её. Она взяла пульверизатор и принялась опрыскивать растение. Множество мелких капель заблестело на крупных темно-зелёных листьях. Аша подошла к растению и тронула один из них. Потом она слегка сжала коричневатый воздушный корень и наконец повернулась к психологу:

- Он сказал...

Здесь Аша запнулась. Понимают ли её? Впрочем, присматриваться к выражению лица визави, не было необходимости: она чувствовала - понимают.

- Сказал, что очень любит воду, - продолжала она уже без оглядки. - Когда много воды, он становится роскошным... Ещё он может цепляться за всё и так расти...

В этом месте Аша развела руки в стороны и затем, описав плавные дуги, соединила их вверху.

- То есть он готов широко распространяться и высоко забираться. Верно?

Аша утвердительно кивнула.

- Теперь перейдём к другой монстере, - в голосе психолога сквозила улыбка. - Если для цветка питанием является вода, то для меня - это ещё и твёрдая пища. Верно? Если цветок от обильного полива становится, как ты сказала, роскошным, то я от обильной пищи толстею.

- Немножко, - согласилась Аша.

- Куда там, - махнула рукой психолог. - С тех пор как мы не виделись, на целый размер. Ну, да Бог с ним. Вернёмся к нашим баранам.

Она замолчала, словно что-то припоминая, но вскоре её лицо оживилось:

- По-твоему, я и эта пальма можем цепляться за опоры, расширяться и лезть наверх. Думаю, что в моём случае это применимо к моему мышлению. Я цепляюсь своей мыслью за всё возможное, когда решаю трудные задачи. Я постоянно учусь, чтобы повышать и расширять своё сознание, то есть учусь думать и понимать. Ну как, похожа я на монстеру?

Аша качнула мокрый лист - казалось, он согласно закивал - и улыбнулась.

- Видишь, понимание может принести радость. И без тренировки мысли - прохождения её канату рассуждений - никак на Земле-матушке не обойтись.

Аша тяжело вздохнула. Ей целое лето придётся «ходить по канату мысли», чтобы догнать одноклассников и перейти в шестой класс. Правота психолога была принята ею не столько умом, сколько неким внутренним чувством. Как будто кто-то бесконечно более мудрый шепнул ей: «Ты здесь. И потому должна выполнить все свои задачи».

 

 

Глава 17

Откровения

 

Перед тем как уснуть, Аша обычно наблюдала за игрой розовых, синих и зелёных огней, которые расцветали на белом фоне двери её комнаты. Она нарочно не задёргивала штору, впуская в комнату огни уличной рекламы. В этот вечер калейдоскоп огней странным образом исчез, и там, куда смотрела Аша, вдруг появилась знакомая фигура.

- Араш! - попыталась вскочить с постели Аша.

Но тело не слушалось её. Будто невидимыми оковами оно было приковано к кровати. К радости узнавания теперь примешивалось разочарование от невозможности приблизиться, дотронуться до того, кого она так долго ждала. А он и сам, похоже, не собирался подходить к Аше. Его силуэт по-прежнему серебрился у входа в комнату, создавая в полумраке волнующую атмосферу тайны.

Когда Аша смирилась с неизбежностью контакта на расстоянии, она заметила в правой руке Араша небольшую тонкую палку. Палка слабо светилась голубым.

Аша сперва даже испугалась, когда палка поднялась и стала приближаться к ней. Её сердце забилось чаще, а рука как бы сама собой потянулась навстречу голубому лучу. Едва палка коснулась открытой ладони, как боль ожога потрясла всё Ашино существо. Ещё не опомнившись от болевого шока, Аша так же машинально подставила вторую ладонь. Этот второй контакт с огнём оказался не менее болезненным, чем предыдущий. Продлись боль немного дольше, Аша не выдержала бы, закричала. Но тут луч коснулся её лба, между бровями. Удивительное спокойствие снизошло на девочку, и она мгновенно погрузилась в глубокий благотворный сон.

Наутро оказалось, что обе Ашины ладони «помечены» небольшими ярко-розовыми пятнами. Лёгкое жжение в этих местах ещё больше усиливало сходство с обычным ожогом. Неприятные ощущения не помешали Аше взять ручку, чтобы описать этот исключительно важный эпизод её жизни.

С некоторых пор Аша перестала делиться своими необычными впечатлениями с кем бы то ни было. Даже верный Бонфи теперь не удостаивался роли наперсника. Водружённый на шкаф, он с грустью поглядывал на свою хозяйку. Сейчас его место на полу занимали большие листы с Ашиными живописными работами. Собственно, работы валялись везде - по всей комнате, оставляя узкий проход для передвижения. Они копились здесь с тех самых пор, как четыре года назад Белухин определил дочь в художественную школу. Способности к живописи и рисунку у Аши имелись, и не малые, однако отсутствие интереса к детальной передаче увиденного постепенно свело на нет её успехи в рисунке. Белухин сам ходил в художку, чтобы улаживать Ашины дела. Именно его стараниями девочку, ни разу не сдавшую с первой попытки все зачётные работы, переводили в следующий класс, продолжая терпеливо обучать классическим приёмам художественного ремесла.

После встречи с Арашем Аша взялась за кисть только на следующий день. Неоконченные работы, которые завтра, максимум послезавтра, нужно было доделать, чтобы получить зачёт, она отложила в сторону. Установив на мольберт новый картон, она стала писать. Аша не знала, что изобразит на картине, и не вполне понимала то, что появлялось из-под её кисти.

На картоне рождалась композиция из круговых спиралей, эллипсов и других более сложных форм, прописанных чётко или едва намеченных, словно просвечивающих сквозь пелену тумана. Композиция была для Аши сложной. Её колористическое решение давалось не сразу. Не отличавшаяся ранее упорством в подборе цветов, сейчас Аша выверяла каждый оттенок, сражаясь за его гармоничное включение в общую симфонию красок.

Был момент, когда поиск нужной краски слишком затянулся. Бросив на пол кисть и палитру, Аша стащила со шкафа льва Бонфи и, как в раннем детстве, легла на его мягкую податливую спину. Его энергетика, усвоившая так много восторгов и вдохновенных рассказов, быстро успокоила Ашу. Погрузив лицо в пышную шелковистую гриву, она втянула носом знакомый запах. Захотелось чихать. А ещё захотелось немедленно вернуться к работе...

Подхватив с пола палитру, она поискала глазами кисть. Кисти нигде не было.

- Я знаю, где ты, - наполнилась задором Аша. - Но за тобой не полезу. И без тебя обойдёмся, - обмакнула она в краску палец.

Ощутив слабое покалывание, Аша удивилась: ничего острого на палитре в этом месте не было. Когда она вновь осторожно дотронулась до той же краски, покалывание повторилось.

- Странно, - проговорила она и легкими касаниями поправила нужное место на картине.

Поиски подходящего оттенка для следующего фрагмента заняли несколько минут. Но когда он был найден, выяснилось, что он тоже «колется».

- Я могу находить нужную краску пальцами! - обрадовалась Аша.

Кое-как обтерев руки тряпкой, она полезла под кровать, извлекла закатившуюся туда кисть и продолжила работу в особо приподнятом настроении. До очередного визита отца она успела создать ещё одну, не менее выразительную композицию.

Когда Белухин увидел последние Ашины работы, его реакция - неожиданная и взрывная - чрезвычайно поразила Румановых.

- Что это такое?! - кричал он, тыча пальцем во все стороны Ашиной комнаты. - Что это за конура?! Где здесь свет?! Где воздух для работы?!

Рамина, наблюдавшая за этим словоизвержением из коридора, воспользовалась перерывом между гневными репликами бывшего мужа.

- Что ты предлагаешь? - холодно спросила она.

- Пусть работает в моей мастерской, - воодушевился Белухин. - Ты же знаешь, у меня теперь огромная мастерская. Там много света, воздух, а тут...

- Аша, ты как? - спросила Рамина.

Но Аша отрицательно покачала головой.

После такого ответа Белухин несколько сник, но, бросив взгляд на свежие Ашины картины, задумался:

- Нужно что-то делать.

- Делай! - раздражилась Рамина. - Давай! Уже год стоит пустая, единственная в нашей квартире отремонтированная комната. Светлая. Большая. И что?

Белухин с недоумением посмотрел на Ашу:

- Солнце, нужно перебираться.

Но Аша снова отрицательно мотнула головой.

- Вот видишь?! - взорвалась Рамина. - Видишь это дикое упрямство?!

- Мама, пойдём, я тебе валерьянки накапаю, - обнял ее за плечи Эльдар. - Пусть художники разбираются между собой сами.

Осталось загадкой, как Белухину удалось уговорить дочь занять свободную комнату, но вскоре он вышел сияющий и объявил:

- Мы перебираемся!

И с невиданным для него энтузиазмом принялся перетаскивать Ашины вещи в предназначенную для неё комнату, договорившись с дочерью, что старая отныне будет служить лишь хранилищем для её работ. Поздно вечером, уже собираясь уходить, он вдруг с досадой обронил:

- А зачёт-то мы с тобой пропустили.

- Ага, - легко согласилась Аша.

- В понедельник пойдём, - решил Белухин и откланялся.

Впервые за последние годы он без малейшего смущения нёс в художку свои рисунки, собираясь выдать их за Ашины зачётные работы. Секрет его горделивой уверенности крылся в той же папке с рисунками, среди которых имелись и последние шедевры юной художницы. А в том, что это были настоящие шедевры, Белухин ни минуты не сомневался.

- Так-с. Что тут у нас? - недовольно проговорил Эндемик, вынужденный делать вид, что верит, будто авторство предъявленных работ принадлежит его ученице.

- Рисунок есть, натюрморт имеется... Ага, копия Левитана. Что ж, недурно. А это что?

- «Космический ветер I» и «Космический ветер II», - не без гордости отрапортовал Белухин.

- Ну, всему же есть предел, - прошипел Эндемик. - Зачем же так-то?

Он мрачно поглядел на Ашу:

- Руманова, ответь честно. Это отец писал?

В своей обычной лаконичной манере Аша отрицательно покачала головой.

- Значит, сама писала?

- Сама.

- Хорошо, - с видимым недовольством проговорил Эндемик. - Вот тебе загрунтованный холст, вот тебе краски. Заметь, самые лучшие. Работай. А мы с твоим отцом пойдём поговорим.

Аша взяла кисть, намереваясь приступить к импровизации, но не сумела уловить ритмическую нить - не так легко бывает сразу достучаться до небес. Тогда она глубоко вдохнула и закрыла глаза. Возникшее чувство можно было назвать безмолвной молитвой, когда осознанный порыв к красоте восхищает дух в надземное, одаряя новым, неожиданным знанием. Ввысь! Безудержно! Всем сердцем! И в следующее мгновение ликующее «теперь я всё знаю!» огненной радостью осенило Ашину душу.

Араш был не то же самое, что она! Он был её Учителем - таким как Будда или Христос для своих учеников. Она была с ним крепко связана - почти одно целое. Потому что они любили друг друга. И каждое действие Учителя было для неё разумным и не нуждалось в оправдании. Оно, конечно же, было для Ашиной пользы, наилучшим образом направляя её для скорейшего прохождения земного урока и освоения энергий тонкоматериальной сферы.

Когда через пару часов художники возвратились в студию, оба они были немало поражены увиденным.

В правом углу картины виднелась призрачная фигура в длинной белой одежде. Голубой светящийся предмет в её руке был протянут по направлению к другому персонажу - стоящей в пол-оборота маленькой девочке в ночной рубашке. Доверчивое движение девочки, протянувшей обе руки своему нежданному гостю, трогательная простота обстановки - заставляли зрителя проникнуться искренностью переданных на холсте чувств.

- Нет слов, - развёл руками Эндемик, поворачиваясь к Белухину. - Ты уж прости меня, недоверчивого.

- Да я-то, Эндрю Демидович, на тебя зла не держу. Ты вот ребёнка как-то поощри, - подвёл его к дочери Белухин.

Однако Эндемик, восприняв просьбу как-то слишком буквально, засуетился:

- Зачёт у тебя, Аша, в кармане. Экзаменационная работа, считай, готова. Завтра придёшь, доработаешь и получишь свою законную пятёрку. А за лето подготовишь на выставку...

Но Аша уже не прислушивалась к его словам. Они навеивали грустные мысли:

- Эх, Вы. Если бы Вы что-то понимали, я бы познакомила Вас со своим Учителем. И Вы могли бы полюбить его так же, как и я. Он по-настоящему прекрасен. И не холстом этим восхищались бы, а им, Арашем.

Вслух же она заметила:

- Я люблю своего Учителя.

Белухин и Эндемик удивлённо переглянулись и рассмеялись. Аша смеялась вместе с ними. Её переполняла радость сегодняшнего откровения.

 

 

Глава 18

Спешить на зов

 

Аша закрыла глаза. Ощущение какого-то распирания, давления в голове не давало уснуть. Её тело отяжелело и, вместе с тем, казалось чем-то отдельным, отделённым от самой Аши. Полёт был стремительным. Впечатления полёта (как в снах) не было - не полёт, а, скорее, перемещение. Сначала всё внутри сжалось, а потом резко освободилось: словно после длительной задержки дыхания вдруг пришёл освободительный вдох. И так же свободно Аша осознала себя в поразительно ярком, «дышащем» мире, где всё вокруг было волнующимся и переливчатым и, словно что-то сообщало, передавало и само впитывало каждый посыл. Верх и низ - воздух и почва - сливались воедино, образуя кристаллически искрящееся пространство, наполненное восхитительным звучанием. Горло сдавливало от восторга, сердце, охваченное сладостным волнением, трепетало.

Но вот перед Ашей возник человек. Его огромные немигающие глаза вперились в неё пронзительным, огненным взором. От давления этого взгляда хотелось спрятаться, исчезнуть. О-о-о! Всё Ашино существо содрогнулось не то от восхищения, не то от ужаса. Её смятенный ум не в состоянии был решить, кто перед ней: демон или посланец Света. Мгновение спустя на неё снизошло чудесное умиротворение: воздух наполнился благоуханием роз. Нет, это было лучше... во сто крат прекраснее! И Аша поняла, что перед ней существо высшего плана.

Едва возникло, вспыхнуло понимание, внутренний голос позвал её: «Следуй за мной!» И только что стоящий напротив, человек оказался от неё на значительном расстоянии.

- Как же следовать? - смутилась Аша. - Даже бегом мне не успеть.

Над головой, подобно восхитительной драгоценности, вдруг засверкало что-то блестящее. Аша посмотрела наверх и застыла от удивления. В воздухе неподвижно висела рыба - сапфирово-синяя переливчатая рыба. Она, как и человек, появилась «из ниоткуда». Мгновенная мысль - прикоснуться к этой красоте - подняла Ашу в воздух. И тут же её рука протянулась и дотронулась до колкой, как под током, бесплотной сущности. Аша резко отдёрнула руку. Рыба тоже конвульсивно дёрнулась, и зелёные змейки заиграли на её блестящих покровах.

Новое необыкновенное ощущение вспыхнуло в Ашиной душе. Казалось, прикосновение открыло ей какую-то огромную, доселе неведомую страну. Как будто рыба в одно мгновение успела рассказать о красоте и необъятности любимого ею мира. И хотя Аша по-прежнему не понимала, где находится, всё, что она видела, стало необыкновенно близким и родным. Музыка её сердца слилась с музыкой пространства.

На фоне этого осознания без слов некоторым диссонансом прозвучал внутренний голос - он снова звал следовать за встреченным ею человеком. Аша осмотрелась, но знакомой фигуры не увидела.

- Я должна догнать его, - подумала она.

Мгновением позже Аша, и в самом деле, ощутила себя рядом с незнакомцем. Он был таким же прекрасным и ясносияющим, как... Учитель... Араш! Это был он! Как же она сразу не узнала его?!

- У меня много обликов, и постепенно ты узнаешь их все, - пришло к ней внутреннее разумение.

Ашино сердце трепетало от радости, радость возносила её невесомое тело в небеса. Выше неё летели теперь только птицы - стайка, словно из света сотканных, крылатых существ. От них на землю тянулись струи радужного света.

- Вот это радуга! - восхитилась Аша, возвращаясь на прежнее место.

- Здесь каждый может быть маленьким солнцем. Дотронься до цветка.

Аша встала на колени, намереваясь заключить в ладони очаровательную головку - точь-в-точь полураскрывшийся бутон земной розы - и поцеловать его. Но цветок легко уклонился от объятий, позволив лишь слегка коснуться своих лепестков. Ашины пальцы почувствовали холодок - к ним от цветка устремились синевато-серебряные спирали, а, между тем, они и сами испускали встречный поток жемчужно-розового света. Благодаря этому обмену, Ашина радость приобрела какой-то новый насладительный оттенок, как это бывает при получении откровения. Как будто, наконец, нашёлся искомый фрагмент мозаики, триумфально завершающий некую миниатюру, посвящённую красоте мира.

- Каждый получает то, чего ему не хватает для приобщения к красоте, - слышала Аша. - Красота может быть только общей, для всех одновременно. И каждый должен обладать частицей полной всеобщей красоты - одинаковой для всех. Красота объединяет всех в одно целое.

Когда Аша проснулась, она помнила лишь три последние слова. Смысл остальных утверждений Учителя остался с ней исключительно в образном виде: огненно-светящаяся сфера протягивает свои лучи ко всему сущему, оставляя везде свою точную крохотную копию.

Ощущение полноты и радости существования, которое Аша вынесла из надземного, хотелось удержать как можно дольше. А потому, пробудившись, она сразу же взялась за кисть, торопливо намечая основные элементы сюжета: птиц со сверкающим оперением; лучистые цветы, парящие над землёй; потоки света, идущие с небес, и знаковую для её полотен фигуру в белом.

- Аша, иди сюда! - послышался из-за двери голос брата.

Аша с неохотой отвела глаза от картины и, кое-как обтерев руки тряпкой, пошла на зов.

В руках у брата был учебник математики. И это в первый-то день каникул! Аша тяжело вздохнула и обречённо опустилась на стул рядом с Эльдаром.

- Меня не интересует ответ, давай решай! - пять минут спустя разнёсся по дому его зычный голос.

- Это же тупизм какой-то!

- Бред!

Реплики следовали с короткими интервалами. Рамина насторожилась: раздражение в голосе Эльдара нарастало.

- Я так не буду! - послышался Ашин протест.

- Сядь!

- Не хочу!

Рамина вошла в комнату как раз в тот момент, когда Эльдар, вцепившись в Ашино запястье, пытался усадить сестру на место.

- Элик, отпусти её, - попросила мать.

Эльдар исподлобья взглянул на Ашу и нехотя разжал пальцы.

- Элик, если ты будешь так с ней заниматься, лучше не надо. Ты же ей все нервы испортишь.

- Это она мне всю нервную систему подорвёт своим ослиным упрямством, - угрюмо буркнул Эльдар в сторону захлопывающейся за Ашей двери.

- Наверное, Элик, нужно нанять учителя. Учителям виднее, как справляться с такими учениками.

«Учитель... задачи... математика...» - Аша с тоской посмотрела на мольберт. Прекрасный, трепетный мир, широкая панорама которого ещё недавно занимала горизонт её сознания, теперь безнадёжно отдалялся. Одно за другим захлопывались его окна, оставляя Ашу наедине с серым миром необходимости.

Из глубокой задумчивости Ашу вывел телефонный звонок.

- Аша, это тебя. Какой-то мальчик.

Телефонная трубка была холодной. Она приятно остужала горящее ухо.

- Привет, - сказала трубка чужим голосом.

- Я тебя знаю? - после некоторой заминки поинтересовалась Аша.

- Это Поль, - ответила трубка.

Аша попыталась увидеть собеседника внутренним зрением (иногда ей это удавалось), однако возникший в голове образ никак не вязался с обликом мальчика, которого она видела в последний раз на том самом злополучном дне рождения, когда отец...

- Ну, чего молчишь? - спросил её Поль.

- Не знаю, - без энтузиазма ответила Аша.

- Э, да ты, подруга, совсем скисла. Я это усёк, ещё когда сканировал тебя.

- Сканировал? - удивилась Аша.

- Есть такое, - отозвался Поль. - Но это не по телефону...

- Знаешь, что? Я сейчас заеду за тобой.

Аша не успела никак отреагировать - на том конце провода положили трубку.

К машине они шли молча. Поль сильно вытянулся и теперь был почти на голову выше Аши. Даже если бы Аша хотела узнать о нём больше по выражению его глаз, она не смогла бы. Верхняя часть его похудевшего лица была закрыта очками с тонированными стёклами. В его осанке, коротких неэмоциональных фразах угадывалась несвойственная прежнему Полю жёсткость. По всей видимости, именно она придавала нижней части его синей ауры металлический блеск.

Заговорить с Полем Аша отважилась только в машине.

- Что значит сканировать? - спросила она.

Поль с недоверием посмотрел в спину шофёру и попросил его включить музыку. Когда от стен салона мелких горохом стали отскакивать резкие вскрики саксофона, Поль, приблизившись к самому Ашиному уху, сказал:

- Это способность такая. Думаю о ком-нибудь и всегда знаю, что у него на душе. Кстати, чего хандришь?

Саксофон немного притих, и блеющий, вкрадчивый голос принялся не спеша выводить замысловатую мелодию. Аша поморщилась: ей не хотелось вспоминать об утреннем инциденте. Она отвернулась от Поля и стала смотреть в окно: здание банка, аптека, кафе... У светофора машина остановилась. Длинный красный, короткий жёлтый и разрешающий зелёный... Аша вдруг решила, что сейчас же расскажет Полю обо всём.

Картина получилась довольно хмурой: целое лето занятий ненавистной математикой, месяц почти в жуткой скуке пионерского лагеря, а под конец - экзамен, зачёты...

- Если бы можно было исчезнуть, я бы исчезла, - подытожила Аша.

- Да-а, дело - дрянь, - задумался Поль.

Двор и двухэтажный особняк, к которому подкатил автомобиль, теперь уже не казались такими большими. Аша засунула руки в карманы вельветовой курточки, а потом спохватилась: на крыльце появилась фрау Алекс. Впрочем, какое ей дело было до немки?

- Здравствуй, девочка. Добро пожаловать, - кривя рот в улыбке, проговорила Алекс.

Аша поздоровалась и посмотрела на Поля. Выражение его лица было непроницаемым. Когда они подошли к крыльцу, немка продолжала стоять, склонив голову набок и как-то заискивающе, украдкой взглядывая на своего воспитанника. Она торопливо распахнула перед ним дверь, пропуская его и гостью в дом.

В своей комнате Поль сразу расслабился и повеселел. Он с увлечением стал показывать Аше то, чему посвящал всё свободное время: рисованию персонажей для компьютерных игр. Аша отметила про себя чрезвычайную трудоёмкость процесса создания объёмных изображений, сноровистые движения Поля и уверенность, с которой он ориентировался в непостижимо сложных для неё вещах. Однако когда Поль перешёл к демонстрации одной из игр, созданных по его сценарию, Аша почувствовала себя неуютно. Обхватив колени руками, она напряжённо всматривалась в огромный экран монитора, стараясь понять, что же действует на неё столь отталкивающе. Там, в заэкранье, разворачивалось действо, исполненное активных, агрессивных движений, яростная страстность которых не могла не вызывать протест.

- Почему он такой жестокий? - показала она пальцем на воина в сизой металлической чешуе.

- На моей планете предателей всегда сбрасывают в пропасть.

«Он говорит о своей жизни на другой планете, - внезапно дошло до Аши. - Вот откуда в его ауре металл...»

- Я был воином на своей планете.

- Убивал?

- Воины у нас не занимаются уничтожением. Они только обездвиживают противника.

- А потом?

- Потом их замораживают.

- Как в твоей игре...

- Да, как в игре, но в ней всего не передашь. У нас врагов не просто замораживали, а складывали в камеры, где с помощью лучей переписывали память этой жизни. После пробуждения они все становились рабочими.

- Как в игре... - снова отметила Аша.

Она попыталась представить себя с «переписанной» памятью - эдакий бездушный робот-автомат, выполняющий приказания взрослых.

- Но ведь это всё равно, что уничтожить!

- Совсем нет, - покачал головой Поль. - Внутри человек остаётся тем же самым: и характер, и привычки. У него просто появляется новая история, более добрая.

Могло ли насилие давать положительные результаты? И потом, если привык поступать гадко...

- Но если он до этого делал плохое, наверное, ему уже не захочется делать хорошее, - предположила Аша.

- По-разному бывало. Некоторым приходилось переписывать память заново.

Аша представила себя в больничной пижаме, с учебником математики в руках... На радость Эльдару и маме... И вдруг улыбнулась: «Даже если ей вытрут память, её встречи с любимым учителем во сне не прекратятся. Что бы ни делали с памятью, любовь из сердца вытереть им не удастся».

Аша повеселела:

- Ты был храбрым воином?

- Не знаю, - покачал головой Поль. - Я не любил непродуманных действий. Всё додумывал до конца. По-земному я был кем-то вроде генерала. Но потом встретил Умана и ушёл.

-  Это того монаха в игре?

- Вроде монаха. Он был сам по себе. Мы с ним бродили. Он учил меня настраиваться на приём космических лучей, принимать их и по лучу переноситься на его планету. Последнее ты тоже видела в игре.

В словах Поля чувствовалась затаённая тоска. Встретить духовного учителя - большое счастье, а потерять... Аша встала со своего места и подошла к иконе, висевшей у изголовья кровати. Вокруг неё она ещё раньше заметила свечение. Аша дотронулась до образа рукой, а потом решительно сняла его со стены. Поль с удивлением наблюдал за её действиями, за их кажущейся иррациональностью. Он позволил приложить к своей груди икону и не сопротивлялся, когда Аша прижала её его же крест-накрест сложенными руками. После она положила свою тёплую маленькую ладонь ему на макушку.

Когда через некоторое время в дверь постучали, Поль неожиданно бодро крикнул: «Войдите!» И тут же объявил стоящей на пороге фрау Алекс:

- Алекс, Аша едет с нами!

- Но позвольте, Ваш отец...

- Мой отец сделает так, как я скажу. Вы это знаете. Sie verstehen?[1]

Аша была озадачена не меньше, чем немка, и, когда та ретировалась, явно позабыв, зачем приходила, она спросила:

- Куда ехать?

- Потом узнаешь, - весело парировал Поль - Главное, на всё лето.

- А как же ма-те-ма-ти-ка? - по слогам проговорила Аша, заражаясь его задором.

- К чёрту математику!

- Я не хочу на второй год... - деланно запричитала Аша.

- Не дрейфь. С математикой что-нибудь придумаем...

Аше трудно было поверить, что несвобода может так легко обернуться свободой. Она вдруг вспомнила Ило и Гла и бедную Ану. Что они чувствовали, когда из мрака попали на свет и обрели ТАКОГО Учителя? Сейчас Аша была уверена: это он, Араш, всё устроил. Только он мог так необычайно помочь. И в её сердце мощно вспыхнул огонь признательности.

 

 

Глава 19

Испытание

 

Когда из-за поворота показалась серая громада замка, Аша даже вздрогнула. Его зубчатые башни каменными исполинами венчали вершину скалы, поросшую невысокими деревьями и кустарником. Наглухо закрытые ставнями бойницы умножали впечатление угрозы и неприступности.

- Я так себе его и представлял... - радовался Поль, разминая ноги после многочасовой поездки.

- Mutter Gottes![2] - с опаской разглядывала фрау Алекс неприступные стены, ограждающие древнее творение.

Мрачная тень, укрывающая в это время суток всё видимое пространство двора, располагала Ашу к самым меланхолическим настроениям. «Радуйся» её солнечной природы без энтузиазма воспринимало порождение средневековых представлений о надёжности, защищённости и агрессивной встрече незваных пришельцев. То и дело спотыкаясь о жёсткие пучки травы, пробивающейся между фрагментами каменной плитки, она безропотно следовала за Полем, который с ликованием завоевателя устремлялся на встречу со своей кумирней.

- Вот это да! - восхищался он массивной дубовой дверью, окованной железом.

- Вы только посмотрите! - показывал Поль наверх, уводя взгляд на немыслимую для современного жилища высоту, где он упирался во мрак огромных деревянных балок, поддерживающих свод.

Но Ашу сейчас занимало другое. Сначала её внимание привлекли отсветы огня на стенах и едва различимые поначалу запахи коптящих факелов, металла и крови. А после она с содроганием услышала крики боли и стоны, предсмертные хрипы и злобную брань. Смятённая её душа окончательно утеряла способность к усвоению внешних впечатлений, когда перед ней замаячили призраки человеческих страданий: кроваво, натурально, поражающе. Аша упала на колени, закрыла глаза руками и судорожно зарыдала.

- Ашка, прекрати! Мы же здесь жить не будем, - пытался успокоить её Поль, вместе с фрау Алекс уводивший её прочь из средоточия многовековых страданий. - Мы будем жить вон в том белом доме. Все удобства. Сад классный. Ты только успокойся!

Однако увиденное ещё долго держало Ашу в безжалостной реальности прошлого, на века ставшей неотъемлемой принадлежностью некогда грозного сооружения. Она не замечала, как её довели до отеля, как раздели и уложили в постель; она никак не отреагировала на слова старичка-врача, который уколов ей успокоительное, велел спать и видеть во сне розовых слонов...

Отречение сердца и разума от земных забот нередко позволяло Ашиной душе парить высоко в надземном. Кверху рвалась она и в этот, ещё ранний для сна, час, пытаясь освободиться от оков недавних впечатлений. Однако далёким фоном сознания и посейчас владели обрывки страшного зрелища бойни, звон мечей и звуки глухо падавших на пол человеческих тел, заставляя Ашу вздрагивать и время от времени вскрикивать.

Фрау Алекс, сбитая с толку Ашиной истерикой, следила за неспокойным сном девочки с некоторой опаской. С одной стороны, она поручилась, что на отдыхе будет присматривать за девочкой, равно как и за Полем. Следовательно, она просто обязана была сообщить её родителям о случившемся. С другой стороны, немке очень не хотелось давать повод господину Соловьёву думать, что она не справляется со своими обязанностями. Девочка, конечно, впечатлительная, даже чересчур... Но вот она уже затихает, её голова перестаёт метаться по подушке, и, похоже, ею овладевает настоящий глубокий сон. «Утро вечера светлее», - на свой лад перефразирует Алекс русскую поговорку и, облегчённо вздохнув, решает отложить принятие окончательного решения на завтра.

Смеркается. Откуда-то снизу доносятся накатывающиеся волнами звуки рояля. Из душа, куда не так давно удалилась немка, слышится шум бегущей воды и её грассирующее негромкое пение. Внезапно проснувшись, Аша различает непонятные звуки, видит полоску света, проникающего в дверную щель... Она явно не понимает, где находится... Порывается встать, выйти из комнаты, но... какая-то мощная сила будто придавливает её к кровати. Может, эта удивительная сила принадлежит руке, которая вдруг протягивается к её лицу? Может, она вызвана синими лучами, исходящими из концов пальцев? Рука проделывает какие-то пасы над Ашиной головой. Ознобное, «электрическое» покалывание проходит от ног до макушки и затем затухает. Счастливо улыбнувшись, Аша спокойно погружается в здоровый, безмятежный сон. Её ауру больше не обременяют губительные последыши разрушительных энергий, атаковавших её в замке. И утром она уже воспринимает замок как объект туристического интереса или, скорее, как не самый привлекательный объект для будущей живописной работы. Зато Поль...

Не секрет, это была задумка Поля - на всё лето обосноваться в окрестностях одного из старейших замков, чтобы как можно натуралистичнее отобразить в сюжете своей новой игры «дух замка». Вначале Поль даже собирался поселиться в недавно отреставрированных комнатах второго этажа, однако по настоянию отца оставил нелепую мысль провести почти три месяца в огромных сырых и холодных залах без воды и других элементарных удобств. Фрау Алекс с радостью перекрестилась, когда услышала, как в споре победил Соловьёв-старший, наперёд оплативший двухкомнатные апартаменты в близлежащем отеле для сына, его шофёра-охранника и женской половины группы.

По приезде Поль, как обычно, занял недвусмысленно жёсткую позицию. Он сформулировал её примерно следующим образом: «Я делаю то, что считаю нужным, а вы не смеете мне мешать поступать по-своему, даже если моё поведение вам покажется неестественным». Как никому другому, фрау Алекс было известно, что за этим категорическим императивом кроется весьма серьёзное намерение отстаивать свои желания, вплоть до применения самых радикальных методов. До сих пор у немки начинало неприятно ныть под ложечкой при воспоминании о том, как однажды в ответ на очередное её «Paul, verhalten sich gut!»[3] Поль вдруг схватил нож и полоснул себя по запястью. Теперь достаточно было малейшего намёка со стороны Соловьёва-младшего, чтобы Алекс из назойливого надзирателя превратилась в терпеливого стороннего наблюдателя. Когда Поль, прихватив сумку с ноутбуком, отправился творить «на место боевых действий», то бишь в замок, Алекс, приставив к нему охранника Вэна, расслабленно вздохнула: от Аши она ожидала более адекватного поведения.

Подобно пламени, всегда устремлённому вверх, Ашина мысль тянулась в это утро к Учителю. Она была уверена, что рука, так благостно утишившая её волнение, милосердно стёршая из её памяти тягостные впечатления, принадлежит именно ему. В глубоком спокойствии, охватившем всё её существо, она следовала за фрау Алекс, куда бы та ни позвала: в душ, на завтрак, на утреннюю прогулку. Однако, легко согласившись сойти в сад, Аша предполагала не бесцельное хождение по дорожкам, но работу на пленэре. Немка по своей недальновидности узрела во вчерашней Ашиной «выходке» уже знакомое ей экстремальное выражение эгоцентрической натуры и потому предпочитала не спорить со странной девочкой, «отсутствие» которой на земном плане было для неё очевидным. Бесцельно побродив вокруг места, где расположилась Аша со своим этюдником, Алекс, в конце концов, устроилась на скамейке неподалёку, заняв, по её мнению, удобную наблюдательную позицию.

Аша не обращала внимания на сложные манёвры немки, как впрочем, не замечала людей, деликатно останавливающихся за её спиной, чтобы взглянуть на её работу. Она парила. Как парили на её картине белоснежные кроны цветущих вишен, как в нездешнем фиолетовом свете парила фигура Учителя, несущая благодать черной, потрескавшейся, жаждущей света почве. Алекс допускала, что любопытствующие могут наблюдать за девочкой с безопасного расстояния, однако, когда к Аше вплотную приблизился какой-то господин, немка неожиданно ловко подскочила к нему с вопросом:

- Будьте добры, представьтесь.

- Ангелов. Доктор философии, - поворачиваясь к ней, отрекомендовался солидный среднего возраста мужчина.

Достоинство, сквозившее во всех его движениях, уверенная и неспешная манера говорить успокоили подозрительность фрау Алекс. Тем не менее, подражая, как ей казалось, уверенному тону незнакомца, она с апломбом заявила:

- Я обязана присутствовать при вашей беседе.

- Как Вам будет угодно, мадам, - согласился с ней Ангелов и вновь приблизился к картине.

- Позвольте Вам сделать замечание, - обратился он к Аше. - Мне понятна Ваша мысль о том, что в природе всё восхищается, когда на землю приходить небожитель. Однако чем он поможет мёртвой земле, которую покинули даже деревья? Все его действия, и Вы это знаете, служат к украшению всего живого, что есть на земле.

Аша слушала молча, продолжая мазок за мазком проявлять на полотне задуманное. Когда слой тёмной земли подтянулся к почерневшим основаниям вишнёвых деревьев, Ангелов, удовлетворённо кивнув, повернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал к дороге, ведущей в горы. Направив взгляд поверх очков, фрау Алекс посмотрела ему вслед, всем своим видом выражая несогласие с вольным поведением незнакомца, не удосужившимся проститься с дамой.

Ungezogen[4], - пробормотала она и, с досадой махнув рукой, вновь отправилась к своему наблюдательному пункту.

Поскольку Аша ни за что не соглашалась идти обедать, пока не закончит картину, в ресторан она и фрау Алекс попали ближе к вечеру. Раздражаясь от голода и нежелания девочки выбирать мясные блюда, немка, прежде чем приступить к трапезе, стала читать Аше лекцию о вреде нерегулярного питания и сомнительной пользе вегетарианства.

- Напрасно Вы так нервничаете, - услышала она позади себя знакомый голос. - Я тоже вот уже тридцать лет не употребляю кровавой пищи и чувствую себя превосходно.

Когда Ангелов с разрешения фрау Алекс присел за столик, немка деланно сокрушаясь, проговорила:

- У этой девочки viele Probleme[5].

- У кого их нет? - с улыбкой заметил Ангелов и, явно игнорируя приглашение нарочито любезной немки вести разговор в присутствии третьего лица на незнакомом ему языке, обратился к Аше:

- Я могу тебе чем-то помочь?

- Машэматыка, - шепеляво отозвалась девочка, обкатывая во рту кусок ледяного мороженого.

- Ага, - удовлетворённо заметил господин, поднося к её рту салфетку. - Это как раз по моей части.

- Позвольте, - с подозрением в голосе начала Алекс, - Вы же ещё несколько часов назад уверяли нас, что специализируетесь в области философии.

- Это никак не мешает мне быть профессором математики, а также владеть рядом иностранных языков.

Под его проницательным взором, фрау Алекс неожиданно почувствовала себя смущенной и, неловко дёрнув рукой, уронила кусочек шоколадного мороженого на свою новую шёлковую юбку. С возгласом «Ah, warum ich nicht verwenden eine Serviette?!»[6] она вскочила со стула и засеменила в сторону ресторанной кухни.

Проводив её взглядом, Ангелов обратился к Аше:

- Ну что ж, я могу позаниматься с тобой математикой. Только при одном условии.

Очередной кусок ледяного мороженого во рту снова не позволил Аше внятно отреагировать на его слова.

- Ты должна будешь делать это с удовольствием.

По-видимому, Аша не представляла себе, как можно заниматься решением задач с удовольствием, и потому не проронила ни слова.

- Поверь мне, это возможно, - словно догадавшись, о чём она думает, заметил профессор. - Вот завтра в девять и начнём.

Заметив тень, набежавшую на лицо девочки, он добавил:

- Час позанимаемся, а потом ты свободна.

Поздно вечером, когда Аша уже собиралась ложиться спать, дверь распахнулась, и в комнату решительным, энергичным шагом вошёл Поль.

- Привет, подруга! - без каких-либо предисловий он бросил на её постель альбом с эскизами.

Нужно отдать ему должное: Поль был неплохим рисовальщиком. Сцены сражений, которые разворачивались на фоне огромных призрачных теней на стенах замка, отличались живостью композиции и хорошей прорисовкой.

Пока Аша знакомилась с плодами целодневного труда Поля в стенах замка, сам он придирчиво разглядывал её работу, установленную на мольберте. Когда их глаза встретились, Поль спросил:

- Что рисуешь? Что-то космическое? Какая-то аллегория?

- Нет, не аллегория.

- Тогда что?

Аша чувствовала неготовность Поля к сердечному уразумению высоких смыслов:

- Не могу сказать, ты сейчас не поймёшь.

В глазах Поля мелькнул недобрый огонёк, но сразу же погас:

- А когда по-твоему пойму?

- Не знаю. В твоей ауре сейчас много красного. Ты очень воинственный.

- А как же иначе?! - вспылил Поль. - Ты же видишь, чем я...

Он неожиданно оборвал себя на полуслове и сухо заметил:

- Мы ещё вернемся к этому разговору. Непременно.

Повернувшись, чтобы уйти, он вдруг остановился и, не оборачиваясь, сказал:

- Я тебе о себе всё выложил. Ты тоже должна, иначе никакой дружбы не будет.

- Я запомню, - согласилась Аша, не представляя, как сможет заговорить с Полем о самом сокровенном.

 

 

Глава 20

Небесное и земное

 

В струящихся, тонко звучащих потоках серебристо-голубого света невысоко над землёй парили в танце две вдохновенно-прекрасные фигуры. Их светотканные одежды восхитительно подчёркивали красоту и пластичность движений. Под сопровождение нежного, хрустального звона руки, как будто возносили невидимые приношения небу. Кружение рождало и усиливало прекрасно-изменчивый аромат, волнами расходящийся вокруг. Постепенно около пары стали собираться ослепительные искры, редкими звёздочками рассыпанные в пространстве. Светящийся покров становился всё плотнее и ослепительней - пока не объединил двоих в единый сверкающий кокон. Два крошечных крылатых существа, чьё порхание напоминало вспышки радужных огней, подлетели к вершине кокона и, купаясь в его искрящемся свете, запели-зазвенели, воздавая хвалу великой силе, объединяющей сердца.

В какой-то момент ослепительный покров вокруг человеческих фигур начал разрежаться, обнаруживая между ними третью - маленького человека. Переливы ликующих звуков заполнили пространство - маленький человек смеялся. Он только что обрёл новую жизнь и с ней новую возможность совершенствоваться. Он принёс обновлённую энергию радости человечеству своей планеты, всего мира.

Едва проснувшись, Аша тут же взялась за кисть, оживляя на полотне феерическую картину высокого творчества двух начал. Её мужчина и женщина, воздев руки к небесам, привлекали светящийся кокон и в нём - чудесного смеющегося ребёнка. Сокрытый в прописанных белилами тончайших покровах, маленький человечек в ультрамариново-синем с серебристыми искрами небе воистину воспринимался драгоценным даром небес.

Присутствуя в теле на земле, Аша, тем не менее, была недоступна для общения с окружающими. Её сознание, погружённое в реалии иного мира, никак не фиксировало земные звуки и прикосновения. Лишь много позже, когда солнце клонилось к западу, она очнулась и в бессилии опустилась на пол. Ещё не вполне разделяя надземное и земное, она позволила фрау Алекс напоить себя горячим молоком с каким-то лекарственным запахом. Должно быть, немка, следуя указаниям господина Ангелова («Как? Вы ещё и врач?!»), добавила в него содержимое бутылочки, на которой значилось «Настой №1». Спокойно и взвешенно действовать ей самой, крайне напуганной невменяемостью девочки, позволило употребление «Настоя №2», после которого она не менее пяти часов проспала крепким безмятежным сном.

Когда Аша узнала, что пропустила время занятий, она немного огорчилась: слово, данное ею этому удивительному господину, который понимал её более остальных, было нарушено. Не исключено, что теперь он мог отказаться от занятий с нерадивой ученицей, не умеющей выполнять обещания.

Аша без энтузиазма ковыряла вилкой в тарелке с салатом, когда вдруг услышала над головой: «Здравствуйте, дамы!» По-видимому, и для фрау Алекс сие приветствие оказалось полной неожиданностью.

- O Mein Gott![7] Разве можно так пугать?! - воскликнула она, роняя ложку в консоме.

- Простите, если потревожил Вас, уважаемая, - весело отозвался Ангелов и без лишних церемоний устроился за столиком напротив Аши.

- Ну-с, как мы себя чувствуем?

- Нормально.

- А почему не слышу энтузиазма?

Аша со смущением поглядела на Ангелова:

- Про урок забыла... Вы теперь не станете со мной заниматься?

- Отчего же? Стану, - тон профессора посерьёзнел. - Полагаю, что твоя забывчивость имеет уважительную причину.

- Я могу показать, - подхватилась Аша, намереваясь незамедлительно продемонстрировать свою новую работу.

Но Ангелов - сторонник регулярного образа жизни - согласился следовать за Ашей только после того, как она закончила ужинать.

- Ну что ж, причина, по которой был пропущен урок, представляется мне весьма уважительной, - сказал он после детального осмотра Ашиной работы.

Расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, как будто некое скрытое волнение мешало ему свободно дышать, он затем на удивление свободно и бодро заговорил с фрау Алекс:

- Надеюсь, мадам, Вы составите нам компанию.

И, не дожидаясь её согласия, вместе с Ашей стал спускаться вниз. Обескураженная такой бесцеремонностью, немка (в который раз!) пробормотала в адрес Ангелова «Ignorant»[8] и, захватив тёплую накидку, поспешила вслед за ним и девочкой в сад. Роль бессловесно следующей тени выпала на её долю и там: дорожки, вымощенные тесаным камнем, были настолько узкими, что позволяли прогуливаться рядом лишь двоим. Конечно, ей было не привыкать к постоянным унижениям, однако сейчас она почему-то чувствовала себя особенно оскорблённой: её взгляд упирался в спины идущих впереди, а разговор долетал обрывками.

- Расскажу начало истории... будут выполнены задания... на следующий день - конец...

- А если... не все задания?

- Значит, не вся история...

Прислушиваясь к голосам говорящих, Алекс забыла об обиде и теперь старалась не отставать от профессора и его маленькой спутницы. Между тем, Ангелов продолжал:

- Однажды один мальчик спросил учителя: «А правда, что за добрые дела к людям являются ангелы?»

- Ты это можешь проверить сам, - отвечал учитель.

- Как это сделать? - не отставал мальчик.

Тогда учитель вручил ему небольшой камень и сказал:

- Попробуй использовать этот камень для благого дела, а после увидишь: правда ли то, что говорят.

Два других ученика этого учителя тоже взяли у него по камню с тем, чтобы испытать правдивость сказанного.

Когда на следующий день ученики пришли на занятия, первым делом учитель стал их спрашивать о том, как они употребили данные им камни.

Первый рассказал, что по дороге домой увидел рыбу в почти пересохшем русле реки и, чтобы она не погибла, сделал для неё с помощью камня запруду.

Второй сообщил, что камень ему понадобился тогда, когда он обнаружил семейство муравьев, затеявших строить новый муравейник. Уложенный возле главного входа, камень предохранил его от потоков дождевой воды.

Третий хитро прищурился:

- А я запустил свой камень в небо. Понятно, до ангела долететь он не мог. Но пусть знает, что я жду встречи с ним.

- Ну и как, состоялась ваша встреча с ангелом? - спросил учитель.

Мальчики в недоумении переглянулись.

- Что вам снилось? - уточнил он затем.

Оказалось, что первому приснился кувшин, полный чистой родниковой воды. По словам учителя, ангел давал понять мальчику, что он всегда найдёт, чем утолить жажду.

Второму, который увидел во сне новую черепичную крышу, учитель объявил о решении ангела всегда помогать ему в стремлении иметь достойный кров.

Последний мальчик еле дождался своей очереди говорить:

- А я видел самого ангела! - с плохо скрываемой гордостью заявил он.

Заметив, как понурились другие ученики, он возгордился ещё больше.

- Что делал ангел в твоём сне? - спросил его учитель.

- Он улетал в небо, - простодушно радовался мальчик.

На этом профессор прервал рассказ, пообещав, что, как только Аша выполнит данное им задание, сразу же услышит окончание истории.

По мнению фрау Алекс, далее профессору следовало непосредственно приступить к занятиям математикой, однако вместо этого, совершая обход небольшого отельного садика, он пустился в самое что ни на есть абстрактное философствование.

- Что для тебя значит цифра один? - спрашивал Ангелов у Аши. - Отвечай, не раздумывая.

- Кисточка.

- Верно - твоя рабочая кисть. Та, что нуждается в краске. Тогда цифра два это?.. - профессор прищёлкнул пальцами, торопя Ашу с ответом.

- Краска?

- Краска и кисть вместе - один плюс один. Потом они трудятся и рождается третье. Получается, что три у нас - это кисть, краска и...

- Картина!

- Не знаю, поймёшь ли, но эти трое - кисть, краска и картина - все вместе рождают четвёртого - впечатление. Его существование немыслимо без тех троих.

- Человек состоит из земли и воздуха, огня и воды, но не является ни первым, ни вторым, ни третьим, ни четвёртым... - задумавшись, процитировала Аша пришедшие ей на ум слова Араша.

В глазах Ангелова мелькнул огонёк восхищения, которое он тотчас же пригасил и вполне будничным голосом сказал:

- Если ты серьёзно погрузишься в мир чисел...

Дальнейший ход мысли профессора фрау Алекс проследить не удалось. Ей пришлось отстать от него и его ученицы, чтобы выслушать по телефону доклад человека, приставленного для охраны Поля. Оказалось, что мальчик категорически не желает покидать помещение замка, рассчитывая пробыть там всю ночь.

- Ist Unvorstellbar![9] - воскликнула немка и, не мешкая, поспешила в замок, дабы вразумить потерявшего здравомыслие воспитанника.

В гостиничный номер Алекс вернулась в слезах. Войдя в ярко освещённое помещение, она попала как будто в иной мир с иной атмосферой, иными заботами.

- Девочка, ты почему ещё не спишь? - устало спросила она Ашу.

- Задачки решаю.

Разумеется, Ашино прилежание отчасти было продиктовано желанием услышать конец занимательной истории, рассказанной профессором. Однако в большей степени ей хотелось оправдать его доверительное отношение к ней, достойно ответить на его искреннее внимание и учительскую заботу, направленную на приучение её неокрепшего ума к размышлению.

- Задачки решаешь, - машинально повторила немка.

Она смотрела куда-то мимо Аши, в её глазах стояли слёзы.

- Что с Вами, фрау Алекс?

Немка расстроенно махнула рукой и закусила губу, чтобы не разрыдаться. Как чертёнок из табакерки, Аша вдруг выскочила из-под одеяла. Шаг, другой по кровати - и вот она уже обнимает Алекс:

- Всё плохое пройдёт... Плохое всегда проходит. Придёт новый день. Солнце будет светить, птички будут петь в небе голубом... Всё будет хорошо...

Когда не думаешь о том, что сказать, когда слова идут из самого сердца - скорее не слова, но сердечное тепло, трогательная забота о том, к кому они обращены, помогают человеку изменить угол зрения, воспрянуть духом.

- Что это я?! - встрепенулась вдруг немка и, отстранившись от Аши, с напускной бодростью скомандовала:

- Спать! Гасить свет и спать!

Стоило ей повысить голос, как тут же резкая боль сдавила виски. Гримаса страдания на мгновение исказила её лицо, но вскоре уступила место обычной маске бесстрастной сухости.

- У Вас голова болит. Вам нужно выпить таблетку и чаю, - заметила Аша.

- И ещё лечь, - поморщилась Алекс и, пошатываясь, отправилась в свою комнату.

Когда в номер принесли чай, она уже лежала с компрессом на голове, не представляя, как сможет открыть глаза, подняться и сесть к столу.

- Аша, - слабым голосом позвала она.

Словно только тем и занималась, что ждала этого зова, Аша немедленно очутилась в соседней комнате. Подхватив обеими руками блюдце, на котором достаточно устойчиво стояла белая фарфоровая чашка, она понесла её больной. В номере царил полумрак, слабое освещение не позволяло в подробностях видеть детали обстановки. Сосредоточившись на том, чтобы не пролить ещё дымящийся напиток, Аша не отрывала взгляда от чашки. Когда до цели оставалось буквально несколько шагов, её нога неожиданно обо что-то зацепилась. «Упасть нельзя!» - пронеслось в голове у Аши, и тело, которое уже было вовлечено в процесс падения, словно под действием некоей чудесной силы, восстановило своё вертикальное положение.

Обретя равновесие, Аша обернулась - позади было пусто. И руки... её руки были пусты! Чашки не было ни под ногами и нигде на полу. Аша подняла взгляд и с изумлением увидела её стоящей на ночном столике. Тонкая струйка пара поднималась вверх - она по-прежнему была полна горячего чая.

Охваченное самыми разнообразными эмоциями, Ашино сердце забилось чаще: «Учитель, как ты сделал это?! Благодарю... Благодарю тебя! Знаю - ты никогда не оставишь меня... Люблю тебя, мой Учитель!»

 

 

Глава 21

Новыми путями

 

Они прохаживались по дорожкам утреннего сада, обновляя дыхание в свежести прохладного горного воздуха, наслаждаясь новизной впечатлений от созерцания пленительной красоты цветущих растений.

На ходу просмотрев содержимое Ашиной тетради, профессор заметил:

- Ну что ж, для начала неплохо. Четыре правильно решённых примера из шести... Расскажу, пожалуй, тебе, чем окончилась история.

- Ангел повернулся и улетел?

- Так и было. Когда учитель узнал подробности сна мальчика, он спросил: «Разве ты не понял, что ангел отвернулся от тебя, чтобы уйти, быть может, навсегда?»

- Всего-навсего за то, что я бросил камнем в небо?

Учитель строго посмотрел на непонятливого ученика и сказал:

- За твоё неверие. Если бы ты, в самом деле, верил, что небесные силы отвечают лишь на призыв сердца, тебе бы не пришло в голову так грубо требовать немедленных чудес.

Аше вдруг вспомнился неприятный эпизод, когда один из «подземных» запустил в Араша камнем, и тот, ничуть не оскорбившись, сказал:

- Смотри, чтобы брошенный камень, не превратился в глыбу, когда вернётся к тебе.

Господин Ангелов с удивлением воззрился на Ашу, которая невзначай проговорила последнюю фразу вслух.

- Пожалуй, именно так следовало бы закончить эту незамысловатую историю. Глубоко мыслишь, - погладил её профессор по голове.

- Давай немного поколдуем во вселенной чисел, а после, если не секрет, расскажешь об источнике своей мудрости.

Он пригласил Ашу занять одну из деревянных скамеек, скрывавшихся среди каре из аккуратно подстриженных кустов.

Пока профессор извлекал из чёрной кожаной папки бумагу, ручку и листок с подготовленными накануне задачами, Аша взобралась на скамейку с ногами и выглянула из-за кустов, широкой стеной ограждающих эту часть сада. То, что открылось взору, тотчас же заставило её испытать сильнейший душевный подъём. Далеко внизу зелёный мир населил всё, куда доставал взор, великим разнообразием своих детищ: округлыми, пышными и пирамидальными тёмно-зелёными, изумрудными и голубоватыми кронами преимущественно хвойных пород. Дымка, лёгкой вуалью наброшенная на верхушки, придавала ещё большее очарование этому великолепному творению живой природы.

- Аша, может быть, ты сядешь? - словно издалека донёсся до неё голос Ангелова.

- Нет, - покачала головой Аша.

Ангелов по-доброму улыбнулся. Он вспомнил, как его тогда ещё пятилетний племянник, впервые увидев море, вот так же стоял и, не отрываясь, созерцал его волнение в течение долгого времени.

- Может, отложим занятие на потом? - спросил он Ашу.

- Нет. Вы мне диктуйте, я увижу всё.

Не вполне уверенный в действенности данной методики, профессор, тем не менее, для начала продиктовал простейший пример. Продолжая любоваться миром живой гармонии, Аша, подхватила его полувопросительное «равняется» и без труда предоставила свой вариант верного выхода из лабиринта чисел. На протяжении всего занятия Ангелова не столько удивляла способность девочки «видеть» озвученные им цифры, сколько безошибочное оперирование ими, даже в наиболее сложных для неё случаях. Подводя итоги, он сказал:

- Очень советую тебе на будущее: перед тем как приступить к занятиям математикой, представлять себе что-то очень красивое - то, что тебя восхищает. Это должно помочь тебе найти ключ к решению многих задач. И не только математических.

Последнее утверждение, сформулированное профессором, родилось спонтанно и теперь вдруг заставило его задуматься: ведь, и правда, любое дело рекомендуется начинать с молитвы, то есть с установления предварительной связи с высшим миром - миром безусловной красоты…

От размышлений его отвлёк конгломерат не слишком приятных звуков: неровный стук каблуков, сопровождающийся всхлипываниями, бормотанием и судорожными вздохами. Когда источник беспокойства показался из-за выступа каре, и Ангелов, и Аша, уже готовые покинуть уединённый уголок, застыли на месте: перед ними, слегка пошатываясь, появилась бледная и абсолютно расстроенная фрау Алекс. Профессор заботливо усадил её на скамью и большим клетчатым платком принялся отирать с её лица следы косметики, размытой слезами. Алекс хваталась помогать и ему, и Аше, которая тем временем поправляла выбившуюся из причёски непослушную прядь. Руки у немки дрожали, как, впрочем, и голос:

- Представляйте… он меня ударил. За что? Я уговаривал его… Долго просил пойти в отель отдыхать, мыться, кушать… А он…

- Успокойтесь, прошу Вас, - перебил её Ангелов. - Мы всё поняли. Постарайтесь дышать глубже, а я пока расскажу Вам одну занятную историю.

Убедившись, что Алекс вняла его совету и отчасти переключила своё внимание на дыхание, профессор приступил к рассказу:

- Некогда, в бытность мою студентом естественнонаучного факультета, я отправился с друзьями в горы. Тогда я впервые на практике постигал азы альпинизма. И всё было бы хорошо, если бы внезапно не начался сильнейший снегопад. Видимость резко ухудшилась, в результате чего я потерял свою группу. Я решил устроиться под выступом и переждать непогоду - так учили меня инструкторы. Несколько часов я сидел практически без движения, пытаясь согреться с помощью специальных упражнений. Помогали они или нет - не знаю, но в какой-то момент мне показалось, что стало теплее. На самом деле, я попросту перестал ощущать удары ветра, так как меня занесло снегом. Хотя я старался не спать и постоянно заботился о состоянии вентиляционных отверстий в моём убежище, через некоторое время мои глаза незаметно закрылись и я уснул.

Сколько я проспал, не знаю. Мне показалось, что разбудил меня какой-то звук. Когда я открыл глаза, то перед собой увидел человека, вернее, напоминающую человека прозрачную фигуру, как будто вырубленную из льда. С огромным удивлением я наблюдал, как его рука, вооружённая чем-то наподобие острой сосульки, протянулась ко мне и стала колоть мои пальцы, запястья, а после безжалостно вонзила сосульку мне в грудь. От страшной боли я закричал и… проснулся. Только теперь осознал, что задыхаюсь. С большим трудом закоченевшими пальцами я проделал небольшое отверстие наружу. Когда стало дышаться свободней, я вдруг подумал, что в полусне, действительно, видел существо иного мира, которое, пусть и чрезвычайно радикально, будило меня, давая мне шанс на спасение.

Аша невзначай представила, как фрау Алекс с сосулькой в руке подходит к Полю и начинает колоть его во все места, чтобы пробудить от злого очарования и заставить покинуть замок. Картина была настолько явственной, что она тут же вскочила со скамейки:

- Пойдёмте! Пойдёмте спасать Поля!

Разумеется, Ангелов неспроста поведал о давних событиях своей жизни. По дороге в отель, отослав Ашу вперёд, он заговорил с Алекс о её воспитаннике:

- Мы можем помочь ему растительными препаратами. Мой знакомый…

- Но как мы заберём его из этого Monster[10] … из замка?

- Можно сообщить отцу…

- Его родители сейчас отдыхают, далеко. Будет много шума.

- Если я достану безвредные растительные препараты, Вы готовы давать их мальчику?

В немке боролось желание найти простой и безопасный выход с намерением переложить всю ответственность за отпрыска на господина Соловьёва. Последнее, однако, означало её немедленную отставку.

- Давайте рисковать, - тряхнула она головой и, тыча для убедительности себя в грудь, как заведенная стала повторять:

- На мне, на мне…

К вечеру, когда пакет с гомеопатическими препаратами от профессора У. - коллеги Ангелова по университету - был доставлен в номер, решимость Алекс испробовать их вначале на себе, уступила место банальному страху. Ангелову пришлось достаточно долго уговаривать её выпить немного быстродействующего снотворного, чтобы после дать его Полю. Зато наутро, проснувшись в необыкновенно приподнятом настроении, немка самолично налила испытанную настойку в стакан с закрашенной чаем водой и велела охраннику Вэну как можно скорее напоить ею больного мальчика. То, что Поль был болен, уже ни у кого не вызывало сомнения. Достаточно было взглянуть на его бледное с сероватым оттенком кожи лицо, заметить беспокойное движение глаз под едва прикрытыми веками или внезапное содрогание тела, которое словно сопротивлялось благотворному расслабляющему воздействию лекарства.

Ровно сутки проспал Поль с того момента, когда его, уже спящего, доставил на руках его «нянька» Вэн. Как только мальчик осознал, где находится, он недовольно покосился в сторону Алекс:

- Почему я здесь?

- Бедный мальчик. Ты упал там без сил. И Вэн принёс тебя сюда. Мы хотели звонить твоему папе, но доктор сказал, что это скоро пройдёт.

С удивлением наблюдая за отсутствием в голосе немки какого-либо огорчения, Аша не могла даже предположить, что её неумелая актёрская игра - результат выполнения чётких указаний профессора Ангелова в отношении того, что и как говорить занемогшему воспитаннику. Она не догадывалась, что приём специальных гомеопатических препаратов будет вызывать у Поля полную недееспособность нижних конечностей. Как бы на это ни реагировал больной, никто - ни Алекс, ни Вэн, ни даже местный доктор, обязанный исполнять роль спасителя и благодетеля, - не должен выказывать никаких эмоций, кроме терпеливого сочувствия.

- Стресс можно вышибить только стрессом, - сформулировал свою тактику Ангелов, и все вынуждены были с ним согласиться.

Чтобы не слышать истерического крика Поля, впервые обнаружившего, что не может ходить, Аша поплотнее закрыла дверь своей комнаты и набрала мамин номер. Когда из зеркала напротив на неё посмотрело её грустное отражение, она постаралась растянуть рот в улыбке. Однако деланная бодрость её тона не ввела маму в заблуждение:

- Ашенька, детка, что случилось?

- Всё хорошо. Правда.

- У тебя усталый голос. Много занималась математикой?

- Ага, - солгала Аша, вдруг сообразив, что ни одного задания на завтра ещё не сделала.

- Ой! - неожиданно воскликнула трубка.

- Что? Что? - заволновалась Аша.

- А-а-а, это ты, Бонфи! Ашенька, это Бонфи подкрался сзади и по-дружески хлопнул меня по плечу.

Аша услышала далёкий мужской голос, который что-то говорил маме.

- Тут Бонфи мне говорит, что очень скучает по тебе. Просит, чтобы ты не утомлялась и хорошо ела…

- И вовсе это не Бонфи, - перебил маму теперь уже отчётливо слышный голос брата, - это я тут скучаю без тебя. И мама скучает. И Белухин, похоже, тоже. Каждый день звонит, приветы тебе передаёт.

- А Бонфи?

- Ты же слышала. Рычал тут стоял - недоволен, что поговорить с тобой не дали.

Тепло родных сердец, их трогательная забота помогли душе проясниться. Когда пришло понимание, что гореванием помощи не окажешь, Аша решила, что сейчас же нарисует льва Бонфи и отнесёт рисунок Полю. А потом непременно возьмётся за математику. Если кому-то доставляют радость её хорошие оценки, почему бы не постараться получить их.

В комнате Поля царил полумрак и «пахло слезами». Этот странный запах, напоминающий дыхание сырого, слегка солоноватого воздуха всегда наводил Ашу на мысль о том, что рядом кто-то горюет. Она подошла к Полю и тронула его за плечо. Поль никак не отреагировал на прикосновение, только запах сырости стал более явным. Установив на стуле возле кровати больного портрет жизнерадостно улыбающегося льва, Аша собралась уходить. Ступая как можно осторожнее, словно опасаясь каким-нибудь неловким движением нарушить хрупкий покой этого средоточия печали, она уже подошла к двери, как вдруг что-то белое мелькнуло перед её глазами. Ашино сердце забилось чаще: комнату наполнил аромат роз. Нет, визуально в ней ничего не изменилось, но стало очевидным присутствие того, кто только что белой птицей упорхнул к постели Поля.

- Где ты? - мысленно обратилась Аша к невидимому гостю из надземного.

Проводя руками над неподвижно лежащим мальчиком в надежде обнаружить здесь Утешителя - так окрестила она невидимку - Аша отметила наиболее тёплую зону в районе груди Поля.

- Я помогу тебе, - одними губами прошептала она и взяла друга за руки.

И тотчас же ток окрыляющей радости вышел из глубины её существа и потёк по замкнутому контуру рук, отепляя изгоревавшееся сердце Поля. Веки его дрогнули, из-под затрепетавших ресниц вытекла одинокая слеза облегчения, и он, наконец, уснул спокойным, ровным сном. Краткая вспышка белого пламени, промелькнувшая у изголовья кровати, подсказала Аше: Утешитель ушёл. Исчез, оставив после себя целительный запах роз, и жизнеутверждающую уверенность в том, что всё непременно повернётся к лучшему.

 

 

Глава 22

В поисках истины

В небо, со слабо намеченными огоньками звёзд, шло сияние снизу. Сейчас не небо, но сама планета дарила ближайшему космосу дивный, рассеивающий ночной непроницаемый покров, свет. Светилось тело планеты, полыхая белым и голубым, розовым и сиреневым пламенем. Ритмически вторя изменчивому световому потоку, едва вибрировала почва: планета пела. В лад ей звучало и светилось всё сущее - в её недрах и на поверхности.

Абсолютно немыслимо было ступать по трепетно живому, хотя и цветы, и травы тотчас же уплывали с того места, куда опускалась Ашина нога. «Немедленно вверх!» Здесь в полутора метрах над землёй её присутствие никому не принесёт беспокойства. «Ах, вот летят бабочки, а вот - рыбки! Как вас зовут?» Аша была поражена. Она слышала ответ, который пропели удивительные создания, но никогда бы не смогла повторить ряд звуков, напоминавших отзвук струн небывалой колокольчатой арфы…

Искрами золотился воздух. Они вспыхивали в такт какой-то лишь им ведомой музыке, кружились в хороводах, вспархивали дружными стайками и исчезали в необозримых пространствах космоса, уступая новым порождениям атмосферы дивной планеты.

Ярче всего, серебристо-голубым, светилась фигура Араша. По мере приближения к ней светимость Ашиного существа усиливалась, напрягая до предела трепет её ауры. Здесь, рядом с Учителем, Аша могла созерцать картины жизни планеты, которые голографически разворачивались перед её взором. Не слова, но целостность понимания он передавал ей, насыщая высшим сознанием духовно продвинутой планеты.

Удивительный танец светящихся человеческих фигур в окружении танцующих цветов, огромных порхающих бабочек и парящих высоко в небе атласно переливающихся рыб рождался на холсте. С пристрастием испытуя краски пальцами, Аша стремилась как можно точнее передать животрепещущее естество планеты, единство ритма дыхания, света и движения всего живого на ней. В это утро она не внимала никаким требованиям и просьбам. Словно ограждённая некоей защитной стеной, она была сосредоточена на одном: воплощении в красках открывшейся ей неземной красоты.

Когда полёты высших тел завершаются, о себе громко и требовательно начинает напоминать тело физическое. В какой-то момент Аша почувствовала, что голодна. «Как было бы здорово, если бы можно было совсем не есть!» - подумала она, откладывая кисть в сторону. Однако желудок, не согласный с подобным допущением, настаивал на том, чтобы ему незамедлительно предоставили нечто съестное.

Аша заглянула в комнату фрау Алекс, но той на месте не оказалось. Обеденное время подходило к концу. По-видимому, немка, не дождавшись самозабвенно творящую художницу, обедала в ресторане одна. Комнаты Вэна и Поля тоже пустовали.

- Куда они все подевались? - недоумевала Аша.

Уже собираясь захлопнуть двери номера, она неожиданно услышала:

- Аша, постойте! Молодой господин зовёт Вас отобедать с ним.

Аша присмотрелась: в двери, выходящей на террасу, стоял Вэн, а из-за его спины виднелась ссутулившаяся фигура Поля, восседающего за обильно накрытым столом.

Поль ел медленно и сосредоточенно. Он едва замечал девочку, которую сам же пригласил разделить с ним трапезу. Салат, бисквит, апельсиновый сок - Аша поедала машинально, подарив всё внимание игре пятен света, проникающего сквозь отверстия декоративной деревянной решётки. По мере того, как появлялись и скрывались за облаками светоносные лучи, ярко-зелёные, огненно-розовые и снежно-белые блики то оживали, то гасли, исчезая в тёмном лаке зелени олеандров.

Так под действием свыше озаряющих вдохновений в человеке вспыхивают творческие чувства и мысли, оставляя его лишь тогда, когда в нём ослабевает ток притяжения к Прекрасному. Подобно человеку, природа в ответ на дар озарения рождает мгновения очарования, обнаруживая свою непреходящую любовь к Истокам бытия.

Густо-молочные облака, пышные - вспененные розовым и белым - кроны деревьев, малахитово сверкающий покров земли заставляли Ашу, наблюдавшую за ними у ограждения террасы, испытывать восторг. И хотя красота земли была лишь слабым отголоском той дивной картины, что открылась ей сегодня утром, Аша была счастлива... В действо душевного парения как-то некстати вдруг ворвался голос Поля:

- Ашка! Я знаю, что теперь буду делать...

Он переждал, пока нездешнее выражение Ашиных глаз сменилось обычным глубоким вниманием к собеседнику:

- Битва будет перенесена в космос. Сражаться будут ангелы и демоны. Огромные крылья, развевающиеся одежды, белое и серебряное сверкание и абсолютная тьма… - тут голос Поля понизился и в нём появились рычащие ноты, - … чёрное и красное, угольно-блистающие крылья, плащи, шлемы или нет… чёрные или даже огненно-пылающие волосы. Огонь на голове вместо волос… Представляешь?

- И что они будут делать?

- То же, что и всегда. Одни будут строить и защищать планеты, а другие - нападать и разрушать.

- А тот, кто играет, он с кем будет: с ангелами или с демонами?

Ашин вопрос заставил Поля задуматься: если игрок будет действовать на стороне ангелов, будет банально, если на стороне демонов, получится, что он должен будет всё вокруг разрушить. Банальность раздражала, а торжество злобного мышления в финальной картинке с фоном из разлетающихся частей взорванных планет и погружением мира в абсолютный мрак, наполняли сердце тревогой.

- Ну, а ты как думаешь? - спросил он с вызовом, полагая, что наперёд знает ход Ашиной мысли.

- Всё, как в жизни: он может быть или с ангелами, или с демонами. Но побеждают всегда ангелы. Потому что свет - сверху, а тьма - внизу. А то, что выше, всегда может накрыть то, что ниже.

Поль с удивлением воззрился на девочку, которая, помогая себе руками пыталась донести до него то, что чувствовала, но затруднялась выразить в словах. Он, скорее, почувствовал, нежели воспринял ментально, луч её мысли, утверждающий бесконечность светлого строительства и неуспешность любых попыток тьмы, стремящихся нарушить законный ход эволюции.

- Was bedeutet das?![11] - раздался из-за стеклянной перегородки, отделяющей террасу от комнат номера, раздражающе резкий голос.

Аша и Поль разом повернули головы. К ним устремлённо, наклонив торс вперёд, направлялась фрау Алекс. Непосредственно за ней следовал господин Ангелов. Он услужливо придержал двери, чтобы пропустить вперед немку, которая явно намеревалась выплеснуть своё недовольство поведением детей, однако едва она открыла рот, над самым её ухом громко выпалил:

- Здравствуйте, дети!

От неожиданности Алекс взмахнула руками и стала валиться назад. Профессор поторопился удержать её. Обнаружив себя в объятиях мужчины, она под громкий хохот Поля стала вырываться, а, освободившись, с криками «Diese Hässlichkeit! Es ist unzulässig!»[13] поспешила в комнату, чтобы прийти в себя.

Наблюдая за происходящим, Аша чувствовала, как до сих пор светлое и чистое пространство заполнили серые призраки обиды и пляшущие тени откровенного недоброжелательства. Её глаза потемнели, их напряженное выражение выказывало огорчение мальчишечьим поведением профессора. Ангелов и сам, ощутив неуместность своего поступка, поспешил к фрау Алекс, чтобы принести ей свои искренние извинения. Вернувшись, он сразу же предложил детям спуститься в сад для занятий математикой.

- Вот ещё! Мне-то эта байда зачем? - с недоумением посмотрел на профессора Поль.

- Аше - для науки, а тебе - для смены обстановки, - и профессор сделал знак Вэну, чтобы тот вёз Поля за ним.

- Вот как! - раздражился Поль. - Значит, моё мнение теперь никого не интересует! Ладно…

Умолкнув, он закрыл глаза, предполагая если не спать, то, во всяком случае, игнорировать всё происходящее вовне. От Ангелова не укрылся этот демарш, однако он продолжил, как ни в чём не бывало, следовать намеченному плану. Посмотрев на ходу выполненные Ашей задания, он удовлетворённо заметил:

- Есть помарочки, но в целом хорошо. Стало быть, за мной - завершение начатой на прошлом уроке истории.

- Что, угощаете историями? Как дрессированных животных за хорошее выступление? - не открывая глаз, процедил сквозь зубы Поль.

- Возможно, я нашёл не самую лучшую форму благодарности моей ученице за успешно выполненную работу, однако до сих пор возражений с её стороны не поступало. Или есть возражения?

Аша отрицательно покачала головой.

- Раз никто не против, рассказываю историю с самого начала. Однажды один астроном совершил открытие…

- А… - заикнулась было Аша, намереваясь напомнить Ангелову, что в прошлый раз им была начата совсем другая история, но тот, заговорщически подмигнув ей, приложил палец к губам и продолжил:

- Так вот. Однажды один учёный астроном сделал открытие - обнаружил в небе новую звезду. Он был весьма обрадован и поспешил поделиться своим открытием с товарищем. Его товарищу-астроному открытие, и впрямь, показалось замечательным. И пока первооткрыватель рассчитывал и уточнял малейшие подробности жизни звезды, его коллега поспешил заявить учёному сообществу, что открыл в далёком созвездии новую прекрасную звезду.

Конечно, первооткрыватель был поражён коварным предательством товарища. Он долго размышлял, как бы поквитаться с ним. И, наконец, удумал. Он уговорил того пойти с ним в церковь на исповедь. Астроном решил, что если он услышит, как его обидчик кается перед Господом, и Господь устами священника простит ему совершенное предательство, то и сам он сможет простить ему преступный поступок.

Когда астроном и его бывший друг пришли в церковь, они стали прилаживать и проверять аппаратуру, которая бы позволила на расстоянии слышать разговор, ведущийся в исповедальне. По окончании работы тот, кто должен был исповедоваться, вдруг заявил, что не сможет покаяться, если его будет слушать ещё кто-то, кроме священника. Тогда его спутник-астроном возмутился, назвав такое поведение двойным предательством.

Их спор был настолько громок, что привлёк внимание мальчика, который пришёл в церковь, чтобы побеседовать со своим духовным отцом. Мальчик подошёл к спорящим и сказал…

- Стоп. Вот здесь остановимся. Как вы думаете, что сказал двум спорящим мальчик?

Ни Аша, которую захватил рассказ профессора, ни Поль, продолжавший изображать безучастного свидетеля происходящего, не могли предугадать развязку истории. Затянувшееся молчание прервал сам Ангелов:

- Вердикт мальчика был прост. Он сказал им: «Ваш спор уже давно известен Богу, и каждому он воздаст за совершённое. Одно ему удивительно: что вы пытаетесь взять себе то, что вам не принадлежит».

Последняя фраза вызвала у Поля очевидную реакцию: он распахнул глаза и открыл было рот, намереваясь высказаться, но затем как-то вяло махнул рукой и вновь откинулся на спинку кресла. Давно пройденные темы; примеры, решаемые пусть и таким необычным способом, когда учитель записывает ход их решения под диктовку ученика; незамысловатая история с назидательным концом... - всё нагоняло на него скуку. И он велел Вэну везти его по дорожкам сада. Сейчас его занимал только один вопрос: что принадлежит лично ему, Полю. Если до недавнего времени ему казалось, что практически всё может стать его собственностью, то теперь он осознавал, что с потерей возможности двигаться, многое стало ненужным.

- Если у меня откажут руки, мне будут не нужны ни компьютер, ни карандаш, ни бумага, а если глаза…

Поль взглянул на нарядно цветущие ветки сакуры, и неожиданно слёзы брызнули у него из глаз. Получалось, что всё временно, что отнято и потеряно может быть всё - даже тело…

Растирая по щекам неостановимо льющиеся слёзы, он в отчаянии повторял: «Что тогда моё? Что?»

- Мысли, слова и действия. Поверь мне, если они прекрасны, - это целое богатство.

Эти слова профессора, к которому поспешил отвезти своего вконец расстроенного подопечного преданный Вэн, заставили Поля притихнуть и задуматься. Когда, наконец, вымученная улыбка озарила его лицо, он признался:

- Не помню, когда в последний раз плакал.

 

окончание

 

_________________

 

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№46 дата публикации: 02.06.2011