Ольга Ерёмина

«Повесть о Петре и Февронии Муромских»

как произведение христианской культуры

 

Впервые опубликовано: Ерёмина О.А. «Повесть о Петре и Февронии Муромских» как произведение христианской культуры / Русская словесность, № 4, 2002. С. 15–24.

 

Образ мира человека русского Средневековья

 

Главная проблема при изучении древнерусской литературы в целом - это герменевтическая проблема, то есть проблема прочтения, толкования и интерпретации текстов. Важнейшие элементы герменевтического анализа - выявление авторского замысла и реконструкция прочтения данного произведения современниками автора.

Каким был мир средневекового человека? Ответить на этот вопрос можно, обратившись к работам историков. Долгое время в российской и - позже - в советской науке отправной точкой формирования представления о средних веках была дореволюционная книга П.Н.Милюкова «Очерки по истории русской культуры». Автор определял период средневековья как «бессознательный», лишённый самоосмысленности и направленности целеполагания средневекового человека.

Работы советских историков создавали впечатление о русском средневековье как о времени, в котором царили бессмысленно варварские обычаи и нравы, избавиться от которых было необходимо, так как господство церкви и несвобода однозначно воспринимались как зло.

В настоящее время исследователи разрабатывают новое направление - историческую антропологию. В фокусе внимания оказывается не политическое или экономическое развитие, а человек с его внутренним миром, совокупность отношений человека к окружающему его культурному пространству, иными словами, образ мира. Этот термин из психологии перешёл в науки, связанные с изучением человека - историю, филологию, литературоведение, и прочно занял там своё место.

Чтобы реконструировать образ мира человека средневековья, историки обращаются к источникам. Всегда важно помнить о том, что автор источника и исследователь (и историк, и филолог, и ученик!) являются носителями различных языковых мифологем.

«Контакт исследователя с историческим источником, в котором естественно выражается иной миф его автора, неизбежно ведёт к диалогу разных культур», - утверждает А.Л.Юрганов[1] .

Диалог осуществляется путём интерпретации текста. Мы должны выйти за пределы собственного мифа (образа мира), отказаться от общепринятых взглядов на жизнь и войти на территорию чужого мифа (образа мира) при помощи бережного анализа.

Это замечание относится не только к профессиональным историкам или филологам. Включая древнерусскую литературу в школьную программу, мы должны понимать, что тексты, выбранные для изучения, являются для детей полноценными источниками. Мы должны осознать всю ответственность за то, каким будет первый опыт контакта ученика со средневековым источником. По сути, мы создаём прецедент общения ребёнка с представителями другой культуры, носителями иного миропонимания. От того, насколько вдумчивой и осмысленной будет попытка педагога ввести учеников в мир чужого сознания, во многом зависит формирование позиции учеников по отношению к нашему времени, к роли современной культурной традиции в процессе развития человечества.

Из этого следует, что недопустимо преподавать детям произведения древнерусской литературы, вырванные из контекста эпохи, без датировки, как этот порой делается в перечисленных учебниках и программах. Нельзя окружать произведение иной культуры современным категориальным аппаратом, нельзя заставлять детей отвечать на вопросы, которые принципиально не могут быть поставлены к произведениям древнерусской литературы (например, вопрос о характерах главных героев). Недопустимы сокращения текстов, искажающие смысл источника, тем более, при отсутствии указания на то, что текст даётся в сокращении и переводе на современный русский язык.

Обращение к источникам требует осознания ответственности учителя за формирование образа мира средневекового человека в сознании учеников. Надо понимать, что, искажая пространство прошлого, мы тем самым искажаем пространство и образ настоящего, то есть создаём у детей неправильное представление о своём времени и о самих себе. Произведения, предложенные действующими программами для изучения, и постановка вопросов к этим произведениям неизбежно создадут искажённый образ эпохи.

Принимая во внимание огромное значение обращения детей к истории России, безусловную важность общения с источниками для формирования ментальных структур личности, следует пересмотреть вопрос изучения древнерусской литературы в школе. Возможно, стоит выделить её в особый курс в рамках школьной программы.

Первый шаг к адекватному обращению с источниками состоит в том, чтобы сами учителя литературы попытались понять, каков же был мир средневекового русского человека, и научились уважать значимость и самоосмысленность этого мира. Важно понять, что одни и те же слова в современном и древнерусском языке наполняются совершенно разным содержанием, одинаковые поступки имеют разное значение.

В русском средневековье одним из центральных понятий являлось понятие истины. Для нас истина - «это сфера глубоких переживаний, художественных осмыслений, вечных научных поисков. Средневековый человек тем отличался, что настрой его был иной: истина для него уже открыта и определена в текстах Священного Писания»[2] .

Современная культура ориентируется на будущие достижения, ищет воплощения идеала в человеке будущего. Средневековая культура ориентировалась на идеал, утверждённый в прошлом, воплощённый в Священном Писании. Мы ждём будущего с оптимизмом. В Древней Руси будущее несло в себе идею Конца Света, неизбежного Страшного Суда, на котором Господь будет судить каждого по делам его, и в то же время идею блаженства «вечной жизни» для праведников в Раю, где уже не будет времени. Эсхатологические ожидания определяли весь уклад жизни и мирочувствования человека в средневековье, являлись мотивом свершения самых значительных событий.

Напряжённое ожидание Конца Света в 1036 - 1038 годах вызвало к жизни целый ряд культурных феноменов: постройку Золотых Ворот и Софийского собора в Киеве (в результате символическое  пространство города оказалось оформленным по образу Иерусалима; именно в Золотые Ворота Иерусалима должен был войти Иисус Христос); произнесение митрополитом Иларионом «Слова и Законе и Благодати». Судя по всему, именно ненаступление Конца Света в ожидаемые сроки сменило установки сознания, породив явление летописания.

Следующей наиболее ожидаемой датой Конца Света был 7000 год от Сотворения мира (1492 год). Ожидание последовательно переносилось на года, включающие цифру 7: 7007 (1499), 7070 (1562), 7077 (1569). По преданию, подготовка к Концу Света начиналась задолго до его наступления, в связи с этим практически полтора столетия прошло под знаком апокалиптических ожиданий.

Подобным же образом никонианские реформы с последующим расколом отразили волнение умов перед очередной страшной датой: 1666-м годом, когда в последний раз средневековый апокалиптический миф овладел людьми с такой яростной силой. Последующие десятилетия представляют собой время постепенной замены сакральных мифов светскими и начало своеобразного охлаждения умов, по-новому воспринимающих место и роль человека в мире.

Когда исчерпали себя и прекратились ожидания Страшного Суда, перед которым непременно должно было произойти пришествие Антихриста, тогда кончилось русское средневековье и для России началось Новое время. Новое значение приобретают старые понятия. Изменяются и центральные понятия средневековой русской культуры: «вера» и «правда».

Раскрывая древние смыслы этих слов, мы сможем приблизиться к пониманию того, каким было миропонимание человека Древней Руси. Под «правдой» подразумевалось Слово Божие. «Верой» называлось Слово Божие во плоти, истина, данная в божьих заповедях, апостольских и священных правилах, в более узком смысле - обрядовая сторона религии. Пытаясь перевести эти понятия на современный язык, скажем, что «правда» - это идея, а «вера» - технология воплощения этой идеи в жизнь. Часто встречается выражение «служить верой и правдой». Оно приобретает глубокий смысл, если мы прикладываем к нему данное толкование.

Максим Грек считал, что единственный путь Спасения - в осуществлении «правды»: «Отложим дела тьмы, яже суть блуд, чюжеженство и всякая нечистота плотская, и студодеяние, неправда же и лихоимание, и всяко преслушание и преступление божественных заповедей Спаса Христа»[3] .

Христос-Судья накажет «неживших по заповедем Его». Неразрывна связь между истиной и жизнью. «Вера кроме (без) дел благых мертва есть, такожде и дела кроме правыя веры не полезны обоя»[4] .

Государство в понимании современников XV - XVII вв. - главное средство коллективного спасения. Отношение к государству - это отношение к государю, князю или царю, который несёт основную ответственность за спасение вверенного ему Господом народа. Государь исполняет заповеди Господа на земле, любые его действия и решения, в том числе, казни и пытки, освящены церковью. Измена государю расценивалась как измена Богу, Как нарушение заповедей Христовых и обращение к Антихристу.

В учебниках мы привыкли читать о феодализме в Древней Руси. А.Л.Юрганов убедительно доказывает, что русское средневековое государство «было не феодальным, а потестарным (выделено мной, - О.Е.) - военно-административным, без явно выраженных политических функций, которые могут иметь место только в случае иных умонастроений. Идея о сильной государственной власти, столь популярная в средневековой публицистике, отвечала нормам мифологического представления об особой роли великого князя, царя в жизни каждого православного человека…»[5] .

Если какое-либо место в средневековой рукописи кажется современным исследователям лишённым смысла, это означает, что исследователи не смогли понять смысла указанного места в контексте средневековой культуры. То, что иногда кажется нам нелепым, возможно, представляет символы, раскрывающие сущность явлений. Эти символы были понятны каждому мало-мальски образованному человеку Средневековья и могли воплощаться в любом произведении человеческих рук. Даже простые, на первый взгляд, орнаменты могли обозначать образы Священного Писания, а литературные образы предполагали десятки толкований на разных смысловых уровнях.

На стенах владимирских храмов мы видим причудливых грифонов и спящих с открытыми глазами львов. Перед нами не мифологические животные, а неподобные образы Иисуса Христа. Вообще, идея праздной красоты, светской эстетики в средневековом мире отсутствует. В церковной росписи изображения виноградных лоз, птиц с оливковыми ветвями, рыб, корабликов, якорей символизируют основные понятия христианства.

К телесному относились с неприятием, а смерть в годы острейшего ожидания прихода Антихриста считали величайшим моментом духовного освобождения.

В краткой критической статье невозможно даже обозначить многие основные положения иного - средневекового - образа мира. Этой теме посвящены монография А.Л.Юрганова «Категории русской средневековой культуры» и книга И.Н.Данилевского «Древняя Русь глазами современников и потомков».

 

«Повесть о Петре и Февронии Муромских»

как произведение христианской культуры

По заказу митрополита Макария

 

Мы направим усилия именно на выявление символического смысла произведения, написанного в традициях русской христианской культуры.

Сначала обратимся к конкретным историческим фактам, установленным в новейших исследованиях.

Автором повести считается Ермолай-Еразм. Сведений о нём дошло немного. Жил он в 40-е года XVI века в Пскове, в начале 50-х годов оказался в Москве, а в 60-х постригся в монахи под именем Еразма. В Москве им (видимо, по поручению митрополита Макария), были написаны по крайней мере три произведения, в том числе, и «Повесть о Петре и Февронии Муромских». Её появление на свет связано с церковным собором 1547 года, на котором были канонизированы муромские святые. (Напомним, что в этом году венчается на царство государь Всея Руси Иван IV Грозный.)

Митрополит не включил житие Петра и Февронии в сборник Великих Миней Четиих. Источники не называют причины этого решения.

Ермолай-Еразм был богословски образованным человеком, одним из самых талантливых писателей средневековья. Его перу принадлежат «Книга о Троице», «Правительница», «Моление к царю», «Зрячая пасхалия», «Повесть о епископе Василии» и другие [6].

Слово «повесть» в средневековой Руси имело иное смысловое наполнение, чем в наши дни, и обозначало не жанр повести, сложившийся в XIX веке. Оно имело значение «повествование». Полное же название произведения таково: «Повесть о житии святых новых чудотворцев муромских, благоверного, и преподобного, и достохвального князя Петра, нареченного во иночестве Давидом, и супруги его, благоверной, и преподобной, и достохвальной княгини Февронии, нареченной во иночестве Евфросинией. Благослови, отче» (перевод).

Все учебники, в том числе вузовские, обращают внимание на фольклорную основу сюжета. Традиция эта восходит к работам А.Н.Веселовского и Ф.Буслаева («Исторические очерки русской народной словесности», СПБ, 1861). На практике мы видим, как вековая традиция, идущая от выдающихся исследователей, спустя более чем сто лет мешает нам разглядеть символическое содержание повести. Поэтому, не отрицая связи с фольклорными «бродячими» сюжетами, попытаемся сосредоточиться на символическом контексте жития.

 

Символическое пространство жития

В советское время считали, что основной конфликт жития заключён в борьбе муромских бояр и девы Февронии. Подлинный конфликт жития - борьба Бога и дьявола за человеческую душу.

Итак, в основу нашего анализа мы кладём религиозное сознание средневекового человека (в данном случае человека середины XVI века), усиленное напряжёнными эсхатологическими ожиданиями. Как уже упоминалось, в период с 7000 по 7077 г.г. от Сотворения мира (во второй половине в.в.) Конец Света ожидался постоянно, и велась усиленная подготовка к нему. Создание митрополитом Макарием Великих Миней Четиих (первый полный список - 1552 год) и опричнина Ивана Грозного (1565 - 1572) были этапами подготовки ко Второму Пришествию Христа. Одним из этапов, судя по всему, было и само венчание Ивана Васильевича на царство в 1547 году.

Именно для Миней Четиих первоначально и предназначалось повествование о житии святых новых чудотворцев Муромских.

Начинается повествование молитвою: «СЛАВА БОГУ ОТЦУ И ЕДИНОСУЩНОМУ СЫНУ, слову божию и Пресвятому и животворящему Духу, единому божьему естеству безначальному, вместе с Троице воспеваемому, прославляемому, почитаемому, превозносимому, исповедуемому, в которого веруем и которого благодарим. Слава Создателю и Творцу невидимому и неописанному, искони самосильно премудростью своей все совершающему и все созидающему, просвещающему и прославляющему, все, что он хочет, своим самовластьем» [7].

Эта часть жития не повторяет начальные части других произведений этого жанра, она несёт в себе информацию о мировоззрении автора, сконцентрировавшего в написанных им строках взгляды людей своей эпохи. Выбрасывать эту часть из контекста при прочтении повести мы не имеем права.

Автор перечисляет, кого создал Бог за время сотворения мира. Кроме видимого и всем знакомого мира, пишет книжник, существует мир невидимый. Мы читаем: «Также сотворил Бог все невидимое, что непостижимо уму человеческому». Человек не может уразуметь невидимое, но может постичь сокровенный смысл через символы и притчи. Автор настраивает читателей на то, что текст имеет два прочтения: видимое и невидимое, прямое и символическое.

Человек, сотворённый Богом, тоже не однозначен, не односложен. Автор утверждает многомерность мира: «И на земле же давно создал Он человека по своему образу и от своего трисолнечного божества подобие тричисленное даровал ему: ум, и слово, и дух живой. И пребывает в людях ум - отец слову, слово же исходит от него, как сын посылаемый, на нем же почиет дух, ибо у каждого человека из уст слово без духа исходить не может, но дух вместе со словом исходит, а ум начальствует».

Бог-Отец послал на землю своего Сына. Что же отличало Сына Божия от простых смертных? «И в страстях его божественное существо бесстрастно пребывало». Отсутствие страстей - изначальное качество «эфира», то есть Святого Духа. Автор даёт удивительное сравнение: «…если какое-либо дерево, стоящее на земле, будет срублено тогда, когда сияет на него солнце с небес, то оно будет страдать, а эфир солнечный от этого дерева не отступит и будет срублен вместе с ним, не страдая».

Через всё вступление книжник последовательно проводит одну мысль: текст повествования нельзя воспринимать только буквально, он символичен. Мы читаем, что бесстрастие (то есть отсутствие страстей) у Господа «невозможно ни с чем сопоставить», но донести до сознания читателей эту мысль как-то нужно, поэтому мы «говорим же о солнце и дереве, поскольку они твари божии, зиждитель же и создатель неизреченен».

Господь «грехи наши на кресте пригвоздил, искупил нас от миродержца льстеца дьявола ценою крови своей честной». Но дьявол не исчез. Он посылает в мир страсти для искушения людей, для отвращения их от царства божия.

Господь, верит автор, заботится о спасении всех православных христиан: «И сколько во Христе крестились, во Христа облеклись. Если же во Христа облеклись, то пусть не отступают от заповедей его…» Святых господь почтил «чудотворениями, одних - молитв ради, и покаяния, и трудов, других - мужества ради и смирения, как этих святых прославил, о них же и наша речь пойдет».

Стоит обратиться к значению слова «подвиг». «Подвиг» - это не только «героический поступок». В русском языке эти утверждения не тождественны. «Героический поступок» - одно из значений слова «подвиг», причём значение современное. Другое его значение - «движение, стремление». Стремиться к Истине можно всю жизнь. В.И.Даль пишет: «Воинские подвиги шумят и блестят, гражданские темны и глухи», то есть незаметны. Вся жизнь человека может быть подвигом. Из этого значения рождается понятие подвижничества, жизни во имя идеи. Во времена создания «Повести о Петре и Февронии Муромских» такой идеей была идея веры и верности Богу.

Итак, главная заслуга Петра и Февронии перед Господом - мужество и смирение.

Чем больше видимый страх, тем больше надо мужества для его преодоления. Чем значительнее видимая власть человека на земле, тем дороже для Господа смирение, проявленное власть имущим.

Часть жития до начала сюжетного повествования при публикации в учебниках обычно отбрасывается. Такой подход категорически неприемлем, так как вступительная часть не является формальным предисловием и содержит прямое указание на символический характер текста.

В связи с этим утверждением хотелось бы привести слова А.Л.Юрганова об изучении древнерусских источников: «При чтении текстов, возникших в иной культурной среде (что может объясняться географическими, временными или социальными факторами), наша память обязательно подведёт нас. Она либо оставит нас «наедине» с новыми текстами, либо подставит «чужой» текст, содержащий те же (или похожие) слова, с которыми связаны, однако, совершенно иные значения и смыслы. Такая ситуация постоянно возникает при изучении древнерусских источников XI - XVII вв. И уяснить, о чем пишут их авторы, не так-то просто.

Поскольку миф представляет собой не простую совокупность представлений, понятий и образов, но их взаимодействие, переплетение, его можно определить как текст (от лат. textus - «сплетение; структура; ткань»), дарующий откровение, объясняющий тайны окружающего мира. Текст этот обязательно носит ритуальных характер, поскольку предполагает определённый порядок обрядовых действий (в частности, правила расчленения и наименования природной реальности и её частей) при совершении сакрального акта познания. Соблюдение данного ритуала (э т и к е т) и следование ему (э т и к а, от греч. - «обычай») является обязательным правилом существования в мифе. Любое отклонение от него способно (или, во всяком случае, рассматривается как способное) разрушить весь этот мир-Космос, созданный в ходе ритуального познания. Поэтому соблюдение этикета (в том числе литературного), даже если смысл отдельных элементов или - более того - ритуала в целом со временем утрачен, расценивается обществом, объединённым данным образом мира (мифом), как безусловно необходимое, а любая попытка изменить или, того хуже, заменить непонятное (даже в мелочах) - как аморальное действие, способное разрушить само общество. Наверное, поэтому этические нормы связаны не с рациональным основанием, а с ритуалом, обычаем и обрядом - символами, объединяющими всякий социум и рождающими у его членов ощущение комфортности»[8].

 

Сопоставляем житие и тексты Евангелия

Перед нами текст жития святых Муромских чудотворцев Петра и Февронии, текст, в котором с помощью символов, доступных народному сознанию, повествуется о происках дьявола, стремящегося завладеть душой человека, о мужестве, которое проявляют святые в борьбе с врагом, и смирением перед волею Господа.

Школьные учебники однозначно утверждают, что это произведение о любви. Необходимо уточнить, что смысловое наполнение слова «любовь» в данном случае иное: это любовь к Богу, выражаемая в молитвах, соблюдении обрядов и заповедей, и любовь к человеку как к существу, сотворённому Богом по образу и подобию своему. Любить человека - значит, любить в человеке его божественное подобие: «ум, и слово, и дух живой».

В городе Муроме «самодержавствовал благоверный князь по имени Павел». К его жене повадился летать на блуд дьявол, вселившийся в неприязненного змея. Говорить об образе змея только как о доказательстве связи жития с фольклором было бы безосновательно. В таком случае встаёт вопрос: что древнее - фольклорный или библейский образ? В христианстве змей - искуситель, «из корня змеиного выйдет аспид», то есть дьявол (Ис. 14. 29). Петру, брату Павла, предстояло сразиться с самим дьяволом, который давно уже овладел женою брата его, а значит, взял власть и над самим князем, так как жена и муж - единое целое.

Князь Пётр понимает, что не он только собирается биться с дьяволом: «Князь же Петр, услышав от брата своего, что змей назвал причиной смерти своей тезоименитого ему человека, не сомневаясь в своем мужестве, стал думать, как ему убить змея. Но только одно сомнение было у него: не знал он, где Агриков меч».

Усомниться означало потерять «правду», но Петру прощается грех сомнения ради подвига, который предстоит совершить князю. Через отрока ему указывают, где находится Агриков меч. Отрок символизирует ангела; меч, отыскавшийся в нише алтарной стены церкви Воздвижения честного и животворящего креста, является символом молитвы и «правды», то есть веры в Бога.

Вскоре Пётр, «изобличив пронырство лукавого змея», побеждает дьявола. Змей «издох, обагрив блаженного князя Петра кровью своею». Столкновение с дьяволом пробуждает в душе князя страсти, символом которых являются струпья и язвы, возникшие от крови змея. Одна страсть порождает другие, и всё тело князя покрывается язвами. Так, библейский персонаж Иов покрывается струпьями после того, как отступается от преданности Богу, потеряв всё своё имущество: «Тело моё одето червями и пыльными струпами; кожа моя лопает и гноится» (Иов. 7.5.).

«И искал в своем владении исцеления у многих врачей, и ни от одного не смог его получить». «В своем владении» означает среди мира видимого, на земле, которой он владел как князь, тогда как уврачевать его могли только силы мира горнего, невидимого.

Именно об этом говорит юноше, посланному князем на поиски врача в Рязанскую землю, мудрая дева Феврония: «Тот, кто потребует князя твоего к себе, может вылечить его». Князя, как и любого другого человека, в представлении христиан, потребует к ответу Господь; на Страшном Суде каждому придётся отвечать перед Богом за свои грехи. Только во власти «бесстрастного» Бога спасти князя Петра от дьявольских страстей. Для этого требуется не только мужество, которое уже доказал князь, но, главным образом, мягкосердечие и смирение. Об этом говорит посланному мудрая дева Феврония.

В каком же поступке могло проявиться смирение князя в видимом мире? В женитьбе на простой девушке, отец которой всего лишь «древолазец», бортник. Власть, считали русские христиане, давалась человеку как высшее благословение, на престоле мог быть только «прирождённый» государь. Женитьба на девушке низкого сословия в обычной жизни была невозможной, а в повествовании о святом благоверном Петре стала проявлением величайшего смирения.

Однако не будем забывать о символичности текста жития. Февронию автор недаром называет «мудрой девой». Именно пять мудрых дев сумели войти в Царство Небесное в притче о десяти девах (Мф. 25. 1–12). Параллель явственно указывает на боговдохновенность Февронии, на исполнение ею воли божьей. Усиливать данное сравнение призван образ отца-бортника, человека, собирающего мёд. Мёд в христианской традиции имеет глубокую божественную символику и постоянно упоминается в текстах Священного Писания, ассоциируясь с мудростью господней.

Князь сначала пренебрег условием, выдвинутым Февронией, и этим обличил своё тщеславие и гордыню, которая является смертным грехом. Гордыня стала язвой его души, после первого исцеления вновь пошли язвы и струпья по телу князя. Лишь тогда, когда смирил он свою гордыню и отказался от тщеславия, смог исцелиться от дьявольской болезни, подобно Иову.

Чем же врачевала князя дева Феврония? Она, «взяв небольшой сосуд, зачерпнула хлебной закваски, подула на нее и сказала», как этим снадобьем вылечить князя.

Разберёмся с выделенными словами. Феврония взяла сосуд. На Руси было огромное количество разных видов посуды, хозяйственной утвари с самыми различными наименованиями. Употребление именно слова сосуд (точнее, «сосудец мал»)[9] становится понятно при сопоставлении с фразой из вступительного слова, где апостол Павел назван «сосудом избранным».

При детальном анализе нельзя забывать, что перед нами перевод. В авторской редакции[10] сказано, что Феврония «почерпе кисляжди своея».

Бессмысленно будет искать старинные рецепты о том, как обычной хлебной закваской вылечить всё тело. «Кисляжда» в тексте жития - это библейский образ. О закваске мы читаем в Послании к Коринфянам: «Малая закваска квасит всё тесто» (Кор. 5.6). Апостол Павел призывает: «Итак очистите старую закваску» (1 Кор. 5. 7). Евангелие предупреждает: «Берегись закваски фарисейской» (Мф. 16. 6, Лк. 12.1). Там же есть прямое указание: «Царство небесное подобно закваске» (Мф. 13.33, Лк.13.21).

Чем же лечила князя Петра дева Феврония? Лечила божьей благодатью, которая через непорочную деву излилась на страдающего князя.

Почему Феврония дует на закваску?

В мире земном всё проникнуто дыханием божьим. Бог триедин: Бог-Отец, Бог-Сын и Дух Святой. Дыхание чистой девы символизирует присутствие Святого Духа, способного исцелить князя. Баня же в этом контексте символизирует очищение от грехов.

В этой части повествования герои либо говорят загадками, либо загадывают их друг другу, давая задание выполнить невыполнимое. Традиционно мотив загадок выводится из фольклора. Тем не менее, в Библии этот мотив тоже встречается довольно часто. Например, царица Савская испытывает загадками Соломона. Самсон загадывал филистимлянам загадки, и она «не могли отгадать загадки в три дня» (Суд. 14. 14.).

В книге пророка Даниила сказано: «Потому что в нём, в Данииле, которого царь переименовал в Валтасара, оказались высокий дух, ведение и разум, способные изъяснять сны, толковать загадочное и разрешать узлы» (Дан. 5. 12). Таким образом, в восприятии людей, знакомых с Библией, эти качества соединяются.

Став супругами, Петр и Феврония пришли в отчину свою, город Муром, «и жили там в благочестии, соблюдая все божии заповеди».

Вскоре князь Павел умирает, и Пётр становится самодержцем. «Княгиню же его Февронию бояре не любили по наущению своих жён, поскольку не была она княгиней по происхождению… Бог же прославлял ее за добродетельную жизнь».

Обычно исследователи обращают внимание на то, что Феврония не была княгиней по происхождению. Мы же обратим внимание на то, что бояре её «не любяху жен ради своих»[11] . В христианстве изначально именно женщина является носительницей греха, дьявол проникает в мысли бояр через жён, как и змей в начале повествования соблазняет жену князя Павла.

Слуга Петра клевещет на княгиню: «Из-за стола, говорит, она бесчинно выходит. Прежде чем встать, она собирает крошки в руку свою, словно голодная!» Пётр решает её проверить и, разжавши руку супруги, видит внутри «благовонный ливан и фимиам».

Хлеб, «крохи», которого собирала княгиня, является символом плоти господней, а также символом самой церкви как мистического тела Христова. Крохи, превращающиеся в ливан и фимиам, указывают на причастность Февронии к высшим силам.

Бояре стали требовать у князя, чтобы он прогнал жену и взял себе другую. «Неистовые же бояре, исполнившись бесстыдства, задумали устроить пир. Что и сделали. И когда все развеселились, раздались их бесстыжие голоса, словно псы лающие, желали они отнять у святой божий дар, с которым Бог обещал ей быть неразлучной и после смерти».

Прочитаем эти строки в контексте Евангелия, которое средневековые книжники знали наизусть.

Бояре устроили пир. Кроме утверждения, что «пиры устраиваются для удовольствия» (Ек. 10 19), мы найдём и такую цитату: «Ирод делал пир вельможам» (Мр. 6. 21). На этом пиру в честь своего дня рождения Ирод по просьбе дочери своей приказывает отсечь голову Иоанна Крестителя. Просьбу эту подсказала своей дочери жена Ирода Иродиада, потому что она держала зло на Иоанна. Ирод женился на ней, когда она была женой его брата Филиппа. Иоанн же говорил Ироду: «Не должно тебе иметь жену брата своего». И вот на пиру совершается величайшее злодейство: по приказанию Ирода к пирующим на блюде приносят отсечённую голову Иоанна Крестителя.

На пиру муромские бояре «аки псы лающе». Псы - это символ дьявольской силы. В Книге Иова Иов вспоминает людей, отверженных в его прошлой жизни, которые теперь издеваются над ним и прибавляют к его страданиям: «А ныне смеются надо мною младшие меня летами, те, которых отцов я не согласился бы поместить со псами стад моих» (Иов. 30. 1). На миниатюрах лицевых апокалипсисов XVII - XVIII в.в. собака олицетворяет зависть, от неё происходят наветы, ярость, вражда, распри, неблагодарение, убийство, памятозлобие, ненависть, радостолюбие и подражание[12] . В апокалипсисах XVI века народы Гога и Магога, окружающие «стан святых», изображаются с песьими головами.

Евангелие прямо предупреждает: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7. 6). Из этого следует, что, спасая свою святыню, Пётр и Феврония тем самым спасали и себя. Если бы они уступили, дьявол бы потом мог растерзать их, то есть лишить Спасения.

Интересно, что 18 лет спустя после написания жития Иваном Грозным была учреждена опричнина. Опричников звали «кромешниками», и к седлу их привязывались именно собачьи хвосты. Таким образом, идея Страшного Суда воплощалась в земной жизни: слуги адовы судили людей и казнили апокалиптическими казнями, а те и не пытались сопротивляться, хотя  ужасались и трепетали. Это лишний раз подтверждает всеобщую погружённость в беспощадный миф. Могли эти люди как-то иначе реагировать на исследуемый нами текст? Конечно же, нет.

Псы-бояре желали отнять у Февронии святыню, «святой божий дар», её мужа, то есть разрушить их брак, склоняли князя к разводу и женитьбе на другой женщине. Сказано: «Всякий разводящийся с женою своею и женящийся на другой прелюбодействует…» (Лк. 16. 18).

Дьявол через бояр склонял князя к греху, к прелюбодеянию и клятвопреступлению (жених и невеста во время венчания клянутся перед Богом быть верными друг другу). Пафос этой сцены жития в том, что князь и княгиня смогли противостоять дьяволу, пренебрегли богатством и властью, поступив согласно божьей заповеди и сохранив свой брак: «Блаженный же князь Петр не взлюбил временного самодержства, а держался божиих заповедей и их путями шел, как вещает блаженный Матфей в своем благовествовании: «Тот, кто отпустил жену свою из-за слова прелюбодейного и женился на другой, тот прелюбодеяние творит». Сей же блаженный князь по Евангелию поступил и, чтобы божии заповеди не нарушить, власть свою за ничто посчитал».

«Враг помутил их мысли», - пишет автор о боярах. Враг соблазнял их возможностью земной власти, которая им не досталась, так как «каждый из них хотел править, и сами себя губили». Очень важно для понимания символического контекста этих строк указание книжника: «Многие вельможи погибли в городе от меча». Именно мечом победил князь Пётр неприязненного змея. Бояре бросили псам свою святыню - верность князю и княгине, которые представляют власть Бога на земле, позволили тщеславию и жажде власти торжествовать в их душах, и губительные страсти, как псы, обратившись, растерзали их.

Оставшиеся пришли молить князя и княгиню вернуться.

В изгнании Феврония совершает чудо: её благоволением «в одну ночь небольшие палки выросли деревьями, вознесшими ветви и листья». Палки, на которые повар повесил котлы для варки пищи, после благословения княгини ожили. Это чудо соотносится со способностью Христа воскрешать людей из мёртвых, делать неживое живым, вдохнуть в мёртвое жизнь.

Один женатый человек, «искушаемый лукавым бесом, посмотрел на святую с вожделением». Она же изобличила его и приказала зачерпнуть воды по обе стороны судна и выпить её. Потом спросила, слаще ли вода на одной из сторон. Человек ответил, что вода одинакова. Феврония же тогда сказала: «Женское естество одинаково. Зачем же ты, свою жену оставив, думаешь о другой!» Человек тот понял, «Что есть у нее прозрения дар». Дар прозрения - божественный дар, который даётся только праведникам.

Почему Феврония сравнивает женское естество с водой?

Среди самых популярных сочинений того времени была «Диоптра, или Душезрительное зерцало» - стихотворный диалог Души и Плоти, написанный византийским автором XI веке Филиппом Монотропом («Пустынником»). В этом диалоге служанка-Плоть и госпожа-Душа спорят, кто больше виноват в грехопадении. Тела у людей разные, а души одинаковые от Бога. Души можно уподобить воде, а тела - растениям, которым требуется вода. Плоть, защищая себя, цитирует Евангелие: «…алчуща мя напитасте, жажюща паки воды добре напоисте мя…» (Мф. 25. 35).

В притчах Соломоновых сказано: «Благословением праведных возвышается город, а устами нечестивых разрушается» (Пр. 11. 11).

Князь и княгиня возвращаются в свой город. «И державствовали в городе том, живя по всем заповедям божиим без порока, пребывая в непрестанных молитвах, и были они милостивыми ко всем людям, под их властью находящимся, словно чадолюбивые отец и мать. Всех они одинаково любили, не терпели ни гордости, ни притеснений и богатств тленных не берегли, но от Бога богатели. Были они городу своему истинными пастырями, а не наемниками. Правили городом своим истиной и кротостью, а не яростью. Странников принимали, голодных насыщали, бедных от напастей избавляли».

Мы видим в Петре и Февронии идеальных правителей. Какие же качества делает правителя идеальным? «Правили они городом истиной и кротостью…» Вспомним средневековое  значение слова «истина» - Слово Божие. Кротость - это смирение перед Волей Божьей.

Перед смертью они оба принимают постриг, моля Бога лишь об одном: умереть вместе. «И велели они сделать в одном камне два гроба, имеющих между собой только перегородку». В день, когда Феврония, названная Евфросиньей, вышивала своими руками воздух, муж её, названный Давидом, прислал к ней сказать, что душа его готова отойти от тела. Феврония просит его подождать, желая закончить работу, угодную церкви святой. Когда же муж присылает к ней вторично, она прекращает работу, не успев дошить лишь риз одного святого. Лики святых она успела вышить. Феврония спокойно «воткнула иглу свою в воздух и обернула ее ниткой, которой шила. И послала она ко блаженному Петру, названному Давидом, весть об одновременном преставлении».

В эпизоде окончания работы литературоведы видят бытовую деталь, просочившуюся в текст жития. Попробуем рассмотреть это действие в символическом контексте. Об игле читаем: «Слова мудрых - как иглы и как вбитые гвозди, и составители их - от единого пастыря» (Ек. 12 110).

В Словаре Даля отразились народные представления о единстве жены и мужа. Муж сравнивается с иглою, жена с ниткой. Известна поговорка: «Куда иголка, туда и нитка!». О согласии между супругами говорят: «Промеж мужа и жены и нитку не продёрнешь». Интересна для нашего сопоставления и такая пословица: «Девка прядет, а Бог ей нитку даёт»[13] .

Иглы ассоциируются со словами мудрых, слово же и мудрость даны человеку Богом. Бытовую, на первый взгляд, деталь можно проинтерпретировать таким образом: игла - это мудрое Слово Божье, воля Господня, нитка же, обёрнутая вокруг иглы, символизирует согласие с Божьей волей, принятие той судьбы, которую посылает Бог. Недаром в русской фразеологии прочно держится идиома «нить судьбы».

После смерти люди положили тела святых в разные гробы. Наутро тела их оказались в одном гробу. В Ветхом Завете сказано, что от дня, когда Бог сотворил человека и жену его от костей и плоти мужчины, муж «прилепится к жене своей, и будут одна плоть» (Быт. 2. 24). Пётр и Феврония стали святыми именно потому, что остались верными Богу и клятвам своим. Их единство в браке - самое высокое проявление веры в Господа.

«Неразумные люди, как при жизни их мятущиеся, так и после честного их преставления, опять переложили их тела в отдельные гробы и снова разнесли». Люди поступали в соответствии с церковными правилами, по которым запрещалось оставлять в одном гробу постриженников разного пола. Это правило тоже составляло часть обряда, «веры» христианской. Но святые вновь оказываются в одном гробу! В данном случае церковные правила теряют свою значимость, «правда» оказывается сильнее «веры».

Этим эпизодом Ермолай-Еразм доказывал, что «правда» (в современном значении «вера») выше «веры» (то есть «формы», «обряда»). Таким образом, доказывая приоритет «правды» над «верой», автор участвует в одном из самых масштабных богословских споров русского средневековья - в споре между иосифлянами и нестяжателями.

Одной из сторон этого спора была дискуссия о «правде» и «вере». Ярким представителем нестяжателей был Матвей Башкин. Он считал, Христос, называя всех людей братьями, запрещал превращать их в рабов. Сам он, имея много «кобал полных», «все изодрал» [14].

Священные тексты - часть средневековой «веры». Существовало убеждение, что для Спасения  достаточно только читать Священное Писание. Матвей Башкин думал по-другому: «Надобеть, де, что написано в Беседах тех честь, да слово не надеятись, быти б и делом свершитися»[15] .

В 1553 году Матвея Башкина обвинили в том, что он хулил непорочную веру христианскую. В осуждении Башкина принимал участие и митрополит Макарий, в монашестве получивший воспитание в иосифлянской школе[16] . Пытали «еретика» Башкина тоже иосифляне.

В 1551 году из Москвы бежал холоп одного из царских слуг Феодосий Косой. Он призывал самостоятельно искать «истину» и полагаться на «разум духовный». Около 1554 - 1555 гг. его как еретика доставили в один из монастырей Москвы, откуда ему удалось бежать в Литву. Взгляды Феодосия Косого дошли до нас в изложении монаха Отенской пустыни Зиновия Отенского, который должен был изобличить эти взгляды[17] . Феодосий Косой утверждал, что одухотворенное дело спасительно, а не форма.

Ярче всего эта мысль была выражена Иваном Семёновичем Пересветовым. В «Большой Челобитной» Пётр, воевода молдавский, в разговоре со своим слугой Васькой Мерцаловым говорит: «Истинная правда Христос есть… И в котором царстве правда, в том и Бог пребывает и помощь свою великую подаёт, и гнев божий не воздвигается на то царство. Правды сильнее в божественном писании нет. Правда Богу и Отцу сердечная радость…»[18] .

 

Почему житие Ермолая-Еразма не вошло в Великие Минеи Четии?

Вернёмся к житию Петра и Февронии Муромских. Заказанное митрополитом Макарием, оно им же не было включено в Великие Минеи Четии. Учебники утверждают, что повесть «была отвергнута церковью, так как по своему содержанию и жанровым признакам (предание о женитьбе муромского князя Петра на крестьянке Февронии обработано автором с использованием сказочных мотивов о летающем змее и мудрой деве) расходилась с нормами житийного канона» [19].

Данное утверждение не имеет источниковой базы. Посмотрим на эту ситуацию в контексте эпохи. Для наглядности восстановим хронологию.

1547 - венчание на царство великого князя Ивана Васильевича (Грозного).

1547 - церковный собор для канонизации русских святых. Митрополит Макарий заказывает Ермолаю житие Петра и Февронии Муромских.

1549 - второй церковный собор «о новых чудотворцах».

1549 - Пересветов подаёт Ивану Грозному две «книжицы» - два своих сочинения, высказываясь о вопросах «веры» и «правды».

1549 - 1557 - осуществление плана «Избранной рады».

1550 - издание Судебника Ивана IV.

1551 - Стоглавый собор.

1551 - побег из Москвы Феодосия Косого.

1552 - взятие Казани.

1552 - полный список Великих Миней Четиих положен митрополитом Макарием в московский Успенский собор.

1553 - обвинение Матвея Башкина в ереси.

1554 - сделан список Миней для царя Ивана Васильевича.

1554 - 1555 - Феодосия Косого доставляют в Москву, откуда он бежит в Литву.

60-е годы - Ермолай постригся в монахи под именем Еразма

1562 - 7070 лет от Сотворения мира.

1564 - бегство Андрея Курбского в Великое княжество Литовское.

1566 - постройка Опричного дворца Ивана Грозного.

1569 - 7077 лет от Сотворения мира.

1565 -1572 - опричнина.

Как видим, подготовка к Концу Света шла полным ходом. Власти составляли письменный отчёт перед Господом о проделанной работе: канонизация святых, написание Судебника, Стоглава (показательно, что реально использовать его было невозможно, ибо он представлял из себя свиток длиной двести метров и охранялся), окончательное оформление Великих Миней Четиих. Требовалось, чтобы подготовленные документы не расходились с позицией официальной церкви. Документы тщательно выверялись.

«Повесть о Петре и Февронии Муромских», как очевидно, не вполне соответствовала точке зрения митрополита Макария на один из центральных вопросов богословских споров о «правде» и «вере». Не фольклорные мотивы, а близость взглядов Ермолая-Еразма к взглядам Матвея Башкина, Феодосия Косого и И.С.Пересветова послужили причиной отсутствия жития Петра и Февронии Муромских в списках Великих Миней Четиих.

Эта же близость стала причиной редкой популярности жития, известного в наше время в 150 списках.

Святых Муромских чудотворцев похоронили вместе в одном гробу, «и те, кто с верою приходят к раке их мощей, неоскудное исцеление принимают».

Заканчивается житие хвалой Петру и Февронии и просьбой автора к Святым помянуть его в своих молитвах к Богу: «Да помяните и меня, многогрешного, написавшего житие это. Написал о том, что слышал, - не ведая, может быть, и другие о том написали, знающие более меня. Хоть я и грешен и груб, но уповаю на божии щедроты и благодать и на ваши молитвы ко Христу надеюсь, трудился я мыслями. Хотел вас на земле хвалами почтить. Прославлены вы и венчаны на небесах истинными нетленными венцами от общего всем Владыки Христа. Ему же подобает со безначальным его отцом вместе, и с пресвятыми благими, и животворящим духом всякая слава, честь и поклонение ныне и всегда и во веки веков. Аминь».

Процитированных выше слов обычно не помещают в учебниках. Признание автора, что он написал о том, что слышал, подтверждает существование народного предания о Петре и Февронии. Однако эти строки показывают нам ещё искреннюю веру автора в то, что эти святые существуют и могут услышать его молитву. В этом эпизоде особенно отчётливо видна эсхатологичность сознания средневекового человека.

На примере «Повести о Петре и Февронии Муромских» мы видим, что недостаточное понимание важности герменевтического подхода к произведениям древнерусской литературы искажает смысл этих произведений, способствует формированию у детей вульгарного представления об эпохе в её культурно-исторических проявлениях. Более того, произвольное толкование произведений, вырванных из контекста эпохи, создает в сознании учеников порочную модель толкования какого-либо явления без учета культурологической и исторической составляющей. Это, в свою очередь, искажает образ мира в сознании школьников.

«Повесть о Петре и Февронии Муромских» - произведение русской богословской литературы, и адекватно воспринимать его можно только в контексте христианской культуры средневековой Руси.

 

Памятник Петру и Февронии в Архангельске

Фотографии Владимира Прынкова, г. Архангельск.

 

Ваши комментарии к этой статье

 

_____________

 

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№45 дата публикации: 01.03.2011