Александр Костюнин,
член Союза писателей РФ
Сотрудникам милиции, погибшим при исполнении, посвящается
Урок географии
Хабар* начальника УГРО
«Если не я за себя, то кто за меня?
Если я только за себя, то зачем я?»
Гиллель Вавилонский
За время службы довелось участвовать в разных операциях, но освобождение из чеченского плена наших ребят стоит особо...
В девяносто шестом я работал начальником угрозыска Магарамкентского РОВД. За отделом был закреплён участок на административной границе Дагестана с Чечнёй у села Гамиях. Материалы служебного расследования показали: «15 января 1996 года в 17.06 к блокпосту подъехала автомашина марки УАЗ-3741. Из фургона выскочили троё неизвестных. Угрожая оружием, захватили четырёх сотрудников милиции, увезли в сторону Чечни».
Я отказывался верить случившемуся...
Чеченцы и дагестанцы - родные братья. Братья навеки! Со времён легендарного Шамиля. Теперь, когда в Кремле всё смешалось и предлагали брать суверенитета, сколько утащишь, нам Грозный стал ещё ближе. Напрямую в бандитские разборки Масхадова с Россией мы не влезали, но «разборка» превратилась в войну. И если фронт был в Чечне, тыл - в Дагестане, в каждой аварской, даргинской, лезгинской семье.
Есть у меня скользкий знакомец: Дауд - чеченец дагестанский. Когда его задержали, я в показаниях помог немного… И он, не то что отрабатывал… Бывший спортсмен, неоднократный чемпион Союза по боксу, авторитетный человек и здесь, и там… В Чечне его сильно уважали. Он снабжал их оружием всю войну.
Сижу как-то у него в гостях в Хасавюрте, и тут он, ни с того ни с сего, предлагает:
- Давай прокатимся в Ичкерию.
А там вовсю война...
- Ты чё? Больной?
- Да мы взад-вперёд, на экскурсию.
Уболтал. Границу пересекли засветло. Российский дивизион установок «Град» располагался на опушке голого леса. Дауд вызывает командира. Краснощёкий такой, жирный, пыхтя, выруливает к нам.
Дауд ему с ходу:
- Командир, вот десять тысяч баксов, - пачку протягивает, - а вот координаты: сделай залп, восемьдесят ракет.
Тот берёт деньги, не спрашивая, что за координаты:
- Ты меня-яяя знаешь!..
- Пуск - через два часа.
- Разницы нет, - у самого рожа лоснится добычей.
Воистину: «Для кого - война, для кого - мать родна».
Мы сидим в Хасавюрте в кафе, ровно через два часа - залпы ракет «земля-земля». Дауд ухмыльнулся:
- По своим отрабатывает... Сгоняем ещё разок к этой свинье?
- Ле, ты что, б!.. нас после этого... самих... взорвут!..
- Не взорвут, поехали.
А у ракетчиков командир уже бухой… Дауд наезжает на него:
- Мы с тобой как договаривались? Восемьдесят пусков!
- Сделал... брат.
- Не сделал. Семьдесят. Я сам считал! - врал внаглую.
Командир засуетился, на красной лысине выступил пот, и набухшая капля сползла под тяжестью...
- Восемьдесят, брат. Все запустил!
- Нет, семьдесят. Верни две штуки.
- У меня их уже ёк*…
- Как хочешь, возвращай.
- Давай... скажи, что-нибудь другое сделаю. Отработаю!
- Ладно… Десять оставшихся запустишь по этим координатам.
Через два часа залпы накрывают вторую российскую часть.
Весёленький междусобойчик! Вот так воевала Красная Армия.
Своим работникам я, по согласованию с начальником РОВД, категорически запретил применять оружие. По исламу: если чеченец убьёт меня, в рай не попадёт, зачем же я стану стрелять в него?
Братья-мусульмане платили взаимностью...
Служебная проверка подтверждает: ничто в тот день не указывало на обострение ситуации: «...с 08.00 до 17.00 через блокпост, в сторону села Гамиях, проследовало пять автомашин, две - в сторону Чечни. В 12.17 на пост пришёл житель села Центорой: обратился за помощью в выделении транспорта. Водитель служебного «Уазика» сержант Омаров выехал с ним на территорию Чечни, оказал необходимую помощь».
Какая муха укусила чеченских орлов?!
Взять в плен наших солдат-милиционеров!.. Мы все ездили на ту сторону не раз, их тоже сюда свободно пропускали... Не то, чтобы пресекать переход границы, наоборот помогали местным жителям, простым людям. И - на тебе...
Одурев от бессонницы, мы сутками искали пропавших ребят. Мотались с начальником РОВД в Хасавюрт - все сведения из Чечни стекались туда. Оперативники докладывали: «У этого полевого командира нет, у того нет». Ну, никаких следов! И ещё Дауд, мой крестник, пришёл с очередными хабарами: «Там мне - так сказали, а там - вот так, но мы их из-под земли достанем...»
- Дауд, «из-под земли» не хочу. Может, я с тобой в Чечню смотаюсь?
- Опасно.
- Хоть опасно, поеду.
Мой начальник Мамедов вспыхнул:
- Не, ты что? куда?
- Поеду. Сколько будем сидеть, сказки слушать: «Тут не знают, там не знают». Клянутся, божатся: «Найдём, не беспокойтесь, узнаем след, взорвём, отберём!»
- Тебе что, больше всех надо?
- ...Наши - в плену-уу!!!
- Смотри, я за тебя не отвечаю.
- Не нужно за меня никому отвечать. Решение - моё!
Дауд с утра до вечера - со мной. Очень добросовестный оказался чеченец. Редкий чеченец! В благодарность за то, что помог ему однажды... Кормил, поил, возил. На его машине всю Чечню объездили. Буквально. Летали на бешеной скорости по снежным горам-долинам. Утром выезжаем - вечером назад. Я в гражданке.
Он предупредил:
- Возвращаться нужно засветло! Не успеем выскочить до темноты, никто нас спрашивать не будет, уничтожат.
Дорога жёстко задиралась вверх серпантином. Вечернее рыжее солнце металось у виска слева направо. Разбрасывая из-под колёс мёрзлые камни с грязью, мы мчались, как водопад по ущелью, как ветер, краем узкого каменистого пояса. Слева от нас синела пропасть, справа скалы вставали над скалами. Едва проскочили узкое место, за спиной глухо загудел камнепад - снежная лавина лениво съехала, поглотив дорогу.
Обычно Дауд с бандитами на чеченском разговаривал, мне переводил. Дней десять уже колесили, надоело:
- Ле, Дауд, так не бывает: ты с ними говоришь на своём, тебе отвечают, я - не в курсе… Мне их байки осточертели. Каждый раз одно и то же: «то сделаем», «это сделаем». На русском говорите, чтоб я понимал.
В следующий раз Саламбек - масхадовский боевик, пацан, лет двадцать пять, не старше, перетянутый крест-накрест оружием - ну с таким важным видом толковал с нами… с та-кииииим го-но-роом… Взбесило меня.
Полопотали на своём и Дауд опять мне:
- Поехали...
- Нет, так не пойдёт. Мы же договорились - на русском. Саламбек, вы сколько заданий давали - мы выполняли. Кроме того, ладно я, Дауд вам помогает… Всю войну. Ты чё, мы сколько к тебе ездим, ты пацан молодой, издеваешься над нами: «Завтра», «Послезавтра»…
- Я их не видел.
- Ты описываешь наших ребят и сам: «Не знаю, не видел!»
- Просто так сказал.
- Просто так не сказал ты… Одежду одного описал, какой внешне - говоришь. Откуда можешь знать? Это наш работник, сержант. Он больной. У него с сердцем серьёзные проблемы. Саламбек, я подполковник милиции. Помоги хотя бы больного вызволить… Я пойду вместо него. Потом договаривайтесь, о чём угодно. Подполковник ведь выше сержанта?!.
- Я не знаю, не решаю, я посмотрю…
Ну, что с этим абреком будешь делать?..
Мы - к Турпавали, начальнику контрразведки Масхадова. Он дружески похлопал меня по плечу и сладко запел:
- Полковник, знаю, ты воинам Аллаха помогаешь. Мы в долгу не останемся. Слово горца! Назови полевого командира, с землёй смешаю чеченское село, но их выручу.
Я обрадовался. Разве тут не обрадуешься…
По всей Ичкерии до одури круги делаем, наконец узнаём: «Солдаты в отряде у Эби - Большого Асламбека». Сломя голову мчимся к Турпавали.
- У Эби!
- Точно?
- Точно не могу сказать, мне сообщили: у него.
- Решу.
К Турпавали две недели мотаемся - результата нет. И его «решу» на поверку - словоблудие одно. Тьфу!
Министр внутренних дел ЧРИ* Казбек... Махашев, что ли... Здоровый такой, весёлый... Радушно принял, как все они.
- Братья-земляки-ии, вассалам аллейкум! обнимаю вас. Главное - не волнуйтесь. Вы, подполковник, приезжайте завтра в форме, обратитесь к населению по телевидению.
Приезжаю в форме.
Министр свёл с замом, тот - с начальником управления уголовного розыска - Хамзатом. Тоже здоровенный такой…
Мы с Даудом - к нему. Опять расспросы:
- Что? Где? Кто?
- Четырёх ребят взяли на границе...
И вдруг этот Хамзат взбрыкивает, агрессивно так:
- Ты чего в форме приехал?
- Министр ваш сказал.
- Вах!.. Ты выйдешь отсюда... самого заберут. Чего нам формой российской перед глазами!.. - выскочил из кабинета.
Я - Дауду:
- Объясни ему, ещё раз начнёт, такое отвечу… мало не покажется. Я в гости к нему приехал, в его кабинете нахожусь, а он стращает...
Вернулся Хамзат:
- Обращение по телевизору не получится. У Эби их нет. Сегодня-завтра соберу информацию. Узнаю, где.
Дауд имел прямой выход и на Аслана Масхадова. Мы - в Гудермес.
Он заскочил в штаб, я остался на улице ждать. Смотрю: пленные российские солдатики в драных рубашечках на колючем ветру… Зимой! Копают траншею, отопление тянут. Над ними - автоматчик. Прям, как в фильмах про эсесовцев. А в трёхстах метрах - российская армия… Тут же у штаба русские женщины воют. Пробиваются на приём к президенту Масхадову, за пленных сыновей просить…
Выходит из штаба Дауд:
- Не перегибаете ли вы палку с русскими?..
- Ясыри?* Это собаки - не люди. Гяуры.* В соседнем селе, в хлеву у моего брата на цепи молодые русские девки прикованы. Их дерёт любой. Ахх-ха-ха... Хочешь - заедем... Угощаю!
- Давай - к делу.
- Аслан хочет познакомиться с тобой лично. За помощь обещал наградить высшим воинским орденом Чеченской Республики Ичкерии - «Честь нации».
- Пусть поможет ребят найти. Это и будет награда.
- Ну, как знаешь… А что касается твоих подчинённых, пообещал решительно: «Где бы ни были - найдём, освободим. Своих - сурово накажем, сгноим!»
Однако сколько мы ни ездили, никто не помог. Вышли на Хаттаба.
Эмир ибн Аль Хаттаб - фигура колоритная. Он же Ахмед Однорукий, он же Чёрный Араб. Смуглый такой, длинные вьющиеся волосы, чёрная перчатка на правой руке. В селении Ведено у Хаттаба роскошный дом, параболическая антенна (в то время у нас ничего подобного не было). На этот раз со мной был зам главного ваххабита Дагестана с бородой: борода в Чечне служила пропуском. (С бородой езди, куда хочешь!) «Борода» с Хаттабом между собой хабарят на арабском. Долго, изнурительно. Изредка ваххабит переводит. Смысл прежний: «Сделаю, найду, спасу, поеду к Радуеву, Масхадову. Пока не знаю, где они, но буду искать… Отобью! А вы - помогите мне».
Якши!*
За ношение оружия мы задержали араба. Хаттаб попросил освободить его и отправить домой в Иорданию, назвал своего человека на границе:
- Ему передайте, остальное - не ваши проблемы.
Я вывожу наёмника из камеры... Вот такой араб - тридцать килограмм весом:
- Собирайся, едем!
- Куда?
- К маме.
- Нэ поеду…
- Почему нЭ поедешь?
- Воэвать хачу… К Хаттабу назад хачу.
- Хаттаб тебя не желает… Уезжай!
- Умирать хачу.
- Умирать?
- Да.
- Видишь люстру. Верёвку принесу, вешайся здесь. Мы тебя похороним на мусульманском кладбище. Здесь роскошное кладбище… С почестями похороним, по блату…
- Вах! Зачем такое гаваришь?.. Нэльзя.
- Почему нЭльзя?
- В ад пападу.
- Ну, раз не хочешь в ад, вали отсюда…
Тридцатикилограммовый меня уверял:
- Нигде так салдат нэ резал, как здесь у Хаттаба. Сотнями... Голова атрезал им, как баранам. Никаго в плен не брали. Всэ падвалы забиты салдатами…
Я брезгливо поглядывал на больного фанатика: война, точно чёрная дыра, притягивает тёмные силы; наёмники издалека чуют смерть, как вороны падаль, и с карканьем слетаются на запах.
Мы доставили араба на азербайджанскую границу. (Там ребята-лезгины за бакшиш и теперь перевозят людей.) Для интереса у старшего осведомляюсь:
- А как ты их?..
- Сплавляю по реке за сто долларов… Недавно Радуева сопровождал.
Два месяца я не прекращал поиски… Звонок от Хаттаба был неожиданным:
- Нашёл! Завтра будут передавать.
Начальник РОВД выслушал мой доклад:
- Сам поеду! Хочу с Хаттабом сфоткаться.
Боевую медаль, видно, захотелось… Я только «за».
Хаттаб отдал наших бойцов. В благодарность начальник подарил ему кинжал с золотой насечкой. Грязных, вшивых, измождённых ребят отвезли по домам. Расспрашивать их сейчас не имело смысла. Они отрешённо смотрели в никуда... Словно не радовались.
Неприятно сознавать, но, похоже, вместо братских отношений Дагестану отвели роль очередной юной невесты, которую в первую брачную ночь матёрый жених строго выдерживает в углу за занавеской, пока сам гульбанит с гостями на свадьбе...
Лишь спустя несколько дней, под нажимом, крайне неохотно бойцы рассказали нам… в скупых красках... Про ад в чеченском рабстве... Про кавказское гостеприимство братского народа!.. И меж собой дали мы клятву: в плен больше не сдаваться.
* * *
В августе девяносто шестого генерал Лебедь подписал Хасавюртовские соглашения. (Почему-то меня это даже не обрадовало.) Мышки прогнали кошку и распоясались окончательно…
А вскоре у нас произошло настоящее ЧП.
Бой на том же блокпосту в районе села Гамиях: «Есть убитые. Одного забрали в плен». От Магарамкента туда - не близко... Приезжаем ночью с полковником Мамедовым на место. Фонарём свечу: такая каша!.. Мешки с песком в пробоинах, гарь, убитые… Лейтенант Ярахмедов, совсем недавно в нашем отделе, - попал в плен. Мужественный парень такой… Стажёр мой.
Выяснилась ещё неприятная новость: один опер, подонок, как заваруха возникла, сбежал:
- Ссс-сука!!! Нет тебе места в органах. Свободен!
- Не испугался я... я - за помощью… - сам в глаза не смотрит.
- Сволочь! Ты ребят оставил. С оружием драпать! И не вернулся...
Часа четыре прошло с момента перестрелки. Наш работник, участковый, мальчишка совсем, при нападении отстреливался из пулемёта. Трясу его за грудки: «Что? Ка-ааак!?» Путается в показаниях, у самого руки дрожат. Ходуном ходят. Я горячий ствол - в ноздрю... По его информации: «Подъехали чечены на КАМАЗе, хозяйничать начали. Лейтенант Ярахмедов сделал замечание. Его скрутили, бросили в кузов. Он успел скомандовать: «Огонь!» Завязалась перестрелка. Двух «чехов» подстрелили, двух ранили… Те машину от блокпоста отогнали, стали запугивать: «Сдавайтесь, не то всех положим». Участковый в ответ из «красавчика» выпустил магазин, второй вставил, на седьмом патроне заклинило… Растерялся: повторно передёрнул, патрон - наперекос… Спасло то, что духи дрогнули, отступили.
- Извини, брат, - я твёрдо положил руку ему на плечо.
Он горько заплакал...
- Нюни развесил... слюнтяй! - вставил свои «три копейки» начальник милиции.
Я вытащил его за грудки на улицу:
- Ле, Мамед, не болтай! Парню впервые пришлось... по живым людям стрелять… В такой ситуации... неизвестно, кто как поступит. Не трогай его. Он - герой! Из четверых один остался, отстреливался. Другой бы на его месте, может, руки поднял.
Это был первый бой между дагестанцами и чеченцами на границе. До сих пор никто никогда по землякам не стрелял.
Чечены буквально заставили нас вытащить кинжал из ножен...
А лейтенанта... нужно было срочно! выручать.
Я протоптанной тропинкой - к Дауду, с ним - к Саламбеку... (У самого нервы ни к чёрту.) В очередной раз сорвался:
- Саламбек, ты надоел, ты... пацан! Ладно, меня не уважаешь... Ты к своему чеченцу точно также относишься. Ты... чего издеваешься?! Вы говорите: «братья, братья-дагестанцы», сами нападаете. В один день такой кулак получите в лоб, мало не покажется… Во все стороны.
- Что могу делать?
- Как что?! Две недели к тебе езжу… И - без толку!
Как-то Хаттаб попросил переправить боевика за кордон. Им оказался Саламбек.
- О! Перетянутый!.. Так это тебя будем в канализацию спускать?
Сидит, надувшись, паук пауком, весь оружием крест-накрест увешан. Молчит.
- Ты чё? Ненормальный, что ли? Мало того, себя подставляешь, ты нас подставляешь. Если тебя здесь заберут, Хаттаб решит: мы сдали. И нашего парня кончит.
- Что, я без оружия поеду?
- Разумеется, без оружия. Нам грубиянов не надо... мы сами грубияны!
Привожу его к себе в Магарамкент, в отдел милиции:
- Саламбек, если по логике твоей поступать, я тебя сейчас должен взять за шкирку, кинуть в «обезьянник». Ты боевик… Ты как со мной разговаривал там?.. Там!!! А?!
Куда только гонор делся! По-блед-нееел весь… Решил: действительно его хочу закрыть.
- Да не ссы… Не нужен ты мне. Мне надо лейтенанта вытаскивать. Из-за него тебя, гниду, терплю…
Ночью Саламбека переправили за кордон.
Приезжаем к Хаттабу. Охрана меня знала. Лениво махнули:
- Нет его. Ждите на дороге.
Белое солнце, похоже, застыло в зените... Редкие отары кучевых облаков белыми миражами проплывали в небе. Наяву нынче встретить отару - большая редкость. Война.
Час сидим в раскалённой машине, два. Видим: вдали пыль. Летит.
У Хаттаба на правой руке пальцы обрезаны, так он трёхмостовый КАМАЗ одной левой водил. Мечтал всё: «Мне бы русскую технику, американское обмундирование, я с любой армией воевать смогу». С ним обычно от силы один охранник. Хаттаб не боялся… Его все боялись. Увидел нас, остановился, выходит, опять начинает «муть» разводить…
В сердцах зло бросаю Дауду:
- Может помочь - пусть поможет. Впустую ездить больше не буду. Плевал я...
И тут Хаттаб на!.. русском:
- Слюшай… Магарамкентский РЭВЭДЭ нам ни помогает.
Сколько до этого общался, не знал, что он по-русски понимает:
- Хаттаб, мы тебе постоянно помогаем. Просил араба освободить - освободили, машину перегнать - перегнали, Саламбека за кордон переправили. Что ещё должны? Открыто воевать на твоей стороне? Хоть лопни, не сможем… Всё для тебя делали. А ты обещал мне парня - не нашёл: «Завтра да завтра».
- Слюшай, не горячись… На Востоке так нельзя! Так в гостях не разговаривают… - глянул на часы, - О! Время намаз творить.
Подъехали к дому. Бородач-нукер* меня подталкивает:
- Пошли!
- Я не умею.
- Нужно.
- Ле, я ж тебе русским языком говорю: не умею. Когда наклоняться, что говорить…
- Нет, надо делать. Хаттаб обидится.
- Пусть хоть трижды обижается!
- Твой начальник был, делал намаз.
- Пускай.
Хаттаб опять подключается:
- Слюшай, так нельзя… Мы мусульмане, должны соблюдать Коран. Молиться не будешь, я вам не помогу.
- Хаттаб, наш лейтенант и читает Коран, и всё соблюдает. А я... слово даю: вытащи его, начну намаз совершать для себя. Клянусь.
Ничего не ответил, ушёл в дом.
Охрана зашипела:
- Что хозяин велит - делай.
- Нет.
После молитвы Хаттаб подвёл меня к машине.
- Смотри мой КАМАЗ, ни одной царапины…
- Ле, Хаттаб, у тебя сотни КАМАЗов. Может, к блокпосту на другом приезжали?
- Не мои люди были… Назови командира - силой отберу.
Сила у Хаттаба, действительно, была. И ещё была какая-то непонятная влиятельная рука. Хаттаб сам удивлялся:
- Раз попали в окружение. Ну, такое плотное. Блокировали нас русские и сидят, не наступают, не обстреливают… С темнотой отправляю людей в разведку. Возвращаются: «Хаттаб, беда! Птичка не вылетит! Пропали мы, пропали гуртом...» Уже поклоны били Аллаху: «Вай, конец пришёл». Ночь молились. На рассвете разведка докладывает: «Нет никого». «Как нет?» «Так, нет». Скрытно прочёсываем лес: ни одного уруса, никакой техники. Разблокировали нас и оставили. Мы аккуратно уходим в горы, опять вооружаемся, опять нападаем. Так было раза три-четыре. До сих пор не знаю, кто русским команды даёт? По вашему телевизору врут, что я наёмник. Я не наёмник. Наоборот, я свои деньги вкладываю сюда… Газават - священная война с неверными. Если погибну - попаду прямо в рай!
Вот такой больной был на голову.
- Война кончилась, Хаттаб. Найди парня… клянусь: вывезу тебя отсюда. Никто не тронет.
Думал, хорошее предлагаю, а он:
- Слюшай, не надо меня вывозить.
- Ле, война кончилась, тебе что здесь делать? А?!
- Здесь останусь. Будет грозненский аэропорт работать, сам улечу в любое время.
- Всё одно, помоги! Мы тебе помогали!
- Помогу. А где твой Мемед-начальник? Чё трубу не берёт?
- На работе.
- Почему сюда не сам едет, мы договаривались.
- Тебе какая разница? Обязательно полковник нужен?
- Мемеду, значит, не интересно.
- Ладно, скажу, приедет.
Я к начальнику:
- Поехали, парень там! Месяц томится… Хаттаб тебя звал.
- Нет!
- Поехали, ты ведь фоткался с ним, чё боишься?
- Сказал, не поеду.
Каждый раз при встрече Хаттаб настойчиво вспоминал про начальника милиции. В очередной раз я вернулся из Чечни и Мамедову - вопрос ребром:
- Собирайся!
- Нет! Он хочет меня в заложники взять...
Имя Чёрного Араба для всех ваххабитов было свято. По первой его просьбе они готовы были сами отдаться, не то что приказ не выполнить. А тут не могут одного лейтенанта разыскать...
Поговаривали, якобы Хаттаб забирал людей в плен, месяц-два выдерживал, время тянул. Сам выходил на родственников, торговался: «Я знаю, где он. Готов помочь, конечно, не бесплатно». Ему несли щедрую мзду, помогали. Доил людей без конца. И своих, и чужих. Во всяком случае, главе администрации села Первомайское он так и заявил: «С боем освободил твоего наследника». А сын всё это время сидел в его зиндане*.
Если, действительно, так - не традиционный это ислам. Близко к исламу не идёт. Мой дедушка, правоверный мусульманин, учил: «Если тебя даже бьют, не отвечай злом на зло!»
Однажды по телевизору показали российских ребят-контрактников. Они боевиков убивали, уши отрезали и для коллекции - в банку со спиртом. (Ельцин ещё хвастливо заявил: «Наши ребята себя в обиду не дадут!») Хаттаб, на следующий день после злополучного репортажа, отправил людей к российскому командиру: «Продай мне этих телезвёзд. За ценой дело не станет. Сколько хочешь?..» Командир назвал цену. Договорились: он отправит их завтра, как бы в поиск, по согласованному маршруту.
- На следующий день ждём, эти двое идут...
Надо было видеть, с каким слащавым удовольствием и горящими глазами Хаттаб рассказывал…
- Мы их не убили… уби-ваааа-ли. Аллах-акбар!
И подарил мне видеокассету на память.
Правда! Аллах велик!
Только тогда Аллах у нас с Хаттабом разный! Вера - если умирают с именем Бога на устах, а если, прикрываясь именем Его, режут - это обычный бандитизм! Но, как бы собака ни была погана, ей океан не испоганить.
Горит внутри!..
Не могу молчать...
Здоровых молодых ребят, спецназовцев, командир продал. Я в отделе кассету показывал, наши не могли смотреть.
Приказал:
- Нет, смотрите! Чтоб знали, что творят выродки…
Жгло в груди. И не было слёз...
Я выехал на берег грозного Каспия.
Море закипало, тучи слетались, откуда невидимо, ходили мрачной круговертью, словно боевой хоровод во время зикры*. Холодный ливень наотмашь хлестал землю и море. Каспий... почернел от горя!
А «молодой» из головы моей... сердца не выходил: «Хорош наставник... нечего сказать... Парня не уберёг!» Мысль эта нестерпимо терзала, мучила с каждым днём сильней и сильней: «Он-то и есть мне настоящий брат, истинный кунак. И вот сейчас мой кунак... в руках головорезов». Временами сознание норовило спрятаться от повседневности... Я вспоминал задушевные откровения лейтенанта: он всё мечтал сад возродить заброшенный... отцовский... У него крошечная дочурка, жена скоро второго должна родить. Был у них. Как мог, морально-материально поддержал...
Они-то молодцы... Ллле-е! А что делать мне?.. Мне-то... что делать?!!
Не отдавая себе отчёта, с какой целью, поехал вечером в родное село. Ноги сами вели... Гладкие каменистые ступени указывали путь. Тесная улочка побежала вверх, изогнулась, пропала во мраке и снова, по ту сторону мечети, вынырнула на жёлтую луну.
Вот и низкая тёмная сакля алима*...
Абусаид-Хаджи...
* * *
...Ночные звёзды гасли, зарождался новый день.
С минарета муэдзин* пропел азан* к молитве. Начальник УГРО вышел в сад, совершил омовение, поднялся на глинобитную крышу родительской сакли, расстелил старый дедовский коврик и впервые опустился на колени. Закрыл глаза. Земное отступило. Он остался наедине с Аллахом. Никогда прежде не доводилось ему читать Коран. Не хватало свободного времени, знаний... а скорее - внутренней потребности. Не знал ни одной суры и сейчас лишь исступлённо, как клятву, повторял:
- Бисмиллахи рахмани рахим... Во имя аллаха милостивого и милосердного!
В мозгу его, слово за словом, пульсировало услышанное ночью от алима: «Человеку без веры холодно... Зажги в душе огонь и согрей им своего кунака». Снова и снова всплывали в сознании герои старинной легенды, поведанной мудрым аксакалом:
- Был у хунзахского хана заведён для пленников коварный метод расправы. Он приказывал раздеть непокорного, нагим отправлял на скалистую вершину и там оставлял на всю долгую ночь. Холод, вьюга, ветер злючий налетали на одинокого беззащитного человека, обрекая на мучительную верную смерть. «А тот преступник, - ядовито усмехался хан, - который увидит восход солнца, получит в награду свободу».
И жили в те далёкие времена два мужественных юноши. Одна судьба была у них, и они, как левое и правое крыло орла, неразлучно парили над жизнью. Не было во всей округе горцев более преданных священной дружбе. И когда один из кунаков стал жертвою хана, когда стражники сорвали с него одежду и повели крутой узкой тропой к месту казни, другой крикнул ему вслед: «Держись, друг! Обязательно держись! Я на соседней вершине разожгу костёр, он согреет тебя!»
Юноша замерзал на ледяной скале, прощаясь с родным аулом, нечем было ему укрыться от злой стужи, и вдруг сквозь чёрную тьму увидел он далёкий огонь. Жар от него дотянулся до иззябшего тела, до его замерзающей души и согрел. Всю ночь до самого рассвета, не на миг не погаснув, горел костёр дружбы.
Утром изумлённый... смирившийся хан освободил стойкого горца...
Пусть вспыхнет в сердце твоём нур-джан - свет души, пусть освещает тебе путь нур-эд-дин - свет веры. Зажги пламя в душе и согрей им своего кунака.
* * *
Я спешил согреть... не успел.
Мы ещё целый месяц искали парня. Без сна, без роздыха. С его братом ездили. Пусто. А потом один чеченец мне шепнул:
- Его сразу, на второй день взорвали… Хаттаб приказал.
- Как взорвали?..
- Под утро скончался раненый - племянник полевого командира. Вашего привязали к дереву, сорвали чеку и - гранату в карман...
Уфф-фуууу... Вот так... Но мы... мы слово своё скажем...
Сердце дагестанца закалили, как амузгинский клинок.
К девяносто девятому году, благодаря «воспитанию» Хаттаба, и я, и работники нашего отдела милиции стали... сильно другими. Мы уже не считали отморозков, которые с оружием в руках вламывались в наши дома, братьями. И оказалось, национальность здесь ни при чём. Когда в западной и центральной части Дагестана радикалы подняли ваххабисткий мятеж - народ их не поддержал. А чеченских сепаратистов, вторгшихся на землю узденей, разгромили. Мятежники ослушались легендарного Шамиля, который завещал потомкам: «Быть верноподданными царям России и полезными слугами новому нашему отечеству».
Воля народов сильнее оружия.
Земле нужен мир.
В тех жарких боях вместе с жителями Дагестана бок о бок сражались и мирные чеченцы, и русские... и Аллах! Потому победили. Тогда я усвоил для себя, что Дагестан и Чечня - тоже Россия. И этот урок географии я не забуду никогда.
Аллах-акбар!
село Гамиях, Новолакский район,
Республика Дагестан, 2010 год
Словарь:
хабар - рассказ, молва, слух;
ёк - нет;
якши - нареч. татарск. вост. ладно, хорошо;
ясыри - пленные;
гяур - неверные, кафиры (араб. аль-кяфиру́н) - понятие в исламе для обозначения неверующих в Единого Бога и посланническую миссию хотя бы одного из пророков ислама;
уздень - зависящий только от себя, собой живущий (татарск.);
зикр - боевой общинный хоровод, составляющая часть исламского молитвенного обряда;
«обезьянник» — спецприёмник или изолятор временного содержания;
Аллах-акбар! - Аллах велик;
алим - (араб.) высокообразованный, обладающий большими знаниями, ученый;
нукер - военный слуга;
аза́н (араб. ) - в исламе призыв к молитве;
муэдзин - читающий азан;
ЧРИ - Чеченская Республика Ичкерия;
зиндан (персидск. - «тюрьма») - традиционная подземная тюрьма-темница в средней Азии.
С другими работами автора можно познакомиться на его на сайте: http://kostjunin.ru/events.html
Ваши комментарии к этой публикации
Ваши комментарии к этой статье
№44 дата публикации: 04.12.2010