Александр Балтин,
член Союза писателей Москвы
КРОССИНГОВЕР ПО-НАСТОЯЩЕМУ
КРОССИНГОВЕР ПО-НАСТОЯЩЕМУ
Перекрёстные цепочки тайн
Обеспечат видовую данность.
Устаёшь от безнадёги так,
Что продленье серой жизни – странность.
Пил бывало. Но не торговал
На базаре, не кривил душою.
Хромосома крошечна. Я мал.
Тяжело мне быть самим собою.
Жизнь как схема обнажится вдруг,
Станет страшно – голая реальность.
Золотом цветов усеян луг,
А за каждой строчкой инфернальность.
Стяжки смысловые разорвать –
Вот и разлетится кроссинговер.
Искаженье данности узнать
Слишком страшно, бедный друг… Кристофер,
Джек, Иван…Все сущности в одной!
В океане миллионы жизней,
В капле высверк смысла золотой.
Мирового зла оттенок жирный.
Перекрёстные цепочки тайн
Обеспечат сохраненье жизни.
Где огонь, где прёт громоздкий танк,
Там куски действительности лживы.
СЛОВО О ЛАМЕ
В пластиковом боксе Итигелов
Выставлен, как воплощенье чуда.
Лама – дух в квадрате. И пределов
Много знает, кто мы и откуда
Ведает, и ведает глаголы,
Жизнь определяющие мощно.
Но сильны сомнения уколы –
Ибо слишком неприятны мощи.
Тело, говорят, с температурой,
Что присуща лишь живому телу.
Как небесный мир с архитектурой
Виден Итигелову, пределу
Бокса плексигласового вверен
Оболочкой – где ты, Итигелов
Духом? Мир пространства безразмерен,
Надо духом прорываться смело в
Дальние мерцания. Не надо.
Или, если жёстче, невозможно.
А сомненья – род земного яда,
И от них чрезмерно тошно, тошно…
* * *
Только в панцире своём
Жить.
Только строчки ни о чём
Вить.
Только музыкой дышать.
Для
Будущего записать –
Ля-
Ми-до-фа, не надо слов
Лжи.
Надо музыки миров
Для души.
А душа она легка
Так,
Что в сравненье мотылька
Крылья – мрак…
* * *
Трамваи круглыми глазами
На сквер и улицу глядят,
Когда замрут под красный взгляд.
А мы идём под облаками.
О, быть филологом тоска –
Нет даже тени дара слова.
И оттого корят сурово
Поэта за разгул стиха.
Трамвай проедет, прозвенев.
Твои различны впечатленья.
Но над стихами, поседев,
Вновь плачешь ты от наслажденья.
А над статьями? Мёртвый хлам
И терминов игра пустая.
И снова дребезжат трамваи,
И вновь я верю облакам.
РАЗГАДЫВАНЬЕ КРОССВОРДОВ
Общенье с миром сведено к нулю,
Старик кроссворды без конца гадает.
Кефир и хлеб. Но миру – не люблю
Не говорит. Он жизнь копил годами,
Чтоб ныне в клетки вписывать слова –
Названья гор и рек, животных разных.
И понимать зачем он жил едва.
В Ирландии какой народный праздник?
* * *
Закорючки листьев по асфальту,
Если дунет ветер, прошуршат.
Музыка едва ль на зависть альту,
Но и у неё своя душа.
Византией осень отливает.
Столь торжественные тополя!
Думаешь – таких и не бывает.
А гербарий соберёт земля.
Совершенна и спокойна осень,
Жаль, что сам ты – человек… не очень…
НЕТ ИЛЛЮЗИЙ
Как доски очевидна явь,
Как доски, что пойдут на гроб.
Ошибки тяготят – исправь –
С шипами перепрыгни ров.
Иль море переплыть, поди,
Попробуй – нет иллюзий, нет.
Воспоминания – пуды,
Так тяжелы, что станешь сед.
Замшели камни бытия.
От мыслей некуда дева…
Телесный пласт – не я, не я! –
Собою бременит диван.
ВИНОГРАД
Витые виноградники, ажурные –
Тут битвы, тут арены, где котурны и
Актёров маски – интересно? Нет?
Дыханье моря и дыханье неба.
Итаки Одиссей отведал хлеба –
Не ел уже не знамо сколько лет.
Витые виноградники, тугие,
Налиты солнцем грозди золотые –
Телесная, мясная эта мощь.
Янтарь играет, обещает влагу
Целебную – вина, и скрасит вашу
Жизнь, где там мало… скажем, рощ.
О виноград! О, чаши подставляйте!
Иронию вина вы постигайте.
Густые виноградники, как бой,
В котором победителя не будет.
И проигравшего едва ли кто осудит,
И вечен свет – волшебный, золотой.
ПРОТИВОРЕЧИЕ
Я знаю – Бога нет,
Материальность мира
Настоль меня сдавила,
Что еле вижу свет.
Я знаю – есть Господь,
Но мне к нему прорваться
Мешает сильно плоть,
Телесное богатство.
Плоть… не люблю её! –
Мешок материальный!..
Но жить хочу ещё –
Угрюмый и банальный…
* * *
Просто красиво. Да, очень.
Торжественная, византийская осень.
И что ещё написать про диво?
Просто красиво.
ТУРИНСКАЯ ПЛАЩАНИЦА
Туринской плащаницы тайна
Разгадана не будет, нет.
Анализ утверждает – так-то,
А вера – ерунда – в ответ.
Коль вера есть, то подтвержденья
Материального не на…
Томит змеиное сомненье –
Моя ли в том, спрошу, вина?
Спрошу, да только нет ответа.
Туринской плащаницы знак…
А что не расшифрован – это
Свидетельствует – мы никак
За все века открытий к небу
И не приблизились на чуть.
Притом к себе претензий нету,
Хотя свою не знаем суть –
Суть человека человеку
До чёрной бездны не ясна.
Но вижу световую ветку,
Она протянута, она
Даёт надежду. Плащаница
Всего предмет, а дух важней.
Туристов сытенькие лица,
И души – сгустками страстей.
* * *
Машины, пролетая, ветром
Довольно сильно обдают.
Фонарь насколько верит веткам,
В них погружая свой уют?
А у кафе налиты белым
Как молоком шары горят.
И осень восприемлешь целым
Роскошным миром. Сад и сад.
Но город – он противоречит
Я полагаю саду. Вот
В кафе шашлык, и пьяный вечер
Довольно хорошо идёт.
Московские плоды фантазий
Своею жизнь соберёшь.
В которой сам не знаешь фазе
Подобье света обретёшь.
АБУЛАФИЯ
Видел я сады небесных лилий.
Сквозь любое слово частью сад
Проступает – верной из религий,
Золотом слова её блестят.
Папа умер, и костёр, который
Мне он приготовил не зажгли.
Чётко знаю тени коридора
Жизни, что дана в чертах земли,
Иль в пределах света. Взгляду выше
Данное пристало постигать.
Страшно ли философу без ниши
Надлежащей тут существовать?
Скорпионы буковок пылают,
А не то растенья букв цветут.
Снова войны пищу отбирают
У добра, и в смерть ведёт маршрут.
Ближе к смерти – ближе к новой жизни.
Мудрою основой естества
И духовной – выше нет отчизны –
Выглядят еврейские слова.
* * *
Вернись домой, включи компьютер,
Не то смотри в своё окно.
Наверно, нужен ты кому-то,
Но на душе сейчас темно.
Да, нужен маме, вероятно,
Ещё, надеешься, жене.
Ах, отчего так неприятно
Порой существованье мне?
И только строчки, только строчки,
И только звёзды в небесах.
И отчего у одиночки
Вдруг слёзы… слёзы на щеках.
КАРАПУЗИКАМ НИЧЕГО НЕ СВЕТИТ
Баста карапузики – завершились танцы!
Дальше будет жизнь! О нет, мы не хотим!
Толстенькие, маленькие, очень любят такты,
Нотки и мелодии, веселья лёгкий дым.
Баста, вам сказали. Детский сад забудьте,
Школу тоже – быстро! Вкалывайте! Ну!
Хныкают потешно маленькие люди,
Должное желают отдать опять вину.
Некто в чёрной маске, хвостатый и с рогами
Плетью громко щёлкнет – вздрогнет ребятня.
- Вам теперь до смерти всего бояться – сами
Узнаете, что значит судьба и без меня.
Вам без её насмешки и не прожить отныне.
Страшно карапузикам. Красный сок течёт.
Страшно потеряться в лесу, не то в пустыне,
Зная очень чётко – спасенье не придёт.
Страшно карапузикам. Блеют, в стадо сбились,
Слёзы, неумёхи, размажут по щекам.
Мы хотели радости, надеялись на милость!
Милость? Нате будни – с отчаянием вам.
* * *
Дым из трубы, как хвост кошачий,
Избушка – тело: макрокот –
Такой уютный, не иначе
Вообще не ведает забот.
Такая славная картина!
И медленно течёт закат
Густой мелодией кармина
На тихий-тихий дачный сад.
ПИЗАНСКАЯ БАШНЯ
Легенда башни может быть
Серьёзней башни? Я не знаю.
Архитектуру понимаю
Как данность, без какой не жить.
Наклон – как приближенье ко
Земле. У башни есть ли корни?
Ну а представить, чтобы конный
Проехал мимо не легко.
Ажурна башня, и сквозят,
Белея, нежные колонны.
Не знаю – грают ли вороны
Поутру в Пизе? Иль молчат…
Туристов сытые стада
Однообразные по сути.
Пред суммой камер не спасует
Такая башня никогда.
Не упадёт, нет-нет, она,
Наклон храня, как ветку веры.
Останется в пределах меры
Всегда, такая ведь – одна.
СЛОН-ДИРЕКТОР
Слон получил приглашенье стать директором зоопарка.
Наконец-то, мои размеры по достоинству оценили.
Прибыл на место работы, мала для входящего арка.
Что же не побеспокоились? Не расширили? Не послужили?
Домик сотрудников слон разнёс, чрезмерно велик.
Буду сидеть в вольере, и оттуда руководить.
Лев на него с удивлением глянул, уже старик.
Слон зверей собирает. Объявляет – Будем по-новому жить.
Жить по-новому – это как? Без клеток, что ли?
Оно не плохо бы, будет воля…
Однако тогда – какой уж там зоопарк.
Слон протрубил – Сомненьям цена пятак.
Главное – обновление, а какое неважно.
Кроликов передавил, трубя протяжно.
Птиц перепугал, неразбериха слону подругой.
Задом налез на удава, зад чрезмерно упругий.
А любая неразбериха – следствие решение не правильного.
Дети бегут из зоопарка, не доев стаканчика вафельного.
ТВОРИМЫЙ ЖЕНЩИНОЙ ПОЭТ
Согласен быть, вероятно,
Только тем, что она
В нём видела – ей понятна
Души его глубина.
Ему самому понятно,
Что видит это она.
Ночь. На паркете пятна,
Легка, расплескала луна.
И слух его обострялся
От женских обронённых слов.
И страх одиночества сжался
В одном из чёрных углов.
Так, женщиною творимый
Выписывался поэт.
А годы летели мимо,
И прояснялся свет.
* * *
Меблировка первых этажей –
Вечером играет свет – видна.
Угол шкафа, пара стеллажей,
Вешалка… и женщина одна.
Мужа ждёт, который не придёт,
А быть может, никого не ждёт.
У метро народец ест и пьёт,
Беляши кусает, пиво пьёт.
Беляши, блины и шаурму
Потребляет вечером народ.
И огни совсем уйти во тьму
Не дают всей суммою пестрот.
ПЫТАЛИСЬ СМИРИТЬ ЯЗЫК
Исследований скрепы мастерят,
И тюрьмы диссертаций воздвигают,
И лексику терзают, как хотят,
И, как хотят, грамматику смиряют.
Как будто их подопытный – язык –
Учёных деловых, яйцеголовых.
Как будто сам он немощный старик,
Дорог боится сложных и неровных.
Но рвёт язык их путы и живёт,
Свободно, сокровенно развиваясь –
Волнуется, щебечет и поёт,
У них, несчастных, вызывая зависть.
НЕЛОГИЧНЫЙ ТРИПТИХ
1
Фильм смотрели – «Частный детектив»,
Музыка его звучала.
Детектив, сюжетом покорив
Детские сердца, сулил немало.
Он сулил надежду и тоску,
Вдовую скоропись взросленья.
…до майора дослужив, к виску
Пистолет – и всё стихотворенье…
Но тогда давно – давным-давно
Детектив казался золотистым.
Ну а после вечер тёк в окно,
Ночь текла, закат казался быстрым…
2
Дружить и с этими, и с теми,
Из самых разных областей.
Любые поднимая темы,
И там, и там найти друзей.
Мечтания глупы довольно,
Когда не дружишь ты ни с кем.
И улыбаешься невольно –
Зачем один? Зачем? Зачем?
3
РУКИ
Уцепиться, держаться руками
За действительность, рьяно и зло.
Если б мог, я дышал облаками
Смерти – чёрной и белой – назло.
О руках рассказать захотелось –
Белоснежных ли женских руках,
Или жёстких мужских, ибо зрелость,
А работать нельзя впопыхах.
Пятилучия эти настолько
Слиты с тесным понятием я,
Что глядишь на них, вздрогнешь невольно,
И не знаешь, в чём суть бытия.
* * *
Жёстко пожелтевшая листва,
Тонкие – железные как будто
Звуки, если ветер, чьи права
Не свести к реальности маршрута
Сильно нам известного – вперёд,
К смерти, чья судьба нерукотворна.
Жёсткая листва тебе даёт
Мистики крупитчатые зёрна.
ОСТАНКИНСКАЯ ТЕЛЕБАШНЯ
1
Телебашня съедена туманом –
Основанье видишь, дальше нет.
Смерть предстанет действием гуманным,
Сущностью неясным на просвет.
Но рожденье – тоже смерть по сути –
На ладони акушерок пал,
Криком надрывается от жути,
Сгусток плоти, чрезвычайно мал.
Там, в глубинах темноты утробной
Счастливо существовал вполне.
А теперь вокруг простор огромный,
Лихо мне,
Кричу я.
Страшно мне.
Телебашня съедена туманом.
На асфальте жёлтая листва.
Часто представляются изъяном
Тишины и мысли и слова.
2
(стихотворение в прозе)
Съеденная туманом Останкинская телебашня; толстое её основание упирается в рыхлый серый свинец, но продолжения нету, как будто и не было вовсе.
Жёлтые завитки листьев на сером утреннем асфальте – как текст истаявшей ночи.
Страшно ли быть вытолкнутым в рождение? Выпасть на руки акушерок, взорваться криком? Страшно ли быть вытолкнутым в рождение-смерть?
Память отсутствует, как продолжение телебашни.
И жизнь, исчерпавшись, растратившись, как резерв вытолкнет тебя в смерть, в новый пласт пространства, союзный всем прочим, незримым, клокочущим рядом…
Что сообщают мне надписи, кропотливо составленные из упавших за ночь осенних листьев?
* * *
Да здравствует Просперо,
Да здравствует Тибул!
Куда Гаспар с проспекта
Ответите – свернул?
О, городок волшебный!
Мосты как арки тут.
К беседе задушевной
Мосты вас приведут.
Цветов, шаров воздушных
Тут в городе полно.
Но нет детей послушных –
Резвиться им вольно.
Власть сколь обжор ужасна?
А власть монет слепых?
А бунтовать опасно –
Получите поддых.
И власть всегда пребудет –
Пиара, толстяков,
Монет, вина в сосуде,
А хуже – дураков.
О ЛЕНИНЕ, СТИЛЕ, ХИЧКОКЕ И ПРОЧЕМ
Ленин – интереснейший стилист,
Тексты делал он весьма округло,
Полагает старый эскапист
Дачным днём – светлей придумать трудно.
Золотится паутинка вот,
Тонкая – куда? – перелетая.
Столько предоставлено щедрот,
И зачем живёшь, тома листая?
Вон шатёр крыжовника велик.
Стиль – оно, конечно, интересно.
Что ещё дарует нам язык?
Только стиль и важен, если честно.
То, что прочитал – не отобрать.
Выпитое не отнимут также.
Вон дрозды пристроились клевать
Вишню, что избыточна в пейзаже.
Вдруг потом, пресытившися ей,
Человека атакуют птицы?
Фильм Хичкока я узнаю всей
Данностью своей – как с ней смириться?
Слышу я – в малиннике вовсю
Крупные работают цикады.
Я веду политику свою –
От стихов поутру и до лампы
Вечером, чей свет очертит круг.
Я чужие тексты изучаю
Совершая собственный маршрут,
Хоть его значенья и не знаю.
ВАСИЛИЙ БОЛГАРОБОРЦ И МЫ
Будто жила руды, оживлённая адом –
Вереница болгар, сколько их не исчесть,
Каждый сотый кривой, болью выпитым взглядом
Видит путь. Серый путь. Где же родина здесь?
Тыщи пленных Василий, могуществом гордый
Ослепил, каждый сотый притом одноглаз.
Вереницу убогих вести будет годный
Каждый сотый. И к цели подходят сейчас.
Истрепались, и пыль расписала одежды.
Будто жила руды вереница людей.
Далеко мы от этого ныне. Но где же мы,
Если боли не внемлем чужой – как своей.
ФАНТАСМАГОРИЯ ФОНТАНА
Поэт американский суммой нот,
В слова их переплавив, показал
Букет ассоциаций, водомёт
На вилле Шарра описав – развал
Струи, летящей вверх, что бьёт потом
Ладошками – пусть лилипутов – по
Обилию воды, что водоём,
Чуть зеленея (днище, как испод)
Нам предлагает, с фавнами ещё
И с херувимом вкупе. Высота
Прозрачных струй – измерите её
Легко довольно, жалко красота
Не измерима – нет, увы, шкалы.
А что душа порой мрачней депо -
Предчувствует что ль адские котлы –
Кто объяснит? Ладоши снова по
Воде ударят дружно. Угляди
Компанью лилипутов. Иногда
Знать неохота, что там впереди,
Приятней то, что говорит вода.
Вода поёт, не зная нот поёт.
Естественные водоёмы сколь
Значительней того, что нам даёт
Искусство, а тем паче алкоголь.
Река течёт, а визуально – нет…
Святой читает пескарям стихи.
Везде пространный круг – его сюжет
И мы, и вы. Плюс исключим грехи.
Грохочет мощно славный водомёт.
Барокко линий водных, изощрён
Узорный вид, узорчатости нот
Не расшифрую я, едва ли он.
А кот придёт, посмотрит и уйдёт.
Косицы струй не унесёшь в музей.
Жить силой естества, как этот кот
Внезапно возжелает ротозей.
Другой святой он в каше снежной, бос,
Стоит у затворённых пышных врат.
И Божье царство превозносит гость,
Не требующий славы и наград.
Водою после смерти любо стать,
Сознание пугает мерзкий прах.
Водою стать и брызгами взлетать,
Пред высотой не ощущая страх.
А в жизни мы боимся высоты,
Дел в жизни много, и не дел, но брызг.
И к старости едва ль усвоишь ты,
Зачем жевал и пил, зачем раздрызг
Такой в душе таскал. Блестит вода.
Фонтан дарует музыку свою.
Хотя темно и страшно иногда,
Тотальному я верю бытию.
Я знаю – шар его не расколоть,
И опорочить свет нельзя ничем.
Душа томится и стареет плоть,
Под старость и ненужная совсем.
Но – как прозрачна и легка вода,
Так и душа познает силу строк,
Которые откроет ей среда,
Вне наших будней, бед и катастроф.
РОЗЫ НЕ ПРОТИВОРЕЧАТ БРУКЛИНСКОМУ МОСТУ
Розы, жене подаренные – часы
Закрывают, и времени нет.
Как минуты чести, не чести,
Они жизнь маленькую сведут на нет.
Кто на незримых грандиозных цепях
Подвесил землю? Кто разделил
Материю на свет и потьму? Размах
Подобный доказует величье сил.
А величье сил доказует ничтожность мою.
Кто натянул Бруклинский мост?
Спинномозговую струну узнаю,
И ассоциациями ветвится мозг.
В янтаре муха былого мертва.
Огромные соборы во временнОм янтаре.
Рыцари едут. Им не нужны слова,
Действие важнее. Из до-ми-ре
Родятся хорал, фуги, буги-вуги.
Великое и ничтожное имеет основу одну.
После рукопожатия размыкаются руки.
Никто никогда не видел вторую луну.
Была, говорят, планета Дайя –
Достигнув силы света, исчезла она.
Но наша материальна жизнь. Да и
Всё материально. А времена?
А смерть? Что она? Бабка с косою?
Законы мерцают, прозрачна ритмика их.
Бруклинский мост полосою стальною
Дан среди материальных шедевров иных.
Инженерная клинопись суши
Весьма изощрённая, числовые миры
Никак не объясняют страдающие души.
А телам пища и сны милы.
Розы яркие на именины жене
Купил, они закрывают часы.
Не всё завершится на свете, понятно мне,
Как там время чести, не чести…
КАЛИГУЛА
Кривых душою бездна порождала
За линию истории немало.
Калигула один из… простота
Такого утвержденья поражает.
Вот вводит он в сенат коня. И ржанье
Его как мненье – мысли высота…
Вот пляшет, услаждая изощрённо
Предшественника Сапожок, влюблено
Глядит на власть имущего, потом
И сам, как девку власть имеет яро.
Быть подлым, быть чудовищем – так ярко!
Вообще не знать, что есть духовный дом.
Пиры сколь оглушительно-убоги!
На них присутствовать не могут многие.
Страх быть убитым действует иль нет
На сих гостей? Зло укрепилось в душах.
А в комнатах, порою очень душных,
Спёрт воздух, невозможен вовсе свет.
А я никто в реальности. Но бездны
В себе порою тоже вижу, бедный, -
Дай волю им – они тебя сожрут.
Калигула, неистовея, пляшет,
Чужая боль ему – как пух лебяжий.
Он где теперь? Он в адовом пейзаже
В смоле страдает, завершив маршрут.
ЛЮБОВЬ К ПОЭЗИИ
Любовь к поэзии способна
Твой мир донельзя исказить.
Материальна и утробна
Жизнь, и другою ей не быть.
Ну а поэзия по сути
Есть реянье и крыл и слов –
Отрыв от тёплой, толстой сути,
От обывательских основ.
Любовь к поэзии нелепа
В сегодняшнем матёром дне -
Я рву его тупые скрепы,
Какие сильно не по мне.
МЕЙОЗ
На картинке… будто яблоко в разрезе,
А на деле – зафиксирован мейоз.
Осень. За окошком на железе
Музыка дождя – едва ли грёз.
Подоконник – инструментом будто
Музыкальным стал, но не всерьёз.
В прошлое проложены маршруты…
Клетка снова делится – мейоз.
Жизнь свою не разделить, однако
Хочется порою разделить.
Помнишь, за тобою шла собака?
Взял её, и легче стало жить.
Или только следствие деленья
Сами мы? Осенняя вода
Жаль, не вызывает вдохновенья.
Да, не вызывала никогда.
Осень делит пёстрые деревья
На листву, на ветви и на ствол.
Далеко проспект. Его движенье.
Сколь движеньем выражен глагол?
Да, мы только следствия причины,
Что в основе ведома едва ль.
А окно – подобие картины,
Слишком тёмной вечером. Как жаль…
Ваши комментарии к этой публикации
Ваши комментарии к этой статье
№41 дата публикации: 04.03.2010