Разное

Л.Н.Толстой. Из дневников

* * *

Китайцы говорят: мудрость в том, чтобы знать, что ты знаешь то, что знаешь, - и знаешь, что не знаешь, чего не знаешь; я прибавлю к этому: ещё большая мудрость знать, что нужно знать и чего можно не знать и что знать прежде и что после. Запись от 16 июля 1901 [1, с.217].

* * *

Читая Мережковского об Еврипиде, я понял его христианство. Кому хочется христианство с патриотизмом (Победоносцев, славянофилы), кому с войной, кому с богатством, кому с женской похотью, и каждый по своим требованиям подстраивает себе своё христианство <...>. Запись от 4 ноября 1902 [1, с.229].

* * *

Человек познаёт что-либо вполне только своей жизнью. Я знаю вполне себя, всего себя до завесы рождения и прежде завесы смерти. Я знаю себя тем, что я - я. Это высшее или, скорее, глубочайшее знание. Следующее знание есть знание, получаемое чувством: я слышу, вижу, осязаю. Это знание внешнее; я знаю, что это есть, но не знаю так, как я себя знаю, что такое то, что я вижу, слышу, осязаю. Я не знаю, что оно про себя чувствует, сознаёт. Третье знание ещё менее глубокое, это знание рассудком; выводимое из своих чувств или переданное знание словом от других людей - рассуждение, предсказание, вывод, наука.

Первое.Мне грустно, скучно, больно, радостно. Это несомненно.

Второе.Я слышу запах фиалки, вижу свет и тени и т.д. Тут может быть ошибка.

Третье.Я знаю, что земля кругла и вертится, и есть Япония и Мадагаскар, и т.п. Всё это сомнительно.

Жизнь, я думаю, в том, что и третье и второе знание переходят в первое, что человек всё переживает в себе. Запись от 29 апреля 1904 [1, с.253].

* * *

Как хорошо, нужно, пользительно, при сознании всех появляющихся желаний, спрашивать себя: чьё это желание: Толстого илимоё. Толстой хочет осудить, думать недоброе об NN, ая не хочу. И если только я вспомнил это, вспомнил, что Толстой не я, то вопрос решается бесповоротно. Толстой боится болезни, осуждения и сотни и тысячи мелочей, которые так или иначе действуют на него. Только стоит спросить себя: ая что? И всё кончено, и Толстой молчит. Тебе, Толстому, хочется или не хочется того или этого - это твоё дело. Исполнить же то, чего ты хочешь, признать справедливость, законность твоих желаний, это -моё дело. И ты ведь знаешь, что ты и должен и не можешь не слушаться меня, и что в послушании мне твоё благо.

Не знаю, как это покажется другим, но на меня это ясное разделение себя на Толстого и наЯ удивительно радостно и плодотворно для добра действует. Запись от 8 апреля 1909 [1, с.314-315].

* * *

Очень важное. Хотя это и очень нескромно, но не могу не записать того, что очень прошу моих друзей, собирающих мои записки, письма, записывать мои слова, не приписывать никакого значения тому, что мною сознательно не отдано в печать. Читаю Конфуция, Лаотзи, Будду (то же можно сказать и об Евангелии) и вижу рядом с глубокими, связными в одно учение мыслями самые странные изречения, или случайно сказанные, или перевранные. А эти-то, именно такие странные, иногда противоречивые мысли и изречения - и нужны тем, кого обличает учение. Нельзя достаточно настаивать на этом. Всякий человек бывает слаб и высказывает прямо глупости, а их запишут и потом носятся с ними, как с самым важным авторитетом. Запись от 25 августа 1909 [1, с.345].

 

Г.Гессе

Насколько я успел узнать людей, все мы склонны, особенно в юности, принимать провидение за наши желания и наоборот [2].


Некрасов – Кони

... я ведь и сам знаю, что вы очень заняты, - да и всем живущим в Петербурге - всегда бываетнекогда. Да, это здесь роковое слово. Я прожил в Петербурге почти сорок лет и убедился, что это слово - одно из самых ужасных. Петербург - это машина для самой бесплодной работы, требующая самых больших - и тоже бесплодных - жертв. Он похож на чудовище, пожирающее лучших своих детей. И мы живем в нем, и умираем, не живя. Вот я умираю - а, оглядываясь назад, нахожу, чтонам всё и всегда было некогда. Некогда думать, некогда чувствовать, некогда любить, некогда жить душою и для души, некогда думать не только о счастьи, но даже об отдыхе, итолько умирать есть время [3].

 

С.Н.Трубецкой

* * *

Строго говоря, ни одна историческая личность не есть всецело продукт исторического процесса: каждая имеет свой гений, свою индивидуальность, каждая реагирует на те влияния, которым она подвергается, - иначе бы она их и не испытывала. Гениальная личность обладает в высшей степени способностью воздействовать на внешние влияния и условия; она вносит в свою среду нечто такое, что от нее не заимствует, и притом - нечто значительное, нечто такое, что само определяет собой историю в каком-либо отношении. Гений не объясняется без исторических условий, среди которых он действует и развивается, но вся особенность его состоит именно в том, что он не объясняетсяиз них одних. Отсюда - обычное одиночество и непонятность гения, трагедия его жизни; отсюда и то невольное изумление, которое он возбуждает, как пришлец из другого мира: то новое, что он приносит с собою, является странным, неслыханным и чудесным, поскольку он как бы творит это новое, и никто не знает, откуда он его берет.

Говоря это, мы нисколько не думаем отрицать причинность в истории; мы высказываемся только против одностороннего понимания причин, которые в ней действуют, и мы напоминаем о границах научного исторического исследования, которое должно считаться с личностью в ее взаимодействии со средою, а не конструировать личность из ее среды, из внешних условий ее развития и деятельности. Гете говорил под старость, что его критики скоро начнут изучать, каких быков он ел в своей жизни, чтобы из их свойств и особенностей объяснить его творения. Это замечание превосходно указывает обычный недостаток историко-литературных исследований, вытекающих из наивного предположения, что гений объясняется из совокупности влияний его среды и что он был бы вполне объясним, если бы было возможно учесть эти влияния. Такая иллюзия имеет и свою хорошую сторону, вызывая множество тщательных детальных исследований, часто весьма полезных и важных; никогда нельзя знать в достаточной мере, чем обязана самая великая личность своему веку; но с другой стороны, эта иллюзия нередко оказывается пагубной, извращая историческую перспективу; она затемняет понимание истории, ведет к отрицанию гения, к отрицанию всего оригинального и самобытного и заставляет видеть лишь песчаные мели в человеческом море, и притом там, где оно всего глубже. Учение о логосе в его истории [4, с.404-405].

* * *

Как бы мы не объясняли себе физические явления наследственности, в психологической наследственности мы усматриваем родовую память, т.е.продолжение предшествовавшего сознания одних индивидуальностей в настоящем сознании других. О природе человеческого сознания [4, с.569].

 

Томас Мелори

- Сэр, - спросил у него этот добрый человек, - Вы не сэр ли Ланселот?

- Да, сэр, - он отвечал.

- Сэр, чего же Вы ищете в наших краях?

- Я странствую, сэр, взыскуя Святого Грааля.

- Что ж, - сказал тот, - искать-то его Вы можете, но будь он даже на этом самом месте, Вы всё равно не могли бы его увидеть, как слепой не может видеть сверкающего меча. Причина этому - Ваши грехи, а когда бы не они, никто лучше Вас не мог бы свершить этот подвиг [5].

 

Ю.Карякин

Однажды я спросил Высоцкого (в промежутке репетиций “Преступления и наказания”):

- Убей, не понимаю, как ты “входишь” настолько в роль?

- Надо, чтобы стало больно, как тому, кого играешь. В школе, во время перемены у нас разгорелся спор: что слабо, что не слабо? Кто-то сказал: “А вот слабо воткнуть пёрышко в глаз...” И вдруг один взял перышко, подозвал младшеклассника - и воткнул... Я тогда как-то сразу много понял. Как будто мне воткнули... [6].


Евгений Шварц

* * *

Принцесса: Это очень тяжело - жить в чужой стране. Здесь всё это... ну как его... мили... милитаризовано. Всё под барабан. Деревья в саду выстроены взводными колоннами. Птицы летают побатальонно. И. кроме того, эти ужасные, освящённые веками традиции, от которых уже совершенно нельзя жить. За обедом подают котлеты, потом желе из апельсинов, потом суп. Так установлено с девятого века. Цветы в саду пудрят. Кошек бреют, оставляя только бакенбарды и кисточку на хвосте. И всё это нельзя нарушить - иначе погибнет государство. Голый король [7, с.112].

* * *

Мальчик: Папа, а ведь он голый! ... И голый, и толстый!

Крики: Слышите, что говорит ребёнок? Он не может быть не на своём месте!

- Он не служащий!

- Он умный, он знает таблицу умножения!

- Король голый! Голый король [7, с.129].

* * *

Учёный: А чем они больны?

Доктор: Сытостью в острой форме.

Учёный. Это опасно?

Доктор: Да, для окружающих.

Учёный: Чем?

Доктор: Сытость в острой форме внезапно овладевает даже достойными людьми. Человек честным путём заработал много денег. И вдруг у него появляется зловещий симптом: особый, беспокойный, голодный взгляд обеспеченного человека. Тут ему и конец. Отныне он бесплоден, слеп и жесток.

Учёный: А вы не пробовали объяснить им всё?

Доктор: Вот от этого я и хотел Вас предостеречь. Горе тому, кто попробует заставить их думать о чём-нибудь, кроме денег. Это их приводит в настоящее бешенство. Тень [7, с.228].

* * *

Шарлемань: Уверяю вас, единственный способ избавиться от драконов - это иметь своего собственного. Дракон [7, с.276].

* * *

Ланцелот: ... Вы знаете, что такое жалобная книга?

Эльза: Нет.

Ланцелот: Так знайте же. В пяти годах ходьбы отсюда, в Чёрных горах, есть огромная пещера. И в пещере этой лежит книга, исписанная до половины. К ней никто не прикасается, но страница за страницей прибавляется к написанным прежде, прибавляется каждый день. Кто пишет? Мир! Горы, травы, камни, деревья, реки видят, что делают люди. Им известны все преступления преступников, все несчастья страдающих напрасно. От ветки к ветке, от капли к капле, от облака к облаку доходят до пещеры в Чёрных горах человеческие жалобы, и книга растёт. Если бы на свете не было этой книги, то деревья засохли бы от тоски, а вода стала бы горькой. Для кого пишется эта книга? Для меня.

Эльза: Для вас?

Ланцелот: Для нас. Для меня и немногих других. Мы внимательные, легкие люди. Мы проведали, что есть такая книга, и не поленились добраться до неё. А заглянувший в эту книгу однажды не успокоится вовеки. Ах, какая это жалобная книга! На эти жалобы нельзя не ответить. И мы отвечаем.

Эльза: А как?

Ланцелот: Мы вмешиваемся в чужие дела. Мы помогаем тем, кому необходимо помочь. И уничтожаем тех, кого необходимо уничтожить. Помочь вам? Дракон [7, с.276-277].

* * *

- Да здравствует губернатор!

Санчо: Приветствуете меня! Значит, понимаете, что судил я справедливо?

Толпа: Понимаем!

Санчо: Значит, различаете, где правда, а где неправда?

Толпа: Различаем!

Санчо: А если понимаете и различаете - почему сами не живёте по правде и справедливости? Нужно каждого носом ткнуть, чтобы отличал, где грязно, а где чисто? Обошёл я городишко! В тюрьме богатые арестанты живут, будто в хорошем трактире, а бедные - как в аду. На бойне мясники обвешивают. На рынке половина весов неправильна. В вино подмешивают воду. Предупреждаю, за этот последний грех буду наказывать особенно строго. Ох, трудно, трудно будет привести вас в человеческий вид. Главная беда: прикажи я вас всех перепороть - сразу помощники найдутся, а прикажи я приласкать вас да одобрить - глядишь, и некому. Дон Кихот [7, с.628].

* * *

Ланцелот: Вы думаете, это так просто любить людей? Ведь собаки великолепно знают, что за народ их хозяева. Плачут, а любят. Это настоящие работники. Дракон [7, с.291].

* * *

Золушка: Неужели не дождаться мне веселья и радости? Ведь так и заболеть можно. Ведь это очень вредно не ехать на бал, когда ты этого заслуживаешь! Золушка [7, с.539].

* * *

Крёстная: Но никаких чудес ещё не было. Просто мы, настоящие феи, до того впечатлительны, что стареем и молодеем так же легко, как вы, люди, краснеете и бледнеете. Горе - старит нас, а радость - молодит. Видишь, как обрадовала меня встреча с тобой. Золушка [7, с.544].

* * *

Мальчик-паж: Я не волшебник, я ещё только учусь, - говорит мальчик тихо, опустив глаза, - но любовь помогает нам делать настоящие чудеса. Золушка [7, с.548].

* * *

Король: Ну вот, друзья, мы добрались до самого счастья. Все счастливы, кроме старухи-лесничихи. Ну, она, знаете ли, сама виновата. Связи связями, но надо же и совесть иметь. Когда-нибудь спросят: а что ты можешь, так сказать, предъявить? И никакие связи не помогут тебе сделать ножку маленькой, душу - большой, а сердце - справедливым. И, знаете, друзья мои, мальчик-паж тоже, в конце концов, доберётся до полного счастья. У принца родится дочь, вылитая Золушка. И мальчик в своё время влюбится в неё. И я с удовольствием выдам за мальчугана свою внучку. Обожаю прекрасные свойства его души: верность, благородство, умение любить. Обожаю, обожаю эти волшебные чувства, которым никогда, никогда не придёт конец. Золушка [7, с.571].

 

Цитированная литература

1. Л.Н.Толстой. Избранное. Исповедь. Дневники. Ростов на Дону: Издательство Феникс , 1998.

2. Г.Гессе. Собрание сочинений. В 4-х. Т.3: Повести, сказки, легенды, притчи. СПб.: Северо-Запад, 1994. Нарцисс и Гольдмунд, с.11.

3. А.Ф.Кони. 1821 - 1921 Некрасов. Достоевский. По личным воспоминаниям. Петербург: Кооперативное Издательство Литераторов и Ученых, 1921, с.33.

4. С.Н.Трубецкой. Сочинения. М.: Мысль, 1994.

5. Томас Мелори. Смерть Артура. М.: Научно-издательский центр Ладомир , Издательство Наука , 1993. Повесть о Святом Граале, с.586.

6. Ю.Карякин. Остались ни с чем егеря. В кн. Старатель. Ещё о Высоцком: Сборник воспоминаний. М.: МГЦ АП, Аргус, 1994, с. 22-23.

7. Шварц Е.Л. Избранное. М.: “Гудьял-Пресс”, 1998.

 

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

8 дата публикации: 3.12.2001